Открытое окно

      ОТКРЫТЫЕ ОКНА
 
  «Рыхлый мартовский туман окутал небольшой провинциальный город сыростью и тоской. По тропе, ведущей к железнодорожной станции, угрюмо брел спортивного вида человек. Тонкие ледяные пласты, ломавшиеся под ногами бывшего любителя физкультуры, обнажали черную прошлогоднюю листву и робко нарушали треском покой спящего парка. В сердце было дико и пусто, но никаких эмоций идущий не испытывал и даже холодок, зависший над прогалинами после морозной ночи, не ощущался им вовсе. Мысли ничем себя не проявляли, время остановилось и почти исчезло из его восприятия…

   Приблизившись к мосту, путник оглянулся на прогудевший вдалеке локомотив, медленно преодолел довольно длинный бетонный устой, прошагал несколько метров пролета и вцепился в ржавую металлическую ограду. За спиной с грохотом пролетел состав, увозя в столицу несколько вагонов с продукцией местного деревообрабатывающего комбината, гул рельсов жадно поглотился массивными опорами сооружения, над рекой воцарился абсолютный покой. Свидетелем того, что произошло далее, стал только калеченный бродячий пес. Волоча парализованную лапу, он медленно спустился по насыпи, осторожно обнюхал мертвое тело и испуганно отскочил, когда труп мягко скользнул по кровавой луже и исчез под кромкой льда».

   Владимиру Кустову, жизнерадостному и удачливому бизнесмену, всегда нравилось бегать в городском парке со своей красавицей женой Машей. Детей у них не было, зато любви, искрящейся от одного только взгляда друг на друга, имелось в избытке – и к родственникам с обеих сторон, и к заласканной беспородной собаке Пальме, и даже к коллективу собственного торгового центра. Да и времени хватало абсолютно на все, включая здоровый образ жизни. Обычно, пробежав привычную ежедневную дистанцию в пять километров, супруги останавливались на спортивной площадке и, взаимно поддерживая атмосферу оздоровления шутками и признаниями в любви, всецело погружались в гимнастику. Возвращались всегда, хоть и быстрым, но шагом, рассуждая о близких планах, будущих детях и перспективах развития бизнеса. Иногда страстно спорили, подшучивали над встречными, критиковали местную власть. Время шло, любовь принимала форму привязанности, неотделимой от быта, общения и способа полноценного существования в социуме. Дети стали чем-то скорее связанным с далекой целью, нежели близко реализуемым. Затем отложенным на неопределенный срок, а вскоре они и вовсе исчезли из разговоров. Круг приятелей, уже воспитывающих своих школьников и школьниц, перестал быть интересным, надвигающийся возраст вручил сомнения в реализации грандиозных планов, беседы о жизни утратили былые искорки. Как-то раз, проезжая мимо детского дома, Кустовы взглянули друг на друга, подумали об одном и том же и замолчали.

   Вечером Маша подошла к Владимиру, привычно обняла его за талию и тихо, едва сдерживая слезы, произнесла:

- Я не смогу полюбить чужого ребенка.

- Машенька, я все продумал. В мире много кто усыновляет детей. Если стесняешься общественного мнения, то зря. Это ведь даже благородно…

- Чтобы все считали меня неполноценной? Ты же знаешь, что я еще могу родить сама, просто поздно уже с медициной экспериментировать. Давно уже надо было тебе… Какое к черту благородство?

   Кустов освободился от объятий жены, взглянул в ее глаза и твердо произнес:

- Маша, я в клинику не поеду, ты сама знаешь, что это бесполезно. Не хитри.

    На следующее утро жена отказалась от совместной пробежки, не составила она компанию мужу и днем позднее. Через неделю охладел к утреннему ритуалу и сам Владимир. Тема неизлечимого мужского бесплодия, всегда казавшегося ему единственным своим недостатком, стала расти такими темпами, что поглотила самоуверенность. То, что настолько внезапно ворвалось в семейную жизнь, не поддавалось объяснению. Проблема, существовавшая много лет, быстро увеличилась до размеров неоперабельной опухоли и стала давить собой все, созданное в любви и гармонии. Впервые мужчина почувствовал себя жалким и ненужным. По злой иронии, именно теперь он впервые усомнился в разумности принятого когда-то решения. Наивный порыв подарить Маше свою долю в совместно нажитом имуществе, реализованный нотариально и втайне даже от престарелых родителей, представлялся теперь невероятной глупостью. Если отбросить в сторону доверие, любовь и прочие нематериальные активы, образ «разбитого корыта» теперь мог стать единственным атрибутом его осознанного, хотя и незавидного уже существования. Еще месяц назад закредитованный под завязку предприниматель даже не задумывался ни о чем таком, сейчас же внутренний голос неумолимо твердил о необходимости пересмотреть ситуацию кардинально. Статус хозяина в условиях образовавшегося семейного вакуума – единственное, что могло удержать формальный и фактический авторитет, а также право самостоятельно определять дальнейшие события. Нужно было начать разговор и попытаться что-то изменить, пусть и обманом. Взять все в свои руки. Новый кредит под залог дома, хозяйкой которого теперь по всем документам является Маша, навряд ли мог явится достаточной причиной, в силу которой удастся усыпить ее бдительность в сложившихся обстоятельствах. Однако Владимир такую попытку предпринял.

- Дорогая, мне нужны деньги.

- Зачем? – в голосе супруги обнаружились нотки строгой мамы, капризное дитя которой пытается уговорить ее на покупку новой дорогой игрушки – Насколько я понимаю, долгов у нас нет или…

- Маша, я тебя не посвящал в свои рабочие дела ни разу, не грузил ничем. Все это долго объяснять. В-общем, мне нужен кредит на строительство. Заложить придется наш дом, расплатимся за два года…

 - Ты сказал: «наш»? Володя, это мой дом. Я хочу иметь что-то свое, причем гарантированно свое, а не «совместно нажитое». Завтра ты исчезнешь, а я буду твои долги гасить? Нет, свой дом я никому закладывать не буду. И торговый центр тоже, квартиру, и тем более машину.

   Дыхание перехватило, ноги стали ватными, мужчина опустился в кресло. От слов Марии веяло вызывающей, хотя и вполне ожидаемой им, жестокостью. У Владимира давно появилось стойкое ощущение, что жена безвозвратно дистанцировалась от общих проблем и с отвращением играет роль вынужденной любовницы, однако в сказанном прозвучало недвусмысленное указание и на его новую роль, убогость которой никак не желала укладываться в голове. Откровенно говоря, на данный момент он не имел даже сколь-нибудь значительных средств на счете, всеми его многолетними накоплениями на вкладах тоже распоряжалась Маша. Собрав силы и последнюю надежду, нищий бизнесмен спокойно произнес:

- Скажи честно: ты перестала мне доверять? Или нет, спрошу прямо: ты хочешь от меня уйти?

   Присев на диван, женщина подчеркнуто по-хозяйски облокотилась на черную шелковую подушку и, глядя в глаза застывшему в кресле мужу, твердо и уверенно сказала:

- Ты распорядился деньгами и вещами так, как пожелал сам. Никаких условий мне не ставил, ни о чем не просил. Заметь, я тоже тебя об этом не просила. Однако уходить от тебя, как ты предположил, я не стану. Знаешь, почему?

- Неужели, Маша, ты меня под каблук загнать попытаешься? Так вот, я не…

- Каблук? Как же ты смешон сейчас!

