1812 г - наполеоновский хирург и русский полковник

Доминик-Жан Ларрей был главным хирургом наполеоновской армии вторжения в войне против Российской империи в 1812 г. К тому времени он уже стал отцом скорой помощи (пока только на театре военных действий), создал профессию военного врача и стал любимцем Наполеона. Здесь я описываю просто один из любопытных клинических случаев, с которыми работал Ларрей во время русской кампании.

В период наступления врачи при французской армии в основном лечили русских раненых, а не своих. Например, после Смоленска русские бросили на поле боя 4 тысячи раненых. Французских раненых было 1200. Соответственно, на попечении Ларрея оказались и те, и другие. Нечто схожее происходило снова и снова, в том числе и после Бородино.

Там к Ларрею попал, в частности, некий полковник Соковнин 32-х лет. Он командовал Новгородским кирасирским полком и при контратаке едва не взял в плен Мюрата, однако был ранен в нижнюю часть левого бедра. Пуля раздробила кость, к тому же, похоже, порвала артерию и нерв и остановилась в подколенной впадине. Когда Соковнин попал к Ларрею, кровотечение, вроде бы, уже остановили, а пулю извлекли. Стоял вопрос, нужно ли ампутировать ногу.

По мнению Ларрея, сила удара была высокой. Значит, кость раскололась вдоль и отдельно откололась в самой нижней части поперек. Должна была также разорваться суставная сумка. В те времена подобное утверждение базировалось исключительно на интуиции врача – рентгена ведь не было. Фактически, все, что видел хирург, – это кровавое месиво на месте колена да трясущийся от шока пациент.

Если предположение Ларрея верно, нужно ампутировать. Однако в данном конкретном случае Ларрей оказался в одиночестве. Все его подчиненные (они же ученики) считали, что повреждение бедра не столь критично и ногу можно сохранить (хотя танцевать пациент, конечно, больше не сможет).

Как решались подобные споры в те времена? Год шел 1812-й, век был куртуазный, поэтому Ларрей предложил решать самому Соковнину.

Полковник полгода назад, весной, еще до начала войны, стоял со своим полком в украинском городе Пирятине. На его глазах престарелый помещик Долинский сыграл свадьбу с 11-летней девочкой. И вот в эту девочку Соковнин влюбился с первого взгляда. Долинский был согласен продать жену за 5 тысяч рублей (ну, типа, развестись при выплате ему компенсации). У полковника столько денег не было, но любовь перевесила, он залез в долги и девочку выкупил. Пока оформляли документы, напал Наполеон. Кирасирам пришел приказ выступать. Бумаги на утверждение в Петербург еще даже не отправляли, но полковой священник, принимая во внимание чрезвычайные обстоятельства в тот же день влюбленных обвенчал. Юридически эта девочка (ей уже к тому моменту исполнилось 12) была замужем за двумя мужчинами. Молодая жена выехала вместе с Соковниным. Их медовый месяц продолжался, пока кирасиры продвигались от Полтавы к действующей армии. Когда полк прибыл на место, Соковнин отправил жену в свое орловское имение.

Соответственно, когда Ларрей предложил полковнику решать, тот думал исключительно о своей жене. Конечно, ему хотелось сохранить ногу. Но если гангрена, то Соковнин умрет. Это в те времена для офицера не было страшно. Страшно было то, что он умрет в плену. Значит, жена не получит никакой награды. Как же она будет жить, без денег, с одними долговыми расписками, малолетняя, не развенчанная? И как только Соковнин понял, что у его жены будет только один выход – вернуться к Долинскому, он принял решение ногу отрезать.

Едва ногу ампутировали, все ученики Ларрея собрались, чтобы ее препарировать. И обнаружили именно то, что и говорил Ларрей – расщепление бедренной кости вдоль, отделение обоих мыщелков, коленный сустав заполнен черной кровью, разрыв подколенной артерии, из которой, не смотря на тугую повязку, все это время сочилась кровь. Другими словами, скорее всего, до гангрены бы не дошло – Соковнин умер бы от потери крови. А если бы каким-то чудом кровотечение остановилось, случилась бы эта самая гангрена, и Соковнин все равно бы умер.

Теперь наступал наиболее рискованный момент лечения – выхаживание. В те времена, как известно, именно на этом этапе в основном и гибли раненые. Соковнина поместили в Колоцкий монастырь (это под Москвой), который Ларрей в тот момент превратил в крупнейший госпиталь Европы. И самый что ни на есть образцовый госпиталь.

Потом началось отступление. Ларрей не мог забрать с собой всех раненых – некоторые из них были нетранспортабельными. Он предложил желающим остаться с пациентами. Добровольцы нашлись (и они, в отличие от своих собратьев, все выжили). Остальные вместе с ходячими больными (а среди них Соковнин) пошли на запад. Одноногий полковник прошел с обозом Ларрея от Москвы до Дорогобужа (это под Смоленском). Там стало понятно, что армия покидает Россию. Ларрей дал Соковнину денег и записку к командующему русским авангардом Милорадовичу (времена были куртуазные!), и Соковнин остался дожидаться русских войск.

Конец у этой истории счастливый. Одноногий полковник вернулся к жене. На протяжении следующих 24 лет у них родилось 15 детей. Дело Соковнина попало к Николаю I, но царь его простил, официально объявив брак законным. В том же указе император, однако, требовал от подданных «впредь не допускать браков с малолетними».