Из темноты к свету. Часть 3. Глава 24

            - Я испугалась до полусмерти, когда увидела дядь Сашу, выходящим  из такси, ведь он давно умер, - рассказывала Люба свой сон матери. – Каким-то образом я знала точно, что папин брат приехал именно за ним, и приехал он именно в шесть часов утра.          

            Валентина Ивановна сидела в стареньком кресле в прихожей и разговаривала со старшей дочерью, а в это время её больной муж лежал в дальней спальне, окно которой выходило на широкую улицу. Разговаривали женщины очень тихо, чтобы он не смог их расслышать.

            - Теперь всё ясно... Я всегда чувствовала, что вы скрываете от меня правду, - сказала в ответ Валентина Ивановна и, наклонив голову, с горестью  прикрыла рукой увлажнившиеся глаза. 

            Наконец, у Любы появилась возможность сказать матери, что отец на самом деле болен смертельно, что у него рак двенадцатипёрстной кишки четвёртой стадии, но почему-то она сказала совсем другое:
            - Мамочка, не переживай... мало ли что могло присниться... Это всего лишь сон. Через шесть дней подойдёт наша очередь, и мы отвезём папу в областную больницу для  госпитализации... Я уверена, что врачи сделают всё для его выздоровления.

            Валентина Ивановна ничего не ответила; сон, приснившийся дочери, стал для неё последним знаком предстоящей беды. Теперь она знала точно, что её муж совсем скоро покинет этот мир, иначе бы Александр не стал за ним приезжать.

            Череда снов уже давно не давала Валентине Ивановне покоя. Ей часто снилось, что она ходит полураздетая, что теряет свои туфли и не может их найти, что босая бредёт по холодному льду, который трещит под её ногами, выпуская стрелы, расходящиеся во все стороны, тем самым холодя испуганную душу.

            Поначалу у неё невольно возникали мысли, что по причине её болезни муж начнёт встречаться с другой женщиной, не зря же говорят: седина в бороду, бес в ребро. Однако, когда прошло какое-то время и стало заметно, что муж  болеет, она поняла всю серьёзность этой возникшей у него болезни.

            Особенно волнение усилилось, когда Валентина Ивановна увидела во сне внука Сергея, Любиного сына, который погиб в позапрошлом году, упав на стройке с высоты. Он заглядывал на кухню через оконное стекло, где она сидела, и высматривал кого-то. Проснувшись, она сразу поняла, что кто-то в их семье умрёт, ведь приходил он за кем-то из них.

            Когда мужу стало совсем плохо, он стал резко худеть, цвет его кожи начал меняться, лоб позеленел, а глаза стали безжизненными. Поняла тогда Валентина Ивановна, что приходил их внук именно за своим дедом. Теперь и дочь подтвердила правильность её выводов, когда рассказала ей о приезде покойного Александра за своим родным братом.

            Люба очень боялась за состояние матери, страдающей ишемической болезнью сердца, поэтому тяжёлый разговор резко прекратила, тем более что в смерть отца верить совершенно не хотелось.

            - Пойду, во двор выйду, - сказала Люба, посмотрев в окно, через которое увидела сестру, вошедшую в курятник, чтобы покормить проголодавшуюся за ночь птицу, - узнаю, может, Оле помощь нужна по хозяйству.

            В то время как Люба покинула дом, отправившись к сестре, в прихожую из спальни медленно вошёл Николай Иванович, направившись к дивану.

            - Ну как ты, Коля?.. Может, ты чего-то хочешь? – ласково спросила Валентина Ивановна своего мужа, на которого она не могла смотреть без боли в сердце.

            - Хочу майку на свежую поменять... помоги мне, - ответил он, как всегда добродушно улыбаясь, чем вызывал ещё большую боль в сердце своей жены.

            Она немедленно принесла чистую майку и, присев возле мужа, помогла ему освободиться от той, что была надета на нём. Сердце её снова дрогнуло, когда она вдруг увидела чётко выраженные рёбра, обтянутые обвисшей кожей.

            - Коля, какой же ты худенький стал... одни рёбрышки остались, - не сдержавшись, трогательно сказала Валентина Ивановна, касаясь рукой спины мужа.