   Она поднялась с дивана и подошла к балкону. За тяжелой шторой еле заметно трепетал золотистый кружевной тюль, напомнивший ей бабочку, застрявшую между стекол маленького окна в далеком бабушкином домике из детства. Тогда она завороженно наблюдала за несчастным и красивым насекомым целый час, а после просто ушла из комнаты. На следующее утро обнаружила мертвую бедняжку, но не испытала от этого ни малейшего сожаления. Супруг был похож на ту самую бабочку. Да, она любила его – искренне и страстно, однако то прекрасное время прошло и вернуть его оказалось невозможно. Маша обернулась и, опять же, глядя прямо в глаза, легко и непринужденно выдала:

- Мне уходить от тебя? Повторю, если ты не понял: это мой дом, поэтому уйдешь ты, а не я.

   На вырученные от продажи бизнеса деньги, Владимир снял хорошую квартиру недалеко от парка, приобрел автомобиль и решил дать себе достаточно времени на серьезные размышления. Ни мстить, ни пытаться забрать что-либо у бывшей жены ему не хотелось. Да и возможности воплотить это в реальность не было никакой. В скорости почти одновременно скончались родители, обнажив в душе взрослого мужчины чувство тоски по детству и оставив в наследство старую квартиру на окраине города. Он безропотно ушел от всех, включая самого себя. Потом в себя вернулся. Но там же и потерялся.

   Время шло, любовь старательно обходила жизнь Кустова стороной. Денег, пусть и небольших, вполне хватало на существование. Изредка появлялись возможности неофициальных подработок, что позволяло даже откладывать. Располнев поначалу, он возобновил пробежки и практически привел себя в прежнюю форму. Вечерами подолгу катался на велосипеде, смотрел фильмы, частенько выпивал в одиночестве. Возвращение в бизнес, общение с бывшими партнерами, перспектива начать все с нуля – окончательно канули в небытие. Как, собственно, и страстное желание жить. Владимир Дмитриевич нерешительно шагнул в пятый десяток и из последних сил пытался определить, стоит ли доводить дело до юбилея. В один из теплых июльских вечеров, слегка подогрев себя символической порцией коньяка, Владимир отправился в пешую прогулку по городу, планируя сделать остановку в парке, дабы присесть в тенечке и употребить заботливо перелитый во фляжку напиток, в достаточном для последующего отхода ко сну, объеме. Гулять было приятно и спокойно, ветерок заботливо сдувал легкую испарину, под сенью огромного дуба показалась массивная скамья. Кустов решительно повернулся в ее сторону и увидел маленького щуплого старика, дремавшего на этой скамье в тени дерева. Положив на колени скрюченные руки и часто вздрагивая, тот был похож на высохшую ветку этого самого дуба, болтавшуюся в метре от его странного головного убора, имевшего форму растянутого берета. Перед тем, как занять место на скамье, Владимир на всякий случай извинился и негромко спросил:

- Позволите?

   То ли старик его действительно не услышал, то ли проигнорировал вопрос, но реакции никакой не последовало. Прошло минут двадцать, фляжка опустела, а вторая сигарета отправилась в урну. Захмелевший мужчина приподнялся, подтянул брюки и уже шагнул в сторону дома, когда услышал несвойственный возрасту голос, прозвучавший из-под берета.

- Я уже четвертый раз тебя здесь вижу. Ты алкоголик?

   Удивительными показались даже не голос и существо вопроса, а мгновенность ответа, вырвавшегося, как показалось самому Кустову, откуда-то из солнечного сплетения. Возникло стойкое убеждение, что отвечал не он, а сам спрашивающий.

- Я никогда об этом не думал. Пожалуй, что уже и алкоголик. Мое имя Владимир, я здесь иногда спортом занимаюсь. Думал, что вы спите и меня не заметили…

- Алкоголик и спортсмен – звучит несколько противоречиво. Да ты присядь, сынок, только не кури больше, я сюда подышать свежим воздухом пришел. – Дед пристально взглянул на Владимира и продолжил голосом сорокалетнего мужчины. – Семьи нет?

   Опьянение куда-то отхлынуло, возникло легкое напряжение и, попытавшись очнуться от зависимости в диалоге, Кустов спокойным голосом произнес:

- Я, действительно, всегда вежлив с пожилыми людьми, однако к чему эти вопросы? Вы следите за мной, что ли, если про четвертый раз сказали?  А семья тут причем? Вы кто, вообще? И зачем все это?

- Я задал всего два вопроса, а ты мне уже пять. Вопросы задаю потому, что люблю разговаривать. За тобой не слежу. Семья – это важно. Зовут меня Сергей Захарович, пенсионер, мне девяносто три года. Все это необходимо в первую очередь тебе самому. Вроде, на все ответил. Твоя очередь.

   Не понимая, зачем он все это слушает и делает, Владимир все же опустился на скамью. Поразмыслив несколько секунд и продолжая ощущать необъяснимую зависимость от старика, он мельком взглянул на него и решил доиграть до конца. «А что тут такого? Своего рода приключение на ровном месте. Мне даже любопытно, что же будет дальше…». Приосанившись, быстро выдал:

- Была у меня семья, какое-то время назад развелся. Сейчас один живу, родителей недавно схоронил… Боюсь, что вы мне не поможете. Разве что просто поболтать.

- Этого, молодой человек, бояться точно не стоит. А болтают, как говорится, яйцами в бане. Лично я этого делать не собирался. Раз семьи нет, стало быть, времени навалом. А если по парку гуляешь целыми днями, значит новой семьи в скором времени не предвидится, да и малых детей от прежней нет. Я так думаю, что их у тебя вообще нет. Приходи под этот дуб почаще, буду с тобой разговаривать. Может, и пить перестанешь. Я здесь каждый день в хорошую погоду. А сегодня мы просто познакомились.

   Послушно и растерянно встав, Кустов попрощался с собеседником и пообещал прийти сюда завтра в это же время. Тот одобрительно кивнул и, словно ничего и не было, вновь принял туже позу, что и до знакомства. Из-под берета послышалось тихое сопение и тут же, будто ни в чем не бывало, бодро прозвучало:

- Да, вот еще, насчет: «Боюсь, что вы мне не поможете». Ты не бойся, это не страшно. Страшно будет, если помогу. Ты оказался в ситуации, когда именно страх перед чем-то окончательным позволит это окончательное отодвинуть. Страх быстрый, неконтролируемый. Он явит тебе себя, сделает свое дело и тут же исчезнет. Это как вакцинация. Подумай об этом, когда протрезвеешь. Или хотя бы запомни. Понимать необязательно, главное – подумать. Все, ступай.

   Ночь прошла спокойно. Проснулся Владимир традиционно рано, часов в пять. После привычного утреннего ритуала и обильного завтрака, он развалился на диване и отрешенно уставился в телевизор. Худая ведущая бодрым голосом вещала о событиях в стране и за рубежом, ее словоблудие периодически прерывалось рекламой майонеза и анонсами грядущих кинематографических премьер. Совершенно неожиданно, будто вырвав себя из сновидения, в голове возник образ вчерашнего старика. «Как я про него-то забыл? Этот, как его? Какой-то там Захарович… Сергей Захарович. Может, городской сумасшедший или…». Мысли, раскачиваемые аргументами за и против новой встречи, склонялись к тому, чтобы пропустить сегодняшнюю прогулку. Кустову показалось даже, что, придя в парк, он станет посмешищем над самим собой. Словно цыганка, вводя в транс очередную жертву, странный старикан будет прикалываться над ним и преследовать какие-то непонятные цели. Как он вчера поддался очарованию случайной беседы и общался с человеком, которого видел впервые в жизни, к чему рассказал о себе? Поразмыслив, Владимир решил не менять привычных планов из-за ерунды, а, увидев деда снова, просто поздороваться и пройти мимо. «Видимо, выпил вчера лишнего, вот и проявил слабость. Хорошо, что ничего существенного не произошло, и этот Захарович денег у меня не выпросил…».

