Женечка из книги Ты был в Тюрьме? Какой счастливый

                Если нижнюю пуговицу рубашки застегнуть
                неправильно, то и все остальные будут застегнуты
                неправильно. В жизни бывает много ошибок,
                которые сами по себе не ошибки, а следствия
                первой, неправильно застёгнутой пуговицы.

                Фабио Воло

     Часто прошлое само приходит в современную жизнь, неслышно являясь в сумерках или на рассвете. Является и напоминает порой далеко не о самых лучших моментах.

     А вспоминая былые годы, невольно вызываешь из небытия вереницу лиц и фигур. Кто-то из них живет рядом с тобой в сегодняшнем дне, как жил в прошлом. Кого-то можно встретить только в эти туманные мгновения.

     И шагая по тропинкам былого, обязательно вспоминаю о Женечке Рябинском.

     Молодой парень, стройный и симпатичный. В роду у него переплелись русские и татарские предки. Я говорю это не из-за особого отношения к каким-то национальностям, а просто хочу напомнить, что у полукровок, как правило, дети рождаются особенно изящные и красивые.

     Вот и Женечка, при встрече с ним, конечно, его Женечкой никто никогда не называл, если только какая-нибудь девчонка, положившая на него глаз, но вот так в воспоминаниях иначе звать его очень не хочется. Потому как был он действительно изящен и красив.

     Но главное его достоинство, из-за которого не одно девичье сердце оказывалось разбитым, и не одна подушка в общаге безлунной темной ночью оказывалась мокрой от слез, было в голосе. Господь наградил Женечку великолепным голосом, и порой вечерами в Доме Студента он собирал целые этажи, распевая модные в те годы шлягеры.

     Никакого отношения ни к филфаку, ни к универу вообще Женечка не имел. Если, конечно, не принимать во внимание то, что временами он чуть ли не по месяцу дневал и ночевал в ФДСе. Иногда, хотя и редко, он приезжал сюда с деньгами, но чаще карманы его были пусты, а сам он был голоден как дворовый пес или даже еще голоднее.

     Отец его был военный и когда-то они всей семьей исколесили всю ГДР. А что поделать — судьба военного жить на колесах и подчиняться приказу. Потом у матери с отцом что-то там разладилось, и они развелись.

     Мать забрала сына и уехала в Союз, а отец остался в загранке и лишь редкие открытки к праздникам да нечастые подарки к дню рождения напоминали о папаше.

     Мать вечно была занята своей судьбой, устройством своей жизни. Женечка жил своей жизнью и вполне самостоятельно научился пить, курить и глотать различные таблетки и когда нужно, и когда нужно не очень, короче «катать колеса».

     Руки у него были исчерканы белыми штрихами — шрамами от неудачных попыток вскрыть себе вены. И его очень хорошо знали в отделениях милиции в Лианозово, где они жили, на Ломоносовском проспекте, где находился универ и еще в нескольких районах Москвы, где компания Рябинского обычно проводила время.

     Работал он нерегулярно. Как правило, с любой работы его, рано или поздно, увольняли за прогулы, если он не успевал своевременно уволиться по собственному желанию. Потом он несколько недель сидел на шее у матери, делая вид, что ищет работу, но ничего достойного найти пока не может. Наконец ее причитания по поводу безработного состояния сына допекали его, и тогда уже он устраивался на первую попавшуюся работу на очередные две, три или четыре недели. Больше шести недель он пока еще на одном месте проработать не смог.

     Но на этот раз мать взялась сама искать ему подходящую работенку, тем более что у Женечки как-то внезапно образовалась гражданская жена.

     Наталья — крепкая деваха откуда-то с Поволжья. То ли из Саратова, то ли из Самары, а может даже из Набережных Челнов. Она крепко взялась за парня двумя руками, постоянно держала его под присмотром, не оставляя и на полчаса в одиночестве и, кажется, даже успела забеременеть.

     У женечкиной матери был родной племянник Равиль, живший неподалеку и работавший бригадиром грузчиков на каком-то аптечном складе.

     Мать встретилась с этим Равилем и слезно упросила парня помочь своему двоюродному брату устроиться на работу. Равиль был человек исполнительный.
Он на следующий же день подошел к заведующей складом и попросил взять на работу молодого парня. Мол, так сложилось, что сейчас он без работы сидит, но устроится, приработается и склад, а, соответственно, и заведующая горя с ним знать не будут.

