Запись сто тридцать четвёртая. В городе было лето

19.01.08  Сегодня ходили на встречу с Леонтием Усовым. Ольга Геннадьевна звонила: "Боюсь - будет мала аудитория, придите и мужа приводите".

Но народу собралось - полная Усовская студия. Много автографцев, был журналист Виктор Нилов. Ещё один из "группы поддержки" стоял за спиной Леонтия и в начале всё встревал в разговор, за Леонтия отвечал. Тот к нему оборачивался: «Я тебя выведу». Тот возражал: «Я же тебе помогаю».

Леонтий -  в кофте вязаной, седоват, бородат. И солидней намного по сравнению с тем, каким мы его уже  видели, (когда? в 2003-ем?). Явно обрел уверенность. Уже без ёрничества. Правда, тут ещё одно – он недавно похоронил жену...

Рассказал свою биографию  - родился в 1948, Архангельская область. Восемь классов, потом училище какое-то по искусству, потом - рабочий сцены, потом артист. В 1992 году, разочаровавшись в театре («Там нет искусства»), попробовал делать шаржи. Сначала на бумаге, потом из дерева – и пошло… Теперь его знают и в Англии, и во Франции, не говоря о России.

Было много стихов Олега Афанасьева («Это такой поэт, это необыкновенной силы поэт. Его недооценили. Мы стараемся его в толстые журналы, в «Литературную Россию»... Литература много потеряла, потому что он ею мало занимался. А больших поэтов, не в пример артистам, режиссерам – я не говорю про таких, как Ульянов, Гриценко, – их мало (показал пальцами слой в 2 см), поэтому – оставь он сцену – театр бы не потерял, а вот литература – да». - «Но Томский театр бы потерял». - «Томский – да». Но чуть помедлил и добавил: «Артист уходит, и его искусство – с ним. Помнят лишь те, кто его видел, а вот слово остается гораздо дольше».

Спрашивали про Чехова, про памятник на набережной. Он очень доволен памятником и даже когда его ругают: «Я статьи Заплавного очень жду и люблю. Это сразу такую  волну спора и дискуссию за собой тянет. Прекрасно!» И: «Чехов – это же его «Человек в футляре», Беликов.  Я своим персонажам всегда придаю черты их героев, их творческих портретов».
Спросили, не боится, что Чехову нос сотрут  – всяк старается его потереть «на счастье». Лукаво улыбнулся: «Мы подсчитали – нос будет держаться 350 лет, а потом мы его заменим». Про дерево: «Кедр – это моё любимое дерево, он так впитывает лак… Самые мои любимые персонажи – из кедра».
 
Передо мною лежал постер (их там много по столу лежало) скульптуры Пастернака – из кедра. Интересно - на снимке скульптуры проёмы в ней заполненны цветом фона, на котором они снимались для репродукции, и получилось, что Пастернак как бы в бежевой рубашке.

Спрашивали о женских портретах - показал репродукцию бабкиной головы – «А вот же». Но уточнил: «Не решаюсь». Потом вспомнил – был соавтором портрета императрицы Марии - жены Александра Третьего, кажется. В чем было его участие – не стал уточнять; показал фото в газете «Сов. Россия» - Усов с этим памятником, но почему-то в подписи указан Романов, второй соавтор, про Леонтия – ни слова.
 
Я спросила об его отношении к «Золотому ключику». Рассказал, что читал, но – больше никак. Потом спохватился: «Вы имеете в виду, что я Папа Карло?» - «Да. И как его изделие стало жить самостоятельной жизнью, так и ваши, вероятно. Есть ли у вас скульптура, судьбу которой вы отслеживаете, как необычную». Но он не задумывался над этим. А мне это пришло в голову прямо там: действительно, прототип Леонтия – персонаж Ал. Толстого, (кстати родившегося в один день с Леонтием – 10 января - только на 66 лет раньше), папа Карло – изготовитель деревянного человечка, который зажил своей жизнью и принес счастье своему создателю.

Он имеет претензии к актерскому мастерству в пику с литераторским, считает, что актер (тут он снова прочитал стихи Олега Афанасьева), играя злодея, в себе ищет его черты, мол, приходится играть всяких, а это разрушает личность, а у литераторов – не так. (Я бы тут поспорила - описание неприятных личностей тоже может быть мастерским, а это тоже писателю даром не дается. Тоже надо поверить и воспроизвести зло в человеке…).

Высказал чью-то мысль, как свою: «Искусство должно быть продажным». Пояснил – надо жить, надо кормить семью. Т.е. – продажным в смысле – иметь товарный вид.

