Ты - не Ева 39

Глава 39
Он показывал Еве фотографии с открытия памятника, пытался рассказать, как все прошло, но она смотрела отстранено, и не в телефон, где менялись кадры, а на мужа.
- Ладно, дальше сама полистай. Я быстро перекушу и погуляю с Димкой, - Адам пытался успеть сбежать, пока жена не заговорила. Напрасно.
- Ты с Тамарой был? – он ждал этого вопроса. Иногда ему казалось, что жена наняла детектива или сама следит за ним, пробираясь следом по краснодарским улочкам на неприметном арендованном автомобильчике. Бред...

- Саня устроил мне место в департаменте. Хороший твердый оклад, не сдельщина, как сейчас. И не так много обязанностей, - дипломатично объяснил Адам, не отвечая ей прямо, но и не отрицая.
- Да, теперь ты с ней связан на всю жизнь, постоянно будешь видеться.
- Она жена Пустоселова.
- Ты тоже женат. Можно подумать, тебя это когда-то останавливало.
- Я не хочу ругаться. Давай я буду есть, а ты говори все что хочешь. А то на мне брюки скоро болтаться начнут. У меня кроме пары бутербродов во рту ничего не было за весь день, - Адам с благодарностью вспомнил Ингу.
- Да, конечно, - вдруг успокоилась Ева. – Я тебе сейчас ужин разогрею.
Она быстро собрала на стол, села напротив.

- Димка не будет есть?
- Он ел уже. Пока тебя дождешься…
- Вкусно, - похвалил Адам, уплетая плов, а затем салат, ожидая, что Еве будет приятен его комплимент (она действительно хорошо готовила).
- Тамара беременна, - огорошила жена «новостью».
- И? – как и перед Саньком, он опять не стал обозначать своей информированности.
- Да так, вдруг ты не знал. Но ты ведь знаешь?
- Саня сказал сегодня. А тебе кто доложил? Светка?
- Это твой ребенок?
- Ясно, - Адам отложил вилку, тщательно вытерся салфеткой. - Спасибо, что хоть доесть дала. Дима! – позвал он сына, которому еще перед ужином велел переодеваться для прогулки. – Ты готов?
- Готов я, - крикнул сын, ковыляя из своей комнаты.
 
Заглянув на кухню, мальчик удивленно поднял бровки:
- Мама, почему ты плачешь?
Адам вслед за сыном глянул на жену – по ее лицу беззвучно и обильно текли слезы.
- Мама на салат лук резала, пойдем.
Они вернулись минут через сорок. А Ева все еще плакала. Она не отвечала на растерянные вопросы сына, не обращала внимания на укоризненный взгляд мужа. Адам пытался отвлечь Димку, увести спать, но тот был уже слишком большим, чтобы списывать состояние матери на действие лука. Все допытывался, что случилось.
- У мамы голова болит, - придумал еще один слабый аргумент Адам.
- Но почему она плачет? У меня тоже голова болит часто. Я же не плачу.
- Ну, ты мужчина у нас. А мама девочка. Девочки вообще часто плачут, пойдешь в школу - поймешь. Давай я уложу тебя сейчас, а потом маму полечу.
- Ты сможешь?
- Смогу, конечно.
Он посидел с сыном, пока тот не уснул, потом вернулся к Еве, проговорил сквозь стиснутые зубы:

- Тебе Диму не жаль? Зачем над ним-то издеваться?
- А тебе? Когда ты к ней уйдешь, что с ним будет?
Тут бы сказать простую фразу – «никуда я не уйду», успокоить. Но у Адама почему-то не поворачивался язык. Вместо этого он выдал целую тираду:
- Ева, тебе нужно отвлечься. Сходи в кафешку со Светкой этой или еще с кем-то. На курсы какие-нибудь запишись вечерние. А лучше к психологу, я в них, правда, не особо верю, но надо же с этим что-то делать.
- Ты меня хочешь запереть в психушке? Чтобы никто не мешал тебе твою Тамару…
- Заткнись, а, - перебил он злым шепотом, чтобы не разбудить ребенка. – Как я устал уже. В следующий раз захочешь обрыдаться, уйди в спальню и засунь голову в подушку, чтобы Димка не видел.