     В общем, взяли Женечку на работу на аптечный склад, чтобы, потом уже горя с ним не знать, и он проработал там целых три дня.

     Наступил четвертый день.

     Это была суббота, но на складе все работали. Сам склад был закрыт, но ведь всегда находится какая-либо внутренняя работа, которую обязательно следует сделать. Порядок навести, разложить хранящиеся предметы по порядку. Мусор вынести и прочая, прочая, прочая…

     Всех предупредили, что работают до обеда.

     Женечка и пришел на работу с мыслью, что в час или два он отсюда убежит. И намылился рвануть в ФДС или в Кресты один, без Натальи. И может быть даже она его сегодня не найдет, а подружек, как, впрочем, и друзей, у него и в той, и в другой общаге хватало.

     Только с самого утра на склад пришла фура с медикаментами. Никто никаких фур, как, впрочем, и никаких медикаментов не ждал. Да, собственно, и прибыла фура на соседний склад. Только на том складе вообще не было ни одного человека, поскольку про приход фуры никто заранее не предупреждал, а суббота была обычным выходным днем.

     Заведующий складом согласился, или согласилась, временно взять на сохранение привезенные медикаменты с тем, чтобы в понедельник передать их по назначению.

     Вот грузчики и начали разгружать фуру. Только разгружали весь груз не внутрь склада, где положено хранить, да, собственно, где и хранится вся эта медицинская химия, а в проходную комнату. Это делалось, чтобы не вносить сумятицу и путаницу, чтобы не перепутать, где свои лекарства, а где чужие.

     Женечка вначале не обратил никакого внимания, где, что и куда складывается. Но в самом конце, когда разгрузка уже закончилась, он пошел мыть руки и до него дошло, что ящики и коробки сложили в проходе и здесь помещение никогда не закрывается на ключ.

     Он стал рассматривать упаковки и обнаружил несколько коробок с надписью Морфин. Это был тот самый препарат, который в народе известен как морфий. Практически наркотик годный к употреблению. Бери шприц и колись, по-другому ширяйся.

     Одна упаковка была не запечатана. В большом картонном ящике находились коробки поменьше. Вот один из больших и не был запечатан. При загрузке часть коробок изъяли, а всю упаковку заклеить не догадались.

     Недолго думая, наш герой вытащил из ящика одну пачку. Осмотрел. Судя по надписям, в этой пачке было двести ампул морфина.

     Женечка положил этот коробок в полиэтиленовый пакет и пошел на выход. Он по дороге попрощался с коллегами, сказал до свиданья дежурной медсестре, которая до завтрашнего дня будет дежурить на складе, а потому именно сейчас готовилась сесть пообедать, и вышел на улицу.

     В общаге, а факультет в то время уже переехал в Кресты — общежитие на проспекте Вернадского (здание представляло собой четыре корпуса составленных друг рядом с другом так, что сверху оно напоминало правильный крест, отсюда мы и дали этой общаге такое звучное название) — в общаге Женечка зашел в комнату к знакомому студенту.

   — Олег, ты с кем сейчас живешь?

   — Да, ни с кем. Один живу.

     Олег сидел за книгами, глаза покраснели, кожа была бледной. Видимо человек несколько дней не выходил на улицу.

     Шла сессия, и увидеть подобного студента в общежитии было проще простого.

   — Тогда я поживу у тебя? Ты не против? А то у меня с женой не лады… Я день — другой, а там разберемся…

   — Да живи сколько нужно. Жалко, что ли!..

     И Женечка поселился на время у Олега. Если б Олег знал, чем кончится такое соседство…

     Для начала Женечка вышел в коридор якобы покурить.

     В коридоре… Ну, в общем рыбак рыбака и дальше по теме…

     Приятель был старый, надежный, и как было не похвастаться целой коробкой неожиданного богатства!

     Поговорили, покурили, еще поговорили…

     Известно, без снастей только блох ловить. Поэтому очень скоро раздобыли «машинку», так они называли стеклянный шприц.

     Вернулись в комнату к Олегу. Олег сначала не понимал, чем там занимаются приятели. Но очень скоро их число увеличилось. Появились какие-то девчонки…

     Смех, шум, дым коромыслом. Дым самый натуральный потому, что в комнате уже курили.

