Записки проводника

Записки проводника
Эпиграф:
Так в мир, входя, мы, изменяем мир.
Он перемена звук его основа.
Мой мир, морщась рябинясь как эфир,
Приобретает очертанья слова.
О. Сулейменов
                1 Глава.
                Предисловие

Наверное, где-то там, в пункте назначения должно быть, кольцо, наподобие трамвайного, чтобы поезда могли возвращаться домой. Так в далеком детстве думал, Малко Анатолий Васильевич, ныне проводник купейного вагона №12 дополнительного (летнего) поезда №357/ 358 маршрутом Алма-Ата – Красноярск.
Теперь ему было смешно вспоминать об этом, теперь, Малко знал о поездах все или почти все. Он знал, что никакого кольца не существует, что  тепловоз, благодаря разъездным путям, попросту перецепляется с одного конца на другой, да и сами тепловозы, в пути следования неоднократно меняются, как и бригады машинистов, и  только проводники пассажирских вагонов исполняют свои обязанности на протяжении всего маршрута и обратно, мало того – делают  по несколько витков кряду, или как было принято говорить в среде проводников, «оборотов». Пришел с оборота, ушел в оборот, сделал пять оборотов - обычные проводницкие выражения. Впрочем, Толик Малко знал о железной дороге одно - какие-бы не наступили времена, будь то  революция или «упаси Бог» война, при любой власти, при любых обстоятельствах, дорога была кормилицей для тех, кто на ней работал. Правда кормила она всех по разному: кого так - лишь бы не сдох, а кого и так, что заворот кишок можно было получить, если конечно жрать все без разбору, без тормозов - так сказать.
К этим последним сам Малко отношения не имел, и видеть таких ему приходилось лишь издали, а  знать о них  лишь понаслышке. Оно и понятно - по Сеньке и шапка.
Проработав в резерве проводников чуть больше года, Толик уже ничему не удивлялся; то, что дорога кормила в это злополучное, застойное и вялотекущее  время, было вполне естественно. Без дороги было не обойтись, потому что деньги и очень немалые деньги – крутились на дороге с таким же завидным постоянством, как и колеса плацкартных, купейных и прочих вагонов. Малко конечно не мог знать, из чего складываются доходы, скажем стрелочника, но пребывал в твердой уверенности, что и тот живет не на одну зарплату.
Но вот о неписаных нравах, существующих в резерве проводников, он знал все досконально. Главными добытчиками были, безусловно, проводники. Это они добывали львиную часть тех денег, от которых кормились все остальные -  начальники поездов, контролеры, ревизоры, инспектора, мойщики вагонов, слесаря, стекольщики, санэпидемстанция, начальник резерва, его зам, нарядчики и т.д.
Был на этот счет и термин такой (дойка). Не подоился, допустим, проводник в конце рейса начальнику поезда, и все: на следующем рейсе в этом вагоне едет уже другой проводник. Но бывает и хуже. Бывает, что проводника все-таки возьмут на очередной оборот, но где-нибудь, например, в Семипалатинске вдруг заявится к нему в вагон
 суровая «Фемида» в лице ставших вдруг неподкупными ревизоров, и уже тогда вертись, не вертись - а все равно хлопнут. Потому-что «архангелы» эти в твой вагон зайдут не случайно – отнюдь! А пришлет их к тебе не кто иной, как твой родной бригадир, и понапутствует он их примерно такими словами: Есть-де у меня проводник в таком-то вагоне, строптивый сволочь, наглец зарвался совсем, даже доится, не хочет. Надо бы хлопнуть паршивца. И после таких слов – уж будьте, уверены – миссию свою эти «архангелы» исполнят справно и с большим рвением. Потому-что где ж это видано, чтобы проводник не доился. Или не заплатишь инспектору вагонов перед рейсом, снимут, причем снимут в последнюю минуту, и заменят любым, кто подвернется под руку. Это как пить дать! И совсем не за то, что не заплатил, а скажем за мятую рубашку, или за то, что галстук несоответствующей формы или допустим, вид у проводника не совсем свежий или совсем не свежий, да мало ли что?! Был бы человек, а повод всегда найдется (как говаривал Лаврентий Павлович Берия).
Не заплатишь этому же пройдохе, по прибытии из рейса – жди вызова на ковер, к начальнику резерва, а уйдешь ты от него, красный как рак, и с предписанием на месяц, а то и больше, торчать в депо. И будешь все это время чистить пути лопатой, или менять тормозные колодки на вагонах (колготки, как говорят проводники), весь в говне и  грязи, до тех пор, пока не отстегнешь начальнику поезда, положенную сумму, чтобы он сходил куда нужно и по свойски бы не уладил дело. Да и вообще любая сука из мойщиц, могла накатать на проводника рапорт, если не отдать ей накопившиеся за рейс бутылки. Можно вылизать вагон как картинку и, тем не менее, влететь – если не подоиться, а можно палец о палец не ударить – отстегнуть, кому следует – и все будет тип-топ! Но и это еще не все! Были в резерве еще и электрики, угольщики и водители моторашки, которые увозят грязное и привозят чистое белье. И им надо было платить! Точно так же как и в четвертом таксопарке, где впоследствии, работал Малко. В общем, дойка это святое! Доиться должны все – даже стрелочник, а иначе ему так вывернут руки или, что еще хуже шею, что он и стрелками своими управлять не сможет; и делалось это запросто!
Ежели, допустим, проводник убьет дорогой какого-нибудь путающегося под ногами пассажира, (это бывало), то, конечно, им займутся соответствующие органы, но коллеги его не осудят. Они покачают головами и скажут: - Ну, погорячился малость, с кем не бывает. Однако если проводник начнет бастовать против святого доечного дела (а такое тоже бывало) не будет ему ни поддержки, ни сочувствия. Потому-что это есть прямое посягательство на господствующую в обществе мораль, и на экономические основы государства.
В частности о криминале на дороге. И чего только не перевидал Малко за это время. Ужас! Насиловали и грабили, воровали и обыгрывали  проводники пассажиров, пассажиры проводников и само собой пассажиры пассажиров. Случалось, что и убивали. Совсем недавно на московском направлении, в Челкаре, убили проводника. Нашел его напарник, вернувшись с обеда из ресторана. Касатик лежал на нижней полке в двухместке, купе было закрыто изнутри. Очевидно, его порезали в тамбуре или в коридоре, и уже, будучи раненным, он успел заскочить в двухместку и запереться на защелку и там-таки отошел навсегда в лучший (может быть) и более спокойный мир (мир праху его) так и не дождавшись напарника.

Опасно, ах как было опасно ездить!
Но это все мелочи, так сказать издержки производства. Главное же было в другом – кормить всю эту, прожорливую как саранча, ораву. И поэтому добропорядочные проводники вынуждены были крутиться на всем подряд…
Возить груз и посылки брать «куянов» (зайцев)   приторговывать водкой и чаем, делать «туфту» скачивать деньги с пассажиров за лишние килограммы багажа, не брезгуя при этом откровенной халявой, подъедаясь у этих пассажиров и выпивая за их счет. Одним словом – работа проводника, несомненно, была волчьей, иначе было не выжить. Но Толик Малко свою работу любил, несмотря ни на что. А любил он ее за веселье за удаль за деньги, которые эта работа приносила.   

Выгодно! – Ах, как было выгодно ездить!               
2 Глава
Напарник

В общем, все было ничего, если бы не дрянной напарник, Достался ему русский мужичок, лет этак 40-45-пяти от роду бывший научный сотрудник какого-то очень уж ученого института, уволенный оттуда по сокращению штатов, и обездоленный этим обстоятельством беспредельно – настолько что решил сунуться в проводники. Бестолковый, как и следовало ожидать при великой его учености, проявляющейся в том; что когда не надо, он начинал драть глотку, перед пассажирами, полагаясь главным образом, на кулаки и решительность Малко, а когда  надо – тихо сопел в две дырочки, не столько помогая, сколько мешая Малко «разводить» затруднительные ситуации. Кроме всего, была у этого мужичка еще и такая скверная привычка -  любил он тайком от напарника запускать руку в «общак». А, что может быть хуже этого? Раза два или три Малко вычислял его, стыдил всячески, говорил ему, что он о нем и его матери думает и даже грозил дать ему в морду – все в пустую. Надо еще тут добавить, что напарничек этот – плюс ко всему – отличался той особой неряшливостью, которая так свойственна некоторым интеллигентам, которые, вдруг попадая в непривычные для себя условия, в отличие от нормальных мужиков (каковым себя считал Малко), сразу же опускались. Нормальные же мужики умудрялись содержать себя в чистоте не только в общагах, армиях, но даже на зоне. А эти же от интеллигенции, очутившись в самом обычном трудовом лагере – при уборке, допустим картошки или в командировке как-то уж очень быстро - почти на глазах – начинали опускаться. И напарничек, Малко, ничуть не был исключением из этого правила. Едва ли не на второй день рейса от него начинало нести как от собачьей будки (не в обиду собакам будь сказано).  Рубашку он, как Малко, не менял и уж тем более не стирал во время рейса, и не ополаскивался по утрам по пояс и ниже, по примеру того же Малко. Это, видимо, казалось ему совершенно излишним. Попробуй, поживи-ка с таким семь-восемь дней без перерыва в одной служебке – с ума сойдешь.   
       
Вонючи! Ах, как   вонючи, бывают некоторые проводники в дороге!               
   
И решил Толик Малко от него избавиться. Пошел он как-то к бригадиру поезда, тут надо заметить, что Малко к тому времени был уже помощником начальника, с требованием заменить напарника. Бригадир, его звали Муса, недоуменно пожал плечами:
-Меняй. Кто тебе   мешает! Я тебе вагон дал? Дал! Помощником своим сделал? Сделал. Так что же еще ты от меня хочешь? Бери себе любой вагон, кроме моего и моей жены, выбирай себе любого напарника – и работай! А козла, этого я завтра же выкину из бригады!
Легко сказать – выбирай любого! Все давно уже определились в своих парах.
Где же было взять Малко себе лучшего напарника? Зацепка впрочем, была. По слухам, Вовка Орач, по кличке «уйгур», а по национальности  венгр – не очень-то ладил со своим напарником Борисом Белоновским и, что было еще важнее – был крайне недоволен, тем, что попал во второй вагон. Объяснялось это тем, что нумерация вагонов (как известно) идет от головы в хвост поезда или же наоборот. Маленькие номера или большие свисают на края состава, а средние попадают в центр. На краях глухо. Ополоумевший от спешки пассажир выскочив из вокзала не успев взять билет, куда бросается? Нет, нет, не под колеса, а к ближайшему вагону. А какой ближайший вагон? Двенадцатый или тринадцатый. На края состава редко подходят «куяны» там плохо идет торговля. А в центре  же  состава, который, всегда или почти всегда, оказывается прямо напротив вокзала, все движется куда бойчее. Так, что выбирать, желательно вагоны с номерами с пятого по тринадцатый. Восьмой, девятый, десятый-это самый цимус! В составе всегда было  по семнадцать вагонов. Из них восьмой был плацкартный, и там «катались» двое турков – родственники Мусы (Муса лишь из ложной скромности не упомянул их при разговоре), за ним шел ресторан, девятый был штабным, в десятом ездили, Ирина – жена Мусы и ее родная сестра Лариса. Малко не мудрствуя лукаво, выбрал себе двенадцатый вагон так как, в общем, выбора-то особого не было. Двенадцатый вагон шел за рестораном, что тоже было неплохо. Вагон был купейным. Кроме того, ожидалось, что к середине лета – когда пассажиропоток увеличится – к составу доцепят еще несколько вагонов, а значит Малко окажется еще более центровым. Ничего не скажешь – но аргументы эти достаточно веские. И тогда, обдумав про себя все эти обстоятельства, решил Малко пойти на переговоры с Вовкой. Всю выгодность предполагаемой сделки, Вовка оценил мгновенно:
-Ну, что ж братуха – рассудительно сказал он:
-Парни, мы с тобой ничего… Езженные… Проверенные. Друг друга уважаем. Попробуем!
Решено и сделано. Ученого мужичка Муса, как  и обещал, с поезда выкинул и попал тот - по слухам - на Зыряновское направление в самый старый и грязный вагон самого древнего состава где – опять же по слухам, опустился окончательно, а для Толика с Вовкой наступили злотые деньки: начали они ездить вместе. Да еще как!

Неожиданно! Ах как неожиданно меняется иногда ситуация  на дороге.

                Глава 3
                Как он попал на дорогу.

