Глава 11. Чтобы с боем взять Приморье

…Хабаровск встретил белой стеной новостроек и сильными ливнями. 

А в Хабаровске – дожди:
Озорные, тёплые!
Дразнят окна: динь-динь-динь!
Окна плачут стёклами.

А где люди ждут трамвая,
Мужественно вымокая,
Где, за шиворот стекая,
Капли падают, скользя,
Звонкий-звонкий смех взлетает,
И девчонка уверяет,
Будто мокрыми губами
Целовать ее нельзя.
 
Хабаровск – это потому что мне же где-то готовиться надо. «Чтобы с боем взять Приморье». В Байкальской библиотеке почти ничего нет.
Сняла я в Хабаровске койку у бабульки на глубокой окраине города. Койка детская, ноги мои с нее висят… Зато всего 20 рублей в месяц. Полтора месяца просидела в городской читалке.
Со мной в комнате еще одна девочка. Она тоже куда-то поступать будет, но в Хабаровске.
У нее совсем нет кисти правой руки, но она сильно обижается, когда ее пытаются освободить, скажем, от мытья полов. Она всё делает сама.
В выходные съездили с ней на Волочаевскую сопку, это здесь рядом.
(«Боевые ночи Спасска, Волочаевские дни».
В раннем детстве слушая эту песню, понимала я ее так: «Боевые ночи, Пасха, сволочаевские дни»).
На сопке закурили… у-у, как голова-то закружилась. Значит, уже отвыкла! Бросила я курить, уехав из Байкальска. Никаких особых мук не помню, так, легкая психологическая зависимость. Но новых впечатлений столько, что отвыкание прошло незаметно.

За неделю до моего отъезда во Владивосток бабуля вдруг взбесилась. Что-то непонятное заговорила насчет того, что нет у нее права квартиру сдавать лицам без прописки, и вроде милиционер к ней приходил… В общем, срочно надо съезжать. Я в непонятках и обиде: никаких ссор ведь не было. Мне же надо дождаться вызова!
Никакие аргументы не действуют. В слезах с чемоданом ухожу на улицу. И вдруг, проходя мимо милицейского плаката: «РАЗЫСКИВАЮТСЯ», вижу… почти себя.)))))  Нет, фамилия, конечно, другая – но внешнее сходство явное. Сквозь слезы я смеюсь. По крайней мере, ясно, чего испугалась бабуля.

Куда же теперь деваться?
Добрые люди подсказывают: да езжай прямо во Владивосток, там общежитие будет. Как в погранзону без вызова? Да просто: билет надо брать до Угольной, а там  на электричке, вся страна так ездит…
Так всё и оказалось.

                ---------------

Владивосток. Адрес общежития: Океанский проспект, 39. Пока устраиваюсь, наступает вечер. Новые знакомые: «Пойдем ночью на море купаться?»
Восторг.
Городской пляж. Заходим в море, глубже, глубже… Что-то скользнуло по ноге.
– Ой, что это?
– А, это медузы…
Восторг в квадрате. Японское море, бухта Золотой Рог. 

Потом мы часто ходили ночью купаться. Почти ежедневно. С Витькой К. (тоже абитуриент-журналист) заплыли далеко.
- Ты меня не боишься?
Смотрю изумленно:
– А чего тебя бояться?
– Ну, мы в море… Одни…
– Так что? Ты меня утопишь, что ли?
Мне смешно.
– Ты долго не проживешь… – говорит вдруг Витька. – Лет до 35…
– Почему?
– Такие долго не живут… 

Хреновый из тебя пророк, Витька. Уже на четверть века ошибся… ) глядишь, и еще на одну четверть промахнешься… )

Выходим на берег. Вот это сюрприз! Наших вещей нет… Нигде нет… Возвращаться в одних плавках через весь город? И в трамвае так ехать? ) М-да… К тому же, общежитие в 23.00 закрывается. Это не проблема, конечно: все опоздавшие лазят по пожарной лестнице. Система отработанная: на четвертом этаже лестница идет мимо читального зала, там люди сидят далеко за полночь. Постучать в окно – откроют.
Правда, в одних плавках там еще ночью никто не появлялся…  видимо, мы будем первопроходцами…
Однако, Господь нас пожалел: вернул одежду. Просто нас течением снесло, она в стороне оказалась. Ходили по берегу – и нашли!
Больше того, даже общага открыта оказалась…


Экзамены я сдала блестяще: 19 баллов из 20. Проходной – где-то 16-17.
Полный триумф.

                ------------------

После зачисления нас отправили на картошку.
Я смело могу сказать, что в моей жизни было три недели ПОСТРОЕННОГО КОММУНИЗМА.  В отдельно взятой деревне с названием Богуславка. Не, пожалуй, все-таки не в деревне. В отдельно взятом сарае!

