Ты - не Ева 40

Глава 40
Ева делала вид, что ничего не произошло. И он принял эту модель поведения, тоже решив не вспоминать вечерний конфликт и опасаясь новой вспышки на фоне разборок.
На следующее утро она приготовила завтрак, даже пыталась собрать ему поесть с собой.
- Ты же знаешь, я в кафе хожу, - отказался Адам. – Да и вообще… я собираюсь сегодня заявление написать.
- Решил все-таки? – жена смотрела на него с откровенным осуждением.
- Я не буду это обсуждать.
- Разумеется, зачем со мной что-то обсуждать. Делай, как знаешь.
Когда он уходил на работу, бросила вслед:
-Постарайся пораньше вернуться. Ты приучил Диму к прогулкам, он теперь ждет.
Руководитель фирмы откровенно обиделся, когда Адам заговорил об увольнении. Попытался отговорить: «Чего тебе не хватает? Вроде и зарплата у нас не плохая, и на леваки мы закрываем глаза». Но когда Адам объяснил, что перебирается в департамент, понял, что отговаривать смысла нет. Предупредил только: «Не всегда там, где больше обещают, лучше. Но раз решил, подпишу твое заявление. Только учти – назад не возьму».

Адам вздохнул с облегчением – здесь отпустили без скандала.
Из офиса заехал сразу к Забродину. Но врач не мог сообщить ему ничего конкретного. Обследование пока не выявило никаких физических причин, которые могли бы вызывать приступы, не смотря на проводимое лечение.
- Уберите любое провокационное воздействие, - посоветовал Забродин. – Режим, сон, питание, минимум стрессов. И компьютер ограничьте.
- Тогда стрессы будут у нас, - попытался неуклюже пошутить Адам, но Александр Михайлович ответил без улыбки:

- Все очень серьезно.
Ничего более определенного он не сказал.
Адам доложился Саньку, что уволился, и тот предложил сразу подъехать написать заявление на прием, еще раз напомнив, что какое-то время будет проверка, а значит, придется сидеть в «подвешенном состоянии», без зарплаты, но ради заманчивых перспектив можно было и потерпеть. В том, что за ним не числится никакого криминала, Адам был уверен, и в расположении Санька – тоже.

Совершенно по-детски он ухватился за эту ситуацию, чтобы поставить себе какие-то границы. Решил не видеться и не разговаривать ни с Тамарой, ни с Ингой (заодно), загадав, что в этом случае и с сыном все будет хорошо (хотя бы по-прежнему), и работу престижную получит. В школьные годы это помогало. Он даже курить бросил, пока ждал, утвердят ли его кандидатуру на участие в общероссийском детском музыкальном конкурсе – сначала после многочисленных лекций учительницы дал себе зарок не прикасаться к сигаретам, пока не станет известен результат, а за это время привычка к никотину сошла на нет. В том, что он сейчас выбирает ребенка и карьеру вместо амурных увлечений, и даже идет ради этого на определенные жертвы, ему виделось некое благородство.

Если ограничить себя, вести правильно, может быть и Ева успокоится? Ее упреки раздражали, но он не мог сказать, что она заводится на пустом месте – за каждым скандалом была его вина – настоящая, прошлая или потенциальная. Вспоминал периоды затишья – ведь можно было с ней жить раньше. Пусть без феерического секса, но, с другой стороны, не встреть он когда-то Тамару, Ева, наверное, казалась бы ему вполне… удачным вариантом. Адам понимал, что сложно найти стопроцентный идеал. У Евы много плюсов. Такая себе очень даже симпатичная синичка. Она была привлекательная, причем ровно настолько, чтобы женщины все еще проявляли к нему интерес, теша его самолюбие, ведь с очень красивой женой соперницы, как правило, отступают, если они - не Ева… Другое дело, что во время романа с Томой ему эти долгие плотоядные взгляды, поднимающие самооценку, были не нужны совершенно, а может он их попросту не замечал.
 
Ну и отношение и щедрость ее родителей тоже нельзя сбрасывать со счетов. Благодаря им, молодой семье не пришлось мыкаться по съемным квартирам, считать копейки. А он успел почувствовать, каково это, когда снял жилье после общежития – большая часть тогда еще скромной зарплаты уходила арендодателям, на остальную крутись, как хочешь.