Все понимают, что в Леонтии мы имеем гениальность, врожденную причем. Да ещё и человек замечательный, славой не испорченный, осознавший себе цену (а он её точно осознал). Т.е. раньше, было впечатление, что он с некоторым баловством относился к своим шедеврам, не то что: «А создам-ка я шедевр!». Он творил по потребности, но когда этим стали интересоваться, и он увидал, что это уникально, что его фигуры имеют не просто портретное сходство, а полны вторых и десятых глубинных смыслов, он стал серьёзно к ним относиться. Вероятно, он - счастливый человек, хотя сегодня в нем была грусть и серьёзность (в трауре).

Он удивил меня, когда уходил: «Мне нужно в шестнадцать часов быть в одном месте. И я не могу это отложить, прошу меня простить». Все захлопали. Что-то ещё ему стали на прощание говорить. Я что-то вставила… Что же я ему сказала? Он сидел через 4-5-ть человек слева от меня. Поднялся, стал пробираться мимо и вдруг наклонился и поцеловал в щёку. Ощутила его мягкую бороду и чмокнула ответно в скулу, (удивившись, вообще-то. Даже успела пошутить – «Неделю мыться не буду»). Так что – меня поцеловал гений. Хотя, думаю, он уже это делает (целуется с поклонницами), не видя их в лицо.

Потом мы пошли на остановку, а с нами пошла Галина Ивановна, решившая, вероятно, развлечь Исая и что-то рассказывая смешное из своей жизни. Это было забавно: Исай её всё время называет «та старушонка». Г.И. как-то призналась, что она Исая стесняется: «Он всегда молчит; наверное, про меня думает – вот бабка привязалась». Я отшучивалась: "Он ничего вообще не думает". А сегодня ощутила Исаеву оторопь: он её сторожится – профессорша же! Как себя вести? А она – «тю-тю-тю». Я, идя рядом с ними, про себя улыбалась – вот что значит истинная женщина: хочется произвести впечатление, даже если тебе идет 75-ый год. 

***
В городе было лето,
Солнце нещадно палило.
А по ночам, до рассвета,
Пыль по дворам кружила.

И никого не спасали
Кроны сухих деревьев.
Наземь они бросали
Тени рогов оленьих.

Здания, как остатки
Брошенных кем-то армий,
Все в боевом порядке
Ждали еще приказаний.

Но в окнах, мутных от пыли,
Словно в глазах старухи,
Птицы уже не кружили,
Лишь комары да мухи.

Реки вокруг пересохли…
В полях никакого движения…
Животные все передохли…
И плохо с водоснабжением.

И только одни газеты
Кричали, будто в припадке,
Что лето с дождем - не лето,
Что так и должно быть жарко.

И что те враги, кто ропщет,
Наводит кто тень на плетени.
И что у синоптиков, в общем,
Нет никаких сомнений.

А если кому-то так важно,
Чтоб летом гроза гремела,
Так вот вам и правда, граждане:
Дождь - это гиблое дело!

Да где ж это видано, что же вы!
Подумайте, граждане, сами,
Чтоб что-то лилось на головы
И хлюпало под ногами!

Такие фантазии пошлые,
Глупые, ветхозаветные -
Просто отрыжка прошлого
И заблуждения вредные.

И люди читали и верили-
Газеты-то ведь центральные!
И в них не какие-то мнения,
А самые официальные!

Но мне мой сосед юродивый
В подъезде поведал восторженно,
От деда он слышал вроде бы,
Что раньше текло как положено.

Бывало тянуло холодом
Три месяца, все дождливые,
Но только потом за городом
Грибы собирали сопливые.

И жарили их со сметанкою
Под водочку да под пиво….
Прогнать бы его, да жалко -
Старик… Да и врет красиво.

Я даже ему стал завидовать,
Не вру, вот ей Богу, ребята!
Ну надо ж такое выдумать:
Дожди и в лесу маслята!

Но все же, на всякий случай,
Я позвонил как положено.
Так ведь всем будет лучше
Нам. И ему, возможно…

Приехали поздно вечером,
Не дали даже умыться -
Забрали… И правильно - нечего
Рассказывать тут небылицы.

И стало в подъезде благостно,
Не встретишь безумной рожи…
Но что-то на сердце тягостно,
Скребут коготки под кожей.

Там что-то внутри нарушилось,
И я, только дом затихает,
На кухне сажусь, прислушиваюсь:
Вдруг где-то загромыхает!..
2016 г.