ОИН, 2013 год

Вступление от 2020-ого года: ничего не было.

2013 год:

***

О том, что мы любим, мы всегда мыслим образами. Его же любовь была абсолютно фальшива — чистейший рынок эгоистичных отношений. Он ждал, когда любовь что-то отдаст ему, а вопрос стоял в том, что подарит ей он.

***

Вся задача состоит в том, что вы не существуете, и при этом вы есть всё.
Намного сложнее понять это будучи живым, но вы постарайтесь. Потому, что смерть — штука неприятная, уж поверьте. Я проходил.

***

Если брать теорию персонажей, то выходило, что она та еще дрянь.
Но дрянь она была идеальная. Музыкально-подобранная.

***

Ужасы надо писать кратко, их вот люди понимают. А любовь — расписывай. Не поверил бы, не убедившись лично.

Вот только как ухватить эту самую краткую идею? На самом деле, такие актеры, как Т., жутко завидуют таким, как С. Первые, вроде, жутко успешные, невероятно обаятельные, дико симпатичные, но чего-то им явно не хватает.
Чего-то внутреннего, жизненного. Какие-то они…
безалкогольные.
С писателями также.

***

— Я так и не увидела спектакль в живую.
Она даже не плакала. Она просто только что признала вслух, что обречена.

***

Она умирала как музыкальная шкатулка.
Я почему-то запомнил, как дергались пальцы, — под один бесконечно-монотонный такт, словно ее заело, механизм пытался пробиться, но не выходило. Застрял на-на-на одной ноте.
Глаза большие, удивленно-любящие. Теплый взгляд — организм еще не понял, что по белому подолу течет кровь, что из спины торчит стальной, в бурых капельках, шип. Что позвоночник хрустнул, разламываясь, выворачиваясь, и из под тонкой, нежной ткани выглядывает кусок ребра. Аномально отвратительно-красивое зрелище, внушающее ужас, до режущего холода в солнечном сплетении. Мне показалось, что мои щеки покрылись этими самыми бурыми, теплыми капельками, что всё в них, они как маленькие жучки расползались по площади.
И всё под тот же ритм музыкальной шкатулки. Заевший механизм. Танцовщица затихла, замерев в нелепой, сломанной позе. Взгляд выражения не менял, лишь медленно тух. Завод заканчивался.
Пальцы дергались все медленнее и медленнее.
Она умерла мгновенно, словно ее выкинуло из тела этим буром, а организм, лишенный батарейки, отключался постепенно.
В ушах задрожала последняя надрывная нота, она безвольно опустила голову, а руки тонкими жгутами повисли, покачиваясь; со стороны улицы раздался крик.

***

Ко мне пришло понимание того, что слепая вера в человека не всегда помощь для него. Даже если со стороны это выглядит невероятно невинно, чисто и сердечно, даже если это придает ему сил, — это может оказаться ловушкой.
Он должен вырасти и понять, что за проступки приходит наказание. И, что обманывая, можно потерять дорогих людей.
Я буду новым типом друга, я окажу ему услугу. Я отрекусь от него. Если и это не принесет ему урока, значит, он безнадежен и пуст. А это тем более повод уйти от него, пока не поздно, пока тебя самого не засосало в яму.

Предательство тем больнее, чем честнее в твоих глазах был человек.

29.12.2013

***

(Посвящается)

Отойди от окна.

Ты опять видишь марш, ты опять слышишь барабаны.
Закрой глаза. Успокойся, выпей вина. Вечная ярость в глазах, безумие в ритме.
Иди спать.

Бесполезно кричать, я до сих пор тут. Стараюсь подстроиться под этот вечный бой, который не сбить, не разрушить, руки барабанщика уже стерты до костей, а кожа превратилась в обожженную плоть. Играет до сих пор, играет до вечности, пока звук не доберется до конца времени.
Иди спать.

В безопасности от боли, правды, выбора и других ядовитых бесов.
У тебя в зрачках отражается огненная геенна войны. Касаюсь пальцами пульсирующих висков, пытаясь щелкнуть рубильником, но звук — грозное, несмолкающее эхо. Смотрю в глаза, заражаясь этим ритмом.
Раз. Два. Три. Четыре. Раз-два-три-четыре.
Невольно качаясь в такт, вживаясь в безумную мысль. Сколько картин выстроилось под этот звук?
Прикрыл глаза; губы пересохли, — воды, воздуха, тишины. Вижу твои мысли — опасные, шепчущие команду: . . .

Иди спать — отвечу. Положу ладони, обхвачу лицо, пройдусь по волосам. Обнять, закрыть уши, будто ритм — снаружи. Будто он не в голове, а лишь иллюзорная навязчивая идея, бьющаяся о стены закрытой комнаты.
Иди спать.
Я закрою крылом тебя, верь мне.
Мой ритм не имеет четырех тактов. Он хаотичен, по-своему безумен. Он играет самбу, прислушайся ко мне — будем белым дуэтом и всем оркестром сразу. Закрой глаза. Иди спать. Ты дышишь спокойнее.
Прости меня, как я прощаю тебя.
Пальцы нащупывают жилку на виске. Чувствую дрожь, чувствую, как тебя трясет от беззвучного, горячего смеха, который молчаливым потоком заглушается о мои ребра.
Иди спать, спать, спать, спать, спать, спать, спать, спать!

Кровь пульсирует в этом же ритме.
Раз-два-три-четыре.

Нажать. Отключить. Поймать. Отпустить.
Иди спать.
Верь мне.

Я должен изолировать тебя.
Изолировать и спасти тебя от самого себя.

***