Балаш

                Моему другу А.Б.

Колесо было пробито окончательно и бесповоротно. Цирковой трюк – проезд брата на заднем колесе ––накрылся медным тазом, так и не успев начаться. Мы с Сенькой стояли посреди проселочной дороги с увязшим в песчаной колее новеньким велосипедом, купленным отцом специально к нашему деревенскому лету. В голове крутились совсем не радужные слова: влипли и влетит, ох как влетит! От мамы. Она только утром грозилась приватизировать на вечер велик, чтобы сгонять в соседнюю деревню Ершово и посмотреть на нового питомца подруги Татьяны – щенка породы карликовый пудель необычного ярко-абрикосового окраса. План провалился, значит. На брата было больно смотреть. Его беспомощность в этой ситуации была, в общем-то, оправдана: ни клея, ни латки, ни ключа, ни насоса – ничего, чтобы исправить ситуацию! Совсем ничего: велосипедная сумка, которую навязали отцу в магазине «в качестве дополнительной опции», была предательски пуста.

– Циркач, елы-палы! Теперь и мне достанется за компанию. Нужно было старый велик брать, — не выдержала я, – пошли, есть охота и холодно уже.

– Иди-иди, нажалуйся, —зло огрызнулся Сенька. – Давно самой-то не всыпали, а? Духи пролила, любимую мамину вазу разбила…и вообще, есть готовить научиться пора!

– Ах так! – у меня от обиды даже спёрло дыхание, и неизвестно чем могли бы закончиться эти пререкания, если бы за нашими спинами не раздался чей-то голос.

–Ч-ч-ч-ч-тоо-оо с-с-с-лу-у-чии-лось? —перед нами стоял худой, коротко стриженный мальчишка лет девяти. С трудом произнося слова он яростно отбивался от комариных полчищ, выбравших лакомым куском его тонкие и неприкрытые руки.

–Да вот, засада просто, колесо пробил, —ответил незнакомцу Сенька. – А что? Интересно, что ли? – опять начал злиться брат.

Мальчишка молча обошел вокруг велика, пощупал колесо, задумчиво почесал за ухом и произнес: «С-с-стой-те з-зде-де-сь. Я м-м-ми-гом». И убежал в сторону лагерей. Деваться было некуда. Ведь надежда на спасение, как говорил папа, всегда умирает последней. И мы сели на обочину ждать.   Прошло, наверное, не менее получаса. Поля уже изрядно затянула вечерняя прохлада, и, казалось, вся комариная армия решила атаковать исключительно нас с братом. Отчаявшись и не дождавшись спасения, мы молча побрели домой. Вдруг из леса, отделявшего деревенские поля от лагерей, навстречу нам стремительно начало двигаться яркое световое пятно. По спине потянуло холодком и почему-то вспомнилась морда гигантской собаки, пугавшей местных на болотах графства Девоншир. Мы замерли. Пятно стало двигаться еще стремительнее и через несколько секунд превратилось в свет от фонарика в руках нашего недавнего собеседника.

–П-при-нес, е-ели у Б-бу-мера в-выпро-сил, –произнес, запыхавшись, непонятную для нас околесицу, мальчишка, и обратившись уже к брату, добавил, – п-по-о-дер-жи ф-ф-фо-на-рь.

Ловко вытащив из целлофанового пакета какие-то инструменты, латку и клей, он приступил к «операции по спасению», как позже и уже иронично окрестил происходящее спасенный от неизбежного наказания братец.

Через минуты пятнадцать последствия неудачного «цирка на колесах» были исправлены, и мы благополучно добрались домой, поставив велик, по наставлению «мастера», сушиться до завтрашнего дня.

–А зовут-то тебя как? – прощаясь с нашим спасителем, спросил Сенька.

–А-а-ан-дрей Б-ба-лашов, – выговорил мальчишка. Вот так впервые мы познакомились с Андреем или, как его все называли, Балашом. Именно с этого случая началась наша недолгая дружба, которая многому научила и меня, и брата. Балаш жил в детском доме, вывозившем своих воспитанников на лето в Мещерские лагеря. Он был, как говорили мои родители, на редкость самостоятельным и рассудительным мальчишкой. С ним было интересно, хотя учился он, как сам признавался, «так себе». Но он мог не только починить велик, запросто собрать радиоприемник из подручных деталей или отремонтировать вечно сломанный бабушкин телефон, но и просто поднять настроение выше небес. Однажды из собранных в лесу ветвей Балаш смастерил забавных человечков и «усадил» их на лавочку у нашего дома. Утром просыпаешься, открываешь входную дверь, а там – человечки на лавке с корявыми руками и веником вместо волос. От неожиданности вскрикиваешь, а потом начинаешь сползать по стенке, но уже от смеха. И на весь день такое легкое нестроение! Как ему это удавалось – для меня до сих пор загадка!

