Отражение в бездне времен

Иллюстрация:
Портрет великого князя Литовского Витовта в парадном зале Тракайского замка. Вторая половина XX века.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ОТРАЖЕНИЕ  В  БЕЗДНЕ  ВРЕМЕН

Содержание:
Портреты Витовта.
Золотые седла и доспехи.
Реконструкция.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Гравированное изображение великого князя Витовта на печати, датируемой 1407 годом, где он представлен восседающим на престоле со всеми регалиями власти, является, по сути, его единственным подлинным прижизненным портретом, дошедшем до нас из глубины веков.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ПОРТРЕТЫ  ВИТОВТА.

          Хотелось бы представить себе с максимальной долей вероятности, как выглядел великий князь Витовт внешне в те годы, когда получил верховную власть в Литве. Каким его видели послы, которые посещали его двор, от имени своих владык «бывая на частых аудиенциях»; народ, который имел «свободный к нему доступ»; горожане, мимо которых он проезжал верхом в сопровождении свиты, направляясь «осматривать постройку дома или корабля или что-нибудь, привлекающее его внимание»… правитель грозный и справедливый, не чуждый человечности, умеющий карать и миловать, Витовт Великий, в современной литовской трактовке - Vytautas the Great, Grand Duke of Lithuania.

          Великолепный  ПОРТРЕТ  князя Витовта, который украшает ныне парадный зал  ТРАКАЙСКОГО  ЗАМКА,  где была некогда его резиденция, изображает властного красавца с безбородым и безусым лицом, длинными темными прямыми волосами и в сверкающем сталью панцире с золотой насечкой. Взгляд уверенный и проницательный, стройная статная фигура, горделивая осанка, на плечах алая на горностае мантия с широким горностаевым воротником и драгоценной застежкой, на голове великокняжеская корона из алого бархата с горностаевым околышем и золотыми ребрами. Фоном служит вечернее небо, пламенеющее закатом, и вид на военный лагерь - ряды белых палаток. Слева – вход в шатер.

В правой руке князя скипетр, левой он подбоченился. На левом бедре меч с золотой рукоятью, привешенный к широкому красно-золотому поясу. Рама картины обрезает изображение по колено.

Портрет производит сильное впечатление. Когда смотришь на него, невольно на ум приходят слова летописца, написавшего во время оно: «И был князь великий Витовт сильный господар и славен по всим землям, и много царей и князей служили у двору его». 

Однако портрет, к сожалению, далеко  НЕ  ПОДЛИННЫЙ,  как может объяснить доверчивым экскурсантам красноречивый гид, любуясь вместе с ними этим шедевром, поскольку написан уже после восстановления замка, отстроенного заново на месте старинных руин, а это произошло во второй половине XX века. Это, так сказать, идеальный образ идеального правителя и воина, воплощенная легенда.

          За основу данного произведения был взят гораздо более  СТАРЫЙ  ПОРТРЕТ,  который датируют XVII веком. Его можно увидеть в Литовском художественном музее в Вильнюсе, он принадлежит кисти неизвестного художника и является самой ранней попыткой живописного воплощения этого облика легендарного исторического персонажа.

На музейном портрете Витовт внешне не слишком привлекателен, к тому же он представлен в более пожилом возрасте, но остальные детали в общем совпадают – смуглое безбородое и безусое продолговато-округлое лицо, черные густые прямые длинные волосы, падающие на плечи, черные брови над небольшими темными глазами, прямой нос, плотно сжатые тонкие губы, довольно тяжелый подбородок. Статная фигура, красная на горностае мантия, черный сплошной рыцарский доспех с красно-золотой окантовкой, закрывающий грудь и бедра, из-под доспеха - длинная одежда золотистого цвета, достигающая до щиколоток, и ярко-красные сапоги на черных каблуках. На красном узком поясе справа небольшой кинжал в черно-золотых ножнах. Правая рука князя держит кинжал, левой он подбоченился. Перстней и колец на руках нет. Красная княжеская шапка западного образца на голове, с горностаевым околышем, ее венчает жемчужный шарик. На фоне слева – вход в шатер.

          Этот портрет, написанный через три сотни лет после смерти великого князя Витовта, заложил традицию его изображения, став  ОБРАЗЦОМ  для двух более поздних произведений – гравюры XVII-того века, под которой подписано, что она создана на основе старого портрета, и той прекрасной современной картины из современного Тракайского замка, о которой уже говорилось. Таким образом, иконография сложилась и перешла в художественную литературу, поскольку стало принято описывать князя Витовта как невысокого худощавого человека с округлым лицом и темными волосами, не носившего бороды и усов.