   Кустов нехотя поднялся, прошел на кухню, включил проигрыватель. Настроение явно улучшилось после того, как из холодильника и морозилки были извлечены продукты для запланированных на завтра блюд: большой кусок тунца, прекрасные говяжьи стейки, овощи, соусы и сыр. Готовить он любил, делал это вдумчиво, к процессу всегда подходил творчески и со вкусом. Завтра вечером должны были пожаловать приятель с супругой и ее подругой, хотелось выглядеть гостеприимным хозяином, живущим, несмотря на одиночество, успешно, в свое удовольствие. Приятель Юрий был воспоминанием из прошлой жизни, он знал о старых проблемах Владимира, но давно проживал в другом городе и никогда не испытывал симпатии к его бывшей жене Маше. Созвонились они неделю назад, поинтересовались о делах и договорились встретиться у Кустова. Что ж, иногда хочется окунуться в былое за бокалом хорошего коньяка. Блюда были сложными, готовились они долго, а суточное маринование делало их настолько нежными и изысканными, что игнорировать нюансы категорически не рекомендовалось. Подготовка всех ингредиентов закончилась часа через три, кулинару захотелось просто прокатиться на велосипеде и провести время наедине с природой.

   Предположив, что Сергей Захарович появится в парке гораздо позднее, а сейчас его тренировке ничто не помешает, Владимир с удовольствием покатил в свое любимое место отдыха. Погода была ничуть не хуже вчерашней, солнышко периодически пряталось за пушистые облака, мысли уносились далеко и думать ни о чем не хотелось. Запах сладкой ваты из кафе у озера, раздражавший обычно своей назойливостью, не вызывал сегодня никаких эмоций. Хотелось ехать бесконечно долго и просто дышать.

   Перед поворотом на одну из велодорожек, Кустов заметил девушку, катившую перед собой детскую коляску и держащую свободной рукой поводок со щенком. Посигналив звонком, он предупредил ее о своем приближении и наделся проскочить между ней и оврагом, не снижая скорости. Девушка растерялась, отпустила собаку и перегородила коляской свободный проезд. Вывернув руль и чуть не упав в овраг, велосипедист успел съехать с намеченного маршрута и, экстренно задействовав оба тормоза, воткнулся в столб фонаря и слетел боком в кусты. Освободившийся от поводка пес с лихим лаем подскочил к горе-физкультурнику и больно укусил его за лодыжку. Отогнав обидчика, Владимир хотел было устроить разборку с незадачливой мамашей, высказав в грубой форме свое отношение ко всем тем, кто выгуливает животных и детей в не предназначенных для этого местах, но вовремя взял себя в руки. Тем более, что девушка, испугавшись последствий, поспешила скрыться из вида. У железного коня, как выяснилось, при ударе в столб деформировалось переднее колесо. Кустов освободил раму от веток и листьев, отряхнулся и, потирая ушибленный бок, не спеша двинулся по дорожке на своих двоих. Сильно заныло колено, а от прекрасного настроения не осталось и следа. Преодолев почти километр, Владимир вышел к озеру. Нога разболелась не на шутку, захотелось присесть и отдохнуть.

   Вчерашний старик находился именно там, куда он направился и осознавать это было противно. Ссутулившийся дедок в своем идиотском берете как будто ждал его в это время и в этом месте. Обнаружилось присутствие чего-то мистического и одновременно неизбежного. Кустов пересилил отвращение и поздоровался. Как и вчера, старик не ответил.

- Ну, вы же меня услышали, Сергей Захарович. У меня тут небольшая авария случилась, в поворот не вписался.

   Сергей Захарович очнулся, поднял голову и с насмешкой произнес:

- Надеюсь, что алкоголь тут не при чем. Добрый день, Володя! Ты подумал о том, что я просил вчера?

- О чем? – Владимир не помнил всех деталей их беседы и был искренне уверен, что старик его ни о чем не просил. – Разве вы меня о чем-то просили?

- Да. Я просил тебя подумать о том, что могу помочь тебе. А еще я предположил, что это может вызвать у тебя определенные ощущения. Например, страх. Действительно, не помнишь?

- Я, Сергей Захарович, только что упал, причем довольно сильно. Единственное ощущение, которое испытываю сейчас, это боль в ноге. Причем тут страх? – Мужчине захотелось просто встать и уйти, однако дед не унимался. Зачем-то, вместо сочувствия, он продолжал глумление над ним:

- У тебя обыкновенный ушиб. Люди, серьезно повредившие сустав, передвигаются по-другому. Завтра поболит, послезавтра тоже, но уже меньше. Ты просто неженка, прекрати скулить. Наверное, уже представляешь себя на костылях, со стаканом в руке?

    Владимиру стало до глубины души обидно. Он, взрослый самостоятельный мужик, вынужден по воле случая слушать старого грубого старика, возомнившего себя авторитетом во всех областях, теперь уже и в медицине. Пришлось ответить:

- Ведите себя нормально. Какие еще костыли, какой стакан? Да, я не помню о вашей вчерашней просьбе и более того, считаю ее дурацкой. Как человек может предлагать помощь и думать, что это может вызвать у меня страх? Я, пожалуй, домой. Собирался вечером прийти и поговорить с вами, но теперь уверен, что делать этого не стану. Может, вы из секты какой-нибудь, а я тут в качестве жертвы.

- Я знаю, что сегодня не придешь. Буду ждать тебя послезавтра. Как только доберешься до дома, желательно на такси, приложи к коленному суставу холод. Сделай так несколько раз и ложись отдыхать, ногу не напрягай, лишний раз не ходи. Да, кстати: принимать алкоголь не обязательно. До свидания!

   Вечер Владимир провел дома. По совету старика, прикладывал к ноге пакет со льдом, передвигался по квартире осторожно. Коньяк, налитый сразу же по приходу, так и остался стоять на кухонном столе, пить категорически не хотелось. Ближе к вечеру нестерпимо потянуло спать, Кустов провалился в сладкую негу без привычного душа и даже не раздеваясь. «Завтра поговорю с Юркой и попрошу взять меня в бизнес, надоело дурака валять. Думаю, не откажет…» - только и успел подумать он перед сном.

   Сон. Что такое сон с точки зрения здравого смысла? Отдых, расслабление, снижение реакции на окружающий мир, сновидения. Владимир, как и подавляющее большинство людей, наблюдал сны практически каждую ночь. Утром, по пробуждении, силился вспомнить все подробности пережитых сюжетов, но всякий раз картинки соскакивали с общей линии, словно бусины с нити. За последний год в памяти не осталось, пожалуй, ни одного образа, задержавшегося более, чем на несколько минут после звонка будильника. Спал он всегда крепко, ночью не просыпался, мистические ритуалы не исполнял, но думал об этой части своей жизни довольно часто. Искать ответы в статьях по эзотерике или научных докладах он не хотел и не пытался, поскольку был убежден в глупости первых и бездоказательности вторых. Кустов искренне верил, что когда-нибудь истина сама откроется ему в своей простоте и очевидности, что именно он окажется тем счастливчиком, который удостоится чести подарить человечеству разумное объяснение тому абсурду, что творится с сознанием по ночам. В частности, в ночь перед встречей с приятелем Юркой он, ощущая боль в колене и обильно потея благодаря неснятой одежде, со страхом переживал собственную смерть. Владимир осознавал ее неотвратимость, был волен уйти из жизни посредством нескольких предложенных кем-то вариантов, но избежать горькой участи не мог. Было в сновидении зеркало, отразившее его лицо с нелепыми искажениями. Присутствовали там и женщина, и боль, и жуткое чувство одиночества, заполнившего все пространство вокруг него. Финалом стала смерть, предельно четко осознанная и послушно принятая. Проснувшись до будильника, «умерший» подошел к столу, включил тусклый ночник и тщательно изложил в тетрадь все, что осталось в памяти. Запись получилась сумбурной, бессмысленной, с массой   алогичных подробностей и несущественных деталей. Сделав все это, он убрал тетрадь в тумбу, просидел в кресле еще какое-то время, пока впечатление от кошмара не начало исчезать, затем вернулся в постель и проспал еще час. Услышав электронную трель, Владимир потянулся, откинул одеяло и с отвращением ощутил на себе липкие кофту и брюки. Далее последовали душ, завтрак, просмотр телетрансляции и поход в аптеку за мазью для колена. О том, что было за час до подъема, он основательно забыл.