            - Валюша, ты не переживай... были бы кости, а мясо нарастёт, - снова улыбаясь, ответил Николай Иванович. – Включи, пожалуйста, телевизор, я здесь прилягу.

            
            Люба и Оля около девяти утра уехали в город по делам, оставив родителей одних. И как только Валентина Ивановна вышла во двор, чтобы сделать кое-какие дела, муж сразу же последовал за ней. Совершенно ослабевший, он умудрился сам набросить на себя куртку и выбраться из дома, добравшись до стола со скамейкой, которые стояли под виноградной беседкой.

            Перемещаясь по двору, боковым зрением она видела, что муж не спускает с неё глаз, наблюдая за каждым её движением.

            - Валя, а куда кот делся, которого Оля с больницы привезла, что-то я его не вижу? – поинтересовался вдруг Николай Иванович, посчитавший вчерашнюю выходку дочери плохой приметой.

            - Ближе к ночи он стал на улицу проситься и такой рёв в коридоре поднял, что Люба не выдержала и открыла ему дверь... Он ушёл и пропал.

            - Жалко, красивый был кот...


            Чем ближе к вечеру, тем хуже Николай Иванович себя чувствовал. Время от времени он менял своё местонахождение, поочерёдно перемещаясь из спальни в прихожую и возвращаясь обратно, - казалось, что он не мог найти себе места.

             Позывы на рвоту участились, но рвать особо было нечем. Тогда Оля  сбегала в магазин и купила минеральной воды специально для отца, сделав несколько глотков которой, он мог с облегчением освободиться от бесконечных мучительных позывов.

             Женщины не могли без содрогания смотреть, как их обессиленный родной человек, лёжа на диване, тянет голову как можно ближе к ведру, чтобы случайно не сплюнуть мимо и не запачкать покрывало, находившееся под ним.

            Прибывая в тяжелейшем состоянии, Николай Иванович старался думать не о себе, а о своих близких, чтобы не прибавлять им лишних забот. Этот факт не остался незамеченным, он всех трогал до глубины души, особенно, когда при этом  он пытался улыбаться, глядя на жену.

            В конце концов, сообразив, что нужно сделать, Оля выбежала на кухню и принесла отцу маленькую мисочку, чтобы он подставлял её себе под щеку, а затем содержимое выливал в ведро. Это очень облегчило данную процедуру, и теперь мисочка стала лежать рядом с ним у подушки.

            - Олечка, а что, кот так и не пришёл? – неожиданно спросил Николай Иванович, чем сильно удивил дочь.

            - Нет... Наверное, он решил своим ходом назад в Херсон вернуться, - ответила Оля то ли с шуткой, то ли с обидой. – А может, кто-то увидел, что кот ходит красивый и решили его себе поймать.

            - Мне очень жаль, что он пропал, - услышала Оля в ответ искреннее признание своего отца.


             Остаток вечера уходящего четверга Николай Иванович решил провести в прихожей, лёжа  перед телевизором. С ним в комнате оставалась сидеть Оля, расположившись в кресле и поглядывая на него в полумраке. 

            Вдруг она заметила, что отца начало трясти. Подойдя к нему, Оля  прикоснулась рукой ко лбу и почувствовала сильный жар. Известив о случившемся сестру, она пошла в зал за градусником, который лежал в ящичке трюмо вместе с лекарствами.

            Измерив отцу температуру, Оля взглянула на ртутный столбик и увидела, что он поднялся до отметки сорок градусов. Ощутив внезапный страх, она протянула градусник сестре и очень тихо сказала:
            - Нужно срочно звонить в Херсон.

            Поспешив в свою спальню, сёстры закрыли за собой дверь и, усевшись на кровать, стали дозваниваться по номеру, указанному на визитной карточке, выданной им врачом на случай непредвиденных обстоятельств.

            - Аллё!.. Здравствуйте! – сказала Оля, сделав звонок со своего телефона. – Помните, мы вчера привозили к вам нашего отца Шуршикова Николая Ивановича, и вы назначили нам на предстоящую среду госпитализацию?.. Так вот, у него резко поднялась температура до сорока градусов, и мы не знаем, что нам делать... Хорошо... Я поняла...