Наверное, пришла пора рассказать, как и почему Малко попал на дорогу. У каждого есть, конечно, своя история. И история Малко ничем не отличается от тысяч таких же историй. Общее было одно: - эта работа для тех, кто хочет убежать от самого себя, и – иногда это удается. Главной же причиной этому были женщины, а точнее одна из них. Вообще если быть к Малко справедливым (а я  такой и есть!), то никаких особых претензий у него к ним – к женщинам – не должно было быть. Более того, тут совершенно необходимо признать, ему как-то абсолютно незаслуженно с его стороны – везло на женщин. Начать хотя бы с самых близких его женщин; как невероятно он обожал свою мать, с какой трогательной заботой и братской любовью он относился к двум своим сестрам Гале и Ире. Как он любил своих младших братьев Сашу и Юру. Сашку он учил ездить на мотоцикле, и  брат оказался очень способным учеником. Впоследствии он даже участвовал в республиканских соревнованиях и занимал там не последние места. А когда Малко пришел из Армии, от его мотоцикла осталась одна рама. Но это обстоятельство мало опечалило его. Зато брат стал мастером. Юрка оказался талантливым в другой области. Он стал  классным спецом по копировально-множительной технике. Сестра Галина стала профессором иммунологии в Ленинграде (где и сейчас живет). А Ира вышла замуж за очень талантливого человека Владимира Павлюка. Он стал художником-постановщиком в одном из Ленинградских театров.
Сам Малко последнее время жил отдельно от них – должна же быть у него своя личная жизнь. Трудно объяснить даже, но, отслужив в Армии, Малко вдруг как-то затосковал. Причиной тому, в первую очередь, была неудавшаяся семейная жизнь. Малко, надо пояснить, женился еще до Армии. Это, конечно, была дурь, но дурь объяснимая. Дело в том, что, однажды прогуливаясь по своей родной деревне, под названием Абагур,  в Кемеровской области, недалеко от Новокузнецка (после он переехал в Бурно-Октябрьское что в Казахстане), со своими друзьями Сашкой Сенновым и Колькой Киселевым, он заметил одну девушку, и пытался с нею познакомиться, но из этого ничего не вышло. Друзья подняли его на смех. Но Малко загорелся и пошел на спор, что эта девушка будет его через неделю. Побившись о заклад, он добился своего, но для этого ему пришлось женится на ней. Тем более что  у него еще была отсрочка от Армии на год, для окончания учебы в индустриальном техникуме (где он тогда учился).
Но пока он служил – кстати сказать – душил демократию в Чехословакии в 1968 году, его жена, Галина, прямо скажем, скурвилась и не дождалась, найдя себе мужичка, с которым и посейчас живет, (потом он спился и был выгнан из семьи) родив ему пятерых сыновей. Ну да Бог с ней. Ее измена  не чтобы  расстроила Малко, но как-то повлияла на его душевное состояние. Оно-то, это состояние и тянуло его необъяснимо куда. Потом-то он понял куда! Сам Малко в это неопределенное, для себя время не был привередлив ни в одежде, ни в развлечениях. Он любил позагорать на Капчагае, если летом, или поиграть на бильярде, если зимой, да почитать какую-либо книгу. Бывали в его жизни и женщины, и надо сказать, немало. Но никогда он не был, про кого говорят «бабник», а когда порой смотрел на себя в зеркало, для того чтобы установить, хотя бы причину или черту из-за которой он должен был бы нравиться женщинам, то к великому своему сожалению не находил не одной. Никакого намека на мужественность, хотя  хорошенько «засветить» кулаком в «глаз» он мог и умел. Но по виду этого не скажешь.
Повелось еще со школы, в его жизни то и дело возникала то одна то другая девушка, которая покупалась на что-то в нем. И за что ему такая удача? Обычно, правда, выходило так, что его Малко любили, а сам он был лишь благодарен за это. А за что его любили непонятно? Может быть, за грустный взгляд голубых глаз? А может быть  за тот предупредительный наклон головы, который обозначался у него всегда, когда он внимательно заглядывал своими голубыми глазами в самую душу женщины, при этом, даже не слушая того, что она ему говорила. А может быть, девки, попросту покупались на тех чертей, которые, согласно народной мудрости, должны водится, (и водятся!) во всяком тихом омуте? А?
Но однажды случилось так, что  встретил Малко ЕЁ.

                4 Глава
                ПРОВОДНИЦКАЯ ИСТОРИЯ

Это была его первая послеармейская  весна  1971 года. Как-то в теплый мартовский вечер (а весны тогда в Алма-Ате были намного теплее) Толик со своими двумя друзьями Мишкой и Колькой, после посещения пивной в парке 28-ми гвардейцев панфиловцев пошли прогуляться по парку, подышать свежим весенним воздухом. На всех углах парка старушки  бойко торговали первыми подснежниками, и Малко движимый неясным чувством, вдруг, неожиданно для самого себя, купил букетик, и как оказалось не зря. На скамейке парка сидели две миловидные девушки. Одна из них, сразу обратила на себя внимание Малко. У нее была хрупкая точеная фигурка, длинные стройные ножки, розовые щечки, и большой смеющийся вишневый рот с пухлыми детскими губами. Движимый тем же неясным чувством, Малко подошел к ней, и не находя слов, молча протянул ей свой букетик. Она с интересом взглянула на него, и у Малко мгновенно пересохло во рту. У нее был такой взгляд, какой и описать невозможно. Круглые глаза чайного цвета голубоватые белки глаз придавали ее лицу несколько удивленное выражение, которое, впрочем, необыкновенно шло ей и придавало неизъяснимую прелесть ее чертам. И неведомо, что ей понравилось в нем – но сам-то он купился на все в ней. И началось! Любовь выскочила перед ними внезапно, и поразила их наповал. Первое время ихних встреч, носило, несколько настороженный характер. Но это и неудивительно. Шел процесс познания. Самый увлекательный из всех процессов, надо сказать!
Их непреодолимо тянуло друг к другу. Соприкоснувшись, бывало руками, и, посмотрев в глаза, они, не сговариваясь, начинали искать укромный уголок, чтобы заняться любовью. Благо, что таких уголков в Алма-Ате было много. Малко чувствовал дрожь ее тела, и нервность рук, голос у Зины в этот момент становился низким с волнующей хрипотцой. Эта хрипотца, сводила Малко с ума. Но близость в укромных уголках не давала полного удовлетворения. Им этого было мало, и они начали ходить по друзьям по родственникам, по знакомым, напрашиваясь на ночлег. Этическая сторона дела мало беспокоила их. Они видели только друг друга, смотрели только друг на друга, и слышали  только друг друга. Оставшись вдвоем, они бросались в объятья, сливаясь в едином порыве обладания и наслаждения. Малко упивался счастьем, которое  даровала ему судьба, и Зина. Потягиваясь, как львица, она, часто перекатившись ему на грудь, ласкала его до изнемождения. Наутро опустошенный физически, но с поющей душой, и с темными кругами под глазами, Малко шел на работу, на свой мукомольный завод (где он тогда работал). Встречные девушки оборачивались ему вслед, но он не замечал ничего. Легко как ангел, он отталкивался от грешной земли, и казалось, парил над ней.
Тут надо рассказать об еще одном эпизоде в его жизни, без которого повествование не будет полным. На заводе в это время, организовывалась золотоискательская группа. Они каждый год ездили в Сибирь на заработки, и случалось неплохо зарабатывали. Малко же мечтал о новом мотоцикле «Ява». Старый-то брат ушатал. Он представлял себе, как они с Зинкой будут ездить в горы, на Капчагай или на Иссык-Куль, где укромных уголков гораздо больше чем в городе. Мысль об этом кружила ему голову, и он решил попроситься к золотоискателям. Но их бригадир отказал ему на том основании, что у них полный комплект, а лишние люди им не нужны. Но перед самым отъездом выяснилось, что один человек из их бригады, ехать не может. Он заболел, и ему необходимо было ложиться в больницу. Тогда бригадир и пригласил Малко. Толян быстро оформил отпуск без содержания и уже через неделю, Зина провожала его на заработки. Доехав до Новосибирска, они сделали пересадку и поехали в Читу. В Чите они явились в контору, которая ведала наймом золотоискателей. Зарегистрировавшись там и получив все необходимое снаряжение как-то: палатки, продукты, медикаменты, на случай если кто заболеет, лопаты, ломы кирки, ведра, носилки и многое другое и, погрузив все это в вертолет, они вылетели в тайгу на север. Надо, кстати, отметить, что выдавалось все это, под расчет, и если вдруг они не намоют достаточно золота, чтобы рассчитаться за оборудование и за вертолет, то кому из них придется оставаться в Чите на зиму, чтобы отрабатывать. Но такие случаи были редки, но все же бывали, и в трудовом договоре такая возможность оговаривалась.
Через четыре часа лета вертолет, наконец, приземлился на берегу глухой таежной речки под названием Вача. Это была та самая речка, о которой так хорошо пел В. С. Высоцкий:
«Я на Вачу еду плача, возвращаюсь хохоча»! Ну что ж – подумал Малко, вспомнив слова песни – может, и мы тоже посмеемся немного. Но оптимизм его быстро улетучился когда, выйдя из вертолета, на них сразу же набросились тучи комаров, мошки и гнуса. Товарищ по бригаде посоветовал ему не обращать на них внимания, бросив лаконично:
-Привыкнешь!
И что вы думаете? Привык. Правда, первое время пришлось туго. Разбив лагерь в тот же день, и немного отдохнув, на следующий день бригадир подозвал Малко, и, показав ему, место недалеко от берега речушки сказал:
-Вот здесь выроешь шурф глубиной два метра, края сторон 2 на 2. Понял?
-Понял…
-Приступай. Породу грузи в носилки. Двое других будут ее относить ко мне на промывку. В первый же день Малко набил на руках мозоли. На следующий день мозоли вздулись пузырями и лопнули. Образовались кровавые мозоли. (Мозоли эти продержались несколько лет). Вечером, показав руки бригадиру, Малко спросил:
-Что делать?
-А ничего. Промой  спиртом, смажь зеленкой, перевяжи бинтом, и работай. У тебя, кстати, неплохо получается. Во вчерашнем шурфе 10 грамм золота…
И так прошло 2 месяца. Работали от темна, до темна. Питались, однако, неплохо, в речушке водилась рыба, кругом было полно всякой ягоды. Повар и готовил и рыбачил и ягоду собирал и варенье варил очень вкусное. Ели, что называется от пуза, но и пахали как проклятые. Даже о Зинке было думать некогда. Но все когда-нибудь кончается, кончилась и золотоискательская эпопея Малко. Прилетел вертолет, отвез их в Читу. Сдав намытое золото и получив деньги, по три тысячи на брата, чем бригада была очень недовольной, так как в прошлый сезон они заработали по десять тысяч. Но Малко был доволен выше крыши. Его мечта приобрела реальные черты. Прибыв в Алма-Ату и даже не повидавшись с Зиной, он купил билет на самолет и улетел в Москву, за «Явой».
В Москве ему пришлось прожить, в палатке, на Варшавском шоссе около недели, так как  мотоциклов в наличии не было. Но должны были подвезти. Таких как он набралось человек около двадцати. Со  всех концов Советского союза. Все они стояли в очереди, и каждый день отмечались в магазине, потому-что «Явы» продавались только в трех городах Москве, Киеве и в Ленинграде. Малко был девятнадцатым. Мотоциклов привезли двадцать, и кое-кому не досталось. Пока дожидались поступления мотоциклов, Малко  приобрел себе полный мотоциклетный наряд. Кожаные штаны с кожаной же курткой, краги, шлем. Было начало октября, и в Москве стало прохладно, а Малко собирался ехать домой своим ходом, поэтому такой наряд был кстати. Получив, в конце концов, мотоцикл и облачившись в форму и поплутав немного по Москве, он выехал на Горьковское шоссе, потом свернул на Уфу, с Уфы на Караганду и через четыре дня был дома. Радость, которую, он испытывал, была сравнима разве, что с близостью с Зинкой.
Теперь, когда у Малко появился мотоцикл, они с Зиной стали встречаться каждый день, и всегда эти встречи проходили весело и интересно. Она была веселая и общительная с какой-то искоркой в своих чайных глазах. С ней было  необыкновенно легко. Она всегда соглашалась с Малко, чтобы он не придумывал.
 Тут мне кажется надо рассказать о Зине. Она жила на углу улиц Дзержинского и Курмангазы. Дом был одноэтажный с полуподвальным помещением, в котором проживала её старшая сестра с мужем и маленьким сыном. Со стороны улиц дом окружали могучие деревья, во дворе колонка с вкусной и холодной водой. Был и внутренний дворик, окружённый дровяными сараями, в одном из которых стояла старая кровать, и Толик с Зинкой часто ночевали там. Вечерами во дворе собирались жильцы,- кстати сказать - всех национальностей, и казахи, и русские, татары, немцы, уйгуры, дунгане, корейцы и чечены, из всех близстоящих домов, и начиналась азартная игра в лото. Сколько страстей кипело, сколько споров вокруг горсти медных монет – не передать! Впрочем, споры кончались миром и мужики, если бывали в выигрыше, посылали кого-нибудь из молодых, в магазин «Южный», на Абая и Сейфуллина, за портвейном 777.
 Родители Зины сами были из северного Казахстана. Отец Пернибек-Ага, был уполномоченным в Петропавловской области по сбору (вернее по отбору) скота у местного населения, которое Советская власть переводила на осёдлый образ жизни, обрекая тем самым природных кочевников на гибель. Пернибек это ясно понимал и однажды напросился сопровождающим эшелона со скотом, на Алма-атинский мясокомбинат. Прибыв, он так и остался здесь. Вырыл себе землянку недалеко от мясокомбината, устроился туда же гуртовщиком, и жил не голодал. Мать Зины – Насипа, тоже прибыла в Алма-Ату таким же образом. Аул, в котором она жила вымер поголовно, и она едва живая от голода добралась таки до Петропавловска и тайком залезла в вагон со скотом, отправляющийся на Алма-атинский мясокомбинат. Полумёртвую, всю покрытую навозом её выкинули из вагона и она наверняка бы умерла в ту же ночь, но на неё случайно наткнулся и подобрал Пернибек. Он притащил её  в свою землянку, затопил печурку, вытащил из-за пазухи украденный на мясокомбинате кусок мяса, и сварил бульон. Отпоив Насипу бульоном, и практически тем самым, спасши ей жизнь, он впоследствии женился на ней.
 Наискосок от дома на углу улиц Курмангазы и Интернациональная был небольшой вишнёвый садик. Там стоял киоск по продаже водки на розлив. Там-то и работал отец Зины Пернибек-Ага. Рано утром надев нарукавники, бывшие когда-то белыми, он важно шествовал открывать ларёк. В садике его ждала тёплая компания алкашей, бродяг, бомжей или как их раньше называли – бичей и прочих забулдыг. Приветствуя Пернибека, они старались держаться поближе к нему, и за это, среди них, шла нешуточная борьба, потому-что они знали  - скоро придёт подвода, запряжённая сивым мерином, с ликёроводочного завода, гружённая двухсотлитровой бочкой, и те, кто окажется под рукой Пернибека-Ага, и поможет ему разгрузить бочку  тот и получит честно заработанные сто грамм. Опохмелившись,  они расползались по округе собирать бутылки, или ещё каким-нибудь   образом пытаясь заработать денег на обеденное возлияние. Потом наступала пора работяг. Торопясь на работу, многие забегали пропустить рюмочку, после них шли служащие с портфелями. Эти украдкой, оглядываясь по сторонам, быстро опрокидывали свою соточку и, вынув из портфеля яблоко, на ходу закусывали. Наступало затишье. Пернибек вешал на дверь пудовый замок и шёл пить чай. Кроме чая он ничего в рот не брал, иначе  не смог бы работать на таком ответственном месте.
От этого брака и родилась у них третья дочка, Зинакуль. Она выросла вполне современной девушкой и встретилась с Анатолием.
Через некоторое время  выяснилось, что, Зина, оказывается, работает проводницей на железной дороге. И вот тогда-то Малко и понял, что это судьба. Дело в том, что с детства он, страстно мечтал о путешествиях. До армии он вообще не покидал свою родную деревню сначала Абагур, а потом  и  Бурно-Октябрьское, которое было в 60-ти километрах от Джамбула, и поездка на службу и обратно впечатлила его настолько, что он буквально бредил путешествиями, и не знал, как реализовать свою мечту. А тут такой случай!  Пока Зина была в рейсе, он узнал, где находятся краткосрочные курсы проводников, и, выяснив, что набор начинается, через две недели тут же подал заявление об уходе с мукомольного завода и записался на эти курсы. Зина, узнав про это, очень обрадовалась:
-Мы будем ездить вместе! – Уверенно заявила она,- я обучу тебя всему, что знаю сама, и я люблю тебя! Вместе они проездили около трех лет. Это было самое (как он только недавно понял) счастливое время в его жизни. Но жалко, что счастье, как и здоровье, не длится вечно. Пока оно есть, его не замечаешь.
Он был счастлив в эти годы. Да и в самом деле, красивая обаятельная девушка, любимая работа, и деньги, в конце концов, кого хочешь сделают счастливым. Расстались они  нелепо, случайно. Не хочется, и вспоминать об этом. Но Малко до сих пор помнит ее ласковые руки, нежные плечи и мягкую влажную глубину ее глаз.