    Вечер, так много обещавший старательному кулинару, оказался обидно прост, скучен и бесперспективен. Даже подруга, «прихваченная» Юркой и его женой специально для того, чтобы скрасить одиночество гостеприимного хозяина, не вызвала у Владимира никакого интереса. С работой у друга тоже ничего не вышло. С трудом влив в себя один бокал алкоголя, Кустов даже обрадовался, когда гости засобирались. Конечно, пришлось попросить их остаться подольше, но визитеры, на его счастье, деликатно извинились и покинули дом раньше принятого в таких случаях времени. Хозяин отчетливо понял, что одиночество, так внезапно и дерзко преподнесенное ему бывшей женой, стало вполне приятной составляющей спокойной жизни. Никак не принимаемое поначалу, со временем оно влюбило его в себя также, как это делает насильник по отношению к своей жертве. Этакий «стокгольмский синдром», тираном в котором выступает не человек, а состояние. Возможно также, что чье-либо присутствие перестало нравится ему естественным образом, как часть очередного этапа в жизни, ведь не все любят компанию.  Может, именно поэтому мудрая природа и не наделила его возможностью иметь детей, как знать…

   Сергей Захарович появился под дубом уже после того, как на скамье успел заскучать Владимир. Довольно бодро ступая по дорожке, старик поздоровался первым и, сделав это, сразу же поинтересовался ощущениями в ушибленной ноге:

- Сегодня лучше, чем вчера?

- Да вроде лучше. – Кустов не знал, о чем говорить дальше, поэтому просто замолчал.

   Дед, напротив, был оживлен и расположен к беседе. Со стороны могло показаться, что Кустова вербуют в какую-нибудь секретную структуру, а Сергей Захарович усиленно тестирует нового кандидата в шпионы. Иначе чем объяснить то, что за два с половиной часа «соискатель» ответил на несколько десятков вопросов. Казалось, что испытуемый настолько зависим от того, кто овладел его временем и вниманием, что ни о каком пристрастии к одиночеству не может уже идти и речи.

- Ты о страхе думал?

- Вы уже спрашивали меня об этом, Сергей Захарович.

- Конечно, спрашивал, но ответа так и не получил. Скажи, Володя, чего ты очень боишься?

- Я вот буду относиться к нашим разговорам, как к игре, чтобы дураком себя не ощущать. Типа развлекаюсь. Чего боюсь? Смерти боюсь, ее все бояться.

- Не обобщай, не все. Лично я уже совершенно не боюсь, да и раньше не особо боялся. Бояться можно того, что представляет опасность. Вот ты позавчера свалился с велосипеда, ударился. Вполне разумно, что падать в какой-то мере тебе стало страшно, ведь будет больно, верно? Я не говорю сейчас про абсолютный страх, я имею в виду присутствие опасения насчет возможной боли, этакий маленький страх. А смерти ты почему боишься – умирал уже, что ли, опыт имеешь?

   В это момент сознание распахнуло Владимиру воспоминание о ночном кошмаре. Он попытался вытащить оттуда какие-нибудь детали, но не смог. Не был уверен даже в том, что действительно что-то записывал. Сообщать об этом старику Кустов не хотел, но сделал это, причем в глупой форме:

- Да, прошлой ночью.

- Володя, я не про белочек от алкоголя, я про ту смерть, которую ты назвал причиной своего главного страха.

- Да хватит вам, Сергей Захарович, про алкоголь. Мне уже не нравится пить, третий день не хочу. Мне приснилось, что я умер, и мне было очень страшно от этого. Я смотрел на себя и видел, что умер, что меня не стало. Дико страшно было за всем этим наблюдать. Потом проснулся и вроде бы даже записал все увиденное…

- Увиденное? Ты спишь с открытыми глазами?

- Ну, так говорится, это же сновидение – значит, его видят.

- Сны бывают, Володя, либо они случаются. Видеть же сон невозможно, поскольку ты – не сторонний наблюдатель, а участник этого процесса. Ты в нем есть. Расскажи – как ты умер во сне?

- Давайте завтра расскажу, я дома тетрадь посмотрю и все уточню, если и вправду записывал. Я не помню просто. Вы, действительно, интересные вещи мне говорите, о которых я никогда не задумывался даже, я сам хочу с вами все это обсудить. Только ничего не понял из того, что вы сказали.

- Что именно ты не понял, сформулируй?

- Ну, человек же в кровати лежит, когда сон видит… Ладно, не видит, а живет в нем. Но он же в кровати физически находится, можно даже видеонаблюдение установить и убедиться. И в это же время, к примеру, грибы в лесу собирает во сне. Он где в эту самую минуту есть?

- В лесу, разумеется. А когда проснется, будет в кровати.

- Но тело-то никуда не исчезало, пока он во сне был про грибы.

- Конечно, тело было в кровати. А он собирал грибы. Что непонятного?

- Так человек – это его тело. Разве нет? 

   Владимиру показалось, что пауза, повисшая в разговоре, предназначалось для него. Времени для осознания сущности посыла, было явно недостаточно. То ли жизненный опыт мужчины был мал, то ли существо вопроса выходило далеко за рамки приемлемого, но решительно ничего не складывалось. Разум протестовал, все внутри негодовало, Кустов ненавидел себя за то, что принял участие в этом идиотском рассуждении. Старик хитро взглянул на растерянного собеседника и, всецело приняв роль ведущего, тихо произнес:

- Я довольно долго живу, я видел смерть своих близких. Откровенно говоря, никого из них в живых давно нет. Нет здесь ни моих родителей, ни друзей, ни даже врагов. Я абсолютно спокоен, поскольку давно простил всех, кого ненавидел. И не только простил, но и забыл их. Недавно хотел вспомнить кого-нибудь из самых ненавистных, но не смог. Родителей и друзей еще помню, а недоброжелателей нет. Возможно, их и не было вовсе, как знать…

- А это вы к чему, Сергей Захарович?

- Да все к тому же. Тело – не человек, иначе на кладбищах творилось бы такое… Человек – временный статус, а не вечная сущность. Лет семьдесят (а в моем случае чуть дольше) он похож на homo sapiens, потом, возможно, еще на кого-то, затем физически уходит в небытие. Думаешь, что ходить и дышать, глазея вокруг – единственно доступное нам существование?  Оглянись – мир полон доказательств тому, что напрочь перечеркнет все твои представления о жизни.

- Послушайте, уважаемый Сергей Захарович, мы говорили о снах, а не о законах мироздания. Если знаете что-то о сновидениях, расскажите. Если хотите поразить меня всем остальным – напрасно стараетесь. Я даже на цыганок не ведусь.

