О, милая маркиза, Вас накрывает шиза...

*

— О, милая маркиза,
Вас, накрывает шиза
и Вы, в компании мужской,
взбираетесь на стол почти нагой
и ковыряете босой ногой. . .,
поступок Ваш до неприличия вульгарен
и даже Ржевский в пошлости упрямец,
шельмец, но мыслью прямен.

— Мадам, как можно,
это же ***дец, как неприлично!

И я за нравственность борец,
решил продолжить мысль пафосно, готично,
а сам обычный пьяный молодец,
подумал, что в руке держу бокал,
хрипел,
казалось мне, что пел
раскатистый вокал:

— Простите, господа, я рад,
что вы пришли сюда,
но не пошли бы вы. . , туда. . ,
да хоть куда!

И выпивал с горла.
Шампанское текло по бороде
и оставалось на усах,
бежали черти искоркой в глазах,
но я держался на ногах,
преступал храпящие тела,
шёл до стены,
где дверь была –
закрыта,
и облегчалась  вздохами душа
под звон фонтана
и ручья
бегущего меж стульев
из угла.
Маркиза, словно бестия
бескрылая,
вползла на стол
и разлеглась
раздвинув ноги
и вот беда –
подол-то юбки  подняла,
пошарила рукой
и марочным вином
облилась словно кровью,
и пошлость штампом засияла,
что и строка за пошлостью ушла,
и там и здесь любовью
грязных пьяных тел витает дух разврата
без возврата к богу человечьих душ.
И белокурый паренёк
в расстегнутой рубашке
с ширинкой нараспашку
кружится белой молью
снимая сапоги,
не знал
он правило из правил:
среди мужских за-
прятанных желаний
главенствует не пуп,
а голова решает,
что можно пить
и делать всё, что пожелаешь,
но никогда
в компании порядочных господ
разврат не будет явный
ни женский, ни мужской
и даже не гетеросексуальный.
Парнишка был смазлив и юн;
секс символ красоты мужской
не головой –
головкой возбуждённой
и получил бутылкой пива в лоб,
и в изумленье открывает рот,
и взгляд его блуждает
и застывает,
довольно быстро оседает
и падает
распластанный на пол,
а пьянство жизнь восхваляет,
течёт:
буянит и бухает,
забыв, веселья омрачивший эпизод.
Маркиза плавает в вине
и не вино
тому виной,
а глубина желания раскрепоститься,
быть собой
без ложного сословного прикрытия
очистится душой
до покаяния
и примирения с собой.
Ползёт,
в салат влезает головой
и падает на пол
шампанского бутылка,
взрывается,
подпрыгивает стол
и пробка бьёт маркизу в лоб,
ну, в тот,
что ниже пояса.
Маркиза  сразу засыпает,
прикрыв частично прелести рукой,
а всем плевать,
и на маркизу начихать,
на всех гуляющих и пьющих
в три короба насрать
и выбросить на головы,
когда раскрепощённый дух
познания
в порыве рвения
и хлынувшего откровения
любовью возжелал весь мир объять,
расцеловать. . ,
душу раскрыть
и чувства спеленать. . ,
но появился голос Ржевского,
издалека,
а он, калека-то ума,
но мысль у него
всегда легка:

— Я ох**ю, господа,
доколе будем забывать,
что джентльмену, ...ять,
при дамах, даже, если дамы спять,
не должно нецензурно выражаться,
о всяком всякому,
прилично и культурно
можно же сказать, ...е...ёна мать!

Попав в капкан ловца
бодрящего словца
с улыбкой понимаешь:
мир, словно двести лет назад,
неисправим,
то невозвратно.
И знаете,
я вспоминаю Ржевского –
пошляк, и в нём сплошное хамство,
а на душе не чёрство –
томно и приятно.



19.07.2020г.

   -*.*-

    (а)