          Повторимся - портрет XVII века такой же  УСЛОВНЫЙ,  как и последующие, мало того – он может приводить детали облика, одежды и вооружения, характерные именно для XVII, а не для конца XIV века. В лучшем случае, может быть, при работе над ним были учтены сохранившиеся на ту пору словесные описания внешности.

Хотя вероятность существования  ОПИСАНИЙ  крайне мала. Например, современник Витовта, Жильбер де Ланнуа, видевший князя лично несколько раз, не оставил даже намека на то, как он выглядел, - это было не принято, рассматривать высокопоставленных особ и давать им свои характеристики, Жильбер был человек светский и следовал этикету.

          Князь был человеком военным, все время участвовал в походах. Значит, физическая форма присутствовала. Дурные привычки могли бы состарить его раньше времени, наложить неблагоприятный отпечаток на его облик… пьянство там, неумеренное прелюбодеяние… новгородцы обзывали его бражником, а польский историк Ян Длугош записал: «Еще многие свидетельствуют, что к делам любви был очень склонен и такой пылкий, что не один раз, просто с поля битвы, оставив войско на вражеской земле, мчался на специально расставленных конях к жене или к своим наложницам». Однако наветы врагов еще не доказательство, новгородцы Витовта ненавидели, поляки тоже не любили. 

          Витовт происходил от ятвяжских, то есть балтских, князей, а его бабушкой была, вероятно, русская княжна (рязанская, смоленская или полоцкая – есть разные версии). При этом в роду Рюриковичей имелись многочисленные смешанные брачные союзы, с греческими царевнами, например, или с немецкими принцессами. А матерью великого князя была женщина из Жемайтии, согласно легенде, красавица. Теперь представим себе отличительные черты внешности всех этих народностей и попытаемся вообразить себе некий синтез… что вообще-то несколько проблематично, правду сказать… хотя очевидно, что в жилах этого человека было больше всего крови балтов, то есть он был действительно литовцем, причем в современном понимании этого определения - настоящий литовский князь.

          Помимо описанных портретов, старых и новых, имеются еще портретные гравюры, которыми была проиллюстрирована книга «Описание Европейской Сарматии» Александра Гваньини, опубликованная впервые в 1578 году в Кракове, но тут вообще говорить не о чем, это только художественные иллюстрации, вроде виньеток, не содержащие иной информации, кроме подписи под картинкой. К тому же эти иллюстрации применяются по два раза. К примеру, гравюра, изображающая в «Сарматии» Гваньини князя Витовта, использовалась еще и как портрет легендарного польского князя Лешко I.

           В наше время скульптурные портреты восстанавливают по костям черепов, однако в случае Витовта это невозможно. Скульптурный портрет его дочери Софьи мог бы что-то сказать о семейном сходстве, но он пока еще не создан, и неизвестно, будет ли. 

          Между тем имеется все-таки одно-единственное  ПРИЖИЗНЕННОЕ  ИЗОБРАЖЕНИЕ  Витовта, которое на самом деле могло передавать черты его подлинного облика, но оно весьма своеобразно – это  ГРАВИРОВКА  НА  ПЕЧАТИ,  датируемой 1407 годом, которой пользовался великий князь.

Итак, берется лупа и тщательно изучается оттиск, поскольку же печать была вырезана очень тонко и искусно, то фигура князя, помещенная в ее центре, в окружении гербов земель, которыми он владел, хорошо детализирована: князь изображен сидящим на скамье, он облачен в широкую и длинную одежду, достающую почти до щиколоток, задрапированную в складки и схваченную по талии поясом; у него округлое лицо, без усов и бороды, короткие прямые волосы, на голове корона с закрытым верхом западного образца. Правая рука сжимает скипетр, левая поддерживает щит (один из четырех здесь представленных) с гербом «Погоня».

Лицо на печати даже с учетом минимизированного изображения, поневоле скрадывающего черты и способного передать только нечто общее, в целом весьма схоже с лицом портрета XX века из Тракайского замка.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Золотые седла и доспехи.