   Сергей Захарович замолчал. Чувствовалось, что он о чем-то задумался. Спустя минуту, он сомкнул кисти рук в замок и спокойно продолжил:

- Когда немцы вошли в нашу деревню, мне было пятнадцать лет. Два года спустя я имел на счету несколько убитых взрослых мужиков. Вероятно, они были женаты и воспитывали до войны своих малолетних детей. Я не хочу сказать, что отправил на тот свет благородных людей, несущих мир оккупированным народам. Я лишь констатирую факт: они жили, а я собственноручно лишил их этой самой жизни. И ты знаешь, Володя, ведь даже у меня, глупого юноши, не было страха перед смертью. Даже тогда я был уверен, что бояться нечего – тело перестанет функционировать, а ужаса никакого не произойдет.

- И?

- Наш командир говорил тогда, что главное для бойца – это готовность исполнить любой приказ либо, если старшего нет, способность мгновенно принять самостоятельное решение и тут же его реализовать. Неважно даже, что именно предстоит – выстрелить в противника или перемотать портянки. По сути, это одно и то же, важность таких поступков с точки зрения природы одинакова. Так вот, он оказался чертовски прав. Если принимаешь решение и тут же исполняешь его, страх не то, чтобы отходит на второй план, а вообще не рассматривается, как фактор. Его попросту нет. Каждый из нас смертен по определению, однако бояться окончания жизни глупо, поскольку оттуда не возвращался никто. Так что, сообразно логике, варианта два: либо там настолько хорошо, что обратно не хочется, либо там попросту ничего нет. Ни то, ни другое не способно напугать, верно?

- Сергей Захарович! Вы столько нагородили, что я запутался. При чем тут ваше «героическое» прошлое? Убивать кого-то или ждать собственной смерти – разные вещи… Простите, пожалуйста, если обидел. Я просто не любитель войн там всяких.

- Я оказался в партизанском отряде не из-за любви к войне, Володя. Нашу семью расстреляли, пока я ловил рыбу на озере в трех километрах от дома. Возвращаясь, я увидел горящий дом и мертвые тела во дворе. Убежал в лес, чудом оказался недалеко от партизанского дозора. Выхода другого не было, вот и стал мстить немцам за родных, а после уже не мстить, а уничтожать по приказу – для того, чтобы оставаться в живых. Но не из-за страха быть убитым, а просто чтобы жить. Разница есть, она в выборе без принуждения. После войны я пошел учиться, стал врачом, многое понял и испытал, получил ученую степень. Но ни разу за долгие годы не ощутил страха смерти. Он ненастоящий, Владимир, это как суеверие. Единственное, что может испугать в контексте смерти – это боль или унижение, но и они не всегда обязательные спутники завершения жизни, верно?

   Владимир задумался. «Возможно, старик прав. Бояться того, о чем не имеешь никакого представления, не совсем разумно. Оставить страдать родных – случай не мой, к сожалению. Да и что значит бояться «оставить страдать» – это не страх, а скорее сочувствие их страданиям. Умирать от жестокой болезни – вот, что действительно страшно. Хотя, смерть в данном случае как раз и прекратит все боли, а что произойдет после – неизвестно». Прищурившись от солнечного света, проникнувшего сквозь густую листву от порыва ветра, он с умным видом сказал:

- Вы меня убедили. Я уже не боюсь смерти. Вот даже легче на душе стало, честное слово. Продолжайте.

- Спасибо, Володя. Ты готов прямо сейчас ответить на вопрос о том, чего боишься? Теперь уже вместо смерти, разумеется. Не опасаешься, не стыдишься, не воспринимаешь с отвращением, а именно боишься!

- Ну, боли боюсь. Сильной боли, конечно.

- Какой, например?

-  Да любой. Когда болят зубы – я на стену лезу от ощущений.

- Именно боишься? ... Или страдаешь, когда она наступает? Разница есть, подумай хорошенько.

- Попробую объяснить. Скорее всего, я боюсь, что она может наступить и, соответственно, буду мучиться. Тем более, что горький опыт имеется. Ужасный, надо сказать, опыт. Мне однажды…

   Сергей Захарович положил свою ладонь на предплечье говорящего и тому стало ясно, что продолжать не стоит. Старик взглянул прямо в глаза Владимира, буквально пронзая череп и устремляя взор куда-то позади затылка. Мужчина невольно отклонился и, растерявшись, обмяк. В сознании возникла картинка из детства: он несется с горы на велосипеде без тормоза и с оборванной цепью, в десяти метрах перед ним стена жилого дома, руль уже не в состоянии выбрать безопасную траекторию, в окне первого этажа лицо застывшей от ужаса женщины. Переднее колесо зловещего транспортного средства режет песочную кучу, сбрасывает седока спиной на землю и летит в бетонную панель, аккурат в полуметре от обезумевшей очевидицы происшествия. Да! Вот он, страх. Предвидеть его было невозможно, длился он считанные мгновения, запомнился во всех деталях, однако всплыл в сознании только сейчас. И тут же, словно по команде, память с ловкостью крупье стала кидать одну за одной карты с эпизодами неприятных воспоминаний. Первоклассник Вова бежит через весь двор от стаи бездомных собак, он же тремя годами позднее прячется на чердаке дома от пьяного соседа и, услышав его шаги, лезет на мокрую кровлю, по которой скользит к краю и чудесным образом успевает зацепиться за ограждение. Далее выпускной с участием в массовой драке, закончившейся несколькими ножевыми ранениями и реальным лишением свободы, для троих одноклассников. И еще известие о тяжелом заболевании, ставшем основанием освобождения от срочной службы и причиной бесплодия…

- Сергей Захарович, вы неправы. Очень часто в своей жизни я боялся именно смерти. Про зубную боль ошибся, она не страшная, просто неприятная. А смерть – реально ужас!

   Некое подобие растерянности, воспринятое Владимиром именно так, появилось во взгляде старика на мгновение. Потом растерянность сменилась на усмешку, а полминуты спустя холодный взор буквально обездвижил Кустова – никаких волевых усилий было недостаточно даже для того, чтобы пошевелиться.

- Ни одна религия, никакой врач, ни сколь-нибудь известный эзотерик – не дадут внятных объяснений касательно событий, ожидающих тебя после остановки сердца. Если ты всерьез полагаешь, что я трачу свое время на тебя ради праздного разнообразия, спешу разочаровать – мне с тобой скучно. Просто именно ты приволокся ко мне в тот момент, когда открылось окно. И оно не закроется до тех пор, пока ты сам это не сделаешь. Почему именно так? Не знаю, Володя, и знать не хочу. Одно совершенно точно – пока ты будешь спорить и сомневаться, оно не закроется, и я не уйду из твоей жизни. А если и закроется, то до обидного внезапно и навсегда. На сегодня достаточно, жду тебя завтра, поумневшего и отдохнувшего.

   Перед отходом ко сну Владимир, как и сутками ранее, пытался убедить себя в необязательности продолжения диалогов со стариком, завладевшим его сознанием. Совершенно напрасно пытался, поскольку встречи на скамье под дубом превратились в нечто, похожее на медицинскую процедуру. Эти странные сеансы, несмотря на всю их кажущуюся театральность, ощущались Кустовым исцеляющими от его пустой и бессмысленной, по сути, жизни. После же бесед появлялась уверенность в том, что заполнение пробелов в собственном мировоззрении – и есть цель существования. Расстраивало одно: он никак не мог отказаться от предположения, что все это – чья-то циничная постановка и им просто пользуются. Для чего и почему именно им, он не понимал. Да еще какое-то «окно»… 

- Здравствуйте, Сергей Захарович! Ночью ничего не снилось, зато утром, сразу же по пробуждении, возник вопрос: а не актер ли я в чьем-то спектакле? Случайный актер, жертва розыгрыша, я бы сказал.