Ева хорошо готовила, следила за домом, возилась с Димкой, пусть и позволяя ему слишком много времени проводить за компьютером и мультиками – но тут понятно, всем нужен отдых. Зато она не срывалась на сыне, не орала, не позволяла себе поднимать руку.

При воспоминании о том, как жена ударилась о стенку, было мучительно стыдно. Адам никогда не предполагал в себе способности бить женщину. Когда-то, еще в раннем детстве, он стал свидетелем того, как очередной любовник избивал его мать –  пытался защитить ее тогда пьяного мужика, бил его ногами и кулачками, отлетал к стенке, снова вставал и кидался на превосходящего его во много раз противника. Наконец Лариса вырвалась, выскочила из дома, и тогда мужчина повернулся к нему, четырехлетнему мальчишке, и, неожиданно весело подмигнув, сказал:

- Что, пацан, убежала мамка-то? Пожалуй, и я пойду, нечего мне тут больше делать. А ты это запомни!
Отвратительным пьяным животным казался Адаму тогда этот мужик, и от мысли, что он становится похож на него хоть в чем-то, передергивало от брезгливости и неприязни к себе.

«Нет, надо вернуть все, как было, - размышлял он, - ради Димки, ради спокойной жизни. Иначе так и придется рвать на куски и себя, и Еву».
Он пообещал себе не трогать Тамару - больше, чтобы сохранить лицо, так как «трогать» ее не было никакой возможности. Она устроена, получит все, чего пожелает, ребенок займет ее время и мысли, а Санек со своим природным обаянием, возможно, со временем, завоюет ее любовь. Думать об этом было грустно, но не больно.

И для Инги он тоже нашел благоприятный сценарий – сейчас закрутит общажная жизнь, подружки, там и ребята потянутся, скоро и сама о нем не вспомнит. Иногда очень тянуло позвонить ей или просто увидеть, но физического влечения не было. Оно вообще как-то в последнее время поутихло – может, на фоне стрессов, может, согласуясь с принятым им решением. И теперь он больше вспоминал последний затяжной телефонный разговор, чем одну из хуторских встреч, частью декораций которых неизменно был старый диванчик.

Без испытаний, конечно, не обошлось. Как-то позвонила Тамара, сказала, что хочет внести в проект небольшие изменения, предложила ему подъехать на участок. Но он отказался под предлогом нехватки времени, прикрылся Димкой – мол, нужно ехать на обследование. Она поняла, не стала настаивать, а замечания прислала на электронку – они были настолько незначительны, что не требовали корректировки проекта, достаточно было устно сообщить пожелания прорабу, о чем Адам ей и написал. Больше Тамара его не беспокоила.

Потом пару робких сообщений пришло от Инги. На первое он ответил, что занят, второе просто проигнорировал, надеясь, что умная девочка сама поймет, что к чему, и отстанет. Но Инга понимать отказывалась. Когда он не отреагировал на второе сообщение, она, выждав пару суток, позвонила. Адам находился дома, собирал с Димкой недавно купленную железную дорогу, Ева протирала пол в коридоре, иногда бросая взгляд на своих мужчин, в котором чувствовались спокойствие и удовлетворенность. Конечно, ему звонили по работе, он доделывал кое-какие проекты и иногда даже уезжал из дома, но жена теперь относилась к этим отлучкам с пониманием, видимо, полагаясь на собственную интуицию, не включавшую режим «опасности».

Не сказать, что у них все стало идеально или даже хорошо. Ева порой посматривала на него настороженно, не нежничала, общалась с прохладцей, но, вместе с тем, подчеркнуто добросовестно обихаживала его – кормила, стирала, гладила его вещи с преувеличенной чопорностью, словно экономка, всеми силами демонстрирующая свою нужность в «хорошем доме».