            Люба сидела сама не своя, ожидая завершения разговора и, когда разговор был завершён, она с любопытством взглянула на сестру.

            - Он сказал, чтобы срочно сделали ему укол анальгина с димедролом и  вызвали «Скорую помощь», - произнесла Оля дрожащим голосом. -  Ещё он сказал, что до среды отец уже не доживёт.

            - Какой ужас... Оля, об этом нужно срочно сказать маме.

            - Пока ничего говорить не надо, - решительно сказала Ольга. – Сначала нужно разобраться с отцом. Не хватало, чтобы ещё и мать слегла, что делать тогда будем?.. Предлагаю действовать по обстановке.

            Возражать Люба не стала, тем более что сестра сразу же поспешила удалиться, чтобы сделать всё то, что было сказано врачом.

            Исследовав содержимое ящика, из которого был взят градусник, Оля обнаружила среди множества маминых лекарств одноразовые шприцы и несколько ампул с раствором анальгина. Это было настоящей удачей, не смотря на то, что среди лекарств не оказалось димедрола.

            Делать уколы в семье могла только Оля, она была самоучкой, а ещё – бесстрашной и волевой. Завершив все манипуляции, она сразу же позвонила в центр скорой медицинской помощи.

            Вызванная машина очень долго не приезжала, поэтому за время её ожидания температура пришла в норму.

            Оля, не смотря на позднее время, позвонила сыну в Киев и попросила его срочно приехать, сообщив ему страшную новость.

            Наконец, ночную тишину нарушил подъехавший ко двору автомобиль «Скорой помощи», и сразу же раздался лай собаки. Ольга пулей выбежала на улицу, чтобы предупредить прибывшего врача о жуткой тайне.

            - Здравствуйте, у меня к вам будет просьба, - сказала Оля женщине, вышедшей из машины, - У отца рак, но он об этом ничего не знает. От матери мы тоже скрываем, у неё больное сердце. Родители пока ничего не должны узнать.

            - Не волнуйтесь, я всё поняла, - ответила врач, после чего Оля ей вкратце сообщила  причину срочного вызова.

            Измерив больному температуру, доктор в обязательном порядке измерила ему и давление.

            - Сто двадцать на восемьдесят...  давление совсем как у космонавта, - ободряюще произнесла она и стала что-то записывать к себе в журнал вызовов. – У вас участившаяся рвота, сейчас я сделаю вам укол.

            Но Николай Иванович категорически отказался делать его, объяснив отказ тем, что он чувствует себя гораздо лучше именно тогда, когда  освобождается от скапливающихся внутри секреторных выделений, поэтому было решено сделать только обезболивающий укол.

            - Если что, звоните, - сказала врач Ольге, покидая их дом.

            После уколов температура у Николая Ивановича больше не поднималась, и в пятницу с ним повторилось всё тоже, что было в четверг, но только теперь рвота из него выходила чёрного цвета, с запахом детской мочи.


            По пятницам и вторникам, завершив работу, к ним всегда заходила медсестра Рита, чтобы проверить состояние здоровья Валентины Ивановны, за которой она наблюдала уже четвёртый год. Однако на этот раз Рита пришла не только мать посмотреть, но и взглянуть на бумаги, выданные Николаю Ивановичу в онкологическом диспансере города Херсона.
            
            - Я так и знала, что у него онкология, но тогда никто из врачей меня  слушать не стал, - взглянув на поставленный диагноз, произнесла медсестра.

            - Сегодня ночью у него поднялась температура сорок градусов, но к счастью её удалось сбить, - сказала Оля.

            - Это свидетельствует о том, что его жизнь приближается к концу, - пояснила произошедшее Рита и спросила: - Вы уже сказали об этом матери?

            - Нет... ни мать, ни отец ничего не знают, - ответила Оля.

            Их разговор проходил на кухне, куда они вышли втроём. Приняв от Риты прочитанное ею медицинское заключение, Люба сказала:
            - Мы решили действовать по обстановке, но не знаем, как именно...  Может, ты нам поможешь сказать маме правду?

            - Сейчас скажу... Мне сделать это проще, - согласилась Рита. – А вы завтра с утра поезжайте на рынок и купите отцу одежду для похорон, он долго не протянет, максимум до завтрашнего вечера... Вы всё поняли?