   Старик, устало взглянув на мужчину, вздохнул и небрежно смахнул с брюк прилипшую паутину. Наблюдательному человеку со стороны могло показаться, что дед, уставший от назойливых «почемучек» внука, хочет занять того долгой игрой без своего участия. Так или иначе, Сергей Захарович был весьма близок к этому состоянию, что и озвучил незамедлительно:

- Вова, ты никакой не актер. Ты человек, потерянность которого в этом мире невозможно скрыть. Безработный, ничем серьезно не увлекающийся мужик, давно разведенный, бездетный, выпивающий и, похоже, довольно ленивый. Жить с такими параметрами глупо, а умереть ты не готов. Удивлен нашей встрече? Она не была тобой запланирована? Что ж, закрывай окно и ступай… Но для начала иди к тому вот озеру и погуляй вокруг него минут сорок. Подумай, есть ли смысл в таких розыгрышах? Напомню, если забыл: мне девяносто три года, в деньгах не нуждаюсь, голливудскую славу искать поздновато, да и для маньяка староват. Это последний раз, когда я объясняюсь перед тобой подобным образом. Иди, подумай, а потом возвращайся и получай помощь. Либо не возвращайся, дело твое. Окно, в конце концов, могу и я закрыть, снаружи.

   Кустов послушно поднялся и нехотя отправился к озеру. Вернувшись через полчаса, обнаружил пустую скамью. Окончательно растерявшись, он сел и достал пачку сигарет.

- А вот курить не надо. – Сергей Захарович, поправляя брюки, появился из-за кустов. – Подумал?

- Да, подумал. Мне терять нечего, а вот узнать что-нибудь такое очень даже хочется. Раз уж у нас разговор завязался, то надо до конца идти. К тому же и окно еще это… Кстати, что за окно-то такое? Образно, да?

- Можно сказать, что образно. Самодостаточный и гармонично живущий человек (назовем его Первым) очень отличается от того, кто никак не может найти свой путь (пусть он будет Вторым). Второй, в свою очередь, почти ничем не отличается от того, кто этого пути не только не имеет, но даже и не ищет (Третий). Почти – ключевое слово в данном случае. Второй ищет, а Третий нет. Вернее, Первый и Третий не ищут, а Второй ищет. Ты – классический Второй, именно такие, как ты, открывают окно и приглашают мир наполнить их существование смыслом. В тот самый вечер ты, заливая в себя алкоголь, просил о помощи. Я, как часть мира, тебя услышал и откликнулся. Ошибиться я не мог. Ты ведь хочешь понять свою цель в жизни и идти к ней в радости и гармонии? И ведь ты не находишься в данный момент в этом прекрасном состоянии души?

- Конечно, не нахожусь. Живу, как… - Владимир уткнул лицо в руки и по-настоящему зарыдал. Ветер с силой прилепил к его ногам черный мусорный пакет, отчего вид плачущего мужчины стал не только жалок, но и смешон. К счастью для Кустова, в парке было немноголюдно. Старик дождался окончания приступа слабости и, как ни в чем не бывало, продолжил:

- На самом деле, ты вправе выбрать себе любой путь, кроме явно абсурдного. Как насчет новой семьи? Ты, конечно, можешь выбрать все, чего пожелаешь, включая самые смелые фантазии, но семья – это лучшее, что можно ощутить мужчине.   

- Вы кто, уважаемый? Честно говоря, я боюсь с вами разговаривать. Мне противно осознавать, что меня пытаются лечить посторонние люди. Да, я по-своему несчастен, у меня нет семьи, умерли родители, я ничем не увлечен и не особо хочу жить… Это мое дело, это моя жизнь… Новая семья? Круто, блин… Вам-то что до меня?

- Если бы все заключалось в моем желании развлечься на старости лет, нашего знакомства не произошло. Я стар, мои правнуки не ищут со мной встречи, все знакомые пребывают там, где я их уже никогда не застану. Ладно, попробую еще раз (вопреки моим правилам) объяснить тебе то, что можно было понять с первого раза. Год-два, и ты впадешь в то самое состояние, из которого я пытался вытащить своего друга лет пятьдесят назад. Пытался, но не смог, он прыгнул со скалы в крымском Форосе и превратил свое тело в рваный мешок, растянутый на пятнадцать метров. Ты начнешь задумываться о суициде постепенно. Высшее образование и природная пытливость приведут тебя сначала к какой-нибудь нетрадиционной живописи или психоделической музыке, потом, возможно, к Франклу или Ницше, затем ты станешь искать красивый способ ухода (не исключая, к сожалению, наркотиков и экзотических видов холодного оружия), а потом… Потом ты просто решишь покончить с жизнью и выберешь то, что окажется под рукой. Возможно даже, что благодаря какой-нибудь религии, ты предварительно сойдешь с ума и впадешь в мракобесный анабиоз на несколько лет, отсрочив самоубийство… Поэкспериментируй, конечно, ты же сам хозяин своей судьбы. Я здесь для того, чтобы исполнить данное однажды обещание и спасти какого-нибудь упрямца от тупого поступка. Вас таких много, но времени может не хватить. Я, действительно, стал уставать от тебя, найду более сговорчивых. Это все, меня не ищи.

   Старик медленно поднялся со скамьи и, вопреки ожиданиям Владимира, исчез в кустах, а не отправился в путь по асфальтированной дорожке парка. Буквально через мгновение от его фигуры не осталось и намека, он словно растворился в листве. «А где я буду его искать? Сначала надо решить, стоит ли вообще его искать… Стоит, стоит! Я, действительно, зря вот так!».

   В течение трех дней Кустов прочесывал парк, словно разведчик. Казалось, что Сергей Захарович нарочно остановил общение, дабы накалить интригу и вернуться в диалог абсолютным хозяином положения. На четвертые сутки Кустов устал от поиска и принялся самозабвенно пить коньяк, предварительно закупившись и не выходя из квартиры, как делал это не раз за последние три года. Он мог практиковать возлияния днями напролет, принимая сокрушительные дозы всякий раз, когда хмель пытался покинуть разум отоспавшегося организма. В такие моменты Владимир явственно ощущал, как облако легкости и забвения окутывает разум, как время перестает контролировать ход жизни, а ритмы событийных циклов забавно путаются под странные мелодии алкогольных фантазий. Врачи называют такие периоды запоями, Кустов же считал их целительными перерывами в восприятии окружающей действительности. Вовсе не факт, что правыми были именно врачи.

   Прошло две недели с того дня, когда Сергей Захарович, как казалось протрезвевшему пропойце, отказался от встреч. Владимир, приняв душ и отмахнувшись от алкогольной зависимости, ощутил непреодолимое желание увидеть старика. Было ясно, что за полмесяца могло произойти многое, что никто не обязан ждать встречи с человеком, способным погрузиться в многодневное беспробудное пьянство, но поговорить со странным дедом очень хотелось.

   Сергея Захаровича не было, его место на скамье занимала красивая смуглая женщина лет тридцати пяти. Красный спортивный костюм деликатно облегал стройную фигуру обладательницы карих глаз и густых черных волос, собранных в тугую косу. Пройдя мимо очаровательной незнакомки, Кустов остановился метров через тридцать и, постояв в растерянности, свернул с дорожки в сторону фонтана. В памяти возник образ Маши двенадцатилетней давности. Бывшая жена была шатенкой с синими глазами и светлой кожей, любила желтый цвет и никогда не заплетала волосы, но сходство с увиденной красоткой имела просто невероятное. Отделаться от желания взглянуть на женщину еще разок, Владимир не смог. Виня себя за излишнее любопытство и испытывая неловкость от ребяческого поведения, он решительно отправился повторно поглазеть на красотку. Прекрасная брюнетка улыбнулась подошедшему Кустову и, как тому показалось, была даже рада его возвращению. Встретившись с ней взглядом, Владимир присел на противоположный край скамьи и со странным облегчением отметил, что теперь женщина совершенно не похожа на его бывшую жену. Первой заговорила незнакомка.