          Хроника Быховца помещает описание свидания Витовта с зятем, когда они весной 1396 года вместе праздновали в Смоленске пасху. Это была очень дружеская встреча, прошедшая в теплой и уважительной семейной обстановке: «В том же году весной приехал великий князь Василий Дмитриевич Московский к своему отцу великому князю Витовту в Смоленск, и почтил великого князя большими дарами, золотыми цепями и поясами, соболями, камками и сосудами золотыми и бахматами. Князь же великий Витовт зятя своего великого князя также почтил и одарил различными дарами: крупным жемчугом, дорогим бархатом, многоценными камками, лошадьми в золотых седлах и прочими различными удивительными вещами и, отпустив его в Москву с великой честью, сам поехал в Литву».

Среди подарков литовской стороны особенно поражают лошади в золотых седлах. Драгоценная конская сбруя в новинку, кажется, никому не была, но такая крайняя степень роскоши, как  ЗОЛОТЫЕ  СЕДЛА… Однако, что интересно, это не являлось изобретением литовцев вообще или Витовта в частности, хотя ему и свойственно было подчеркивать свое могущество показной роскошью, - он только следовал старинному русскому обычаю, во всяком случае, южно-русскому точно.

Галицко-Волынский летописец сохранил описание торжественного выезда князя Галицкого, короля Русского Даниила Романовича. Следующая цитата из этого источника приводится по Соловьеву: «Сам же Даниил одет был по обычаю русскому: седло на коне его было из жженого золота, стрелы и сабля украшены золотом и разными хитростями, кожух из греческого оловира, обшит кружевами золотыми плоскими, сапоги из зеленого сафьяна (хза) шиты золотом».

Вообще на Руси было в ходу «цветное платье», упоминаемое в былинах, то есть одежду, в основном, конечно, праздничную, шили из дорогих, ярких тканей, что делало ее наряднее. В Литве следовали русской моде. КАФТАН - этот замечательный, удобный, практичный и, при условии хорошей ткани и отделки, красивый предмет мужской одежды, надо сказать, одинаково использовался в Москве, Стамбуле, Вильне и Кракове, только названия различались.   

Благодаря польскому влиянию, в Литве это одеяние получило название «жупана» и не менялось на протяжении столетий. Польско-литовский  ЖУПАН  шился и отделывался точно также, как абсолютно родственный ему русский «кафтан» - длиной почти до пят, на груди шнуры с кисточками и  накладные петли застежки, рукава - широкие, присборенные и с узким запястьем. Подпоясывался чаще матерчатым, чем кожаным или металлическим поясом – длинным, вышитым, наподобие шарфа, с бахромой или кистями.

          Публицисты, когда пишут о Витовте и его манере одеваться, иной раз упоминают, что на западе этот несколько, скажем, нарочитый стиль считался варварским. Витовта в статьях и романах, посвященных его бесподобной особе, называют «западником», однако его тяготение к западной культуре выражалось весьма своеобразно – он строил замки, следуя выражению рыцаря Жильбера де Ланноа, «из кирпича по французскому обычаю», но гостей в них принимал, одеваясь по-русски и соблюдая русский обиход. Русский размах в этом отношении ему больше импонировал. Своим привилегированным гостям он имел обыкновение дарить дорогие  ШУБЫ. Тоже русский обычай -  шуба с царского плеча… большая честь и выгода…

Жильбер де Ланноа, которому тоже посчастливилось получить такой подарок, пишет об этом предмете роскоши так: «Шелковые платья, подбитые собольим мехом и называемые шубами (soubes)». 

Теперь ведь Витовт преуспевал, прогрессивные методы экономической политики и дорого проданные привилегии тому способствовали. Теперь он был сказочно богат, и уже мог себе позволить и не такое, теперь ему было под силу швыряться золотом и соболями и радовать, и удивлять родственников щедрыми дарами, хотя бы в память о тех днях, когда зять его, Мазовецкий князь, воевал его земли и украл у него золотую чашу… засыпать бы жадного мазура нынче такими золотыми чашами.

          Великий князь строил и восстанавливал замки, возводил соборы, начал строительство своей новой резиденции – замка в Троках, уменьшенной модели прусского Мариенбурга, в котором должны были сочетаться качества крепости и дворца, который должен был поражать мощью и роскошью.

          Итак, «цветное платье», золотые седла. Что еще? Помимо драгоценной конской упряжи, знатный воин являлся обладателем богатых доспехов. Боевые  ДОСПЕХИ  одевались непосредственно перед боем, они должны были быть крепкими и надежными.