            В ответ не прозвучало ни слова, лишь кивком головы обе сестры  выразили своё понимание.

            Рита снова направилась в прихожую, где в кресле продолжала сидеть Валентина Ивановна. Люба и Оля поспешили за ней следом, чтобы держать ситуацию под контролем. В это время их больной отец лежал в дальней спальне, что позволило им избежать неудобства при разговоре.

            - Валентина Ивановна, я просмотрела документы вашего мужа и должна сообщить вам неприятную новость... Но для начала вам нужно взять себя в руки и собраться с духом, - заявила Рита без всяких церемоний, стараясь говорить шёпотом по просьбе сестёр.

            - Хватит резину тянуть, говорите уже... Сколько можно скрывать от меня правду? – сказала пожилая женщина с обидой, пытаясь говорить в ответ как можно тише.

            - Ваш муж смертельно болен, у него рак последней стадии... Хорошо, если он ещё сутки протянет, - продолжала рубить напрямую Рита. – На своих  девчат не обижайтесь, они толком ничего не знали... Сами понимаете, что врачи о таком сильно распространяться не хотят.

            - Я и сама давно всё поняла... без всяких врачей, - ответила Валентина Ивановна, едва сдерживая слёзы.


            После ухода медсестры Николай Иванович снова перебрался в прихожую на диван, где он решил скоротать время перед телевизором. В этот вечер транслировался концерт с участием Филиппа Киркорова и его любимого певца Николая Баскова.

            Рвота у отца по-прежнему не прекращалась, а самочувствие ещё больше ухудшилось, но этот факт он пытался тщательно скрывать. Однако Люба заметила, что отцу вдруг стало душно. Внутренний голос подсказал ей принести из соседней комнаты вентилятор на высокой ножке и направить на отца поток прохладного воздуха.

            Весь вечер и до половины ночи дочери поочерёдно сидели на стуле на небольшом расстоянии от дивана, включая и выключая вентилятор нажатием кнопки, тем самым облегчая страдания своего отца.

            Они не спускали с него глаз, следя за каждым его движением. Как только он слегка приподнимал голову, направляя её в сторону вентилятора, это служило знаком, что вентилятор нужно включить. И наоборот, если он расслаблялся и опускал голову, значит, вентилятор нужно было выключить.

            Оставив занятия в институте, поздним вечером приехал Евгений. Он был поражён, увидев своего любимого дедушку беспомощным и измождённым, ведь ещё не так давно он видел его бодрым и крепким.

            Ближе к концу ночи Николай Иванович задремал, и тогда Люба и Оля   тоже решили прилечь в своей спальне, находящейся рядом, дверь которой они оставили открытой. Валентина Ивановна спала в зале на диване, её больное сердце не позволяло проводить ночное время без сна. Спал крепким сном и прибывший Женька.

            Рано утром, лишь только задребезжал свет, Оля проснулась первой  и решила взглянуть на отца. Переступив порог комнаты, она не поверила своим глазам, – диван оказался пуст. Начался настоящий переполох, Ольга и Люба забегали по дому, в поисках пропавшего отца. Убедившись, что в доме его нет, Оля выскочила во двор и направилась в сторону туалета.

            - Папа, ну ты и напугал нас! – воскликнула она, успев подхватить отца под руку.

            Выйдя из туалета, Николай Иванович чуть не свалился за времянкой на бетонную дорожку. Он был сильно ослаблен, и его постоянно шатало из стороны в сторону. Оле с большим трудом удалось привести его в дом и уложить на своё место. Однако, не смотря на всю его слабость, отец был весёлым, разговорчивым и постоянно улыбался.

            - Мне надо сил набираться, чтобы я потом смог кушать начинать, - заявил Николай Иванович своей жене и дочерям, как только присел на диван. – Раз я пока ничего не могу кушать, а организм слабеет, значит, для поддержания мне нужно ввести в вену глюкозу...

            Женщинам от услышанных слов стало не по себе, ведь они были уверены, что жить ему оставалось всего несколько часов.

            Этим утром Люба и Оля как раз собирались ехать на рынок, чтобы закупить отцу некоторые вещи, в которых его будут хоронить. И вдруг с отцом произошли такие удивительные перемены, так что они даже растерялись, не зная, ехать им теперь или нет.