- Я вам кого-то напомнила? Извините, прошу вас, за мою непосредственность, просто мне так показалось.

- Да нет, я здесь часто гуляю и ищу одного человека, а сегодня тут вы…

   Осознав глупость сказанного, Кустов запнулся и повесил в воздухе не менее глупую паузу. Стало очевидно, что разрядить напряжение легкой шуткой или незатейливым комплиментом у него не получится. Красотка это поняла, вместе с тем она почувствовала и то, что произвела на мужчину некое впечатление. Легкий флирт, безопасный и не имеющий никаких обязательств, имеется в арсенале любой женщины, а потому применяется ею без предварительного одобрения кем бы то ни было.

- Вы немногословный сосед, но это даже хорошо. Не люблю болтливых мужчин. Мое имя Зоя.

- Владимир. – скованно произнес «немногословный сосед» и смущенно замолчал.

   Кустов был уверен, что Зоя снова улыбнулась, однако наполнить диалог информацией у него решительно не вышло. «Странная скамейка, прям портал в мир галлюцинаций…» - только и успел подумать про себя смущенный собеседник, когда приятный голос ввел его в еще больший ступор.

- Я живу недалеко отсюда. Мне нравятся мужчины, которые умеют стесняться – это мило и встречается крайне редко. Давайте сразу начистоту: я разведена, детей нет, вы мне симпатичны. В таких случаях, как наш с вами, принято приглашать даму в кафе, но я не сторонница каких-то там поведенческих клише и ритуалов. Давайте просто так разговаривать.

- А мне ничего в голову не приходит, извините. Надо подумать…

   Владимир был готов провалиться сквозь землю. Очарование от знакомства с Зоей, сразившей его наповал не только внешним видом, но и обескураживающей прямотой, превратило самостоятельного мужчину в теперь уже послушный объект для любых манипуляций с ее стороны. Кустов решил даже, что онемел от счастья потому, что влюбился с первого взгляда. Он не понимал только – хорошо ему сейчас или плохо.

- Я странно себя веду, да? Это оттого, что не ожидал такого вот разговора и этой встречи. Я давно живу один и как-то поотвык от женского общества. Даже не представлял себе ничего подобного. Вы не подумайте, у меня нет каких-то там комплексов или еще чего… Я нормальный. Просто забыл, как с девушками себя вести надо.

- «С девушками»? Спасибо, Владимир, за «девушку»! Когда взрослую женщину, не официантку и не продавщицу, называют девушкой, это очень приятно. Честно. А когда это делают искренне, без заигрываний, то приятно вдвойне. Давайте номерами обменяемся, а завтра созвонимся? Будет время и у вас, и у меня, чтобы все взвесить и обдумать.

- Давайте. А то я, действительно, создаю впечатление идиота, наверное. Как ребенок, себя веду. Надо в себя прийти…

   Вернувшись домой, Владимир просидел с телефоном в руках почти час. Затем отправил Зое первое сообщение. Поздней ночью, обессилев от набора и чтения бесчисленных текстов, мужчина и женщина уснули в своих квартирах, условившись встретиться вечером в парке. Несмотря на возраст и имеющийся опыт прошлой жизни, ни Зоя, ни Кустов, даже не предпринимали попыток упростить отношения до осознанной и банальной домашней встречи. Им было интересно вернуться в юность и начать именно оттуда. И им было хорошо.

  Через неделю Зоя осталась в квартире Владимира Кустова на ночь. Утром, открыв глаза и услышав дыхание лежащего рядом мужчины, она обняла его настолько сильно, что тот испуганно вскрикнул от неожиданности.

- Зоя! Ты чего?...

- Ничего, просто я абсолютно счастлива. Ты обрадуешь меня завтраком?

  Владимир поднялся с кровати и, распахнув штору, торжественно произнес:

- Я снова счастлив, Зоя! С этого самого дня в моей квартире будет жить прекрасная незнакомка из городского парка. Загадочная скамейка принесла в мою жизнь Инь и Ян – пугающего старика и его во всех отношениях прямую противоположность. Всё, теперь все пазлы сложились, мое существование получило смысл и приобрело гармонию. Ура, Зоя!!!

   Светящаяся от радости любовница присела на край ложа и, смущенно прикрывая грудь краем одеяла, спросила:

- Что за старик, Вова? Ты мне ничего про него не рассказывал…

- Да познакомился я на этой же скамейке с дедом одним, чуть больше месяца назад. Любопытный такой человечек, загадками какими-то все разговаривал. Иногда очень даже интересно рассуждал, грамотный дедок. Потом исчез и не появлялся. Я его…

   Зоя уронила одеяло и обнажила прекрасную грудь, странным образом смутив прервавшего свой рассказ мужчину. Привстав, она потянулась за висевшим на стуле халатом Кустова и, ловко накинув его, подошла к Владимиру.

- Вов, мне кажется, что за неделю до нашего знакомства я с ним общалась. Совсем старенький такой, да?

- Ну, да. Сказал, что ему девяносто три года.

- Так это он мне про тебя говорил… Хотя нет, конечно, не про тебя, чего это я? Другу него был в молодости, тоже Владимиром звали. Серьезная история там произошла с ним, грустная очень. Он его спасти мог, но… Какими-то метафорами все изъяснялся, я половину не поняла.

 - А когда произошла?

- Да подожди, дай все скажу, а то забуду. Я это… Как вот, знаешь, бывает утром проснешься, а сон куда-то исчезать начинает, в смысле не можешь вспомнить подробностей. Сейчас та же ерунда. Говорил, что то ли окно закрыл, толи должен был сделать что-то раньше… Все, забыла напрочь. Хотя и слушала внимательно. Выходит, мы с одним и тем же человеком общались. А тебе он что сказал?

  Кустов взял Зоину ладонь и прижал к своей груди. Женщина отчетливо ощутила частые и сильные удары сердца Владимира. Что-то хотело вырваться оттуда, заявить о себе. Немного успокоившись, он тихо произнес:

- Выходит, он нас с тобой и познакомил каким-то невероятным образом. Да, я помню, он сказал, что если я не заведу семью, то сопьюсь и умру. А я, действительно, раньше пил помногу… Ну, не в том смысле, что я алкаш, а просто бывало, что… Зоя, прости, я не оправдываюсь, я вообще больше не пью. Блин, чушь несу какую-то. А когда ты его последний раз видела?

- За неделю до нашего знакомства, я же говорила. Потом у нас аврал на работе был, к проверке все готовились. А дальше ты и сам все знаешь.

- Пошли его найдем?

- Кого – деда? Давай ты меня накормишь для начала.

   На улице стояла пасмурная погода. Сильные порывы ветра, задувавшие то с одной, то с другой стороны, поднимали с асфальта песок и осыпали им прохожих. Пара бодро шла в сторону парка, взявшись за руки и называя друг друга разными приятными словами. Владимир страстно желал встретить на скамье под дубом Сергея Захаровича, Зоя же относилась к этой перспективе более прохладно. Минут через тридцать они достигли цели и молча присели. Старика на месте не было.

- Все правильно, не постоянно же ему здесь торчать, он же не дерево. Тем более, он говорил, что приходит сюда в хорошую погоду, а сегодня явно не она. Все равно надо было проверить, правда? – Кустов взглянул на Зою и улыбнулся. – Надо же, прямо волшебник. Я на мгновение представил даже, что вы с ним нарочно это устроили. Шучу, конечно. Идем обратно?

   Зоя улыбнулась в ответ и тихо ответила:

- Вов, ты возвращайся, а я ближе к вечеру приду. Мне на работу заскочить надо, потом к маме на часик. Нет, нет, ты не со мной, дай «отдышаться от счастья». Ну, не противься, так надо. Хочешь, приготовлю тебе что-нибудь особенное?