Однажды она разбудила его ночью – могла теперь это позволить себе, так как временно безработный Адам высыпался – потянулась с поцелуем. Он ответил, но почему-то ничего не получилось. Впрочем, Ева расстроенной нисколько не выглядела, погладив мужа какое-то время со слабым энтузиазмом, она, оберегая его самолюбие, без тени обиды в голосе проговорила: «Ты устал, наверное. Спокойной ночи». Он промычал что-то в ответ, но Ева быстро уснула, позволив ему сделать то же самое.
В следующий раз она не была так снисходительна и поддела немощного мужа, намекнув, что весь свой запал он растерял с другими. Адаму стоило большого труда сдержаться и не нахамить в ответ. Себе он объяснил собственную холодность отношением к жене - не возбуждает, но время от времени мысленно возвращался к этим инцидентам – с недоумением и легкой тревогой.

Обсуждать произошедшее, они, по обыкновению, не стали. Супруги вообще говорили друг с другом мало. Адам держался отстранено, общаясь, в основном, с Димкой и радуясь, что с мальчиком прямо на глазах происходят благоприятные перемены. Сын все меньше тянулся к компьютеру, стал разговорчивее, чаще улыбался. Вечерние прогулки укрепляли его физически. Он наконец-то научился кататься на велосипеде, купленном больше года назад, подружился с ребятами во дворе, которых раньше сторонился. Ева гуляла с ним очень редко, не потому, что ей было лень, она боялась, что у ребенка начнется приступ, он упадет на асфальт и травмируется, но силе и реакции Адама доверяла, спокойно отпуская Диму с ним.

И вот теперь Ингин звонок мог нарушить зыбкое равновесие, в котором существовала его  семья, – Адам видел, как Ева, шестым чувством угадав неладное, повернулась от ведра, в которое отжимала швабру. Он взял телефон, одновременно нажимая «отбой» и в уже молчавшую трубку проговорил:

- Да, сегодня-завтра доделаю. Как будет готов, сразу пришлю.
Но буквально через пару минут звонок повторился. На этот раз Адам не стал отключаться, и Инга его слова слышала:
- Хорошо, я постараюсь закончить поскорее, к вечеру.
Разыграл он деловой разговор, давая понять, что говорить он сейчас не может.
- Ладно, Дим, дорогу мы собрали, а поезд уже сам запустишь, мне нужно чуть-чуть поработать, - он намеренно обратился к ребенку, Ева слышала, должна была сделать «правильные» выводы. 

Но врать сыну было противно, и он, оказавшись в «рабочей» комнате один, отбил Инге сообщение без всяких пиететов: «Звонить не могу. Что тебе нужно?». Она ответила сразу: «Мне необходимо тебя увидеть. Пожалуйста». Адам вздохнул. Ему тоже хотелось бы встретиться, но данное самому себе обещание и боязнь в очередной раз возбудить подозрительность жены заставляли действовать благоразумно: «Сейчас не получится». Подумав, он добавил «У меня проблемы с женой», - реабилитировав себя в собственных глазах стопроцентно правдивым высказыванием за вранье сыну. Впрочем, с Ингой всегда легко получалось откровенничать.
«А когда?» - не отставала собеседница, начиная раздражать его своей навязчивостью. «Не знаю, напишу. Пока не звони».

Больше она его в этот день не донимала. Адам стер все сообщения, не смотря на то, что телефон был запаролен. Но из собственной памяти разговор стереть не получалось. Он понимал, что надо объясниться с Ингой. Но не хотел этого, и нежелание сейчас раздражать Еву было не единственной причиной. В глубине души он надеялся, что буря минует, и он сможет когда-нибудь возобновить встречи, видеть ее или хотя бы созваниваться по телефону – когда начнется работа, делать это будет проще.

Но, с другой стороны, ее требовательность становилась опасна. Да и нечестно держать ее для редких свиданий. Лучше сразу порвать – погорюет и утешится, это лучше, чем позволять ей изматывать себя пустым ожиданием. Может, она просто верная, считает себя обязанной ему, есть такие девушки – пока «официально» их не отпустишь, они даже здороваются с другими мужчинами, опустив глаза, чтобы ни словом, ни взглядом любимому не изменить. Одиночка Инга очень напоминала такой тип. Определенно, стоит объясниться, озвучить то, что более опытная женщина и без разговоров поняла бы – будущего у них нет, короткие встречи становятся невозможны, пора дорожкам разойтись…