В XIV – XV веках доспех еще был не сплошной (русское «латы»), а пластинчатый (русское «дощатая бронь»), из крупных металлических деталей, наклепанных на кожаную основу. На Руси железо доспехов никогда не скрывалось за верхней тканью, расшитой гербами, как это было принято в Западной Европе (такое матерчатое покрытие называлось Tasses) и на мусульманском востоке (доспехи воинов Тимура по описаниям испанского посла были покрыты красной тканью, но без вышивок). Блеск металла у русских считался красивым и грозным безо всяких дополнений, нагрудные пластины панцирей часто полировались и украшались насечками и золочением – например, нагрудная пластина на доспехе князя Довмонта Псковского имела вычеканенный знак креста. Конечно, такие доспехи стоили дорого.

Но были и другие доспехи, не боевые, а  ЦЕРЕМОНИАЛЬНЫЕ,  парадные, для торжественных выходов. Такой железный наряд был легок, тонок и удобен. Никакой защиты он, конечно, не представлял, и его легко было бы проткнуть или разрубить настоящим оружием, но от него требовалась красота, помпезность и ничего больше. Понятно, что парадные доспехи украшались чрезвычайно затейливо и щедро, с ювелирным мастерством, а стоили они еще дороже настоящих, боевых. Однако особенно парадные доспехи были распространены в Западной Европе.

В романе Генрика Сенкевича «Крестоносцы» молодой польский рыцарь неосмотрительно напал на посла Тевтонского ордена, который, как затем оказалось на следствии, был облачен не в боевые, а как раз в парадные доспехи… в результате покушения на жизнь безоружного посла прыткий юноша едва не лишился головы.

          От старых былинных времен в России долгое время сохранялись редкие детали парадного воинского облачения, а именно наплечники князя Андрея Боголюбского (второе название – армиллы Барбароссы), представляющие собою шедевры ювелирного искусства. Маленький пятиугольный изогнутый кусочек металла (меди) сплошь вызолочен и искусно украшен цветной эмалевой росписью. Это необычайно красиво - каков же был весь доспех.

Предполагается, что наплечники находились при гробнице князя в Успенском Владимирском соборе («одеяние гроба»). Много позднее оба попали за границу и разделились, один теперь экспонируется в Нюрнберге, другой в Лувре. Описание одного из них находят в описи сокровищ ризницы Владимирского собора: «Нарамник медной на нём писан мусиею образ Спасов Воскресение от гроба с ангелы весом полфунта тридцать золотников». Более поздний подобный документ содержит еще одно описание: «медный густо позолоченный великокняжеский нарамник, с эмалевым на оном изображением Воскресения Христова и с подписью на нём в форме двух столбцов римскими литерами: «REXVREXTIO DNI». Замечателен по изяществу находящегося на нем изображения и по своему благоукрашению».

Слово «мусия» означает эмаль, а слово «нарамник» - это и есть наплечник, от славянского «рамена» - «плечи». Западное название наплечников – армиллы. Это очень важная деталь старинного военного костюма, предшествовавшая появлению воинских погон. Наплечники Боголюбского (армиллы Барбароссы) изготовлены около 1170-1180 годов ювелирами мозельской школы, они представляют собою парадные наплечные браслеты - армиллы, бывшие одними из регалий императоров Священной римской империи. Согласно преданию, в дружеский дар князю Андрею Боголюбскому их прислал Фридрих Барбаросса.

          Конская сбруя, доспехи… Но вот воин поднимает забрало или вообще снимает шлем, даже если он парадный. Пора поговорить о прическе и бритье.

В XIV веке мужчины и в Западной, и в Восточной Европе в основном носили  УСЫ  И  БОРОДЫ, бородатыми были тевтонские рыцари. О бородах и коротко стриженных волосах говорит Ян Длугош, описывая внешний облик литовцев.

На Руси, с которой Литва была связана очень тесно, бороды брить было не принято до времен Петра I, их только подравнивали и даже иной раз завивали для красоты, а волосы либо аккуратно и коротко подстригали в скобку (или, как говорили, «под горшок») – во всяком случае, так было в Центральной России, в Москве.

