Откровение

               
Ехал в очередную командировку. Поезд отходил вечером. В купе находились еще два мужика. Познакомились. Как и положено по нашей старой, доброй традиции, за знакомство хорошо выпили и закусили - благо все были правильно экипированы. Один маленько “закосел” и заснул. Другой оказался очень приятным и открытым человеком. Он медленно вытащил из своего баула большой моток суровой нитки и деревянный самодельный челнок. Я задал вопрос, типа: “Батя, что это за хрень”, на что получил вразумительный ответ: “Не спеши, мил человек, всё увидишь”. Он, проворно управляя челноком, начал рассказ о своей жизни. Чувствовалось, что ему нужно было выговориться, и вся обстановка к этому разговору располагала: случайно встретившиеся, чужие люди, завтра утром разойдемся как в море корабли и никогда больше не встретимся. Можно и открыть утомленную душу. Он рассказал, что счастливо и много лет женат. Сами построили дом. Жена - прекрасный, преданный человек, строгая мать, замечательная  хозяйка. В браке более 30-ти лет. Подняли двух славных сыновей, которые уже имеют свои семьи. Всё хорошо. Все дружны. Все праздники проводят вместе. Конфликтов в этой большой семье нет. Я, вероятно, поспешил, сказав, что он вообще описал редкое, нетипичное семейное счастье. Бесспорно, жизнь моего визави удалась на сто процентов. На что он опять ответил: “Не спеши, мил человек”. Я напрягся: чего еще можно желать в жизни? Ведь все сложилось наилучшим образом! - "Да, ты прав", - сказал он - "я тоже так считаю, но есть один момент, который меня все годы нашей совместной жизни печалит. Вроде пустяк, а печалит. Вероятно потому, что я не нахожу ответ". Видя в моих глазах искреннее удивление и непонимание, он логично подошел к финалу своей житейской истории. На пару секунд замолчав, с тяжелым вздохом он выдал короткую, но эмоционально абсолютно исчерпывающую фразу, которая давала объяснение его печали: за все годы их интимных отношений она ни одного раза не проявила инициативу первая. Я попробовал объяснить такую модель поведения его жены не более, чем присущим только ей именно таким уровнем проявления эмоций, но он,  спокойно дослушав мою тираду до конца, произнес: “Илья, я все понимаю, но мне все равно обидно и печально“. Не знаю почему, но у меня было чувство сострадания и жалости к этому, во всех отношениях, хорошему человеку. Он был мне симпатичен. Наш разговор закончился к 12-ти часам ночи и мы отошли ко сну. К этому времени он полностью закончил своё вязание, и пред моими очами предстала замечательная новенькая авоська.