Грустно! – Ах, как грустно иногда бывает в жизни!

                5 Глава
                Подготовка к рейсу.
В окно вагона, с приспущенной почти до середины, шторой затемнения, негромко постучали. Малко, слегка приподняв штору, пригляделся. За окном вагона, мелькнуло, скупо освещенное светом фонарей тупика, лицо Вовки Венгра:
-Не спать! Не спать напарник!- Улыбаясь, бойко потребовал он. Малко приветственно махнул ему рукой, и пошел отпирать входную дверь. Вовка был подле дверей, но в вагон подниматься не стал:
-Ну, как тут? Тихо?- Поинтересовался он.
-Тихо,- кивнул Малко – Что с грузом?
-Принимай!
-Много?
-Сейчас увидишь – сказал Вовка, и вновь поинтересовался:
 -Муса в поезде?               
-Здесь он. Спит, уже часа два – сказал Малко – да что нам Муса? – Али мы доимся хуже других?
-Да ну его! Турок проклятый! – Ругнулся Вовка.
-Что так? – Упрекнул его Малко – ездится с ним неплохо…
-Все равно не люблю я его! И он меня не любит. Я это чувствую.- Уперся Вовка.
-Любит, не любит. Аллах с вами обоими!- Примиренческим тоном отозвался Малко.
-Давай груз.
-Ладно, напарник. Не скучай. Я скоренько.- Весело отрапортовал Вовка и побежал вдоль путей, в сторону проходной депо.
Вообще с Вовкой ездилось  очень хорошо. Он вырос в поселке « Заря Востока» среди уйгуров, и в торговле промаха не знал, да к тому же довольно бойко говорил и по уйгурски и по-казахски за что и получил кличку «уйгур». Хорошо все-таки, думал иногда Малко, что у него такой напарник. Все у них получалось и ловко и быстро и своевременно. Все было поровну – и деньги и заботы и удовольствия. И они всегда четко знали, как распределить все это. Вовка лихо делал «туфту», качал деньги за перегруз, умело решал проблемы с пассажирами и т.д. Впрочем, как и Малко. Если «разводить» дела нужно было с русскими или с казахами – этим занимался сам Малко. Если с уйгурами или с кавказцами – это брал на себя Вовка. И королем в торговле был именно он. Вообще с его приходом на вагон, Малко почувствовал, как стал пухнуть его Малковский карман. Сам же Малко в основном обеспечивал «крышу». Решал все вопросы с Мусой. Собирал новости и информацию, каковую, в избытке поставляла ему, по дружбе, жена Мусы, Ирина – где и каким способом можно нашинковать еще деньжат, где и когда сядут в поезд ревизоры и т. д.
Вагонное обеспечение, Малко, выцыганивал у Мусы, всегда в числе первых – и самое лучшее. Белье всегда получал он только новое, одеяла чистые, «солнышки» выглаженные, и вагон у них был одним из тех, где работал кондиционер. Малко, пользуясь своими правами помощника начальника поезда, долбил механика до тех пор, пока он этот чертов кондиционер, не сделал. В общем как думал Малко, два мужика – кем бы они не были, где бы они не оказались, как бы не пересекались их интересы – всегда могли договориться друг с другом полюбовно, если конечно на плечах у них были головы не набитые мякиной. Другими словами, как думал Малко, не договориться друг с другом  могли только идиоты. Очень глупо, когда одни люди относятся к другим недоброжелательно, лишь потому, что – те другие готовят манты на тыкве, а не на джусае. А ведь вкусны-то и те и другие. А? Если хорошо распробовать!
-Малко, ты кто?- Спрашивали его иногда товарищи по работе.- Хохол?
-Не, я по паспорту русский – отвечал Малко.
-Какой же ты русский Малко, если ты Малко?- Смеялись над ним товарищи – нет    Малко ты, хохол!   
Но, откровенно говоря, Малко и сам толком не знал, какой он национальности. Мама его, Анна Егоровна, была русской сибирячкой в девичестве Ащеуловой, а дед Малко, был из алтайских казаков, отец же Малко (который умер от ран, после войны, когда Малко было три года) был родом то ли из Белоруссии, то ли из Прибалтики. Но сам себя он считал алмаатинцем. Есть такая нация на земле! И недолюбливал он тех, кто считал себя слишком русскими русскими, казахскими казахами, уйгурскими уйгурами и т.д. Когда у мужика ни кола, ни двора, ни ума, ни фантазии, он и прыщами своими возгордится, может. А как же?! Ведь они свои! Прыщи-то!
Дурны! Ах, как дурны некоторые люди!
Малко сладко потянулся на полке. И кого же я трахну в этом рейсе? Кого Бог пошлет мне на этот раз? – Поддавшись легкой половой истоме, подумал он. В каждом рейсе он     « убалтывал» по крайней мере, двух женщин. Одну от Алма-Аты до Москвы, другую от Москвы до Алма-Аты. Вовка, само собой тоже не терялся. Когда они однажды с Вовкой  вдвоем пошли прошвырнуться по составу и тормознулись у Марата из третьего вагона, - выпить стопку другую чая, то Марат пожаловался им на то, что, мол, пассажирки такие гордые, блин, пошли «не дают» в смысле, так Толик с Вовкой чуть животы от смеха не надорвали.
Весело! Ах, как весело было ездить!
С пассажирами Малко и Вовка, общий язык находили просто. Как-то само собой так получалось, что едва сев к ним в вагон, они то есть, пассажиры, сразу же делились на Вовкиных и Малковских – это у них было, что-то вроде игры в хорошего следователя и плохого. Для одних был хорош Вовка и плох Малко – значит, и доить их должен был Вовка. С другими же работал Малко. Идет, например, он по вагону, и тут его приглашают в купе:
-Анатолий! Загляни-ка к нам на минуточку-
А как же? Заглядывает.  Он чист, прост, бел, ясен, свежевыбрит, благоухает дорогим одеколоном  и доброжелателен. Заглядывает.
-Присаживайся Анатолий – приглашают его.- Выпей с нами, закуси.
        Малко притворно вздыхает:
-Да я бы рад, но сами понимаете! Служба…
-Да брось ты, жус (сто)  грамм никому не помешают…
-А! Была, не была – соглашается Малко – и – присаживается.
Но вовсе не для того чтобы выпить, а для того чтобы поплотнее закусить - денег-то на вагон ресторан не напасешься. Проводник в дороге должен зарабатывать, а не тратиться.
-Хороший ты парень, Анатолий, не то, что твой напарник. Давеча попросил я его, чтобы разрешил на нижнюю полку перебраться, так он сразу какие-то правила вспомнил.
-Формалист!- Восклицает пассажир «в сердцах»- спасибо хоть ты уважил.
-Да он уйгуристый такой, мой напарник.- Старательно перемалывая зубами курицу – сообщает Малко.- Что с него возьмешь!
-Ах, вот оно что.- С полным пониманием вновь восклицает пассажир.
-Кстати – словно, между прочим, роняет Малко – может, и его позовем?
-Этого?!- возмущается пассажир – да ни за что!
-Так то оно так,- спокойно соглашается Малко – только неудобно как-то! Все-таки напарник. Я здесь ем, пью, а он там. Обидится!
-Да?!- Озадачивается пассажир.- Ну ладно! Бог с ним! Зови своего напарника. Но это только ради тебя.
-Угу.- Кивает Малко и радостно кричит в  приоткрытую дверь в коридор:
-Вовка! Вов!
-Ну, чего?- Сердито откликается Вовка.
-Иди сюда!
-Зачем?
-Иди здесь узнаешь.
        Появляется недовольный Вовка:
-Ну, чего еще?
Он не в настроении, хамоват, грубоват, нагловат, строг и официален. Видно, что он на службе и с рвением выполняет свои обязанности.
-Присаживайся Володя - по хозяйски приглашает его Малко.- Вот пассажир хороший попался. К столу пригласил. Вовка деловито перекладывает из руки в руку папку-плацкарту, и присаживается – сохраняя строгость на своем волевом лице.
-Ты бы Володя, выпил чего-нибудь, закусил бы – продолжает «игру» Малко.
-Правильно я говорю. А?- Обращается он к пассажиру. Тот добродушно кивает. Бедный он не знает и даже не догадывается, что дойка уже началась.
-Вот блин!- Как бы вспомнив о чем-то, восклицает Вовка тщательно дожевывая остатки курицы.
 Что такое Володя?- Заботливо спрашивает его Малко.
        Вовка пристально взглядывает на пассажира:
-У Вас, кажется, какие-то лишние килограммы багажа там были?
-Да… я не знаю – растерянно отвечает тот.
-Сейчас я быстренько все проверю – равнодушным тоном успокаивает пассажира Вовка, и не спеша, открывает папку-плацкарту. Пассажир настораживается.
-Ага, вот, нашел – радуется Вовка, извлекая из кармашка с билетом клочок бумаги, где дотошно, хотя и наспех, еще при посадке, было запротоколировано, кто и за что, должен доиться.
-Ого! Семьдесят килограммов!
-И… что?- Напрягается пассажир.
-Так!- Задумывается Вовка – Толян помоги посчитать…
 -Семьдесят на пять- тридцать пять – быстро подсказывает Толян.
        Лицо у пассажира вытягивается:
-Так много? Почему?
        Вовка начинает обстоятельно объяснять:
-Если бы Вы, оплатили перегруз на станции – было бы в два раза дешевле. А в дороге – такой уж тариф.
-Слушай Вов – вклинивается Малко – может, скостим немного товарищу? Все-таки свой человек – к столу пригласил…
-Думаешь?
-Да не мешало бы…
        Вовка вздыхает:
-Проколоться можем…
-Да ладно ты! Без квитанции если. А?
        Пассажир с предельным вниманием слушает весь разговор.
        Вовка переводит взгляд на него:
-Ну не знаю.… Если, Вы согласитесь без квитанции, то можно пойти навстречу.
-А сколько – без квитанции?
       Вовка задумчиво смотрит на Малко:
-Сколько? Как ты думаешь?
-Ну не знаю… Вов возьми рублей двадцать- по свойски.- Просительным голосом предлагает Малко.
-Двадцать?
-Ага!
-Аллах с ним!- Решает Вовка, махнув рукой.- Давайте двадцать!- Протягивая по Бендеровски барственную руку в сторону пассажира. Тот, не мешкая, лезет в карман. Старательно пересчитав и уложив деньги, Вовка поднимается:
-Ну ладно я пойду. Ничего не поделаешь. Служба! Ты здесь пока будешь?
-Нет, нет – спохватывается Малко. – Я с тобой. А то, что же это? Все ты да ты. Надо и мне что-нибудь по вагону сделать.
Вежливо-официально Вовка, а Малко дружески они благодарят за угощение и неторопливо удаляются к себе, в служебку, по пути заговорщески подмигивая, друг другу. Творческий процесс дойки завершен. И это лишь один из немногих способов дохода, причем не самый прибыльный.
Что тут можно сказать о Малко и Вовке. Мне кажется можно привести цитату из Рона Хаббарда:

 «Клетка- это единица жизни, которая стремится выжить и только выжить.
Человек- это структура из клеток, которая стремится выжить и только выжить, а человеческий разум- это командный пост, созданный для того, чтобы ставить и разрешать проблемы, имеющие отношение к выживанию и только к выживанию. Действие ради выживания, если оно оптимально, приводит к выживанию».

Больше всего Малко не любил делать «туфту», ох и противное это занятие! Сделать «туфту»- это означало приготовить к продаже и продать повторно, использованный стандартный набор постельного белья. Делалось это так: закрывшись на запор в двухместке (чтобы, упаси Бог – не подглядели это священнодействие пассажиры) перетряхивали грязное белье, а затем, сбрызнув набранной в рот водой, аккуратно, как в прачечной складывали и упаковывали в брезентовые мешки, предназначенные для чистого белья – по десять комплектов в каждый (как и было положено). Но это еще не все. После нужно было хотя бы пару часов, посидеть на таком мешке, как на стуле – так чтобы белье разгладилось под весом и теплом живого человека и стало бы, как говорится, вне подозрений. Нередко в роли таких гладильщиков бывали сами пассажиры: если, допустим, кто-нибудь из них заглядывал по какому-нибудь своему делу в двухместку, Вовка и Малко, весело и в один голос кричали ему: Присаживайтесь! Пассажир недоуменно оглядывался и, сообразив, что ему предлагают присесть на мешок, присаживается, а затем проводники выслушивали его дело – это было вежливо и полезно. «Туфта» естественно уходила по той же цене, что и чистое белье. Однажды, Малко предложил Вовке завязать с «туфтой»:
-Вова, на фиг нам это надо? Сам подумай, возни много, а денег копейки. Что нам от груза денег мало, от «куянов»?
       Вовка уперся:
-Мы на дорогу пришли, чтобы деньги делать! Нужно использовать любую возможность.
-Да больно надо пыль глотать с грязного белья!
-Ты как хочешь, а я буду делать! Могу эту обязанность взять на себя, (и взял). Но только в точке оборота ты тогда сам будешь по заказам бегать! На том и порешили.
Точкой оборота была Москва. В те годы с продуктами, по всей стране было плохо. А в Москве было все. Главным образом покупали конфеты, чай (индийский), копченую колбасу, кофе и т.д. Родственники и друзья проводников, всегда просили их что-либо привезти из Москвы, и приходилось везти. Составляли списки кому что, это-то и называли заказом. Ну а чай со слоном на этикетке, покупали в основном для продажи по дороге. Начиная с Кандагача до Кзыл-Орды, люди толпами осаждали вагоны скорого поезда Алма-Ата – Москва, на всех станциях крича одно и тоже:
-Эй, проводник, шай барма?
-Бар бар – отвечал Малко, вытаскивая в тамбур коробку с чаем.
Чай уходил влет по пяти-семикратной цене. Это была одна из основных статей дохода. Но главным делом их проводницкой жизни, конечно же, был груз, о котором уже упоминалось выше. Груз состоял из фруктов. Начав вначале лета с черешни и клубники – они постепенно – в зависимости от созревания – переходили к вишне затем к абрикосам, яблокам и грушам. Истосковавшиеся по витаминам, полуголодные, но денежные семьи сибирских шахтеров с великим нетерпением ожидали этот поезд с грузом, на всем протяжении пути от Новосибирска до Красноярска. Малко никогда не думал, что его может увлечь торговля, но такая торговля увлекала. Это был азарт, сумасшествие и  восторг! В предыдущем рейсе, например, только в Анжерской, за пятнадцать минут стоянки они успели «спихнуть» сорок ведер абрикосов. Алчущая фруктов, возбужденная, словно в сексуальном оргазме, толпа шахтерских жен, дочерей и вдов, едва не растерзала их с Вовкой на части. Такая торговля захватывала не только проводников, но и пассажиров их вагонов. Увлекшись этим зрелищем они отбрасывали все свои лоховские дела и устремлялись помогать проводникам – разумеется бесплатно – просто из развлечения. Скучно ведь в вагоне, а тут такое зрелище! Работа находилась всем: кто тарил ведра, кто спешно относил эти ведра, в тамбур, кто пересыпал их содержимое в шахтерские ведра, а Толик с Вовкой едва успевали получать деньги. Коридор вагона становился грязным, как Зеленый базар, и скользким как каток Медео, а карманы, пухлыми от купюр. Еще бы, на рынке, в Алма-Ате ведро абрикосов стоило семь-восемь рублей, а за Новосибирском тридцать пять-сорок

Весело! Ах, как было весело ездить!

Малко уже докуривал сигарету, когда по-вдоль путей, между составами, забрезжил свет фар автомобиля. Это был Вовка.
-Сколько здесь Вов?
-Тридцать ящиков. Давай быстрее! Растариваем!
Малко присвистнул и спрыгнул вниз. Работали быстро молча. Абрикосы тарили везде: в служебке, в двухместке, так, что она становилась одноместкой (ничего, можно было и потерпеть) и даже в пассажирских купе (потом придеться разводить) когда они, то есть пассажиры увидят, что багажные места под сиденьями, в их купе заняты. Но это пустяки! Они с Вовкой умели и это.
-Вова, я это, еще и груши взял.
-Да ты че! Порядок!- Обрадовался Вовка.
-Да ты взгляни на них, потом радуйся
Вовка пожал плечами:
-Ну, пойдем, взглянем,… где они?
-Я их в шестое купе затарил.
       Достав одну грушу, Вовка долго с интересом разглядывал ее.
-Понимаешь, Вов- заторопился Малко- мужик тут один, тепленьким меня с постели взял, часа два назад. Груши, говорит, брать будешь? Я почем? Да за трояк все отдам. Ну, я спросонок не разглядел их и взял. Теперь вот переживаю.
-Ну и что?
-Да этой грушей Рысюкова убить можно!
-Думаешь можно?
        Рысюков вообще-то был начальником резерва проводников.
-Ну, Вов, что делать-то будем?
-А ничего, продадим и все. Рублей по двадцать за ведро уйдет, я думаю.
-Да ну!- Поразился Малко.
-Отвечаю!
-Ну ладно.- Успокоился Малко.
-Ладно, братуха! Ты чистяк завез?
-Нет еще. Завтра с утра успею.
Утром они успели вовремя. Только развесили солнышки, как появился Муса с компанией из трех человек. Это была выездная комиссия.
-Ну, как тут у вас?- Поинтересовалась старшая.
-Жаксы вери матч!- Бойко отрапортовал Малко и привычным жестом сунул ей в карман халата червонец.
-Ну ну, счастливой поездки - напутствовала их старшая.


