Глава 67. Весь твой багаж ждет тебя там

«Весь твой багаж ждет тебя там …»

После того случая на даче что-то произошло с Виктором Анатольевичем. Не так чтобы в жизни его что-либо измени-лось, но вот здоровье подкачало. То ли от того сильного удара при падении, то ли по другой какой причине, ибо не сразу, а через время это произошло, но был с ним инсульт. А причиной, как выяснилось при томографии, послужил ма-ленький тромб в сосуде головного мозга...

Быстров сдержал слово, данное Бескрайнову, — распро-странил по всем людям, которым он давал прежде смотреть видео с Настей, и наиболее активным, хорошо известным в городе, источникам сплетен и слухов, дабы не сомневаться, что слово его заглохнет на корню, информацию о том, что он опоил Настю снотворным со спиртным и, сымитировав с ней, безсознательной, изнасилование, записал все на видео-камеру. И сделал он это с единственной целью, чтобы затем шантажировать девушку на предмет согласия выйти за него замуж… Иван же, со своей стороны, а также родители Насти, она сама и Раиса Никифоровна, как и было гаранти-рованно Быстрову, никак не преследовали его и оставили в покое. Виктор Анатольевич хотел выполнить и второй пункт устного — навсегда уехать в Томск, но... Господь не дал, как сказал бы отец Сергий.

И вот наш «герой», до того столь активный в жизни — ну, впрямь «живчик»,— неподвижно лежал на больничной койке после реанимации, правда, в самой лучшей больнице города. За окном буйствовала редкая в августе непогода. Лил дождь, и сильные порывы ветра раскачивали деревья больничного парка. Сознание вернулось к нему, однако... как говорится, лучше бы не возвращалось. Ибо мысли, в такт погоде метавшиеся в израненной голове измучили его сильнее, чем это вынужденное лежание в палате.

И прежде всего — мысли о Насте. Откуда взялось в ней столько терпения и прощения?! Ну, впрямь — святая. А  разве получила она религиозное воспитание? Нет. Откуда? И родители, и Раиса их — всегда были атеистами. Ведь она могла сразу заявить... Но не стала. Ну, здесь, прямо скажем, он хорошо сработал: и характер учел, и наркотик свое дей-ствие оказал. А от этого дурачка — Ивана,— кто мог такой прыти и ума ожидать? Ишь как дело-то все обстряпал — его, старого прохиндея, вокруг пальца обвел, как пацана какого... Уверил в смерти Насти. Нет, это он, Быстров, правильно сделал, что согласился, ибо если она и впрямь была бы убита, то сразу бы подумали на него, косвенных улик предостаточно, да и с этим мальчиком он поторопился... Фотографии Бескрайнов предъявил бы, а там и камера, подключенная к компьютеру, и экран монитора, с которого виден этот «угол», что и на видео с Настей, да и этого Сережу «притащил» бы. Одно к одному, второе к третьему — можно при желании сложить сюжет. Тем более убийство — все варианты будут рассматривать, любые факты и даже предположения. Нет, единственный «прокол», который он допустил — не проверил подлинность гибели Насти. Если бы убедился, что она жива, то можно было бы просто плюнуть и уехать в тот же Томск... И как это он, такой хитромудрый и многоопытный мог дать себя облапошить этой простофиле Насте и этому увальню Ивану, которые даже не подключили к делу таких мощных — по зареченскому, конечно, масштабу — людей, как Раиса, Бобров и тот же Сергий?.. А теперь что ж кулаками махать, теперь уезжать надо, как поправлюсь — сам же себя охаял, оправдав Настю. Какое теперь литобъединение, какое отделение Союза писателей? — Уехать и начать все сначала! Все сначала… а страсти мои тоже сначала, ведь я без этого уже не смогу?! А если и там найдутся такие же «Елены Прекрасные» и «Иваны-дураки»? Да, я буду строить там жизнь, такую же, как здесь. А мне уже шестой десяток, и что же, не дай бог, к семидесяти годам вновь пускаться в бега? Куда и как? А если там люди окажутся менее благородными — надо признать — чем здесь?

Кровь прилила к голове Быстрова, она раскалывалась, и лицо пылало. «А что если весь народ такой? — вдруг поду-мал он.— Глядишь — увалень увальнем, простак проста-ком,— возьмет дубину, да как умело «заиграет» ею, будто всю жизнь упражнялся, да по голове, по голове,  как  сейчас.

О, бедная голова моя!»

Мысли о народе привлекли в его больной, раненый мозг и другие мысли. А если они, какие бы мы усилия не прикла-дывали, никогда не возьмут западный путь, хоть им кол на голове чеши! Какой-то примитивный национализм, что ли, ориентируются на своих исконных, «суконных» простофиль! И опять же это православие – а если не удастся переделать его полностью под наши ценности? Оно же будет только укреплять этих «иванушек».

О, Боже, вся жизнь черту под хвост! Он хотел жить, как хочет, в свободе своих мыслей, чувств и желаний, как и по-добает свободной личности. Но свобода его наткнулась на преграду, и эта преграда — пусть в данном случае в лице Ивана и Насти — народ. Вера его дала сильную трещину, и он внутренне ужаснулся, леденея от мысли: не живой ли он уже труп, если все мысли и надежды его тщетны.

«Разве я и мои единомышленники, а мы индивидуалисты, сможем преодолеть народ, эту массу “насть” и “иванов”? Так ведь никогда и не придет время, когда мы все расставим по местам и будем все определять. А ради чего тогда жить? Ведь если этого не произойдет, мы рано или поздно снова окажемся в проклятом советском прошлом! Ведь они уже сейчас считают нас чем-то вроде вредных микробов...»

«А если они правы?..» — по всем законам психологии, кто-то внутренний возразил ему. Но эта мысль — не мысль тут же покинула его голову, так как, словно кинолента, вся жизнь Виктора Анатольевича быстро-быстро стала прокру-чиваться перед ним. И вот она остановилась на одном кадре: бабушка, его бабушка, умершая, когда ему было три годика, держит его на руках и теплой рукой ласково гладит, и он слышит нежный бабушкин голос. Он прижимается к ней, крепко обнимает и целует ее. Тепло окутывает все его тело... и он взлетает. Но почему так легко ему стало, будто не было его жизни, всей тяжести последнего месяца и особенно последних дней? Вот какая-то белая птица летит рядом... Нет, это не птица, а человек... Но почему у него крылья?

— Вы не знаете, почему мне стало так легко? Где все тя-жести моей души? — спрашивает Быстров.

— Не волнуйся, Виктор, весь твой багаж ждет тебя там,— и Ангел, а это был он, поднял палец вверх.

© Шафран Яков Наумович, 2020