Адам накинул куртку – ночи уже свежели, и отправился в бар на соседней улице. Хотелось выговориться кому-то. Но кому? Он с удивлением осознал,  что не только у Евы нет подруг – у нее хоть эта сплетница Светка имеется, но и ему не с кем пооткровенничать. Коллеги есть на работе – скоро он с ними расстанется и через пару лет уже забудет их имена, клиенты, Санек вот. .. А друзей и даже приятелей не осталось. Некому позвонить и сказать: подъезжай, давай напьемся. Впрочем, может быть, тот же Толик придет. Но как ему расскажешь про Еву, про Тамару, про Ингу? Душно было в этом городе, не смотря на вечернюю осеннюю прохладу.

В баре он угостил водкой мужичка лет 35-40, представившегося Шуриком (почти Санек, с иронией подумал Адам). Зачем люди ходят к психологам, если за бутылку недорогого алкоголя можно купить отличного слушателя – причем, без ограничений по времени. И интерес его будет если не искренним, то, во всяком случае, не наигранным, ни к тебе интерес, так к оплаченному тобой стакану. Никакой внутренней усталости и унижающих собеседника мыслей – когда ж ты свалишь со своими проблемами – пьющие редко дорожат временем.
Адам рассказывал Шурику свою историю, не называя имен, не забывая подливать вовремя в стакан животворящей жидкости. Тот слушал, кивал, реагировал междометиями. Потом с искренним восторгом сказал:

- Ну ты даешь парень, мне бы так! Три бабы! И сын! Завидую, завидую… А я с Люськой маюсь – рябая, страшная как моя жизнь. Детей ее от первого брака тяну, а от меня рожать не хочет. И никакой благодарности. Чуть что – мозг выносит. А ты молоток! Твое здоровье! – он закинул стакан в рот, дернул кадыком и отправил следом горсть орешков.

- Я только одного не понял – чего ты расстроился-то так, что у этой бабы дите не от тебя? Зачем тебе эти головняки?
Красное лицо и поплывший взгляд Шурика, а также только что произнесенная тирада, не оставляли шансов на понимание, но Адаму хотелось самому во всем разобраться.
- Между мною и нею словно стена сейчас. Даже не так – в ней самой то, что отталкивает меня. Я не могу… и она не может… Если б ребенок был моим, все было бы по-другому.
- Ну да. Чужих детей то принять нелегко, - «включил понимающего» Шурик. – Меня Люськины иной раз до белого каления доводят. Так бы и придушил сволочат. Хотя и не бросишь уже – привязался. Знаю, что не мои, а уйти не могу. Не столько от этой дуры, сколько от них. Веришь? Я ж их с мальства ращу. Пацану три годика было, девке и вовсе полтора. Они меня папкой считают. А Люська, зараза, аборт от меня сделала, боится, что как свой родится, я этих начну обижать. Дура, говорю ж.
Он опять с удовольствием выпил и, видимо, решив, что сейчас его черед, начал вдохновенно жаловаться на Люську. Адам на правах спонсора счел возможным от разговора уклониться.

Нет, надо было все-таки остаться на хуторе. Все равно жена бесится… Все равно ушел из дома… Он представил бедно обставленный крошечный домик, в тесноте которого задевал постоянно что-то то локтем, то коленкой, улыбнулся – как было бы хорошо, и физически почувствовал на своей груди прикосновение легких шелковистых волос.