                6 Глава
                Рейс

 Вскоре поезд тронулся к перрону. На перроне к вагону сразу же, подступила галдящая и суетливая толпа. Вовка с Толяном соскочили вниз и заблокировали вход.
-Товарищи, сеньоры, мырзалар! – Весело закричал Вовка – если будем суетиться, то не сможем погрузиться! Подходи по одному! В очередь – сдерживал он излишне невоспитанных пассажиров – в очередь!- Снова кричал он, и негромко добавлял их с Малко  прикол -  в очередь сукины дети, в очередь!- Из «Собачьего сердца» Булгакова. Между собой, Толик и Вовка при пассажирах, на посадке говорили исключительно на английском:
-Боб!- Кричал Малко заметив, излишне большой багаж у кого-нибудь из пассажиров - йес? Вовка косил глазом в нужную сторону и заметив указанное, тоже кричал- йес! А затем обращался к самому пассажиру:
-Вы, на каком месте едете, уважаемый?
Получив ответ, Вовка тут же делал отметку в блокноте – предстояла очередная «дойка». Иначе было нельзя – когда пассажиры рассуют свой багаж, попробуй, определи, где чей? Впрочем, Толик и Вовка умели и это. Наконец поезд качнулся и тронулся…
-Ну, что братуха?- Спросил Вовка, когда Малко, проводив станцию, зашел в служебку – споем? И они грянули в два голоса свою дорожную песню:
-В свой вагон зашла она  улыбнулась из окна…
-Так!- Спев и заржав от избытка чувств (рейс надо было начинать с хорошим настроением)- спросил Вовка – билеты после первого вокзала, (в Алма-Ате два вокзала) проверять будем?
-О кей!- Согласился Малко и предложил:
-Вова, ты на первом прими пассажиров сам, а я за пивом сбегаю. Идет?
        Разумеется, что Вова, против этого ничего не имел.
-Помощнику начальника поезда, срочно прибыть в штабной вагон!- Громыхнуло по поездной трансляции.
-Это еще зачем?- Поинтересовался Вовка.
-А ты не знаешь? Выездную дойку пора нести. Блин, ни минуты покоя!- Раздражился Малко - давай я наше сразу отнесу.
Венгр снабдил его двумя бутылками водки и ведром абрикосов – и то и другое предназначалось для ревизоров, которые будут садиться в поезд в пути следования. Разумеется, что этого было мало – всякий раз Муса вел с ревизорами под водочку и закуску из ресторана, обстоятельные дипломатические переговоры на тему оплаты: сколько нужно было дать, чтобы ревизоры не ходили по составу. Мило побеседовав с хорошими людьми, за хорошим столом вытряхнулись бы они, восвояси с презентами в виде ведер с абрикосами и деньжатами в кармане. Сторговавшись, Муса называл сумму своему штабнику, (т.е. проводнику штабного вагона), а тот, предварительно раскидав ее на клочке бумаги, по вагонам – в зависимости от их прибыльности – вызывал к себе Малко и уже тот шел по составу, и собирал деньги.
Уш-Тобе, Семипалатинск, Рубцовск, Барнаул и Новосибирск, вот самые доечные места, на пути до Красноярска. В самом начале рейса следовало загодя снести водку и фрукты в штабной вагон, чтобы после не суетиться и потому сейчас, Малко, нужно было пройти по вагонам и напомнить проводникам о выездной дойке – почему-то именно эту дойку недолюбливали проводники, и частенько о ней забывали.
-Толяша!- Радушно приветствовал его штабник Александр Витальевич Быков – с отъездом тебя!
-Тебя тоже…
-Принес?- Быков покосился на ведро, которое было в руке у Малко – а почему одно? Я же предупреждал, по два!
-А ты попробуй с двумя ведрами через сцепки пробраться – мягко огрызнулся Малко: - в следующий раз принесу…
-Ладушки ладушки – сразу понял, Малко штабник:- остальным напомнил?
-Нет еще. Сейчас прямо и иду.
-Ну, хорошо, Толяша. Вот и хорошо… - одобрил штабник.
Поезд уже подходил к вокзалу первой Алма-Аты, когда Малко успев пробежать лишь хвостовые купейки, вернулся в свой вагон.
-Вова! – Крикнул он, запыхавшись – не успеваю!
-Чего не успеваешь?
-Пива купить не успеваю!
-Да ладно ты! Я это дело улажу. – Весело отозвался Вовка, и Малко побежал дальше. Где доброжелательно, а где и с угрозой, он напомнил проводникам об их святом долге. Наконец добрался до первого вагона. В вагоне было тихо – хотя поезд уже отошел от первого вокзала. Здесь едва ли было заполнено не треть. Малко, хозяйской рукой дернул дверь служебки:
-Салам Марфушка!
Марфушка преспокойненько сидел у себя на полке, забравшись на нее с ногами, и пил водку, закусывая ее колбасой с маринованными грибочками.
-Салам, коли, не шутишь.- Отозвался он – присаживайся. Малко присел возле его ног.
-Что там?- Поинтересовался Марфушка, зная о том, что Малко просто так не приходит.
-Выездная.- Коротко пояснил Малко.
-Понял. Сделаю – Кивнул Марфушка и вздохнул – ох и лень же мне тащиться в такую даль. Может ты, отнесешь?
-Вот еще!- Возмутился Малко – мне надо?
-Марфушка кашлянул:
-Ладно, ладно. Это я пошутил. Выпьешь со мной? – Спросил он и потянулся к бутылке.
-На работе я… - пытался возразить Малко.
-Все мы на работе – отмел возражения Марфушка.
       Они выпили и стали закусывать.
-Тоска у тебя здесь – сочувственно заметил Малко, не без удовольствия пережевывая грибы.
-Кому тоска, а по мне так в самый раз – проигнорировал сочувствие Марфушка – люблю тишину…
        Малко усмехнулся:
-Тишина-то тишиной. А деньги?
-Что деньги?
-Деньги зарабатывать надо! Груз взял? Сколько?
-Два ведра – как ни в чем не бывало, сообщил Марфа.
-Два ведра?- Поразился Малко.
-Да два, мне хватает. Лишь бы на выездную отстегнуть.
-Марфушка, блин, ты так вконец обнищаешь!
       Теперь усмехнулся Марфушка:
-А ты за меня не беспокойся. Я здесь один – Марфушка ездил, что называется в одно лицо – так как никто больше в первый вагон идти не хотел – и зарабатываю побольше вас с Вовкой, по крайней мере, раз в десять!
-Ты!?- Рассмеялся Малко – больше нас? Раз в десять?
-Да – невозмутимо отрезал Марфушка. А то и больше.
-Ты пой эти песни кому-нибудь другому, а не мне. В задницу ты что ли трахаешься за бабки, с пассажирами?
-Сам ты туда трахаешься!- Вспылил Марфушка.
-Что ты злишся-то? Груз не взял, куянов не берешь. На чем тут деньги-то сделать можно?
-Да везу я груз, везу – окончательно разозлился Марфушка, но тут же осекся, поняв, что сказал лишнее.
-Везешь? Блин я же спрашивал тебя…
-Ты про фрукты, что ли?
-Ну да. О чем же еще?
-Фрукты это мелочь. Будешь себя хорошо вести – научу. Есть и другие грузы. Все же ты как-никак тоже хохол.
Малко озадачился. Вообще-то информация у него была. Кое-кто в бригаде, помимо фруктов, возят еще детскую обувь из Красноярска в Алма-Ату, сыр из Рубцовска. Но на это тоже была своя технология. Просто так  с кондачка не сунешься. Может и Марфушка, придумал, для «сэбэ» (как он выражался), какую-нибудь лазейку? Кто его знает? Марфушка и в самом деле был украинцем по национальности, а Марфушкой его прозвали за то, что он слыл исключительным лохом. Лет ему было где-то под сорок, был он мал, неказист, конопат. Зла, однако, никому не делал, впрочем, и добра тоже…. Настоящая его фамилия была Поповенко Владимир.
-Ну ладно, на перестое поговорим – сказал Малко.- А мне пора. Служба!
-Слышь, Вовка- с ходу начал Малко, вламываясь в служебку, и остолбенел. Ах какая девочка сидела рядышком с Вовкой, в их родной служебке!
-Вот, Толик, знакомься – довольный произведенным эффектом,- сказал Вовка- это Лена. Она наша пассажирка до самого Красноярска. Малко все было ясно – Вовка обзавелся партнершей до самого Красноярска. Вот крот!

Хорошо! Ах, как хорошо бывает некоторым проводникам в дороге!

-Очень, ну просто очень приятно!- Сказал Малко и протянул девушке руку для официального рукопожатия. Она, очевидно, тоже была польщена тем впечатлением, которое сумела произвести на напарника своего временного дружка.
-Лена, Вы кто по национальности?- Бесцеремонно поинтересовался Малко.
-Гречанка…
-О! Из Алма-Аты или из Красноярска?
-Из Красноярска…
-Скажите, пожалуйста! Оказывается, и в Красноярске греки есть!
-Греки везде есть…
-А в Греции есть все! Кроме грецких орехов! - Скаламбурил Вовка и кивнул на столик: - тебя ждем…
На столике весело позванивали пивные бутылки – на глаз с пол-ящика и аппетитно золотились, в свете заходящего солнца, пара копченых зайсанских лещей.
-Билеты проверил?- Подавив мгновенно выступившую слюну, спросил Малко.
-А как же!
-За перегруз скачал?
-Как в аптеке…
-Возникали за абрикосы?
-Было дело. Но я уладил. Ну, так, что, давай?- Снова кивнул головой в сторону пива, Вовка.
-Подожди-ка!- Малко взял Вовку за локоть.- Дело есть! Пойдем-ка в служебку,- позвал он, увлекая Вовку из двухместки, и, уже на выходе оглянулся на девушку:
-Вы уж Лена, извините…
-Извиняю,- с пониманием пропела та…
-Ну, чего?- Спросил Вовка, когда они затворились в служебке.
-Ты где ее склеил?- Строго зашептал Малко.
-Как где? На первом вокзале села. Пока ты за дойкой бегал. Там села.
-Блин! Опять проворонил!- Выругался Малко.- Такая смугленькая, б-блин! Ну и везет же тебе, рожа! Будь, проклят тот день, когда я стал помощником начальника этого поезда!
-А-а! Теперь понял?- Позлорадствовал Вовка – а как я мучился, когда  в прошлом рейсе ты ту барнаульскую крысу драл целые сутки, а у меня голяк?
-Что там говорить – согласился Малко, - бывает.
-Ладно! Что идем пить пиво? А потом бы ты спать бы лег лучше – до Семипалатинска. Начиная с Семска, у меня – эрогенная зона,- на всякий случай предупредил Вовка.
-Эротичная- поправил его Малко- что ж какой разговор, напарник!
-Ну, все. Идем?
-Нет еще, обожди…
-Что еще?
Малко в общих чертах пересказал ему содержимое разговора с Марфушкой, на, что Вовка лишь рассмеялся:
-Да не верь ты! Марфушка блефует. Нет у него никаких стоящих идей. Сам знаешь лох он еще тот. Подумав немного, Малко с ним согласился, и они пошли пить пиво с копчеными зайсанскими лещами.

Вкусно! Ах, как было вкусно ездить! Ну, просто пальчики оближешь…

Поезд замедлил ход и неторопливо въехал на ночной и пустынный вокзал Семска – так называли между собой Семипалатинск проводники, потому-что такое сокращение было принято при заполнении дорожной ведомости ЛУ-72. Малко уже сидел в служебке и курил – Вовка поднял его час назад, невтерпеж, как объяснил он. И сейчас, Малко слышал активные «охи» и «ахи» раздававшиеся через тонкую стенку служебки, особенно отчетливо слышимые теперь – когда состав встал.
По коридору послышались шаги нескольких человек и негромкие голоса. Малко высунулся из служебки, чтобы посмотреть: шли менты с собакой и Мусой. Менты безучастно покосились на Малко на ящики с абрикосами и прошли мимо. Когда Муса поравнялся с Малко, Малко состроил вопросительную гримасу на лице, но тот лишь недовольно покривился – не до тебя, мол,… Толик вернулся на свое место. Хорошо, как хорошо сейчас Вовке! А ему – Малко – куковать одному всю долгую ночь в служебке. Так конечно, дальше дело не пойдет. Нужно будет с утра, при первой же дойке, где-нибудь в Рубцовске – внимательно осмотреть всех пассажирок. А не то так впору и заболеть можно!
-Малко – позвали его снаружи – слышь Малко!
        Малко приоткрыл окно и высунул голову. На перроне стоял Марат.
-Что надо, Мора?
-Иди скорей. Тебя Муса зовет.
-Зачем?
-Марфушку  взяли…
-То есть, как это взяли?- Не поверил своим ушам Малко – с чем?
-Ты иди, сам увидишь – посоветовал Марат.
Малко оперативно всунул в сигареты и спички и постучал в двухместку:
-Вова!- Позвал он – ты кончил?
       За дверями дружно хохотнули.
-Что случилось, напарник?- Весело спросил Вовка, приоткрыв дверь.
-Говорят, Марфушку менты повязали. Пойдем со мной. Посмотрим,- Быстро сообщил Малко.
-Повязали? С чем?
-Не знаю еще… идешь?
-Конечно!- Вова оглянулся на свою гречанку – Леночка, я быстро!
        Леночка и не возражала – ей надо было передохнуть…
Подойдя к первому вагону, Толик и Вовка поняли все сразу – да и трудно было не понять. У вагона стояла чуть ли не вся бригада: стоя в плотном полукольце, все с интересом разглядывали собаку с ментами, стоящего между ними, чуть не плачущего Марфушку в наручниках и тот самый злополучный груз, о котором, видимо, и говорил, Марфушка таким загадочным образом – на асфальте перрона ровными рядами были разложены полиэтиленовые пакеты, примерно в килограмм весом – на глаз. У пакетов орудовал перочинным ножичком один из ментов, к чему-то принюхиваясь, что-то пробуя на вкус.
-Опий – сырец!- Наконец объявил мент собравшимся.
-Уверены?- Спросил Муса и оставив майора, с которым говорил, надвинулся на Марфушку:
-Тебе денег мало да? Мало тебе денег козел?
        Марфушка всхлипнул.
-Эй! – Окликнул Мусу мент с собакой – отойдите в сторону, кому сказал, в сторону.
Муса отвалил, а к Марфушке тут же придвинулись Толик с Вовкой:
-Марфуша – ласково позвал его Малко – как же это ты а?- С сочувствием поинтересовался он. Марфушка снова всхлипнул – на него и смотреть-то было больно.
-Не дрейфь, Марфушка – попытался поддержать его Малко – может все еще и обойдется – сказал он, не зная, что вообще нужно говорить в таких случаях, но, прекрасно зная, как и все прочие, что уж что-что, а с наркотой дела не обходятся никогда.
Можно продавать государственные тайны, можно воровать государственное имущество целыми вагонами, месторождениями, приисками, можно убивать людишек, что путаются под ногами, мешая воровать, или претендуя на ворованное – все это можно! Можно, наконец, незаконно провозить абрикосы, и сбывать их по бешеным ценам на дурнину тем, кто, рискуя жизнью, зарабатывает свой длинный и потный рубль в забое, - все это можно. Но упаси Бог – если у тебя в кармане обнаружится хотя бы 50 грамм анаши! С этого момента ты становишься кровным врагом общества, и оно общество, потребует для тебя самого примерного наказания.
-Слышь, Марфа – негромко позвал Вовка – ты где вез все это?
-В собачнике – тихо отозвался Марфушка.
-Во дурак!- Поразился Вовка.
-Оставь ты человека в покое,- одернул напарника Малко – ему и так тошно.
-Малко!- Громко позвал Муса.
-Да?
-Возьмешь одного человека с шестого вагона и поставишь сюда.
-Муса, да они не захотят – попытался возразить Малко – они…
-Ничего не знаю!- перебил Муса гневно – у меня вагон остается без проводника!- Не хочешь напрягаться – можешь сам сюда идти…
-Ну, уж нет – возмутился Малко и быстрым шагом пошел к шестому вагону.
Постепенно проводники стали расходиться – намечался отъезд – оставляя Марфушку наедине с ментами. Для, Марфушки теперь начиналась новая жизнь.

