Запись сто тридцать шестая. Ты здесь надолго?

03.02.08 Прочла «Поцелуй Даздрапермы» нашего Бориса Климычева. Печатался в «Сибирские огни» 2007, №7-9. Конец правления Брежнева и про настоящее время («мочить в сортире» - как эпохальная вешка).
«Нравы Растеряевой улицы»!
Около тридцати лет жизни отдельных персонажей нашей писательской прослойки на фоне бардака в стране.
Интересно – потому что про наш город (Тамск), узнаваемые ландшафты улиц, узнаваемые здания и даже коридоры. (Уж в писательской-то организации я бывала часто, начиная с 1999 года). Ну и ещё старалась узнавать – про кого же это? Узнала Хоничева (все фамилии, понятно, искажены), Чебанова, Кияшкину, Мастеренко, Игнатова, А.Казанцева, Брусьянина, Макшеева. Остальные, конечно, тоже узнаваемы, просто не всех лично знала.
 
Естественно, он не описывал людей с биографической точностью. Наши писатели-поэты для него только прототипы: портреты, характеры, некоторые эпизоды. Но много, конечно, и сочинено, или перемешано с другими эпизодами.
Себя изобразил таким бобылём, премудрым пескарём, ни во что конфликтное не вмешивающимся: писательский кружок взялся вести из-за денег токмо, потом, вроде, вошел во вкус и в конце ведёт уже чуть ли не бесплатно. Есть меткие фразы. Но инстинкт самосохранения – выдающийся. Везде он бывает и принимает участие, но никому ничем не обязан. Правда, многих жалеет, хотя его помощь, как говорится, не в коня корм – кому ни поможет, так с тем какая-нить неприятность вскорости случается. Ну, в том смысле, что благие дела делать, конечно, надо, но если не делать – то результат будет тот же.

Особенно досталось ученику «Хруничеву» – изображен просто уничтожающе. Очень неприятный тип получился. Но поэт он неплохой (по нашим масштабам). А кто из поэтов – ангел?

В романе несколько смертей, но ни одного самоубийства, а я знаю, что некоторые прототипы персонажей ушли из жизни добровольно. Вот и думай: почему он это «скрыл»? Или роман был задуман, как памфлет (или чтобы досадить тому же «Хруничеву»), или, если бы он «вторгся» вот в эту сферу – почему многие персонажи ушли из жизни сами, то об возглавляемой им писательской организации сложилось бы очень негативное мнение – пили, склочничали, подсиживали друг друга и были довольно равнодушны друг к другу в плане сочувствия.
Ни одного светлого облика – то пьяницы, то бабники, то обжоры, то хапуги, то склочники. И хоть автор вроде бы за них радеет душой и даже кое-кому что-то помогает, но всё это беспомощно и ни к чему хорошему не приводит.

Город тесен для наших талантов – спроса нет, желающих писать и публиковаться – много, но ещё больше желающих иметь за своё мастерство нехилые дивиденды.
Квартирный вопрос не просто испортил всех, а вообще – становится чуть ли не единственным устремлением чуть ли не всех персонажей. Действительно - пауки в банке. Назови Климычев так роман – оно бы больше подходило. (Хотя – по мне - на роман эта вещь не тянет: не ясна основная сюжетная линия, если не брать деградацию несимпатичного Хруничева. Скорее это так: отдельные эпизоды из жизни того героя, от лица которого всё это рассказывается).

Писатели-поэты, выведенные Климычевым,  – обычные люди и совсем они подлы не по-другому, а также, как все, «неодарённые», и пишут не по вдохновению, а чтобы «рукопись продать».

И я бы поверила Борису Николаевичу, если бы не сталкивалась с ними уже не один десяток лет лицом к лицу. Да, люди они такие же, как и мы, грешные, да только вот не властны над собой и пишут на для «продажи», а вот  «пишется» – и только творя, они испытывают удовольствие от жизни. А выпивки и склоки – это всё побочное, это слабости и нежелание как-то противостоять подлой реальности.

***
Лет двадцать я здесь не бывал.
И снова черт меня занес
На этот маленький вокзал -
Ворота в город, где я рос.

И средь баулов, толкотни,
Среди усталых голосов,
Где только руку протяни
И в миг лишишься ты часов.

Как будто кнопку кто нажал
И все затихло… Лишь глаза…
Те, от которых убежал
Так много лет тому назад.

Стоит и смотрит… И слова
Как бабочки сорвались с губ:
-Ты здесь надолго?
-Дня на два…
Дрожанье плеч, касанье рук…

А после, как тогда, давно,
На том же месте, под мостом,
Мы пили сладкое вино
Не беспокоясь о «потом».

А что потом?... Притихший двор
И скрежет старого замка.
И я, крадущийся как вор,
И мягкая её рука…

Приятель, старый мой, диван,
Обои те же на стене,
И тихо капающий кран
В ночной, продрогшей тишине.

Я ни о чем не попросил,
Не попросила и она.

Страницу новую закрыл
Ушедший вечер… Спит страна,
Которой я давным-давно
Простил долги, себя простил.
Что дальше? Мне-то все равно…
Хотя, быть может, упустил
Я что-то в прошлом, но теперь
Вся эта ночь с её вином,
Диван продавленный и дверь.
Рассвет белесый за окном
Всего лишь повод к суете,
Всего лишь в прошлое нырок.
Кипящий чайник на плите
И заедающий замок.

Вино закончилось и чай.
Я кран на кухне прикрутил.
- Ну, ты меня не забывай.
- Ну, до сих пор же не забыл.

Бочком-бочком, и я пошел,
Руками лишь развел - пора!
И только скрипнул тихо пол,
И громыхнуло со двора…

2017 г.