     Олег пытался сказать, мол не шумите, вы мне мешаете, мне послезавтра сдавать… Но он от природы был очень мягкий человек. Из тех, кто выматерится, а потом три дня ходит, извиняется. Его слова никто не услышал. Он тихонько собрал учебники и перешел на этаж выше.

     Там жил его приятель-одногруппник. Сейчас приятель уехал домой, а ключи, на всякий случай, оставил Олегу.

     Обедать он пошел в столовую. Между салатом и зелеными щами он краем уха услышал, как за соседним столиком какой-то студент повествовал дружкам:

   — А я говорю тебе, у него целый короб марфуши. Может даже герыч есть…

   — И что? Он прямо так вот всех подряд угощает?

   — Не веришь, что ли? Он сам под кайфом, плохо соображает… Прямо подходи и бери!..

   — Так чего же ты не идешь туда?

   — Сейчас поем и пойду. После марфы знаешь какой хавчик пробирает. А таскаться по этажам, чтобы кто-то сфоткал тебя и декану заложил, мне в лом!..

     Похоже было, что речь шла о компании, засевшей в его собственной комнате. Но идти разбираться, портить настроение, ругаться, грозить, что пожалуется коменданту вместо того, чтобы штудировать английский, который послезавтра предстоит сдавать, — это было выше его сил, и он решил просто не заметить, не понять этот разговор за соседним столом.

     К вечеру всё же окончательно вызрело решение посмотреть, что же происходит в его собственной комнате.

     А в комнате происходило невесть что.

     На то, что явился хозяин комнаты никто просто-напросто не обратил внимания.

     Входная дверь не закрывалась. Какие-то люди приходили, какие-то уходили, почти все курили. На столе валялись пустые и полные ампулы, под ногами хрустело битое стекло.

     Весь народ кучковался группами и группками. Одни громко спорили, другие спокойно слушали какого-то местного лидера, третьи переходя на крик что-то рассказывали, перебивая друг друга.

     Комната была маленькая, и, как в ней поместилось столько людей, было просто непонятно. Шумели какие-то девчонки, взвизгивали, громко смеялись. Спорили ребята...

     Кто-то сам себе делал укол. Похоже было, что всё помещение пьяное или полупьяное, но запаха алкоголя не было. Пожалуй, это было единственное, что отличало обычно тихий молчаливый олегов приют от разухабистого, дешевого привокзального шалмана.

     Олег пристроился к одной группе. Послушал, сам вставил умное словцо, соглашаясь с говорившим. Потом подумал, а что, если попробовать, какая она эта самая наркота? И попросил знакомую девчонку:

   — А сделай мне половиночку, пожалуйста…

     Та сначала не понимала, чего от нее хотят. Потом выполнила просьбу Олега, а остаток той же самой иглой впрыснула себе в руку.

     Объяснила, ни на кого не глядя:

   — Конечно, надо бы сразу в вену, но я в вену плохо колю, да еще искать эту вену… И так догонит…

     В мышцу она тоже делала далеко не по высшему разряду. Место укола слегка вздулось и болело. Потом заболела голова то ли от шума, то ли от дыма, а может от укола… Но скорей всего от первого, второго и третьего вместе взятых.

     Олег посидел еще немного и ушел к себе на верхний этаж. В комнате же продолжалась вакханалия. Подробности я опускаю, потому что подробности того, что творилось там, толком не знает никто, хотя перебывало в этой студенческой келье, наверное, несколько этажей.

     Общага — это та же самая деревня, только собранная в один каменный дом, и жители ведут себя и там, и там одинаково.

     Между тем наступил понедельник. На аптечном складе, где теперь работал или скорее числился Женечка, сотрудники вышли на работу.

     Приехала машина со второго склада, чьи медикаменты были получены в субботу. Стали передавать лекарства и обнаружили нехватку одной коробки с ампулами. Поначалу подумали, что ошиблись те, кто фуру грузил. Но потом оказалось, что нету и одного грузчика… Потом вспомнили, что он только три дня как устроился на работу… Все это было довольно подозрительно и наталкивало на некоторые мысли…

     Заведующая складом вызвала Равиля и попросила сходить к Женечке домой, выяснить, где он и чем болен, так как появляются разные мысли.