 Горько – ах как горько, бывает иногда некоторым проводникам в дороге.
П.С.
Малко встретил Марфушку лет через десять. Он вернулся из тюрьмы инвалидом и шел  в больницу, тяжело опираясь на костыли.

-Вот и Рубцовск!- Поглядывая в окно, возвестил Вовка.
В этот момент в приоткрытую дверь двухместки заглянул Саня Быков:
-Доброе утро, ребятки! Как спалось?
-Отлично!- Отозвались они в один голос все втроем – в том числе и Леночка, разумеется.
-Толяша, на минуточку тебя…
        Малко вышел из двухместки и уединился со штабником в служебке.
-Вот,- протянул Саня листок.
        Малко мельком глянул на цифры и ругнулся:
-Блин!
-Что?
-До фига…
       Быков развел руками:
-Что поделаешь!- И похлопал Малко по плечу – ничего, ничего! На абрикосах отыграешься…
-Сколько?- Сразу спросил Вовка, едва Малко показался в двухместке.
-Пятьдесят…
-Суки!- Резюмировал Вовка, и полез в подсумок - на держи.
       Малко аккуратно уложил деньги в карман.
-Пиво здесь брать будем?- Спросил Вовка.
-Нет, в Рубцовске дерьмо. Подождем до Барнаула…
-До Барнаула так до Барнаула – согласился Вовка…
Возле двухместки девочек из пятого вагона у окна сидела девушка, а лучше сказать, молодая женщина, лет этак двадцати пяти. Ее Малко заприметил еще издали – когда пробирался по коридору плацкарты. «Ой, ой, ой – подумал он. Это кто ж такая? Ладно, ль ехала иль худо! Ты откуда будешь чудо? – Поиздевался он над Пушкиным.
Впрочем, девушка и впрямь была хороша. Волосы у нее покоились в аккуратной и строгой прическе – именно так, как и любил Малко, - открывая взору изящную линию шеи. Малко недолюбливал, когда молодые девушки распускали волосы по бабьи. Брр! – Это так неряшливо…
-Девочки можно к вам?- Весело обратился Малко, заглянув к проводницам в двухместку.
-Присаживайтесь!- Так же весело и в один голос закричали Алмушка с Айгулькой, показав Малко на мешок с «туфтой». Малко понимающе улыбнулся и сел.
-Как ездится девочки?
-Жаксы вери матч!- Ответила Айгулька словами Малко, и, как и Вовка, достала из-под матраса, деньги:
-Сколько там?
Малко без слов показал ей клочок бумаги, на котором против цифры «пять» через тире была написана цифра «сорок». Айгулька не удивилась, отсчитала деньги и вручила их Малко.
-Девчонки!- Негромко позвал он – что это за чудо сидит у окна?
-Где?- Алмушка сунулась к выходу из двухместки.
-Да ты осторожней!- Шикнул на нее Малко – она же рядом за косяком!
-Да знаю я!- Отмахнулась от него Алмушка, и, поглядев секунду, вернулась в двухместку, прикрыв предварительно, дверь:
-Сейчас скажу! Так! Ага! Она на восемнадцатом месте едет…
-Одна?
-Да.
-Откуда?
-От Алма-Аты.
-Бул кандай! Почему я ее раньше не видел?
-Смотреть лучше надо!
-Ты уверена, что она одна?
-Уверена.
-Куда едет?
-До Тайги.
Малко почесал пальцем за ухом. Этот прямой массаж мозга, вызвал  у него немедленное решение:
-Вот, что девочки, я ее от вас умыкну?
-Да ради Бога…
-Сколько я буду должен, если что?
        Алмушка замахала на него руками:
-С ума сошел?
-Эт почему?
-Потому-что.… Слышь, Айгуль! Чего наши пацаны удумали – если кто-нибудь снимает пассажирку не из своего вагона, то обязательно подоиться должен…
-Да ну?!- Поразилась та.
-Это не только наши ,- попытался оправдаться Малко, - так весь резерв делает…
-Вам девки, что? Как абрикосы, да?- Возмутилась Айгулька.
-Подожди, подожди,- перебила ее Алмушка.- И почем доитесь?
-Червонец,- честно признался Малко.
-Во дают!- Изумилась Айгулька.
-Так, что, девочки я ее клею?- Постарался вернуть разговор в прежнее русло Малко.
-На здоровье!- Усмехнулась Айгулька.- Смотри только не намотай чего-нибудь…
-Ну, что вы девочки!- Деланно обиделся Толик.- Я парень аккуратный. – И уже поднявшись, он от самых дверей недоверчиво переспросил:
-Значит бесплатно?
        Девчонки сердито замахали на него руками…
Когда Малко пробежал по доечным делам до первого вагона и вернулся назад, «Чудо» все еще было на месте.
-Не помешаю? – Вежливо осведомился он, присаживаясь рядом. Девушка неспешно окинула его взглядом с головы до ног, лишь потом разжала губы, чтобы произнести одно из самых коротких слов:
-Нет.
        Малко с удовлетворением кашлянул и устроился поудобнее.
-Хотите, отгадаю, куда вы едете?
-Не отгадаете…
-Попробуем?
-Попробуем…
-До Тайги?
-Ответ неправильный,- огорошила его девушка.
-Ну, как же… - начал он – я же у девчонок спрашивал…
         Девушка надменно усмехнулась:
-Я до Томска еду. А в Тайге у меня пересадка…
-Ах, вот оно, что!
-Вот-вот! Еще вопросы будут?
-Да.
-Например?
-Вам здесь удобно?
-В смысле?
-Ну, плацкарта… Люди тут всякие. А Вы одна…
-Откуда Вы знаете, что я одна?
        Малко обезоруживающе улыбнулся:
-Это уж я точно знаю. Доложили уже…
-И, что Вы предлагаете?
Малко оглянулся в сторону двухместки – оттуда выглядывали любопытные физиономии Айгульки с Алмушкой.
«Черт! Облажаюсь – завтра вся бригада судачить будет, какой был облом», - подумал он про себя.
-Я предлагаю Вам перейти в купейный вагон. Я устрою, - и уже не так уверенно добавил:
-В мой вагон…
-Все это хорошо,- отозвалась девушка.- Но у меня здесь столько багажа. Я яблоки везу из дома…
Тут выяснилось, что девушка живет в Кокчетаве, а в Томске работает на шахте. С мужем они разошлись и, оставшись одна с маленьким сыном, она  вынуждена была поехать на заработки.
-Ну, что ж,- рассудительно сказал Малко – дело житейское – но почему бы Вам просто не пойти в мой вагон и не пообщаться с нами? Там мой напарник с девушкой. У нас весело! Миллион всяческих удовольствий! А вещи Ваши, надеюсь, здесь не пропадут. Я попрошу девчонок, чтоб приглядели. Девушка улыбнулась:
-С этого надо было и начинать. И еще неплохо бы было представиться…
-Анатолий,- назвался Малко, чувствуя, как внутри у него все, так и прыгает от радости.
-А я Таня. Ну, так, что идем?
-Пять минут!- Заторопился Малко.- Мне по делам нужно в штабной вагон, а затем я вернусь за Вами. Только Вы никуда не уходите отсюда, - попросил он трогательно. Таня усмехнулась:
-Куда же отсюда уйдешь? С подводной лодки… Хорошо я буду ждать…
        Малко рванулся в штабной вагон через сцепки сломя голову.

Везло! Ах, как везло некоторым проводникам в дороге!

Сдав дойку, Малко – все в том же радостном возбуждении – по дороге заскочил в свою служебку.
-Освободился?- Приветствовал его Вовка.
-Нет еще…
-А мы тут тебе девушку присмотрели – в Рубцовске села, - сообщила Лена.
-Да? Какую девушку?
-Ты в коридор выгляни: Она, по-моему, все еще там стоит…
Малко выглянул. В коридоре у окна действительно стояла рослая крупная блондинка, с длинными крашеными волосами и в короткой юбочке. На выглядывание Малко блондинка сразу отреагировала: Она покосилась в сторону, так, что они встретились взглядами. Малко тут же занырнул обратно в служебку.
-Типичное не то…
-Ты хоть, посмотри на нее внимательнее, - изумился Вовка. – Это же вариант.
-Похожа на многопрофильную проститутку среднего уровня, - высказался Малко.
-Мальчики!- С укоризной воскликнула Леночка на правах старой знакомой.- Разве можно так о женщинах?
-О некоторых можно – уверенно отрезал Малко.- Эх, ребята, я сейчас сюда такую девочку приведу!
-Какую? – Сразу заинтересовался Вовка.
-Увидишь сам, - многозначительно пообещал Малко.
-Давай, давай,- приободрил его Вовка,- как приведешь, - я за дастархан отвечаю! Из своей доли,- добавил он – коньяк, шампанское! Коньяк не «Двин» конечно, но тоже хорош.
  Вовка вспомнил про «Двин» не случайно. Однажды прошлой зимой, они, прибыв в Москву, решили отметить его, Вовкин день рождения, который как раз пришелся на день отстоя в Москве. Они решили тогда поехать в ресторан «Седьмое небо» на останкинской телебашне. Этот ресторан как раз открылся тогда, и был одним из самых популярных ресторанов в Москве. Сдав вагон двум московским теткам, чтобы они помыли его и привели в порядок и дожидались бы их возвращения, они взяли такси и поехали в ресторан.
  В ресторане к ним сразу же подлетел полноватый рыжеволосый, официант и развязно спросил:
-Ну, что мужички? Водочки, шашлычок?
Малко начал пристально смотреть на него, пока тот не понял свою оплошность, почтительно не отодвинулся, согнувшись в полупоклоне.
-Вот, что уважаемый, –  начал Малко, - у него, – и  он  показал на Вовку – сегодня , день рождения, - Вовка в этот момент как бы невзначай отодвинул рукав и посмотрел на свою «Сейко», (в те годы это были самые крутые часы), официант удвоил внимание  и согнулся ниже – и мы – продолжил Малко, – хотим его отметить, и отметить основательно. Поэтому,  принеси-ка  ты  нам для начала икорки, понимаешь, да севрюжки, да салатик из крабов, да лимончик к коньячку не забудь. А коньяк «Двин» пожалуйста, да к коньячку подай ты нам картошечки отварной, а к картошечке селедочку подай ты нам «астраханскую» да порежь ее так, грубо,  по - солдатски, но косточки чтоб были вынуты, да филейчик из рябчика ты нам принеси, а к филейчику неплохо было бы вино грузинское «Мзиундраули» желательно но можно и «Ркацители» да лангетик к вину подай, с грибным соусом, но можно с соусом по чилийски, да после кофейку ты нам принеси, но кофе  чтоб был молотый, желательно «арабика» или «мокко», а к кофейку ты нам ликерчик подай, по соточке, либо «шартрез» либо «вишневый», да про нарзан не забудь, да сигарет, желательно «кемел» или «мальборо» - официант шевельнулся – Малко поднял ладонь – я знаю у вас есть! Цена меня не интересует. Да скатерть на столе замени, эта в пятнах, ну, а теперь ступай. Официант все уже давно понял и взялся за дело всерьез. И вот уже взметнулась белая как бедуинский бурнус, накрахмаленная скатерть, подлетел тут же и другой официант и принялся выставлять на свежепостеленную скатерть тонкие бокалы для вина пузатые для ликера, лафитнички для коньяка, серебряные ножи и вилки и прочий столовый инструмент, из которого так хорошо естся и пьется.
-Да,- добавил Малко – и уж простите мне мою велеречивость, Вы себя неправильно повели сначала.
-И Вы простите!- Воскликнул официант и рысью помчался выполнять заказ. Еще бы! Он чуял неплохие чаевые, ведь и заказ тоже был неплохим.
Вот этот то случай и вспомнил Вовка, когда упомянул про коньяк. А «Двин» действительно был хорош. Одна капля этого благородного напитка пробивала человека от макушки до самых пяток.
        Проглотив выступившую слюну, Малко воскликнул:
-Лена! Что Вы делаете с моим напарником?
-А что я с ним делаю?- Деланно удивленно, спросила та.
-Обычно он такой экономный. А тут на тебе! И чем Вы ему так потрафили?
        Вопрос был встречен смехом.

 Весело! Ах, как было весело ездить!

