Больше черного продолжение 38

–38–

Намечался черный день. Да и погода не радовала. Воздух не теплый, низкие тучи нависли над полуостровом Гаспе, залив мрачнел темной водой. Чего еще ждать от Новой Франции, это вам не легкомысленные тропики.

Корабли эскадры Блэкмора и его флагман стояли на рейде как перелетные птицы, готовящиеся к тяжелому, унылому походу.

Капитан Блэкмор и его товарищи сходили с «Ласточки» в шлюпку. Ноющее, тягостное чувство владело всеми. Моряки смотрели друг на друга и, не говоря ни слова, понимали то, о чем думал каждый из них. Здесь в новой вожделенной земле они собрались не только обсудить набеги и абордажи. Все сегодня прощались со своим капитаном.

Сьюзан Ган осталась на «Ласточке». Она стояла у борта и, скрестив руки на груди, курила свою трубку. Палуба «Скитальца» ей была хорошо видна.
– Что происходит, капитан Ган? – услышала она за спиной.

Ирландка повернулась и хмыкнула:
– Я просила тебя, душа моя, оставаться в каюте, – она изучающе посмотрела на Патрисию. – Ну, да ладно. Тебе полезно будет.

Патрисия встала рядом с ней и увидела, как Блэкмор и его товарищи взошли на борт «Скитальца». Моряки подходили к своему капитану, и каждый заключал его в крепкие объятья. Даже на расстоянии в их движениях чувствовались горе и безысходность.
– Что происходит? – повторила Патрисия.
– Они прощаются со своим капитаном, душа моя, – девушка посмотрела на женщину, рубанувшую горькую фразу. Сью Ган с горделивым профилем, загорелая, грубая напоминала легендарную Боудикку26, кельтскую воительницу.
– Почему? – недоумевала Патрисия.
– Потому, что Блэкмор решил уйти, – проговорила ирландка. – И большей потери нет для нас. Он моряк от Бога, гениальный стратег и тактик. Не было еще в истории пиратства такой команды как у него. Ведь они как единый организм. Каждый готов отдать жизнь за другого, а капитан Блэкмор способен пожертвовать своей жизнью за любого из них, впрочем, он так уже и сделал. Ты сама знаешь.
Сью посмотрела на Патрисию так, как смотрят на человека до конца не понимающего всей важности происходящего.

– Знаешь, душа моя, я никогда и никому не доверила бы свою жизнь кроме него. Помани он меня хоть раз за собой, пошла бы за ним хоть на каторгу, хоть на плаху. И дело не в том, что он красавчик, – Ган хмыкнула. – А потому что слит из насыщенного, добротного сплава. Воин, друг и настоящий вождь.
Сью замолчала и, увидев, как Блэкмор одиноко покинул «Скитальца», она принялась нервно раскуривать свою потухшую трубку, ее зеленые глаза впились в Патрисию.
– Когда его секли на площади, думаешь почему он не издал ни звука, душа моя? Он не хотел ранить тебя. Терпел адскую, дьявольскую боль и молчал. И сейчас… «Скиталец» для него жизнь, смысл его существования. Эх, черт! Что ж, все так-то! – она опять посмотрела на девушку. – «Грязное животное»? Ха! На судовой журнал можно и ром невзначай пролить, душа моя!
Блэкмор поднялся на «Ласточку». Патрисия увидела лицо человека, потерявшего все, что ему дорого, раненного в самое сердце.
Взглянув, на Патрисию, он в гневе воззрился на капитана Ган и рявкнул:
– Почему она здесь, Ган? Я же просил!
Блэкмор быстро пошел в сторону рубки и, хлопнув дверью, скрылся за ней.
– Ну, вот, попало мне из-за тебя, душа моя!


Шхуна готовилась к отплытию. Капитан Ган командовала. Патрисия осталась стоять на палубе, кутаясь в плащ от холодного ветра. Слова пиратки не выходили у нее из головы. Патрисия отдалилась от Блэкмора, когда думала о нем как о том, другом человеке, способном предать самую искреннюю дружбу в угоду своим мечтам, переступить через нуждающегося в защите человека и умчаться в неведомое, искать свое счастье. Она была глубоко оскорблена двойной игрой, как ей тогда казалось, ее лучшего друга, обещавшего вернуться.

Но теперь, после исповеди Блэкмора, после увиденного здесь на Гаспе и после слов верной ирландки, она словно прозрела. Это он, прежний Блэкмор, ее капитан! Тот, который держал ее руку, ведя в свое тайное место счастья и грез. Тот, кто защитит ее, ценой собственной жизни. Тот, кто будет терпеть боль, но никогда не покажет и виду. Он изгой и вечный висельник и она готова пройти с ним все круги ада, лишь бы он не отпускал ее руки.
Патрисия решительно пошла в рубку. Вот и дверь его каюты.
Блэкмор лежал в гамаке, прикрыв глаза.
– Можно к тебе? – робко спросила она.
Моряк поднялся и сел в гамаке.
– Прости, – его голос хрипел. – Я не в состоянии сейчас выяснять отношения. Впрочем, ты можешь быть спокойна. Я просил капитана Ган сменить курс на Барбадос, думаю, мы еще застанем чету Уорбруков там, и ты вернешься с ними в Англию. За судовой журнал не тревожься, запись будет уничтожена.
– Опять ты все решаешь сам? – тихо проговорила девушка.
Она распустила завязки плаща и стянула лиф платья. Зеленый шелк послушно упал к ее аппетитным ножкам. Зардевшись, Патрисия вынула несколько шпилек из простой прически, и рыжий поток рухнул на округлые белые плечи и спелую грудь. Мягкий свет фонаря окутал невинную нежность. Блэкмор встал и подошел к Патрисии. Он взял ее лицо, пылающее и смущенное, в свои ладони.
– Чудо ты мое, непредсказуемое! – прошептал он, целуя нежно и медленно ее уста, глаза, щеки.
Томление, ласка, страсть. Это невозможное возбуждение. Грудь разрывается от потока нежности и счастья. Два налитых сочных плода, их розовые бутоны предатели собственного тела, говорили о бешеном желании. Его опыт отдан теперь на служение этому чуду.

Он пересчитывал устами все веснушки на ее лице. Ее робкие руки смелели, губы шептали о любви, страсти и сумасшествии. Застенчивость, стыдливость уже растворились в безумном томлении и бешеном экстазе.
«Мой солнечный лучик! Люблю! Люблю!»
Уже нет неуверенности, робости, смущения! Счастье принадлежать друг другу, быть одним целым, прикасаться без неловкости, стеснения! Губы находят самое сокровенное, руки ласкают в дерзкой истоме.
Его губы мягко прикасаются, он покусывает изящный изгиб шеи. Руки сильные и бережные одновременно. Боль, вздох! Боль отдаляется, тонет в ласке, в страстном шепоте, в упоительном бреду.
«Моя взбалмошная трусиха!»
«И все равно ты грязное животное! Люблю тебя, мой пират!»
Поцелуи через улыбку, через озорство, поцелуи…
Она зарылась в его объятьях, кожа будто дышала каждым дюймом его тела. Она положила голову на его сильную грудь. Слух уловил бешеный стук его сердца! Поцелуи без конца! Она так любит, когда он покусывает ее нижнюю губу. Они так долго были врозь. Теперь же поцелуи, поцелуи, поцелуи и бездна нерастраченной любви, щедро их одарившей.



Продолжение следует