     Равиль тут же сел на машину и отправился на квартиру к своей тетке. Там оказалось, что Женечки дома нет, и не было все выходные, и где он, и когда заявится домой неизвестно. Так же нет и его гражданской жены Натальи.

     Тетка Равиля, родная мама Женечки плакала и слезно обещала завтра с утра ехать, искать сына в университетское общежитие. Равиль так и передал на складе, где ему в ответ сказали, что рождаются самые нехорошие подозрения относительно его кровного родственника. Равилю только и оставалось, что молча пожать плечами и отпроситься на вторник, чтобы вместе с родной своей теткой отправиться искать ее непутевого сына.

     Наутро они поехали из своего Лианозова через всю Москву на проспект Вернадского к кинотеатру «Звездный». Там и находилась общага «Кресты».

     Равиль остался сидеть в машине, а мама поднялась на двенадцатый этаж. Когда-то она уже раза два ездила сюда за сыном, только тогда ни о каких наркотиках и речи не было.

     На двенадцатом этаже было тихо и спокойно. Никто наркотики не носил, не предлагал и вообще никого не было, потому что все были на занятиях.

     Тогда она спустилась на этаж ниже. Там было все как на двенадцатом этаже.

     А вот на десятом этаже откуда-то доносился неясный шум.

     Мать есть мать, а материнское сердце лучше всякого компаса найдет дорогу к сыну. Не прошло и десяти минут, как она стояла посреди комнаты.

     На одной кровати сидел ее полуодетый сын Женечка, а вокруг клубились какие-то полуудивленные полуиспуганные девочки и мальчики, почти дети.

     Мама быстро разогнала всю эту галдящую публику и осталась с сыном наедине:

   — Женечка, ты понимаешь, что ты наделал. Ты понимаешь, что тебя могут посадить в тюрьму.

   — Да, брось, мама! Что за ерунда!

   — Никакая не ерунда! Заведующая сказала, что если не вернем лекарство, то она сегодня же пишет заявление в милицию!

     В общем очень долго материнские увещевания Женечка никогда не выдерживал, а в сегодняшнем своем состоянии он вообще противиться никому не мог. Тем более матери.

     Отдал он ей коробку с остатками лекарства, а там больше половины уцелело, и улегся спать, а мать полетела к Равилю со своими трофеями.

     В студенческом общежитии народ поколобродил еще с полдня, поискал чего бы выпить да закусить и успокоился.

     Все успокоились кроме одного студента.

     Это был не просто студент, а нарушитель и двоечник, такой же, каким был когда-то, и я сам. Я сразу забыл сказать, что вся эта история происходила, когда я уже стал добропорядочным отцом семейства, работал не один год в НИЛиКе, мысли об учебе на какое-то время забросил и числился обыкновенным слесарем КИПиА.

     Вот этот двоечник и прогульщик, для ясности скажем, что звали его Миша Кузнецов, оказывается не просто ходил за Женечкой, он колол себе это снадобье не из познавательных стремлений или тяги к «кайфу», желания «побалдеть». Оказывается он был на грани отчисления, а отчисление для него означало два года армейской службы.

     Ой, как не хотелось Мише Кузнецову разбивать на плацу казенные сапоги, обучаясь ходить строем! Ой, как не хотелось с автоматом и в противогазе бегать по полям и лесам, познавая нелегкую солдатскую науку, и совсем не мог он даже представить, что целых два года предстоит ему выполнять чужие распоряжения и приказы!

     Поэтому, как подсказали умные люди, он готовился лечь в психиатричку, чтобы получить справку о необходимости пойти в академический отпуск.

     Академка решала все проблемы. Будет справка, его не отчислят, а он поедет домой на год или даже на полгода. Потом вернется и начнет опять учится и будет жить новой жизнью, а новая жизнь будет светлая и красивая!

     Новая жизнь всегда бывает только светлая и красивая, особенно в мечтах кандидатов на отчисление.

     Вот Миша Кузнецов походил-побродил по общаге, помаялся от безделья и скуки и решил, что готовиться ему уже хватит, а нужно идти и получать вожделенную справку.

     Не мудрствуя лукаво, он именно так и сделал, то есть оделся и поехал в районный психдиспансер.

     Войдя в кабинет к дежурному психиатру, он не стал валять некоего всем известного Ваньку, а взял быка за рога.