Поляки, с которыми литовцам пришлось познакомиться достаточно близко, были бородатыми и длинноволосыми, волосы стриглись только по случаю траура, обычно же они стягивались на голове повязкой или заправлялись в специальную сетку, а на праздниках их распускали, расчесывали, укладывали и завивали на яичном белке - так поступали придворные королей.

Путешественники, оставившие свои записки и в них краткое упоминание о внешности и быте народов, в среде которых им пришлось побывать, пишут, что в пограничных с Литвой и Ливонией русских землях, во Пскове «жители (хотя уже переведенные из Москвы, с московскими развращенными обычаями) не во всем еще последуют Москвичам: например, волосы носят не по русскому обычаю, а по-польски, разделенные на две стороны».

«То есть, - поясняет комментатор, - не в кружок, а с рядом, или с пробором на лбу». Это цитата из Герберштейна, а вот рыцарь Жильбер де Ланноа, путешественник начала XV века, упоминает еще косичку, в которую заплетали свои длинные волосы новгородцы, а о Литве он пишет: «Жители ее говорят особенным языком, носят волосы длинные, по плечам распущенные; женщины же одеваются просто на манер женщин Пикардии». Впрочем, в Литве кто только в те времена не жил, очевидно, что и моды на ношение бород и волос существовали разные. 

          Понятно, что представить себе внешний облик исторического персонажа без того, чтобы не изучить материалы соответствующей эпохи, невозможно. Прически, костюмы, оружие, украшения – чтобы все это воссоздать, используются все доступные возможности, и материальные свидетельства – археологические находки, рисунки – и описания.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Реконструкция.

          В 2011 году в Историческом музее Минска были выставлены две новые скульптуры, изображающие Ягайло и Витовта, в полный рост и в исторических костюмах. Материал, из которого изготовлены статуи, -  пластический композит, головы не раскрашены, оставлены белыми, а костюмы выполнены из настоящих тканей. Выглядит все это весьма своеобразно, но познавательно. 

Реконструкция выполнена членами Белорусского союза художников Павлом Луком и Юрием Пискуном. Авторы отмечали, что максимально использовали все имеющиеся исторические материалы, которых, увы, очень мало, особенно в отношении Витовта. И тут снова возникает та самая условно-портретная  ПЕЧАТЬ  1407 года. 

«Внешность великого князя, - рассказывал скульптор, - восстанавливали по его личной печати, миниатюре XVI века и гравюре из книги Гваньини 1578 года [к слову сказать, вот это напрасно]. Образ Ягайло создавали по пластике надгробия польского короля, а костюм - по иконе «Поклонение трех королей». Обликам короля и великого князя придан возраст, когда «мужчины имеют самую силу - физическую, творческую, то есть лет под 50». 

Однако в результате получился портрет Витовта, близкий к худощавому продолговатому лицу Ягайло и несколько разнящийся и с изображением на печати, и с портретом в Тракайском замке. Но, с другой стороны, Витовт и Ягайло действительно состояли в близком родстве и должны иметь семейное внешнее сходство. Лица у обоих чисто европейского типа - прямые носы, твердые подбородки – и вылеплены они скульптором без усов и бороды. Волосы у Ягайло сделаны короткие, у Витовта длиннее, но не до плеч.

Однако в отношении точеных профилей – у Ягайло нос, вероятно, в самом деле был тонкий и с легкой горбинкой, такой имеет его скульптурная эффигия в Вавеле, может, не случайно. Эта характерная деталь облика короля была перенесена польскими скульпторами и художниками в условные портреты сына Ягайло, Владислава Варненчика, который, согласно высказываниям современников, имел с отцом большое внешнее сходство.

В общем, недаром скульптор Павел Лук признался, что при работе над статуями ориентировался не только на скудные свидетельства истории, но и на образы, «которые живут в моем сознании»… все это весьма условно… Но затея все равно заслуживающая внимания, а результат так или иначе неплохой.

Оба, и король и князь одеты по западному образцу. На плечах князя красная великокняжеская мантия, на голове закрытая корона из красного бархата и золота, при нем меч и щит с колюмнами. Резонно рассудив, что на людях великий князь Витовт должен был появляться в золотом поясе, авторы проекта опоясали его статую копией недавно обретенного в древнем кладе «пояса Витовта».       
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

2012г.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Предыдущее: Господарь на Литве.
http://proza.ru/2020/07/18/1872
Продолжение: Пояс Витовта.
http://proza.ru/2020/07/19/1045