Сын

Автобус номер тридцать, преодолев самую длинную улицу Алма-Аты – проспект Сейфулина, доехал-таки до конечной остановки. Проспект Сейфулина тянется на пятнадцать километров, и поездка от одной конечной остановки до другой растягивается по времени минут на сорок – сорок пять. Но вот конечная – ВДНХ КазССР. Теперь еще три остановки на другом автобусе до проспекта Правды и можно забирать ребенка из детского сада.
На остановке столпилось человек пятнадцать, но мне удалось первым заскочить в подошедший Икарус и удобно встать напротив двери возле одноместного сидения. Место было неплохое. Даже в полном автобусе с этой точки выйти было нетрудно. Не без того, надо быть готовым сообщить попутчикам в автобусе, особенно дамам, что они не у себя на кухне, и надо иной раз потесниться. Но до этого еще три остановки, а там видно будет. Вдруг кроме меня будут выходить еще человека три – четыре, тогда все произойдет легко и просто.
Меня плотно прижали к одноместному сиденью, я вынужден был двумя руками взяться за поручень и слегка нависнуть над женщиной, занимавшей сидение. До моего появления она смотрела в окно с каким-то отчужденным видом. Мое появление отвлекло ее от окна, она стала меня рассматривать и, по мере того как она меня рассматривала, ее взгляд из отсутствующего становился враждебным, можно даже сказать злым. Было видно, что я ей кого-то напоминаю и это вызывает в ней бурю, бурю злости и ненависти. Она стала что-то со злостью бормотать себе под нос. Не уверен, что стоящие рядом со мной слышали это бормотанье, но «висел» над ней и прекрасно все слышал: «Если родится сын, то надо сразу брать этого урода за ноги и бить головой об угол дома. Никогда ничего хорошего от этого ублюдка не увидишь. Сколько надо выстрадать в жизни, чтобы вырастить этого неблагодарного урода».
Этой женщине было, наверное, лет шестьдесят. Она была очень просто одета. Правильнее сказать не просто одета, а бедно одета. На голове платок, выцветшее платье и видавшие виды туфли на очень маленьком каблуке. На руках не было маникюра, на руках были мозоли и трещины. С первого взгляда было видно, что она работает не в офисе, а в огороде. А, если и в офисе, то уборщицей.
Пока я ее рассматривал, моя попутчица продолжала очень эмоционально говорить. Из этого монолога стало понятно, что в жизни ей досталось. Из-за войны ей не удалось получить хорошего образования, поэтому она всегда работала на тяжелой физической работе. У нее не получилось создать семью, и она одна воспитывала сына. Сын – это была единственная радость в жизни. Это был человек, ради которого она жила. Для того, чтобы одеть и накормить сына, она оставалась на сверхурочную работу, сдавала кровь, занималась спекуляцией, если появлялась такая возможность. В народе о таких говорят: «Крутилась как могла». Если мальчик болел, она бессонными ночами сидела у кровати больного. И всегда думала, надеялась на то, что сын вырастет, трудности пройдут и наступит то, что называется счастье.
И вот, сын вырос, женился и от матери ушел. К матери приходил редко: один – два раза в месяц. Она осталась жить одна в своем доме. Недавно неожиданно она заболела. Поднялась температура, кружилась голова, от температуры она упала в обморок и вокруг не было никого, кто хоть как-то мог бы помочь.   Она лежала с высокой температурой четверо суток. Встать не было сил. Очень хотелось пить, но в ведре не было воды, и не было сил ее принести. До колонки надо было идти метров сто. Вдруг заскрипела входная дверь, и она услышала знакомые шаги. Значит сын почувствовал, что с ней что-то случилось. А иначе и быть не может, ведь это ее сын, ведь это человек, ради которого она прожила всю свою жизнь. Господи, как хорошо, что у нее есть сын. Сейчас он будет за ней ухаживать, как она ухаживала за ним, вот оно то, что называется счастье.
Сын зашел быстро и решительно, как человек заходит к себе домой. Даже не поинтересовавшись о том, как живет мать, как у нее со здоровьем, не надо ли ей чего, даже не сказав: «Здравствуй мама» он громко заявил: «Мать, дай денег».
Остановка проспект Правды. Я вышел из автобуса и пошел за сыном в детский сад. Мне уже никогда не удастся узнать, как в дальнейшем сложилась судьба этой женщины. Но и забыть ее мне тоже вряд ли когда удастся.