            Оля вышла с телефоном на кухню и за ней следом последовала сестра.

            - Рита, привет... Тут такое дело, отец просит, чтобы ты ему глюкозу ввела, - сказала Оля медсестре по телефону, впоследствии объяснив ей все обстоятельства дела.

            - Ольга, нельзя ему глюкозу вводить, она только ускорит процесс, - стала предупреждать Рита. – Ему и так состояние усугубили, когда во время осмотра отщипнули опухолевый кусочек ткани, врачу не нужно было этого делать.

            - И что мне ему сказать?.. Правду? – спросила Оля.

            - Нет, ничего не говори... Это его последнее желание и его нужно исполнить... Я приеду к вам где-то после двенадцати и всё сделаю, только глюкозу заранее купите.

            Закончив разговор, Ольга направилась к сыну, чтобы разбудить его и отправить в аптеку. Минут через десять Женька уже стоял на улице с сотовым телефоном в руке и вызывал такси. Неожиданно послышался матерный крик, это орал Евгений, взбудоражив свою мать и соседей.

            - Женька, ты чего? – выглянула на шум Оля и подошла к сыну.

            - Ты не поверишь, вызываю такси, а мне отвечают: такси не приедет, на улице сильный туман, - отвечал Женя, усмехаясь. - Мама, ну где ты туман видишь? Небо чистое, солнце с самого утра светит... Как тут матом не заругаться?.. Зато сразу подействовало, говорят: да-да, сейчас приедем.

            - Может быть, ты попал на наркоманов? – предположила Оля. - Их у нас столько развелось, что просто какое-то нашествие, и нет на них никакой управы.

            Такси подъехало довольно быстро и, как только Евгений уехал, соседка тут как тут, давай расспрашивать Ольгу, почему так сильно возмущался её сын, выражаясь нецензурной лексикой.

            Возвратился Женька быстро, купив в аптеке всё то, что ему поручила мать. Убедившись в наличии доставленных препаратов, Оля дала сестре команду, что теперь они могут ехать на рынок.

            - Оля, какой-то бред получается... Отец сделался таким живеньким,  весёлым, духом воспрянул, а нам говорят, что он не сегодня-завтра умрёт, - недоумевала Люба, выразив свои сомнения, как только они вошли на территорию городского рынка в Новой Каховке.

            - Я тоже ничего не могу понять, - ответила Ольга. – Мне никак не верится в смерть отца.

            - Олечка, мне страшно покупать ему одежду на смерть... Он жить собирается, глюкозу попросил, а мы его тайком к могиле готовим... Может, ну её, эту одежду? Прошвырнёмся по рынку по-быстрому и поедем назад.
            
            Просто они ещё не знали, что где-то за сутки перед смертью у всех раковых больных болезнь отступает, и они перестают ощущать какую-либо боль.

            Как только сёстры вернулись домой, на пороге появилась медсестра Рита и первым делом поспешила к Николаю Ивановичу. Усадив его за стол, она стала искать вену на правой руке, чтобы ввести глюкозу.

            Не желая видеть всего этого ужаса, Люба и Оля вышли на кухню, боясь происходящего. Они так и не смогли сказать отцу всей правды, или хотя бы её части, ведь своим желанием он невольно приближал час своей кончины.

            - Ну что, вы купили ему одежду? – сразу же спросила Рита, как только вышла к ним на кухню.

            - Нет, - ответила Люба.

            - Как, нет? – удивилась Рита и, взглянув на часы, сказала приказным тоном: - Быстро возвращайтесь на рынок, он работает до двух часов, вы ещё успеете. У вашего отца очень плохая кровь, она густая и тёмная, я его еле уколола. У него идёт интоксикация организма, жить ему осталось совсем чуть-чуть... Я знаю, что говорю.

             Слова Риты прозвучали достаточно убедительно, и сёстры мигом покинули родительский дом, отправившись на остановку, находившуюся от них через два дома. Чуть позже ушла и Рита. Женька тоже оставил деда с бабой, решив, что всё налаживается, и он теперь сможет проведать своих друзей.