- Извини, я уже тебя женой своей считаю. Малость нагловато, да? Готовить я и сам умею, так что ужин за мной. Проводить?

   Женщина покачала головой, поцеловала Владимира в губы и бодро зашагала по дорожке. Обернулась, послала очарованному любовнику воздушный поцелуй, засмеялась и исчезла за деревьями. Кустов закрыл лицо руками и попытался вспомнить последний диалог с Сергеем Захаровичем в мельчайших деталях. Оказалось, что деталей этих было немало.

   «- Где и когда ты испытаешь свой главный страх – неважно. Ты можешь пережить его даже в фантазиях, в гипнозе, наяву, в конце концов. Главное – единожды заполнить себя конкретным страхом и убедиться, что, несмотря ни на какие последующие события, он уже реализовался в твоей жизни. Он случился и остался позади. Невозможно дважды родиться, многократно умереть, съесть несколько раз одно и то же яблоко. Понимаешь?»

   Фразы старика всплывали одна за одной. Это напоминало истерику студента, завалившего билет на вопросе, подробный ответ на который обнаруживался в сознании через несколько дней после неудачной сдачи экзамена. Сергей Захарович словно сидел здесь, рядом с ним. И именно сейчас Кустов страстно желал повернуться и спросить старика: «А как же любовь? Раньше я любил свою жену, теперь Зою – разве это не доказательство того, что можно испытывать разочарование и личную трагедию многократно?». Но спрашивать было не у кого. «А что, если его уже не стало? Все-таки возраст…».

   Размышления остановил звонок мобильного телефона. Владимир взглянул на экран и увидел незнакомый номер. Он любил баловать себя новыми моделями смартфонов, однако по прямому назначению аппарат использовался им нечасто, количество потенциальных абонентов составляло крайне малый список. Номер, судя по цифрам, был местным.

- Да, слушаю вас.

- Вова, ты? Это Маша, я тебя случайно набрала. Ну, не случайно, а просто так. Как сам?

- Маша? Я тебя даже по голосу не узнал. Говори.

   В первые дни после развода Кустов не просто ждал этого звонка. Он молил о нем. Опасаясь пропустить долгожданный вызов, он брал с собой телефон даже тогда, когда принимал душ, клал его в карман во время работы пылесоса, постоянно проверял уровень зарядки. Почти месяц он ежедневно просматривал всевозможные страницы в сетях и искал какие-нибудь сообщения от бывшей жены. По прошествии лет Владимир поймал себя на том, что мог не вспоминать о прошлой жизни месяцами. Теперь, когда у него появилась Зоя, далекая-предалекая Маша провалилась в небытие. Вместе с общими деньгами и личными обидами.

- Давай поболтаем, Вова. Мне сейчас очень плохо…

- Чем болтать будешь?

- В смысле? Поговорить с тобой хочу, Вова. Мне так плохо еще никогда не было, просто жить не хочется. Я виновата перед тобой, конечно, но может встретимся?

- Нет, Маша, этого я точно не хочу. Мне даже неинтересно, какие у тебя проблемы. Потому, что в моей жизни началась светлая полоса. Скажу коротко: пусть твои трудности разрешатся, а мне больше не звони. Все, удачи!

   Из когда-то любимой женщины, Маша превратилась во всего лишь эпизод. Кустов сразу же забыл о бессмысленной беседе, потом посидел еще минут пятнадцать и двинулся домой. Зоя, действительно, появилась в его квартире ближе к вечеру. Она не захотела обсуждать то, что было связано с Сергеем Захаровичем, что несколько удивило Владимира, однако с воодушевлением и во всех подробностях поведала ему о своем визите на работу, что, в свою очередь, ничуть не приковало внимание ее вынужденного слушателя. Он просто смотрел на нее и думал о своем. Заснули они поздно, а спустя три недели, по окончании отпуска, Зоя стала жить в квартире Кустова на зыбких правах гражданской жены.

   Как-то, в один из пасмурных сентябрьских дней, было принято решение обновить интерьер и переставить мебель так, чтобы это отвечало общему удобству. Иногда по вечерам Зоя готовила какие-то отчеты и хотела делать это в одной комнате с Владимиром, имевшим обыкновение обозревать просторы Интернета на большом экране телевизора, лежа на кровати. Обсудив все за и против, гражданские супруги приобрели понравившийся письменный стол, кое-что по мелочам и оборудовали помещение стильно, красиво и предельно практично. Редкий случай, когда проживающим вместе мужчине и женщине понравилось решительно все. Старая мебель, не вписавшаяся в обстановку, была выставлена в просторный коридор, где и осталась ожидать своей участи. Новая хозяйка, разумеется, имела полное право вносить в совместный быт любые изменения. Ни претензий, ни секретов у них не было и быть не могло. Так и нашлась та самая тетрадь, принявшая на одну из своих страниц несвязный набор словосочетаний о незавидной участи автора. Пробежав текст, Зоя закрыла тетрадь и физически ощутила холод, пронзивший грудь. Человек, описавший свою боль от удара о бетонную плиту при падении с моста и последовавшую за этим смерть, ушел час назад в магазин. Магазин этот находился в пяти минутах ходьбы от дома. Владимир, любимый мужчина, страстно поцеловавший ее перед уходом из дома, подробно изложил на бумаге обстоятельства своего трагического ухода из жизни. В памяти всплыли признания Кустова об увлечении алкоголем и мыслях о суициде. Затем снова написанное: «Любимая женщина», «зеркало, отразившее меня с каким-то другим лицом» …

   Зоя подошла к окну и посмотрела на парковку. Машины у дома не было, мобильный телефон хозяина лежал на подоконнике. Она мгновенно накинула пальто и быстро, не размышляя о дальнейших действиях, выбежала во двор. Владимир, захлопнув дверь автомобиля, развернулся в сторону подъезда и увидел Зою, бегущую ему навстречу с бледным лицом и распущенными волосами. Они обнялись, женщина со слезами закричала:

- Зачем ты это сделал? Как можно так…

- Ты, о чем, Зоя? Я просто с человеком разговаривал, ничего же ужасного из-за этого не произошло. Ну, задержался немножко.

- Я твои записи нашла про самоубийство. Ты что, дурак? Как будто нарочно тетрадь оставил, еще и порядок попросил навести. А я сразу же ящик открыла, а там она прямо сверху лежит, и я прочла. Сегодня холодно, как там и написано, и тебя долго нет… Что это такое, Вова?

   Кустов снова прижал к себе Зою, чтобы та не видела его мужской слабости. Слеза, упавшая ей на спину, вкупе с содержанием его давней ночной писанины, могла зародить подозрения о душевном расстройстве. Конечно, он понял, о какой тетради говорила любимая. Можно сказать, что понимание это мгновенно коснулось всего, что охватило сознание и забетонировало фундамент всей его будущей жизни. Владимир знал, что Зоя любит его также сильно, как любит ее он. Он уже ничего не боится, он хочет жить долго и счастливо. И, что самое главное – он знает, как это сделать.

   А Сергей Захарович ушел из жизни чуть раньше, в последний день августа, тихо умерев в своей однокомнатной квартире на краю города. Входная дверь никогда не закрывалась им на ключ, благодаря чему пожилой сосед, захаживающий почти каждый вечер на чай, своевременно сообщил о случившемся в скорую помощь. Прибывший в составе бригады врач констатировал смерть. Общество ветеранов выхлопотало в местной администрации почетное место для захоронения и установило герою войны скромный памятник в виде прямоугольной плиты. На закате крест соседней могилы отбрасывал на эту плиту тень, делая ее похожей на оконную раму…