Нюркино счастье

  Нюрка!,  Нюрка-а -а!

  На Каракум пошли-и. И босоногая толпа мальчишек и девчонок с радостными воплями  бегут мимо Нюркиного дома, обгоняя друг друга.
"Мам, можно я схожу искупаться? Я недолго" - и не дожидаясь ответа стремительно бросилась догонять. "Смотри, не приходи домой, если утонешь!" неслось ей вдогонку "Ладн-о-о"- отвечала Нюрка, совершенно не вдумываясь в смысл брошенных ей вслед слов.

  Каракум -это большой песчанный карьер с небольшим водоемом , обрамленном высокими соснами, достаточно далеко от поселка, за лесом, излюбленное место ребятни, поскольку ближнего места для купания и не было в этом богом забытом месте.

  Огромные горы белого песка представлялись Нюрке Настоящим Каракумом, о сущесвовании которого она и не знала, пока случайно не обнаружила в атласе по географии ее сестры, пустыню Каракум. Каково же было ее изумление что и она как то сопричастна, к этой далекой, почти на другом конце шара, пустыне Каракум.
Ребятня купалась, поднимая столбы брызг до самых небес, пугая своим визгом окрестных птиц.

  Нюрка, в самодельном купальнике-майке, зашитой кое-как внизу, между ног, тоже бросилась в воду.

  Это и было неподдельное  Нюркино счастье, этот водоем, представлявшимся ей маленьким морем, с теплой, как парное молоко, водой, белый песок и высокие, вместо пальм, вечнозеленые сосны вокруг карьера. Что еще нужно было этой 9 ти  летней курносой, с русыми косками и неровно обрезанной челкой, девочке, не видевшей никогда ни моря, ни даже большой реки или озера, ни высоких домов, городов, не пробовавшей мороженного, не знавшей практически ничего, кроме обыденной деревенской жизни и никогда нескончаемой работы в огороде.
  Вдоволь накупавшись, нехотя покидая Каракум, дети усталые, но счастливые, возвращались в поселок по единственной асфальтированной дороге, раскаленной от высоко стоящего солнца. Ребятня, обжигая пятки и, будто не замечая мимо мчащихся машин, весело обсуждали проведенный день.

  Подходя к дому, Нюрка  увидела Вовку- соседа, сидящего на крыше своего дома и, завидев объект, стал дразнить ее каким то непонятным ей словосочетанием на марийском языке: "Нюрка- Нюрка мо муем". "Дурак"- показывая ему язык, бойко отвечала Нюрка, на обидные, тогда казавшиеся, ей слова.   И только спустя несколько лет, ставшими уже юными, все тот же Вовка, оказывающий ей во всю, все свое внимание, и даже пытавшийся свататься к ней в шестнадцатилетнем возрасте, признался в своей банальной дразнилке: "Нюрка, Нюрка, че делаешь?"

  Мать полола в огороде нескончаемо растущую траву, ругаясь, спрашивала где была и почему так долго, и, не дай бог было признаться, что купалась на Каракумах, а не в вонючей, заросшей зеленой тиной, речушке Перше. Она запрещала даже заикаться о Каракуме, по слухам там были несчастные случаи обвала песчаных гор, но Каракум, необъяснимо манил к себе ребятню, невзирая на запреты взрослых.

  Дома полно было работы, как и во всякой деревенской усадьбе, но мать, особо не заставляла детей работать, взваливала основную часть на себя, она была домохозяйкой, отец все время был на работе, ну, а Нюрка, брат и двое сестер иногда все таки помогая по хозяйству, были предоставлены сами себе. Нюркиным занятием было поливать огород, рвать мокрицу для поросенка, а вечером после возвращения из стада пасти в лесу рыжую комолую  корову "Дочку".

  Лес и был главным собеседником и слушателем Нюрки. Там она и предавалась своим мечтам, ему она ведала свои детские обиды и радости, разговаривала с деревьями и они  понимающе кивали ей, шумя листвой: " Так, так". На самом деле они и шумели по разному, она научилась понимать их шелест иногда спокойный, а иногда и тревожный, как перед грозой: "Иди домой, иди домой", понимала и крики и пение птиц, все это было ее таким близким, родным, кровным, но особой радостью все же был Каракум, его она не променяет даже на лес, с понимающими ее деревьями.

  И когда уже совсем темнело, гнала корову домой.
  Дома, уже едва помыв ноги, наспех поужинав, Нюрка валилась с ног, и, сквозь сон, слышно было, как мать гремя подойником, доила крову, разговаривала с отцом, вернувшегося с работы.
  "А Нюрка- то где"-спрашивал он- "ужинать то будет?". "Да спит уже"- отвечала мать, обсуждая с ним домашние дела.

  А Нюрке снился уже седьмой сон, про ее любимый Каракум, и не тот, с песчаными барханами, знойным беспощадным солнцем и песчаными бурями, и изнывающими от жажды путниками и верблюдами, а тот, родной ее Каракум, с высоченными горами белого песка, голубым небом, теплым ласковым солнцем, обдувающим слегка цветочным запахом ветром и маленьким морем-водоемом с теплой зеленой водой. И завтра, и послезавтра, и все оставшиеся дни лета она будет ходить туда, за 5 километров от дома, чтобы ощутить это  накрывавшее ее с головой счастье, ее, Нюркино счастье.