            - Валюша, пойду я прилягу у себя в комнате, может, вздремну немного, - сказал Николай Иванович жене и, встав с дивана, неуверенной походкой стал пробираться через зал в дальнюю спальню.

            Валентина Ивановна, встав с кресла, тоже последовала за супругом, чтобы лечь на диван в зале и присматривать за ним в дверной проём между комнатами, так как кровать мужа стояла как раз напротив её дивана.

            Так они лежали в разных комнатах и поглядывали друг на друга в приоткрытую дверь. Она глянет на мужа, а он не спит, лежит и на неё смотрит. Несколько раз Валентина Ивановна проваливалась в сон, и вдруг открывает глаза и видит, что он сидит на кровати. Она тоже привстала, ожидая, что муж будет делать дальше.

            - Валя, а я что, сегодня умирать буду? – неожиданно спросил супруг, словно обухом по голове ударил.

            - Да ты что такое говоришь?.. В среду тебя девчата в Херсон повезут, они уже и такси заранее заказали... лечить тебя будут, - солгала мужу Валентина Ивановна, на самом деле хорошо зная, что он уже стоит на пороге смерти.

            - Валюша, если со мною что случится, вы слушайте Любу... Она всё-таки старшая дочь, что она скажет, то и делайте...

            - Коля, не думай о плохом... Тебя обязательно вылечат, - продолжала скрывать от мужа правду Валентина Ивановна.

            Ничего не ответив, Николай Иванович лишь доверчиво улыбнулся. Встав с кровати, он с большим трудом побрёл в прихожую и, включив телевизор, прилёг на диван. Валентина Ивановна, последовав за мужем, села в кресло, стоявшее в углу у противоположной стены, чтобы продолжать за ним своё наблюдение.

            Рвота не давала её мужу никакого покоя, из-за чего он постоянно лежал на боку, чтобы ему было легче сплёвывать. Совсем ослабленный, теперь он лежал в основном с закрытыми глазами, изредка бросая взгляд в сторону жены и всё так же по-детски ей улыбаясь.

            Приехав с рынка, Люба и Оля прошли в зал вместе с купленными для похорон вещами и, позвав к себе мать, стали показывать ей покупки, сделанные и для отца, и для неё.

            Посмотрев на вещи, Валентина Ивановна одобрительно кивнула головой и стала рассказывать о странном разговоре с отцом, временно скрыв от дочерей слова его завещания.

            - Наверное, кто-то из умерших родственников ему сообщил, - предположила Люба.

            - Оказывается, что Ритка сказала правду - наш батя именно сегодня умрёт, - с горестью произнесла Оля.

            До самого вечера отец лежал, не выражая никаких желаний, он лишь единожды поинтересовался, не поёт ли на каком-либо канале Николай Басков. Но к великому сожалению, не смотря на субботний вечер, его любимый певец не транслировался ни по одному из каналов.

            - Валюша, постели мне простынь, - неожиданно попросил Николай Иванович свою жену, чем вызвал у неё сильное волнение, потому что она сразу же заподозрила неладное.

            - Девчата, скорее сюда идите! – позвала она на помощь своих дочерей и, когда они из кухни вошли в комнату, сказала: - Надо отца на стул посадить и постелить ему на диване простынь... Он сам попросил.

            Валентина Ивановна принесла простынь и дала команду поставить стул на середину комнаты. Встать самостоятельно отец уже не смог, поэтому дочери помогли ему приподняться и, взяв под руки, с трудом усадили его на стул.

           Люба осталась стоять перед отцом, который в считанные секунды превратился в живой труп. Его голова и руки резко обвисли, давая понять, что он впал в бесчувственное состояние.

           - Девочки, он сейчас упадёт!.. Что с ним происходит? – встревожилась Люба, но сестра и мать уже пришли ей на помощь.

            Подхватив отца снова под руки, Люба и Оля попытались его приподнять, но он оказался настолько тяжелым, что справиться без Женьки они не смогли. Вчетвером они еле-еле доволокли его до дивана и, уложив как следует, вздохнули с горестью и одновременно с облегчением.

            Приняв горизонтальное положение, Николай Иванович снова пришёл в себя и одарил всех довольной улыбкой. Побыв рядом с ним какое-то время, Оля с сыном вышла на кухню, чтобы его покормить, а Валентина Ивановна прилегла в зале, потому что у неё сильно отекли ноги и от усталости стал одолевать сон.

