Искания и соискания

Вышло так, что история поисков работы для меня стала школой жизни и, одновременно, притчей во языцех. Подумалось, ну, сколько можно по одной пересказывать пережитые ситуации. Запечатлю!

Первым моим местом работы стала кафедра одного из московских институтов. В моём трудоустройстве не было ничего необычного, если не считать того, что из-за перелома ноги я не поступала в том году в институт. О времени моей работы там я иногда вспоминаю для красного словца, чтобы дополнить  примерами свои комментарии в каких-либо дискуссиях. Скука была тяжкая, и я продолжала поиски дела для души.

Поиски привели меня в редакцию журнала «Декоративное искусство». Задыхаясь в табачном дыму за чашечкой кофе в общей комнате редакции, я беседовала с чудесной Ириной Уваровой. Я таяла от любви, так как одной из любимых книг моего детства была её «Глина, вода и огонь». Ирина Павловна расспросила меня тщательнейшим образом, и, утопая в клубах дыма, напутствовала. «Сейчас же иди в театр Маяковского. Дорогу знаешь? Не ошибись – тебе в служебный вход. Тебя встретит Витя Назарити, сейчас я ему позвоню. Дальше – с ним».

Я немедленно отправилась. Возле вахты на служебном входе меня встретил удивительный молодой человек. На нём была клетчатая рубашка, джинсы, прихваченные солдатским ремнём, были заправлены в кирзовые сапоги. Длинные черные волосы прижимал кожаный шнурок, как у русских мастеровых. Роговые очки из прошлого века дополняли образ. Виктор кивнул вахтёру: «Мы – в отдел кадров». В отделе кадров нас приняли иронично: «Конечно, возьмём, если Витя уступит вам своё место».

Виктор сказал: «Всё равно, пойдём к нам, раз уж ты здесь». Обстановка в бутафорском цехе напомнила мне такой цех на Мосфильме, где я проходила практику во время обучения этой профессии. Бутафоры были намного старше восемнадцатилетней меня, но приняли как родную. Чего только не пришлось увидеть в первый день! Они мне всё показали, рассказали, узнали, что я умею, и усадили пить чай и смотреть слайды. Полгода я приходила туда почти каждый вечер, став своей. Я помогала бутафорам, смотрела спектакли от осветителей, выглядывая между колосников, и подружилась с Витей, благо у нас нашлось, о чём поговорить.

После вечерних спектаклей мы шли пешком до Кропоткинской, где жил Витя, и я уезжала к себе на Юго-Западную. Это было самое счастливое время и самая чистая дружба. О чём только мы не говорили…. Виктор тогда уже очень серьёзно занимался созданием кукол. Позже он стал знаменитым мастером. Жизнь распорядилась так, что наше знакомство и моя дружба с бутафорами и с театром имени Маяковского завершились в одночасье. Произошло это так, что я предпочла не напоминать Виктору о себе и избегала встречи даже во время участия в общих проектах.

Из цепкой рутины учебной кафедры меня спасло трудоустройство в группу художников научного института. Дизайном разрабатываемых институтом установок занимались более опытные товарищи. На мою долю выпало украшать трудовые будни института НЕнаглядной агитацией, поздравительными плакатами к праздникам, и всё, что может входить в понятие работы художника-оформителя. Работа мне нравилась, отношения в коллективе были хороши, но на пороге уже маячили лихие девяностые.

Работы, как таковой, найти не удавалось, были лишь бесконечные попытки, удивляющие разнообразием форм обмана. Было, я писала простенькие акварельки, оформляла их в рамы с паспарту, и они хорошо продавались в небольшом салоне. Вдруг мой круговоротец акварелек остановился. Неделю – ничего, месяц – ничего…. Приехала в салон – интересная картина. Мне говорят: не продалось, но моих работ в салоне нет. Длительные поиски привели меня в мастерскую-склад, сток нескольких художественных салонов. Оказалось, одну из моих работ уронили, разбилось стекло и рама. Эту работу вместе с остальными упаковали в пакет, опутали скотчем, и доставили в эту мастерскую. На мои возмущённые вопли реагировать было некому. Я забрала пакет и забыла туда дорогу.