День был на удивление жарким. Череда дождливых и серых будней закончилась неожиданно солнечной субботой. Сенька ушел ближе к роутеру главного лагерного корпуса «ловить wi-fi». Я же осталась скучать на качелях детской площадки. Вокруг меня с дикими воплями носились дети одной отдыхающей пары. Не поделив игрушку, малышня вдруг сцепилась врукопашную, хватая друг дружку за волосы.

– Жадины,—почти вырвалось у меня.

 В этот момент дверь лагерной столовой открылась, и нешуточная толпа подростков направилась на площадку. Неожиданно к продолжающим драться детям быстро подошла женщина и почти прошипела им: «Пойдемте отсюда, детдомовские вышли. Мало ли что». Испачканные песком, жадины вцепились теперь уже в руку матери и поплелись восвояси, вытирая грязными кулаками заплаканные лица. Андрей вышел последним, с сахарной булкой и яблоком в руке. Запрыгнув на соседние качели, он протянул мне пахнувшую ванилью булочку.

–Х-хочешь? Н-на, т-те-бе нёс. Вкус-с-ный пи-ро-жок.

В это момент что-то щемящее подкатило к горлу, и мне дико захотелось прижаться к маме, заплакать, как в детстве. Не просто заплакать, а зареветь.  Да, зареветь в «три ручья» от жалости к этому доброму, отзывчивому мальчишке, у которого нет родителей, а тетка с соседней лавочки, при встрече с такими же, как он, сиротами, уводит своих жадных детей, прошипев «мало ли что».

–Андрюш, а поехали сегодня в город с моей мамой. Она в магаз едет тариться на неделю, конфет купим, печенек разных?  – предложила Балашу, пряча предательски выкатившуюся слезу.

–А м-мож-но? – искренне обрадовался мальчишка. —Не, п-прав-да, м-мож-но?

Маму пришлось уговаривать недолго.

–Вы понимаете, что толкаете меня на нехороший поступок? – озадачилась она. –Не могу я вот просто так взять и забрать чужого ребенка без разрешения в город. Отпрашивать нужно. А кто мне разрешит? Никто. Правда, дети? Правда. Но если очень хочется, ну очень, значит, можно правила нарушить. Можно? Не можно, а нужно, —засмеялась мама.

Пока мы с мамой выбирали продукты по заранее составленному списку, Сенька с Балашом дотошно изучали стеллажи со сладостями. В корзинку летели печенья, мармеладки, конфеты, вафли, пакеты с соком…

–Зубов-то не жаль? – спросила мама.

--Д-друг-г-ие в-вы-раст-ут,–  не растерялся Балаш.

По дороге обратно мальчишки говорили «за жизнь». Глядя в окно на пробегающие мимо удивительные лесные пейзажи, Балаш делился своей главной мечтой в жизни: чтобы забрали в семью, и новые родители отдали его «учиться на инженера».  Мечты у него были какими-то очень трогательными и человеческими. Не дорогой телефон или приставка, о которой грезил каждый второй в его возрасте, а семья и дело жизни – создание каких-то очень нужных приборов, которые он будет мастерить для своих родных.

Приближалась дата отъезда. В намеченный день в лагере стояла суета: собирали чемоданы, искали потерянные вещи, кому-то звонили, обменивались номерами, одним словом, – прощались. Балаша в лагере не было. Не было его ни в столовой, ни на площадке, ни в лагерном корпусе – нигде. Расстроенные мы с братом вернулись домой. На пороге стояла мама.

–Иди, там для тебя подарок в комнате,—таинственно прошептала она.

В литровой банке, заменившей вазу, стоял удивительный букет моих самых любимых мещерских цветов – горечавки легочной. Синие колокольчики, не сравнимые по своей неброской красоте ни с одним даже самым пышным цветком. Это как напоминание о беспечном лете и жарком июльском солнце.

–Андрей приходил. Цветы – тебе. Где-то ж место нашел с горечавкой. Ну надо ж…

Через месяц Андрея вместе с несколькими воспитанниками перевели в другой детский дом. Мы с братом несколько раз навещали его. А потом его самая главная мечта осуществилась – у него появилась семья. С тех пор я ничего о нем не слышала и не знаю, как он живет, как учится и есть ли у него новые друзья. Но мне очень хочется, чтобы у этого мальчика всегда все было хорошо. Ведь по-другому и быть не может.

                Февраль 2020, Рязань