            Рядом с больным отцом осталась дежурить Люба. Она сидела на стуле напротив и чтобы облегчить ему страдания, поочерёдно включала и выключала вентилятор, как это делали они раньше. Отец всё так же лежал на боку, измученный рвотой, и время от времени пытался задирать голову, чтобы увидеть в кресле свою жену.

            Любе казалось, что её сердце в какой-то момент не выдержит и разорвётся на части, когда при каждом таком взгляде отец с болью закрывал глаза, потому что кресло каждый раз оказывалось пустым. Время приблизилось к половине одиннадцатого вечера, и вдруг Любу пронзил вопрос отца, пригвоздив её к стулу.

            - А я что, сегодня умру? – спросил Николай Иванович у дочери, глядя ей прямо в глаза.

            Люба не смогла отвести взгляда в сторону, но она и не смогла произнести ни единого слова в ответ. Она оставалась сидеть, словно окаменелая, продолжая смотреть отцу в глаза, и лишь правая её рука продолжала включать и выключать кнопку вентилятора.

            Повторять вопрос Николай Иванович не стал, он просто закрыл потухшие глаза и, поджав ноги, опустил вниз голову, лежавшую на краю подушки. Лишь около двенадцати часов ночи лицо его засияло от улыбки, когда, задрав вверх голову, он, наконец, снова увидел в кресле свою жену.

            Его улыбка была настолько трогательной, что до боли раздирала душу. За всё время своей болезни он ни разу не застонал, ни разу не сказал, что ему невыносимо больно, он мужественно переносил все страдания и при этом ещё пытался улыбаться.

            И вот, ближе к половине второго ночи, Николай Иванович стал о чём-то невнятно их просить. Женщины поняли лишь одно, что он хочет подняться, но испуганные его сидением на стуле, поднимать его снова они боялись. Но он вдруг стал нервничать и упорно настаивать на своём. Пришлось сдаться, и дочери помогли ему приподняться, оставив сидеть на диване.

            Отходить от отца они не стали, продолжая стоять напротив. Однако Николай Иванович обращать внимания ни на кого не стал, он быстро вытащил изо рта вставные челюсти и, определив их рядом с собой, вдруг положил руки к себе на колени и, откинув голову на спинку дивана, резко задышал, как бы выталкивая из себя остатки воздуха.

            Сделав последний выдох, он окончательно замер, оставаясь сидеть бездыханным с опрокинутой головой. Стоя напротив отца, Люба и Оля отчётливо видели, как быстро меняется его лицо, обретая омертвевшие черты.

            - Мама, папа умер! – произнесла Люба, не веря своим глазам, и обратившись к сестре, сказала: – Его нужно положить.

            Ещё не осознав до конца случившееся, сёстры стали наклонять тело умершего отца, пытаясь уложить его на спину, головой на подушку, как он и лежал, будучи живым.

            Люба быстро поставила возле дивана маленькую скамейку, на которой лежали две крупные российские монеты по пять рублей, которые она приготовила заранее, чтобы положить на глаза покойному отцу, как убеждала сделать Рита, давая им днём настоятельный совет.

            Этим временем с кресла встала Валентина Ивановна, направляясь к изголовью мужа, и как только Люба села возле отца прямо на пол и взяла в руку первую монету, мать возопила громким голосом, роняя слёзы:
             - Ой, Коленька, на кого ты меня оставил?

            И только Люба собралась положить первую монету, как веки у отца  слегка задёргались, а потом и вовсе открылись, обнажая зрачки глаз, мгновенно забегавших туда-сюда. Крик матери резко оборвался, и все замерли от страха.

            - А меня что, уже закопали? – наконец, спросил Николай Иванович, не понимая, что происходит и где он находится.

            - Нет, Коленька, ты живой... никто и никуда тебя не закапывал, - первой заговорила Валентина Ивановна, продолжая стоять у изголовья мужа.