Потянулась череда конкурсов, где крали мои работы, а потом рапортовали, что участника с моим именем у них никогда не было. В девяностые многие небольшие фирмочки и мастерские практиковали интересный способ взаимодействия с соискателями работы. Они давали пробное задание, усадив проходить испытание одновременно много народу. Затем, всем объявляли, что с заданием никто не справился, собранный урожай отправлялся на реализацию, и запускался следующий поток соискателей.
 
Устав, я решила покинуть профессию и вспомнить о мечте своего детства – медицине. После долгих поисков и беготни, я нашла учебное заведение, куда можно было поступить без возрастного ценза, чтобы получить профессию медсестры. Мне даже удалось добиться, чтобы моё обучение оплатил город как безработной, желающей сменить профессию. Явившись в департамент образования за последними справками, я узнала, что избранного мной учебного заведения формально не существует – отсутствует сертификат на право образовательной деятельности…. Культурный шок обернулся глубоким обмороком. Я очнулась от сильного запаха кофе – сотрудницы прониклись моим горем и решили меня привести в чувство.

В отчаянии, я подала объявление в газету, заканчивавшееся словами: «Рассмотрю любые предложения». УЖАС…. Лучше бы я этого не делала, и никому не советую. Первый же звонок был таким: «Хозяйка офиса. Захватите на собеседование халат, тапочки и кружевное бельё». Затем последовало множество похожих предложений. На мой возмущённый отказ реакция была очень разной. Кто-то смеялся и говорил: «Ошиблись? Бывает!». Особо занятые бизнесмены зверели и принимались оскорблять.

Особенно запомнился ночной звонок: «Кошечка…. Я хочу тебя! Я хочу тебя немедленно!» Мои объяснения не помогли, то есть, ровным счётом. Звук моего голоса только усугублял ситуацию. Бросать трубку было бессмысленно, «кошечка» перезванивал бессчётное число раз. Я отключила телефон и сообщила всем, что какое-то время не смогу им пользоваться. Как только я его включила через пару недель, в трубке раздалось: «Кошечка…. Я хочу тебя!». Нервы сдали. Я отключила телефон, заперла квартиру, и уехала на дачу, прервав до конца лета поиски работы.

После довольно большого периода относительно спокойной жизни с нормально проходящим трудоустройством, мне пришлось участвовать в одном проекте на очень высоком международном уровне. Руководитель проекта держал нас на коротком поводке посулами, что стартап близится к концу, но…. никому из участников проекта даже не удалось узнать, каким будет продолжение. Его просто не было, а на наши звонки организатор проекта перестал отвечать.

Ещё до таинственного исчезновения проекта с радаров, тот же его руководитель предложил мне участие в другом своём проекте. Он долго меня уговаривал, поскольку предложение лежало вне плоскости моих интересов, но убедил попробовать. День, который был мне назначен для оформления на работу и ознакомления с обязанностями, я провела возле запертой двери кабинета моего работодателя. Он не явился, никто не знал, где он, на звонки он не отвечал, и после тоже не перезванивал.

Тем не менее, в силу неукротимого своего оптимизма (или каких-то иных качеств), я решилась ещё раз. Обратился этот человек ко мне по телефону и попросил удалённо выполнить очень срочную работу. Осторожности меня лишило то обстоятельство, что о нашем соглашении он сообщил нескольким общим знакомым. Решив, что в этот раз всё будет в порядке, я выполнила работу, отправила заказчику, и позвонила ему с доброй вестью. Ответа не было. Никогда. Он не звонил и сам.

Что теперь? Не знаю. Прекрасный совет: «Не верь, не бойся, не проси» работает и действует. В обстоятельствах, где человек человеку – бревно, приходится изобретать собственные плавсредства и выгребать в одиночку. Желаю удачи и успеха себе и всем добрым людям!