Как волкодав явился на Руси

              Глубокое видение «русского апокалипсиса»
    Глава третья «Как волкодав явился на Руси».
  За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых кровей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
 
Вот и  снова трагический «вальс». И снова, как в знаменитом «Реквиеме» А.А.Ахматовой, Сибирь. Быть может, образ этот - напоминание о великом множестве                в ссылку угнанных; но, возможно, и удалённость от ужаса, в Ленинграде, в Москве происходящего.
  Но  главный образ – конечно же, «волкодав», что «на плечи кидается», чтобы «загрызть», уничтожить. Только не волков, а людей, «волками» не ставших, – потому что такие новым «царям» России «не ко двору» пришлись.
 «Не волк… по крови своей»  и лирический герой – потому, наверное, и стремится он    подальше от «труса», «хлипкой грязцы», «кровавых кровей в колесе».
  «Чтоб не видеть» всего ужаса, в двадцатом веке сотворённого.
 Во время чтения этих строк невольно приходят мысли об образах иконописных –                не конкретных, конечно, а как самой идеи. На иконе самые жуткие страдания, самые бесчеловечные казни лишены западного натурализма. Не может быть на иконе  «кровавых костей в колесе». Это так – заодно…
  Образ зверя… В русской литературе зверь чаще всего не животное, кроме, наверное, «человек и зверь, и пташка» у Л.Н.Моздалевского или «первого зверя»                у Н.С.Гумилёва.   
 Зверь – образ антихриста, к власти стремящегося и жалости не знающего. Зверя, святыни разрушающего и желающего всех кровью «повязать».
А лирический герой «не волк», а великий русский поэт, через заблуждения, сомнения, страдания к Кресту пришедший и Родину не покинувший  -  впрочем, об этом уже говорили.
Только  убили его вовсе «не равные», как и многих, новым «царям» неугодных... 
 
Он идет, великий Хам,
многорукий, многоногий,
Многоглазый, но без-богий
Беззаконный, чуждый нам.
Слышим, слышим - это он
С грубой наглостью смеется;
Это он галдит, плюется
И смердит со всех сторон
Посмотри - он на глазах
Топчет розы, рушит зданья,
Вековые изваянья
Повергая дерзко в прах.
Видишь - он уж здесь и там,
Возле нас и вместе с нами;
Мы стоим пред ним рабами,
Шепчем: "Сжалься, грозный Хам"
"Шапки к черту предо мной!
Я пришел, стихийно-дикий!
Я - ваш царь, я - Хам великий,
Вам ниспосланный судьбой.
В красной пляске круговой
Храмы я, смеясь, разрушу;
Вырву сердце, вырву душу
У живущих головой.
Я заставлю пред собой
Колебаться в страхе троны;
Я к ногам своим короны
Брошу с дьявольской хулой.
Позабудьте навсегда
Знанья, роскошь и искусства:
Я вам дам иные чувства,
Чувства, чуждые стыда.
 
Одно из самых страшных, самых трагических произведений другого поэта Серебряного века – С.С.Бехтеева «Великий  Хам». Они - ему поклонившиеся  на людей «кидаются», чтобы всё чистое, светлое, всё человеческое разрушить. Чтобы «загрызть»  каждого,  человеком оставшегося. Чтобы погибли те, которые в рабов «Великого Хама»                превратиться не захотели.
 Можно сказать, наверное, что у С.С.Бехтеева показана первопричина О.Э.Мандельштамом изображённого - сам  зверь, сам антихрист, по России идущий.
Это из-за  него всюду «кровавые кости в колесе» - ведь он пришёл осквернять, разрушать, убивать… 
 (Продолжение следует).