Под колесами истории

Анна Яковлевна (тетечка Нюрочка – так ее звали родственники) родилась в 1905 году в семье зажиточного вологодского крестьянина. Отец ее Яков имел кузницу, сам был отменным мастером и слыл человеком богатым. Четверо его старших детей родились еще в 19 веке, а Анна была "поскребышем" - поздним ребенком. У Якова была цель в жизни - "выучить" детей, и старших он отправил в столицу - в Санкт-Петербург, чтобы они "стали людьми". И дети действительно получили достойное образование: старшая дочь стала гувернанткой, один из сыновей - инженером на железной дороге, другой - телеграфистом. Старшая дочь после революции оказалась за границей. А младшенькую Яков не успел "выучить" - грянула революция.

Подросшая Анна увлеклась коммунистической идеей. И в 20-е годы покинула отчий дом, отрекшись от отца-кулака, у которого, правда, к тому времени кузницу уже отобрали. Очень деятельная, полная сил Анна решила на практике воплощать коммунистические идеи. Собрав вокруг себя молодежь и деревенскую бедноту, она организовала коммуну. Эта коммуна располагалась примерно в километре от деревни. Чтобы отгородиться от прежней жизни, коммунары высадили между деревней и новым поселением молодой еловый лес. Построили несколько домов и стали жить по-новому.
 
Радикально изменила Нюра и собственную внешность: отрезала косу, повязала алую косынку, перепоясалась ремнем и первая в округе стала носить галифе. Коммунары под ее предводительством много митинговали, устраивали шествия безбожников, занимались политической пропагандой, а вот сельхозработы шли как-то не очень.
 
И тогда из самой Москвы, чтоб усилить коммуну, прислали агронома Анастасию Караваеву - родную сестру писательницы Анны Караваевой, будущего лауреата Сталинской премии. Анастасия и Нюра быстро подружились. Обе были правоверными коммунистками, обе были молоды и энергичны. Правда, хозяйственная деятельность коммуны становилась все хуже.

Началась коллективизация. Анна вошла в комиссию по раскулачиванию, работала в ней горячо, искренне веря в светлое колхозное завтра. Не пожалела и собственного отца: у него отобрали дом и отдали под школу. Хотя Нюра все-таки потихоньку сообщила родителям о готовящемся аресте, они успели уехать, тем и спаслись. А на основе коммуны организовали колхоз, который и просуществовал до 90-х.

Шли годы...В начале войны Анке-коммунарке (так ее прозвали в деревне) уже под сорок. И случился у нее роман. Летом 41-го организовали свадьбу, на которой и спела Анна роковую матерную частушку про власть. Верная подруга Анастасия донесла куда надо: она была влюблена в анкиного жениха и оскорблена тем, что выбрал не ее. Анну арестовали в первую брачную ночь и припомнили все: и отца-кулака, и сестру за границей, и частушку, и частые стычки с колхозным начальством. Осуждена была как враг народа, 10 лет без права переписки.

Про свою лагерную жизнь тетечка Нюрочка никогда ничего не рассказывала. Кроме одного: она помогала соседке по нарам - ленинградской художнице, та не могла выполнить свою норму выработки на лесоповале, а жилистая и выносливая Нюра успевала сделать полторы нормы. Женщины дружили и после освобождения.

Несостоявшийся муж тетечки Нюрочки тоже был арестован, но сумел вырваться из тюрьмы в штрафбат, ушел на фронт и погиб. Коварная подруга Настя (ее за глаза стали звать Иудкой) уехала к сестре в Москву. Тетечка была реабилитирована и вернулась в родную деревню в конце 50-х. Постаревшая, но не утратившая ни энергии, ни веры в идеалы юности. Правда, в колхоз вступать не стала, жила единоличницей, проводя лето в деревне, а зиму в Ленинграде, в семье своей лагерной подруги.