В этом сарае мы жили, все вместе, 50 человек. Кроватей там не было, были общие нары, покрытые соломой. Слева спали мальчики, справа – девочки. И это было восхитительно!! Мы были абсолютно счастливы и расставаться не хотели ни на минуту. У нас все было прекрасно: и нары, и солома, и душа, и мысли! Душа наполнялась радостным трепетом при виде ЛЮБОГО… э-э… теперь уже сокурсника, да? Представляете, тут все – ЖУРНАЛИСТЫ!! От этой мысли все внутри просто сжималось и радостно ныло. Мечты о журналистике у юных – это ведь нечто затаенное… сродни сочинению стихов… за что окружающие могут и высмеять, и попытаться настроить «на путь истинный»… и не верить, что у тебя получится…

И вот СВЕРШИЛОСЬ!! – и вокруг ТОЛЬКО СВОИ!! Те, кто понимает тебя всей шкурой, кому можно рассказать весь бред о первой заметке, первой своей редакции… в общем, нормальные люди не поймут – это мы «о своем, о девичьем».
Почему я говорю «коммунизм»? Но мы действительно были одним целым, при том что КАЖДЫЙ КАЖДОМУ дорог и ценен. Просто в голову не могло прийти есть свои конфеты «Коровка» (деликатес местного магазина) где-то в сторонке. Душа (не «приличия», а именно ДУША) требовала идти с кульком и одарять каждого, КАЖДОГО, кто встретится на пути, и радость от этого удваивалась, утраивалась и удесятерялась. Наше будущее представлялось блистательным. А настоящее… гораздо, гораздо блистательнее будущего!!

При этом мы работали, как звери. У нас и труд был коммунистический – то есть заранее освященный каким-то великим смыслом, дарящим радость, и сама усталость была свидетельством того, что все в жизни идет ПРАВИЛЬНО, и мы – «беззаветные герои все, и вся-то наша жизнь есть…» – да не борьба даже, а просто восторг… сплошной восторг!!

Наверное, три недели – это уже предел для такого душевного взлета. Не, точно… четыре – уже не выдержать… Через три недели нас отпустили (раньше срока на неделю): с выполненным заданием, грамотой на всех и еще полутора десятками грамот индивидуальных – за ударную работу.

Не было, не было людей, счастливее нас, новоиспеченных студентов отделения журналистики ДВГУ!
 

Не обошлось и без приключений.

                -------------

В один из дней лил сильный дождь, и день был объявлен нерабочим. А тут пронеслась весть: вон тот грузовик идет в Пограничный! (райцентр, близ границы с Китаем). И мы на него запрыгнули. Нас было семь человек: пятеро журналистов и два «восточника» (факультет восточных языков).
В Пограничном договорились с шофером, что он заберет нас обратно в 15.00 – и пошли гулять.

Гуляем, чинно так. Вдруг видим таможню. И за оградкой – два китайца!! (Это вам сейчас китаец – не Бог весть что. А для советского человека любой иностранец был невиданной зверушкой. Не видели мы отродясь живых иностранцев!) Да не простые китайцы, а в их китайской синей униформе и с огромными значками Мао!!
Напряженность в отношениях между СССР и Китаем была в ту пору весьма заметной, потому что помимо идеологических расхождений еще и произошел вооруженный конфликт на Даманском.
В общем, экзотика страшенная, аж скулы сводит!

Не сговариваясь, мы перелезаем через оградку и подходим к китайцам. Смотрим на них во все глаза, а потом спрашиваем: мол, чего это они на Даманском так себя вели?! И Вовка Печорин уже чуть не рубашку на себе рвет, говоря, что он сам только что служил, и он не может простить им наших ребят!! А Яшка К. толкает меня локтем и советуется: «А что если я у них маоцзедуновский значок попрошу?!» «Не вздумай!! – шиплю я. – Они подумают, что мы поддерживаем их идеологию!!» «Восточники» тем временем пытаются говорить по-китайски: у них свой интерес, им языковая практика нужна. В общем, зоопарк с характерной толпой у клетки с обезьянами. ))

Яшка стоит, повесив голову. Ему хочется сувенирчик. «Ладно! – говорит он. – Я сейчас куплю советские сигареты и обменяю их на китайские!» Он перелезает через заборчик и бежит к магазину.
Через минуту Яшка возвращается, весьма озадаченный.
– Там бабы у магазина мне сказали: «Парень, это твои там стоят? Забирай их и уходите быстро: у вас неприятности будут!»
Новость передается по цепочке. Мы вежливо прощаемся с китайцами и уходим. Морд друг другу набить маленько не успели… ((

…Едва мы заворачиваем за угол, как на нас налетает вихрь. Иначе не назовешь. Нас хватают и запихивают в какие-то двери. Доигрались. Это КГБ.
Нам точно говорят, во сколько мы подошли к таможне и в каком порядке перелезали через оградку. Мы восхищены вниманием к нашим персонам.
Нас распихивают по разным комнатам, устраивают перекрестный допрос, заставляют давать письменные показания.
Нам смешно.
– Мы т-тебе дадим получить высшее образование!! – бросает мне сотрудник в ответ на какую-то мою шутку.

Сколько времени все это заняло? Не помню, но, вероятно, много, потому что грузовик уехал без нас, а нас все допрашивали и допрашивали.
– Да это же щенки! – говорит наконец самый умный из особистов. – Это же даже не студенты! Это абитура…
И по-отечески  постращав нас (шоб не лезли впредь в международные дела!), нас отпускают. То есть вывозят в поле и «высыпают» на дорогу, махнув рукой: «Вон в ту сторону ваша Богуславка!»

Уже совсем темно. Фонарей нигде нет, идти приходится наощупь. Но мы довольны. Мы во всю глотку орем песни. Санька Лекомцев, наш поэт, в ударе: стихи из него так и сыплются!
Потом мы подъезжаем на каком-то случайном грузовике. К своему сараю являемся уже после полуночи.
– Наконец-то! Ребята, где вы были?! – выскакивает навстречу преподаватель.
– Мы были в КГБ!
Я до сих пор помню, каким ужасом исказилось его лицо…
А мы даже обиделись: чего это он не радуется вместе с нами нашему веселому приключению?
 
Да, мы уже из непуганого поколения… Год шел 1970-й.

http://proza.ru/2020/07/19/18