           Придя в себя, Люба словно очнулась и, продолжая сидеть у дивана на полу, она припала головой к отцу. Держа его за руку и заливаясь слезами, она  громко повторяла одни и те же слова:
            - Папочка, прости меня... Папочка, прости меня... Папочка, прости меня...
            И вдруг отец ей ласково отвечает:
            - Любушка, ну что ты так переживаешь?

            Немного успокоившись, Люба встала и, убрав скамейку с монетами,  отошла в сторону, чтобы присесть на стул. Оля села в кресло, а Валентина Ивановна прошла в противоположную сторону дивана и присела с краю у ног мужа.  Николай Иванович объяснил ей жестами, чтобы она подала ему его челюсти.

            Как только челюсти заняли своё место предназначения, он тут же начал атаку на свою жену. От тихого и улыбающегося мужа ничего не осталось. Возмущаясь, он чего-то от неё требовал, махал руками и всё время нервно повторял:
            - Ехать надо... Такси... Такси... Ехать надо...

            - Коля, не будет никакого такси, не будет, - отвечала она ему каждый раз, чуть не плача, уверенная в том, что он говорит ей о предстоящей поездке в Херсон.
            И как только Николай Иванович слышал эти слова, он тут же выходил из себя и начинал вертеть пальцем у своего виска, показывая этим, что жена говорит какую-то глупость. Речь его была сильно нарушена, и говорить он мог только отдельные слова.   

            - Такси... Ехать надо... Шесть часов, - гневно продолжал твердить Николай Иванович. – Шесть часов...

            - Коля, ночь на дворе... Куда ехать? – морально измотанная и ничего не понимающая, отвечала ему жена.

            - Шесть часов!.. Шесть! – раздражённо повторял он жене, одновременно тряся в воздухе пятью растопыренными пальцами левой руки и приставленным к ним мизинцем руки правой, что соответствовало цифре шесть.

            Люба отчётливо видела, что мать устала от такого натиска со стороны отца и решила прийти ей на помощь, говоря:
            - Папа, до шести утра ещё далеко, часы показывают только половину второго ночи.

            - Нет! Шесть утра! – ещё сильнее возмутился отец и вдруг чётко спросил: – Где часы?

            - Вот же, они весят прямо перед тобой, над телевизором, - ответила ему жена и повернула голову в сторону часов, весящих на простенке между двумя окнами.

            - Они не правильно идут!.. Шесть часов! – взглянув на настенные часы, продолжал стоять на своём Николай Иванович, истерически махая руками.


            Казалось, что этот кошмар никогда не закончится. Побывавший на том свете человек, в глазах окружающих его близких людей выглядел обезумевшим. Все замолчали, и только Николай Иванович продолжал усиленно возмущаться, что-то пытаясь донести до своей жены.

            - Так, девчата... А ну-ка, поднимайте его снова... По-моему, он встать хочет, - приподнимаясь с дивана, дала команду Валентина Ивановна.

            - А вдруг он упадёт? – испугавшись за отца, спросила Люба.

            - Не упадёт... Вы его просто посадите, - посоветовала мать.


            Снова приподняв отца, дочери помогли ему сесть так, чтобы он  опирался на спинку дивана. Дальше с ним повторилось всё тоже, но только в ускоренном темпе; было видно, что он торопился.

            Быстро вынув челюсти, Николай Иванович снова отложил их в сторону и, как бы сев поудобнее, положил на колени вытянутые руки, одновременно откинув голову назад. И как только его голова коснулась спинки дивана, он закрыл глаза и, раскрыв рот, стал учащённо дышать, испуская дух...


            Никто не решался к нему прикоснуться, находясь в полном исступлении. После случившегося переполоха плакать уже больше никому не хотелось, поэтому все стояли в глубоком молчании, боясь нарушить его покой, чтобы он вдруг снова не воскрес.

            «Как можно умереть по собственному желанию, вот так просто, сел и сразу умер?» - подумала Люба и тут же вспомнила совет от святых старцев, прочитанный в одной из духовных книг, что, умирая, человек не должен удерживать в теле свою душу, а должен с лёгкостью отпустить её в вечность для новой жизни.

            Никогда раньше не видела Люба, как умирает человек, это было её первое познание, из которого она многое поймёт и вынесет, однако это понимание придёт чуть позже, когда немного поутихнут страсти и завершатся предстоящие хлопоты...