Чудачка

    Глазурь  облаков так неаккуратно стекла по краям свежей выпечки небосвода, что заляпала всю землю вокруг. Пропитавшись соком дождей, почва при ходьбе приставала к подошвам ноздреватыми вкусными ломтями, и, входя в дом, её прежде приходилось соскребать о порог с брезгливым от жалости выражением.

- Да что ж такое опять!.. - слышалось вновь, и я прекрасно понимал, что сокрушается она не о коме земли, занесённом на ботинках в дом, а из-за того, что в этом клубочке может оказаться некая жизнь, которая, будучи оторванной от корней, родни, знакомых, окажется несчастной и обездоленной.
Чаще  всего я был осторожен с этим, но иногда...
    Не понимая, куда и зачем попал, по полу принимался бегать муравей. В нашем саду, где расквартировалась довольно большая их семейка, у него было много дел, да и мало ли что может произойти, пока он прохлаждается в доме...
Каждый муравей был ростом в половину дюйма, не меньше. Крепко сложённые, ладные и, если судить по высокому лбу и выражению глаз, явно не глупые, от чего много располагали к себе. Обрезая вишни, я старался быть осторожным и обходил их, но, подчас, замечал, как один из муравьёв, ухватившись за узкую часть подошвы ботинка, тщиться убрать меня с дороги. Казалось бы, - чего проще, как забраться на лодыжку, да укусить для вящей важности. Ан нет. Он пытался переставить мою ногу, давая пройти товарищам, которые терпеливо ожидали позади, чем кончится дело. Разумеется, я немедленно отступал с пути.
    Если рассудить, то муравьям было довольно места, но часть их дорог соприкасалась с тропинками, по которым ходил я сам. Мы жили дружно, совершенно не стеснённые соседством друг с другом. Обирая с деревьев спелые ягоды, я непременно делился с муравьями. Им не нужно было много этого баловства, а так только, - полакомиться после целого дня пастьбы тли на кустах калины, который стал плодоносить исключительно их стараниями.

- Да как же мне его ухватить-то! - слышу я её озабоченный голос и вспоминаю о госте, которого привёл к нам, помимо его воли.
- М-да, - соглашаюсь я, - так руки-ноги поломать можно парнишке. А, давай-ка... Нет, не получится.
- Ну, что ж ты, в самом деле, - расстраивается она, - начинаешь говорить, а после молчишь!
- Я предлагаю... угостить гостя чаем!!! - торжественно заявляю я, но, обнаружив слёзы в её, наполненных возмущением глазах, выправляю невольную бестактность, тут же пояснив, - нальём сладкого чаю в блюдце, он туда забежит, и вынесем его во двор.

    Она благодарно смотрит на меня, но почти сразу мрачнеет, - И принесём сюда на обуви ещё одного?
После недолгого раздумья я пожимаю плечами и предлагаю выплеснуть муравья в окошко, вместе с чаем.
- А как разобьётся? - сомневается она.
- Не волнуйся, ничего с ним не сделается, он лёгкий.- С улыбкой качаю головой я.

    Вечером, когда мы сидим у печки, не от того, что озябли, а так только, посмотреть, как тают в янтарном пламени дрова, я любуюсь её неправильным профилем, румяным от теплоты, морщинкой возле уха, хохолком неприбранных волос, тень от которого напоминает усики муравья и смеюсь невольно:
- Прогнали родню из дома, даже не предложили переночевать!
    Сквозь отсвет огня, она вглядывается в моё лицо, пытаясь разобрать, о чём шучу, а я мешаю ей,  глажу нежно по волосам, приминая локон, и добавляю, - Чудачка ты у меня, ох, какая ж ты чудачка...