После отсидки тетечка Нюрочка купила у колхоза полдома в бывшей Коммуне (это место, кстати, и до сих пор так называется). А пока тетечка сидела, много воды утекло. Образовалось Рыбинское водохранилище. Деревня и Коммуна попали в зону затопления, поэтому сильно уменьшились в размерах и сильно обезлюдели. В Коммуне осталось всего два дома, стояли они уединенно, на отшибе.

Это было сказочно красивое место. Прямо перед крыльцом располагалась широкая земляничная (да-да!) поляна, окруженная слева подросшим еловым лесом, когда-то посаженным коммунарами, а справа - старыми липами, оставшимися от колхозной пасеки. Место навевало своей уютной красотой и уединенностью чувство умиротворения и тихого восторга.

А в 60-е годы тетечка Нюрочка получила покаянное письмо от бывшей подруги - Анастасии Караваевой. Она писала, что настрочить донос на Нюрочку ее заставили любовь и ревность. Она просила прощения, жаловалась на одиночество и очень хотела вернуться в места своей молодости (да и жить приживалкой у знаменитой сестры оказалось не сахар). И тетечка... простила.
 
Деревня от такой новости гудела, в отличие от Анки-коммунарки сельчане не хотели забывать предательства Настьки-Иудки. Тетку даже приглашали в правление колхоза, председатель очень советовал подумать. Но она поступила по-своему.

Тетечка Нюрочка купила для своей вероломной подруги полдома в Коммуне (на остатки от денежной компенсации за незаконные репрессии), так Настька-Иудка стала ее соседкой.

Я хорошо помню эту женщину, она поражала мое подростковое воображение не меньше, чем тетечка Нюрочка. Внешне она напоминала пожилую Крупскую: та же грузность фигуры, та же одутловатость лица, та же небрежность в прическе и одежде. Это было престранное существо, совершенно не приспособленное к быту: она не имела огорода (а ведь была агрономом), не умела топить печь, готовить, стирать. И была у нее странная привычка: летним утром она брала ватное одеяло и уходила в поле ржи - спать. Возвращалась она часов в 9 вечера, молча съедала то, что ставила перед ней подруга, и уходила в свои полдома.

Но очередной донос на тетечку Нюрочку все-таки написала. Дело в том, что, когда началась "разрядка международной напряженности", тетечку разыскал племянник из США - сын ее старшей сестры, уехавшей после революции за границу. Завязалась переписка. Настьке-Иудке это показалось предательством народа. Тетечку вызывали в органы, но в этот раз не тронули.

В конце 70-х зимней ночью у Анастасии случился инсульт. Тетечка, выпросив в колхозе лошадь, повезла Иудку в больницу в Весьегонск. А когда вернулась, нашла пепелище на месте дома. Односельчане помогли вырыть могилу для Иудки, но на поминки никто не пришел - все-таки иудина печать несмываема. Так закончилась эта дружба-вражда.

В 1987 году тетечка Нюрочка написала письмо Горбачеву, обвиняя его в оппортунизме и контрреволюции и призывая остановиться, чтобы не развалить страну и партию. Как ни странно, Горбачев ей ответил: со свойственным ему косноязычием Генсек объяснял необходимость перестройки.

 В том же году решила съездить в Америку - своими глазами увидеть тамошнюю демократию и навестить племянника. Начала оформлять документы… Но оценить "прогнивший капитализм" не успела. Может, и хорошо…

Тетечка Нюрочка и в эпоху позднего Советского Союза выглядела как комиссарша из 20-х. Сухощавая, с очень прямой спиной, тетечка Нюрочка носила и зимой, и летом потертую кожанку и галифе (где она только брала эти вещи в СССР – в магазинах их точно не продавали). Завершали образ фуражка со звездочкой и грубые мужские ботинки.

Умерла Анна Яковлевна в 1989 году...

Я восхищаюсь стойкостью этой женщины, ее верностью юношеским идеалам, пронесенным через всю жизнь, ее способностью прощать. Никакие колеса истории не смогли раздавить эту сильную натуру.