     Это, конечно, я фигурально выражаюсь для красоты описания и увлекательности чтения, а никакого быка в психдиспансере никогда и не было.

     Просто Миша вошел в кабинет и поздоровавшись, как истинно вежливый человек, спросил:

   — Скажите, это здесь выдают справки для освобождения от армии?

     Районного психиатра заинтересовала такая постановка вопроса и столь необычная трактовка стоящих лично перед ним профессиональных задач.

   — Да, да, именно здесь. А что вы хотели?

   — А я хотел бы…

     И Миша Кузнецов осветил вопрос о своем отношении к службе в армии и мечтах о новой жизни светлой и красивой…

   — Ну, присаживайтесь, раздевайтесь…

     Незадачливого студента и будущего солдата осмотрели и, недолго думая, вызвали милицейский наряд, потому что на теле нашли свежие следы от неумелых уколов, а экспресс анализ крови показал достаточно большое содержание морфия. И машина завертелась.

     Женечка еще толком и проснуться не успел, как его и еще трех человек препроводили в камеру предварительного заключения. Правда, в ходе следствия, Мишу Кузнецова освободили и отправили служить в армию.

     Среди задержанных была одна девушка, так ее родители подсуетились и привезли справку, что она в настоящий момент очень сильно больна и нуждается в постельном режиме.

     Никто не заинтересовался, откуда врачи в далеком сибирском городе смогли узнать про состояние сидящей в КПЗ пациентки. Ее просто-напросто отправили домой, чтобы она соблюдала постельный режим.

     Еще одного из обвиняемых освободили из-за плохого здоровья его матери. И он, конечно же, моментально уехал домой в Богом забытую Тьмутаракань.

     Сразу же, как только возбудили уголовное дело, был сделан запрос на аптечный склад. Так как Равиль упросил завскладом не губить его родственника и не сообщать ничего в милицию, тем паче что все медикаменты, которые уцелели, он вернул, заведующая ответила на запрос, что ей ничего о пропаже неизвестно. Склад опечатали и провели ревизию, но все имущество было на складе в целости и сохранности.

     Ампулы с морфином имели номера, проставленные еще на заводе. На таре тоже имелись эти же номера. И все оказалось на месте, количество соответствовало, все номера соответствовали, все было в полном порядке, никаких следов хищения не было.

     Проверили заодно и второй аптечный склад, но и там царил полный порядок, никаких пропаж, никаких недостач.

     Олег, в комнате которого и разворачивались основные события, на протяжении всего следствия был обыкновенным свидетелем. Но к концу следствия обнаружилось, что слишком мало обвиняемых.

     А тема борьбы с наркотиками и проникновение их в молодежную среду — это очень актуально. Значит нужно чтобы была массовость, чтобы дело имело резонанс и т. д. и т. п.

     Олега обвинили, что он сознательно организовал в своей комнате притон. Короче, Женечка Рябинский получил восемь лет, а Олег пять, но так как Женечка уже сидит все следствие, а день в тюрьме засчитывают за два или даже за три дня заключения, то и сидеть им обоим почти одинаково.

     Сейчас годы миновали, ребята давно вышли на свободу. Олег восстановился в универе, благополучно закончил его, распределился и даже, как молодой специалист, получил квартиру в каком-то лесном поселке за Загорском, после чего уехал на постоянное жительство в Канаду.

     А Женечка вернулся к матери. С Натальей у них так и не сложилось, хотя у нее растет сын, которому Женечка каждый год высылал подарки к дню рождения и исправно выплачивал алименты, правда небольшие.

     А в девяносто третьем Женечка погиб у Белого дома. Нет, он никогда не был коммунистом, красно-коричневым или каким-то еще цветным бузотером. Он сроду не ходил на митинги и не принимал участия ни в каких акциях протеста.

     Как в то злополучное утро он очутился возле стадиона «Красная Пресня» я не знаю. Кто-то рассказывает, что он пытался заступиться за каких-то девчонок, к которым приставали пьяные солдаты. Может быть.

     Знаю только одно. Бесшабашный беспутный Женечка, один из всей многочисленной нашей компании, погиб в девяносто третьем на баррикадах, стал жертвой кровавой борьбы за власть! И теперь в каждую годовщину тех ужасных событий его фотография вместе с фотографиями сотни других павших у Белого Дома реет над толпой митингующих. Такие дела!