Таня была встречена общим дружелюбием и бутылками коньяка и шампанского на столе. Завязался общий оживленный разговор, как всегда бывает в таких случаях. В дверь двухместки постучали. В дверях показалась рослая блондинка.
-Что-нибудь случилось, девушка?
-Вы не могли бы открыть мне на минутку служебное купе?
        Вопрос был обращен к Малко.
-Мне переодеться надо, - говоря все это, девушка с любопытством обозревала всю компанию, не забыв уделить внимание и столу.
-Переодевайтесь, на здоровье, девушка. Мы то тут при чем?
-Не могу же я переодеваться у себя в купе.
-Почему?
-Там люди… Мужики всякие.
-Попросите их выйти…
        Доброжелательность в одно мгновение исчезла с лица девушки:
-Ну ладно,- как-то неопределенно, но довольно-таки зло,- сказала она, и с грохотом задвинула дверь.
        Вовка с удивлением поинтересовался:
-Что значит это, ну ладно?
-Какие сцены!- Съязвила Леночка.
-Интересно, а чего она хотела на самом деле?- Спросил вслух сам у себя Малко.
-Чего тут думать – засмеялся Вовка – тебя она хотела. А ты обломал!
Коньяк вперемешку с шампанским, что-то уж слишком быстро стал разбирать Малко на составные части. Ему вдруг начало казаться, что все детали его тела стали проявлять полную самостоятельность – о чем-то сами по себе жестикулировали его руки, что-то произвольно брали со стола и отправляли в рот, что-то бойко – как ему казалось – выговаривали его губы, причем, успевая болтать, он еще умудрялся думать о чем-то о своем, и безусловно, важном для себя, очень важном. Само собой, что мысли его, были в основном, заняты Таней, и касались они, главным образом, одного, как скоро и при каких обстоятельствах он сможет взять ее. В том, что эти обстоятельства произойдут, Малко ничуть не сомневался. Он думал, что, пожалуй, нужно как-нибудь ненавязчиво, спровадить  Вовку и Леночку на часок другой прогуляться по составу, или же наоборот – пробежаться самому по «купейкам» узнать у проводников, нет ли где-нибудь пустого купе, и тогда уж лучше увести девушку туда. Плохо было то, что все эти идеи были отнюдь не совершенными.  Отыскать  свободное купе  в поезде набитом под самую завязку, было почти фантастикой. Спровадить Вовку с Леночкой, а  самому оккупировать  двухместку, тоже  было  проблематично,  потому-что, на этом участке  пути, перегоны от станции до станции были короткими и чуть ли не  каждые полчаса, в вагон ломились пассажиры, сверкая полубезумными глазами, одержимые лишь одной мыслью – как бы поскорее приткнуть свои рыхлые и потные задницы, на полку. Эти сумасшедшие и ненавистные люди, имели право требовать своего и – требовали! И с ними срочно надо было, что-то делать. Мало того, так еще и ревизоры садились в поезд слишком уж часто, а значит Малко, с такой же частотой предстояло бегать за «дойкой».
Одним словом, все эти дрянные обстоятельства, интимной близости с Таней, мягко говоря, мало способствовали. А этой самой пресловутой близости, Малко желал сейчас больше всего на свете. Между делом, исподволь он сумел разглядеть девушку во всех подробностях и понял; что даже на фоне тех не последних, скажем так, девочек с которыми коротал он до сих пор шумливые часы дороги, эта девочка выглядела исключительной. И будет он – Малко – самым распоследним лохом, если не добьется своего.
Кстати сказать, где-то Малко вычитал, что любая вибрация повышает степень возбуждения у мужчин – будь то даже простая езда на велосипеде. И, надо сказать, что с этим утверждением он согласился сразу и полностью: Уж кто-кто, а Малко знал, что более суток без женщины в дороге обходиться практически невозможно.

Тряско – ах как тряско иногда бывает в дороге!

 К ним снова постучали.
-Войдите! – В четыре голоса весело отозвались они. В купе снова заглянула рослая блондинка:
-Ребята вы тут пьете, а титан холодный!- Невозмутимо доложила она.
-Иду!- В сердцах крикнул Малко, и по хозяйски прикрыв дверь, обернулся к своим и прокомментировал:
-Вот сука!
-Иди уж – уважь девушку, - посоветовала Леночка.
        На самом деле титан оказался горячим – даже слишком.
-Девушка! Дайте-ка руку – Малко схватил руку блондинки и прижал ее к горячему боку титана.
-Ой!- Закричала та. Ладонь покраснела.
-Вот, что милая – невозмутимо сказал Малко, - я все понимаю. Но во-первых, Вы не в моем вкусе, а во-вторых у меня уже есть девушка, так что оставим это, и не будем трепать друг другу нервы.
Девушка энергично повернулась и направилась в сторону своего купе. Когда она скрылась из виду, Малко с чувством добавил:
-Вот сука!
-Вова прикинь! Я ей руку обжег. Как бы эта дрянь жаловаться не побежала. – Сообщил Малко, едва вновь появился в двухместке.
-Да плевать мы на нее хотели!- Беззаботно отозвался Вовка.
Но как оказалось, Малко был прав. Кто-то без стука рванул дверь двухместки. На пороге показалась небритая физиономия Сашки Быкова:
-Ну, что ребятки отдыхаем?- Официальным тоном  осведомился он.- Толик выйди-ка со мной. Поговорить надо,- позвал он Малко. За порогом красовалась рослая блондинка.
-Ты зачем девушку обидел?-
        Девушка расплылась в почти счастливой улыбке.
-Саня!
-Что Саня?- Голос у Быкова покрепчал, но Малко знал, что это была игра такая:
-Сколько раз предупреждал я тебя – будь предупредительным с пассажирами?!
Улыбка блондинки уже стекала на пол и хлюпала под ногами.               
                –Тебя с рейса снять, да?
-Саня!
-Что – Саня, - под ногами уже чавкало – давай-ка за дойкой – уже негромко добавил Быков – Вот!- И быстро затолкал ему в карман знакомый квиток.
-Опять?!
-Не опять, а снова. Давай быстро. Саня взглянул на блондинку:
-Он извиняется, девушка…  И Быков двинулся к себе в штабной. Девушка торжествующе посмотрела на Малко. Малко дружелюбно ей улыбнулся:
-Ну и болото же Вы здесь развели … Вы мэм…
-Что?- Не поняла она…
В Барнауле, Малко, все же, спровадил  Леночку и Вовку из двухместки.
-Ну!?
-Что ну?
-Давай! У нас мало времени.
-Я так не могу…
-Как так?
-Вот так. Здесь. Люди кругом.
С перрона, через окно доносились голоса стоящих поблизости людей.
-Ну и что?
-Я же сказала: я так не могу.
-А я могу…
-А я нет.
Малко вышел из двухместки, чувствуя себя уничтоженным морально и физически. До самого Новосибирска он почти не разговаривал – лишь то и дело прикладывался к пиву, которое предупредительный Вовка, догадался набрать в Барнауле.

 Ох, и не везет некоторым проводникам в дороге.

Когда поезд въехал на безлюдный перрон ночного Новосибирска и остановился, Малко позвали:
-Толик! Малко! Высунься!
        Малко отомкнул штору затемнения и высунулся:
-Чего еще? Опять Быков зовет?
        Марат показал головой куда-то вдоль поезда:
-Там какой-то хмырь Марфушку ищет…
        Малко нехотя собрался и вышел из вагона:
-Который?
-Вон тот. Видишь? В майке светлой и в джинсах. Со спортивной сумкой на плече.
        Малко не спеша, направился к указанному типу.
-Тебе чего голубь?- Подойдя, окликнул он.
        Голубь настороженно оглянулся:
-Мне бы Поповенко,- наконец не очень уверенно отозвался он.
-Марфушку, что ли?
        Голубь пожал крылышками:
-Наверное…
-А Марфушка-то, тю-тю – усмехнулся Малко
-То есть как это тю-тю.
-А вот так! Повязали Марфушку в Семске. Свинтили менты,- глумясь, сообщил Малко – кстати, с грузом! Догадываешься с каким? Так, что ты, голубь, летел бы отсюда по хорошему – пока тебе крылышки не подпалили. А то мало ли, что! Вдруг не выдержал, наш Марфушка пыток в ментовских застенках, а? Признался во всем? Ведь тогда, быть может, сей момент и тебя, голубь в силки возьмут. Что ты по этому поводу думаешь? А голубь?
Голубь все уже понял и навострил  крылышки, чтобы улететь, только пространная речь Малко задерживала его.
-Ладно, командир, я пошел,- подобравшись, быстро отозвался он на речь Малко и, не дожидаясь ответа, заспешил по перрону.
-Лети, лети, голубь – напутствовал его Малко, не без злорадства.
        В этот момент к Малко со спины подошел Быков:
-Кто это?
-А так пустяки!- Махнул рукой Малко – Марфу спрашивал…
-Вон оно, что! – С пониманием протянул Саня, и выругался:- Сучий потрох…
-Ты никак по мою душу?- Уныло спросил Малко.
-По твою, Толяша, по твою.
-Саня, я валюсь с ног от усталости…
-Что поделаешь, Толяша? Работа у нас такая. Деньги, деньги и еще раз деньги. На вот.… Не переживай, до Красноярска доек больше не будет.… Наверное,… Малко снова побежал по сцепкам.… Отбегавшись, он заглянул к Ирине с Ларисой.
-А Толик!- Обрадовались они ему. – Хороший человек всегда к столу. Присаживайся. Гуся есть будем!
-Гуся?! – На столе и впрямь красовался здоровенный гусь.
-Где урвали?
-В Барнауле еще…
-И до сих пор горячий?
-Чудик!- Похлопала его по макушке Ирина.- Мы его сырого взяли. И грибы, кстати есть…
-Ну, девчонки!- Поразился Малко.- А готовили где?
-Где, где.… В ресторане разумеется. Только, что из духовки.
        Малко по свойски набросился на гуся.
-Эх, водочки бы грамм, к этому чуду, - заметил он.
-В дороге нельзя,- строго сказала Лариса.
-Бросьте вы,- возмутился Малко.- Это вам нельзя, а мне не помешает, для подкрепления сил.
        Лариса перевела взгляд на Ирину:
-Ир, может, и впрямь, нальем этому красавцу? Не-то помрет…
-Ладно, чего там. Сто грамм можно…
-Вот и ладушки, девочки – поддакнул Малко, оприходывая второй кусок гусятины.
-Ты чего мрачный такой, Толик?- Спросила Ирина, ласково потрепав его по холке.- Красавчик ты наш… (Она была неравнодушна к Малко).
-Проблемы, девочки.- Поплакался он.
-Что еще за проблемы?- Заинтересованно спросила Лариса.
-Блин, вляпался я…
        Ирина насторожилась:
-Что еще там?
-Телку не могу трахнуть!- Сообщил Малко – еще рюмочку!
        Ирина сразу расслабилась:
-Ой, ты, Боже мой! Тоже мне нашел проблему!
-Вам смешно…
-Что не дает?
-Да нет. Вроде бы дает – скривился Малко.
-Тогда, что?
-Негде…
-Ой!- Вздохнула Ирина- какое несчастье.
-Да, девочки – несчастье!
-Зашел бы к нам, посоветовался…
-Толку-то?
-Может, и толк был бы,- загадочно отозвалась Ирина.
-Да?- В свою очередь – насторожился Малко.
        Лариса с Ириной весело переглянулись.
-Девочки! Ну не томите же…
        Ирина выразительно посмотрела на Малко:
-А у нас шестое купе свободно…
-Не может быть!
-Может! У нас бронь Тайгинская на это купе. Так, что до шести утра можешь кувыркаться там до посинения…
Малко быстро вскочил и схватил первое попавшее под руку полотенце – вытереть губы.
-Полотенце  положь!- Возмутилась Лариса. – Вот на столе другое лежит – специально для этих целей.
       Но Малко на такие замечания уже не реагировал.
-Ну, девчонки! Ну, золотые вы мои!- Восторженно воскликнул он и полез целоваться.
-Куда? Губы же жирные! Иди отсюда, кобель несчастный – завизжали они.
Малко мешкать не стал.… По пути он решил заглянуть в это самое шестое купе, чтобы произвести рекогонсировку, так сказать на месте. В купе было тихо уютно и прохладно. Малко закрыл за собой дверь и присел на полку. Он устал за прошедшие сутки, гусь  тяжелым комом лежал в желудке, ноги гудели от постоянного передвижения по составу, в голове слегка шумело от выпитой водки.
-На минутку, не больше, полежать – мелькнула в голове предательская мысль.
-Да пожалуй.- Согласился сам с собой Малко, и прилег. И тут же на него резко навалилась усталость и потащила его в ту тьму, где не бывает сновидений, где спят как мертвые, где спят так, как будто никогда и не собираются просыпаться.
И тьма обняла его…  Он не видел, как поезд прибыл в Тайгу, как собралась и вышла девушка по имени Таня, им никогда не суждено было свидеться. Такова дорога! Разбудила Малко Ирина, пришедшая размещать своих Тайгинских броневиков.
-Ты еще здесь?- Изумилась она.- Иди скорей! Там твой Вовка уже запарился абрикосами банковать. Малко, хорошо выспавшийся и отдохнувший, стремглав понесся в свой вагон; благо недалеко. За окнами уже проплывали окраины Тайги.
-Вовка!- С ходу закричал он, едва ворвавшись в вагон – ты ее видел?
-Кого ее?
-Таню!
-Ну…
-Вышла она?
-Конечно!
-Как она выгрузилась?
-Там ей помог кто-то…
-Вот черт!
-А, что?
-Да я обещал помочь…
-Подумаешь! Давай быстрее! Помогай абрикосы фасовать. Мы тут с Леночкой утрахались уже…
Дальше все было как обычно – сумятица на каждой станции, абрикосы в ведрах, абрикосы под ногами, распухающие от купюр кармашки фартуков, обалделые глаза пассажиров, которых, беспардонно стряхивали с нижних полок, чтобы добраться до очередной партии абрикосов, рослая блондинка, путающаяся под ногами, которую бесцеремонно гоняли из угла в угол (какие уж тут церемонии, когда такие деньги), постоянно срываемый  - по пять, шесть раз – стоп-кран, Муса спрыгивающий на перрон и для острастки матерящий всех проводников. Шум, гам и деньги, деньги, деньги…. Уже на Анжерке расторговались. Усевшись на ведре, прямо в тамбуре – они расслабились.
-Ну, что? Вова – позвал Малко, чуть погодя, - оставим Леночку на вагоне, а сами –Very old tradition?
-Это, что? Что вы еще задумали?- Встрепенулась Леночка, которая, разморенная от усталости, сидела тут же, на ведре, и вытирала пот со лба.
-На нашем проводницком языке, - пояснил Малко, - это означает «очень старая традиция». Расторговавшись, идти отметить в ресторан на коньячок и горячее. Без женщин – добавил он, чтобы расставить все точки над и.
-Вот вы какие!? – Упрекнула Леночка.
-Да уж, такие!! – Отозвался на это Малко. – Ну, что идем  Вова?
-Надо! – Кивнул тот. – Посчитаем деньги и айда! По пути у турков «жоржика» перекупим, чтобы вагон убрал.
«Жоржиками» называли людей, которые просились в вагон без билета и без денег. Таких иногда брали и нещадно припахивали. Сейчас в восьмом вагоне, у родственников, Мусы такой «жоржик» был. Они переместились в двухместку и, закрывшись там принялись считать деньги.
-Пошло?
-Пошло! Ты крупные, а я мелочь.
Деньги, вываленные из фартуков покрывали весь стол. Когда их пересчитали, оказалось три тысячи восемьсот.
-Вова, кайф!!
-А ты как хотел, братуха?! Не зря же мы здесь трясемся.
Они радовались как дети, вместе с ними радовалась и Леночка – и чего ей-то радоваться? – Но таковы деньги! Деньги радуют всех! Даже тех, кому они не принадлежат.
-Разделим сразу?- Предложил Вовка.- Обратку на куянах и перегрузе проедем.
-Идет.
        Они быстро поделили купюры.
-Ну, идем?- Поднявшись, спросил Вовка.
-Вова, а мы ничего не забыли?
        Он пожал плечами:
-Да вроде нет…
-У меня такое чувство, что мы все-таки, что-то забыли…
-У меня тоже…
Они, напряженно думая, смотрели друг на друга, а Леночка с удивлением смотрела на них.
-Груши!!- Воскликнули они одновременно, и рванулись вперед.
Груши, как и предполагал Вовка, улетели без проблем. И все бы было ничего, если бы не одна картина, запомнившаяся Малко: Когда поезд отходил от очередной станции, Малко разглядел сидящую на корточках – возле стоящего на перроне ведра, с только, что проданными ими грушами – женщину. Быть может она была женою шахтера, быть может, шахтерской вдовой. Женщина перебирала рукой, твердые как камень, зеленые еще груши и, разглядывая их грустными глазами, о чем-то о своем думала. Наверное, о том, что она теперь будет делать со всем этим «добром».