Попрощавшись с Шуриком и выйдя в ночь после спиртово-прокуренной атмосферы бара, набрал ее номер. Инга сразу ответила, несмотря на поздний час.
- Что-то случилось?
- Нет, просто хотел узнать, как ты.
- Мы тут на улице с Хвостиком сидим, комаров откармливаем, - он чувствовал: Инга удивлена и рада его звонку.
- На звезды любуетесь? – Адам закинул голову навстречу звездному небу. Она приятно кружилась то ли от выпитого, то ли от Ингиного голоса в трубке. Она отвечала, описывая «Пояс Ориона» и «Большую Медведицу», спорила, утверждая, что в Краснодаре созвездия не такие, как в их медвежьем углу.

Они говорили неспешно, иногда пересмеиваясь, шутили, спрашивали, отвечали. Когда Адам отключился, то с удивлением обнаружил, что общение заняло больше часа. «Ну вот, а ей еще с утра на автобус. И пакеты эти тяжелые тащить…»

Ева не спала. И в который раз ему стало жаль ее - он может психануть и уйти в бар, болтать со случайным собутыльником, а она сидит тут, привязанная к Димке, не имея возможности ни шагу ступить.

- Евочка, - он взял в руки ее маленькие ладошки. Пьяно улыбнулся, еще чувствуя в душе умиротворение после разговора с Ингой. - Ну не злись ты на меня. Давай жить дружно.
Ему хотелось сейчас, чтобы она взяла с него какие-то обещания, выстроив фарватер отношений, пусть даже глупые – например, приходить домой строго до девяти, делать ей по пять комплиментов в день, никогда не изменять. Жена казалась в этот момент очень симпатичной – милая, трогательная – не какая-нибудь рябая Люська с чужими детьми. Адам потянулся к ней, пытаясь поцеловать, но Ева отвернулась.

- Зайка, - Адам гладил ее коленку под трикотажным платьицем,- ну успокойся ты. Не мой это ребенок. Честно.

- Был бы твой, ты бы тут так спокойно не сидел? – подала голос Ева.
Он пожал плечами.
- Смысла нет об этом говорить: если бы да кабы. Не мой же. Вообще глупость какая-то. Она замужем, ей есть кому детей делать. Не накручивай себя. И Диму больше не пугай. Ты нервничаешь, а у него приступы потом.
Ева взяла его лицо в руки и вдруг, сильно сжав уши – он подивился ее цепкой хватке – так, что его глаза оказались прямо напротив ее, спросила:
- Ты ведь спал с ней после того, как она вернулась из Москвы?
- Нет, - постарался он соврать как можно убедительнее. Появилась надежда, вдруг она поверит, успокоится, и жизнь войдет в боле-менее нормальное русло.
- Адам, ты лжешь мне, - проговорила она торжественно, вдохновенно. – И Бог накажет тебя.

Он усмехнулся, убрал ее руки от своего лица и неприязненно проговорил:
- Да уже наказал...
- Ненавижу тебя, - очень спокойно и сосредоточенно сказала Ева.
Адам обрадовался.
- Послушай,- он опять поймал ее ладонь,- давай разведемся. Пока еще можно остаться в нормальных отношениях.
- Нет.
- Пожалуйста. Я буду тебе всегда помогать. С Димкой буду общаться.
- Нет.
- Да для тебя же не изменится ничего! Мужик тебе не нужен. Денег я буду давать. Могу даже приезжать скандалить раз в неделю по графику,- он попытался улыбнуться, но тут Ева вырвала свою ладонь из его пальцев и наотмашь ударила его по  лицу. В следующее мгновение Адам схватил ее за плечо и с силой отшвырнул в сторону – она слетела с кровати, как кукла, врезалась в стену и бессильно сползла по ней на безупречно чистое ковровое покрытие.

- Ева! – он кинулся к ней, повернул к себе лицом – бледным, с краснеющим пятном на левой стороне. Легонько потряс, с облегчением заметив, что она открывает глаза.

- Больно? Тебе больно? Сильно ударилась?
Жена посмотрела на него долго и пристально, без обиды, без страха. И торжествующе улыбнулась:
- Ты меня чуть не убил, Адам…