               Стыдно – ах как, стыдно иногда бывает ездить!

К черту! Все к черту – думал Малко сидя с Вовкой в ресторане. – Проводник должен быть «волком». – Иначе нельзя! Да и к тому же через дней пять-шесть груши дозреют, и их можно будет есть – успокоил он себя.
-Почему у меня, муха дохлая в люля?- В рифму возмутился Вовка, пристально разглядывая содержимое своей тарелки.
        Малко отвлекся от своих мыслей, чтобы взглянуть на Вовкино люля.
-Да действительно!- Изумился он, приглядевшись – эй Жора! – Позвал, Малко повара – почему у Вовки муха в люля?
-Чего?- Откликнулся Жора.
-Иди сюда, козел!- Злобно закричал Малко.
-Зачем?
-Сейчас узнаешь…
-Не пойду – я занят, - невозмутимо отозвался Жора.
-Сейчас, Жора, я встану и дам тебе в пятак – пообещал Малко.
Обещание возымело действие: Жора, отирая руки о грязный фартук –         что напомнило Малко одну историю;
В деревне, где родился и вырос Малко, был деревенский дурачок Коля Хованский, по кличке «Грязной». Так вот этот Коля «Грязной» как-то на глазах у Малко, вытащил из кармана своих, соответствующих его прозвищу, штанов, помидор, круглый красный и блестящий, и отер его о штаны, помидор перестал блестеть!
-Че?
-Капче! Это, что такое?- Грозно спросил Малко – видишь?
-Это, муха, - также невозмутимо доложил Жора.
-Замени, - распорядился Малко.
-А кто платить будет? – Полюбопытствовал Жора.
-Царь Иоанн Федорович…
-Тогда не заменю.
        Малко почувствовал, что закипает.
-Жора, тебя давно били в рог? – Вкрадчиво спросил он.
        Вопрос для Жоры был не из числа приятных…
-Ну? Ты, почему людей мухами кормишь, свинья?
        Жора молча забрал у Вовки тарелку и пошел менять люля.
-Пожирнее  там, - крикнул вслед ему Вовка…
-Сядь, - приказал Малко Жоре, когда тот заменил люля кебаб.
        Жора послушно сел.
-Людей, Жора нужно уважать – начал читать нотацию Малко – если люди, Жора на тебя обидятся, они однажды могут тебя порвать. Ты меня понимаешь? – Задушевно спросил он.
-Да конечно – согласился Жора.
-Это другое дело, Жора. И вообще Жора, хороший человек должен мыться два раза в день, как минимум, утром и вечером, а по утрам еще и зубы чистить. Особенно, если этот человек – повар. Ты со мной согласен?
Вовка молча поглощал люля – в осадку коньячку, и наслаждался беседой. Ему нравилось, как Малко выражает свои мысли
-Ты чего молчишь, бык? – Дернул Малко Жору.
-Я слушаю, - пробасил тот.
-И правильно делаешь, - одобрил Малко. – Так вот, Жора, если ты еще раз плохо обслужишь меня или моего напарника, я тебя самого в муху превращу. Понял?
-Понял.
-Ладно. Ну, а теперь ступай отсюдова с Богом.

 Ах, как любят проводники наезжать на непроводников

Толик с Вовкой никуда не спешили – теперь им некуда было спешить. Времени было чуть более часу дня, и до прибытия в Красноярск оставалось около трех часов. Теперь ничто не могло их потревожить – на оставшихся перегонах было лишь несколько маленьких станций, на которых, как правило, никто в поезд не садился; - ни пассажиры, ни ревизоры, а главное свое дело  - продажу фруктов они уже сделали. И  - по сути дела – этот рейс для них уже заканчивался, осталось только доехать до дому, а они-то доедут! Уж будьте уверены. Весь смысл их поездок на Красноярск, заключался в этих немногих часах – с шести утра и до обеда, - в том времени, когда шла эта сумасшедшая торговля. Ради этих  немногих часов, они стремились попасть на эту  линию  (и попали)  ради них они суетились на  перестоях, закупая фрукты, на  базарах, нанимая транспорт, таская их на своем горбу. Ради этого они унижались и платили дойки – все, ради этого золотого времени. Но на этот раз – все было позади. Теперь, они, могли  себе позволить,  неторопливо  попивать коньячок,  вприкуску  с остывающем  люля, теперь они могли беззаботно глазеть на виды, с  бешеной  скоростью  пролетающие  за окном. –  Поезд наверствовал упущенное  время  из-за торговых операций проводников!
Толик Малко больше всего в своей работе ценил именно это – такое тихое! – время. Теперь можно было ни о чем не волноваться, ничего не опасаться. Не нужно, каждые два часа бегать по купе и проверять в каком состоянии фрукты, не нужно носиться за ревизорскими «дойками», не нужно переживать за будущие результаты предстоящей торговли. Теперь эти результаты, что называется, были «налицо», а лучше сказать, на животе: подсумок с деньгами приятно подогревал Толькины внутренности. «И, что еще нужно человеку для счастья?» Думал Малко, глядя в окно. И отвечал сам себе: хороший дом, хорошая жена, немного денег, но так, чтобы на постоянку – и по одной новой телке на каждую неделю. А жениться? Нет, на хрена мне это надо? Вон подженился совсем недавно, и, что из этого вышло. Нет Толик Малко больше такой глупости не сделает. За окном в летнем тепле и зелени утопала русская Сибирь, простираясь на необъятные пространства. Малко подумал, что в Красноярске, ему на этот раз придеться тусоваться в одиночестве, так как Вовка собрался ехать с Леночкой – та обещала ему достать какие-то крутые конфеты. Ничего! Он – Малко – сам прошвырнется по городу, попьет пивка,  поищет вяленной воблочки под Новосибирское пиво – Новосибирск будет на обратке около одиннадцати часов дня (ох и вкусное там пиво), поглазеет на Красноярских девочек - хороши телки в Красноярске – все белокурые! Какой  контраст с Алма-Атой, но знакомиться ни с кем не будет:  Во-первых – это бессмысленно, а во- вторых  Малко знал, что ни в одном городе мира, чужих не любят, они – чужие – попросту нигде не нужны, везде своих хватает. (Да Малко и сам недолюбливал  приезжих в своем родном городе). И кого-то он должен трахнуть на обратке. Тем более что с Танькой такой облом вышел. Хорошо-что не узнал никто. А то насмешек не оберешься. А ведь и трахнет он кого-нибудь пожалуй. На дороге проводник в цене! На дороге он – Царь и Бог! И неважно, откуда он родом, и откуда она. Важно, что они очутились в дороге!

Хорошо! – Ах, как хорошо было ездить!

Она садилась в Красноярске, ее провожал муж. Ей было двадцать пять, мужу немногим больше. Наверное, он был наивен, и, наверное, обожал ее. До последней минуты, до отхода поезда они обнимались на перроне. Он, что-то ласково нашептывал ей на ушко, и с тоской поглядывал на Малко с Вовкой, крикливо качающих деньги за перегруз, с пассажиров. Как будто, что-то предчувствовал, как будто, что-то предвидел. Она тоже косилась на проводников. Она ехала по детским проблемам. Ей нужно было забрать ребенка из Новосибирска от чьей-то бабушки – своей, мужа или, быть может чертовой. Ее звали Олесей. Она пришла в двухместку за комплектом белья, и осталась там до утра. С Малко. Вовку она отшила сразу. Он не обижался – ушел спать на освободившуюся от груза полку, в служебку. Она была веселой и ласковой. Поутру Малко захотел спать и, разбудив Вовку, отправил ее в купе. В Новосибирске они с Олесей должны были попрощаться – этого не случилось – Вовка попросту не позволил Олесе разбудить Малко. Так он заботился о напарнике. Что ж может быть он и прав – ведь Малко с Олесей никогда не суждено было свидеться. Зато ночью он был на высоте! А прощания – это все сантименты. Увы, такова дорога. Но зато как приятно, утомившись от любви, под утро заснуть крепким и освежающим и целебным сном, чтобы проснувшись – днем, где-нибудь на полдороге между Новосибирском и Бердском, загрузить желудок изрядной порцией Новосибирского пива и Красноярской воблой.

         Ах, как приятно было ездить! И аж иногда млел от удовольствия – ну, просто пальчики оближешь!

         -Проводникам прибыть с отчетом в штабной вагон! – Громыхнуло по поездной трансляции.
Поезд подходил к Капчагаю, и пора было идти в штабной вагон отчитываться – за чай, за белье, за дорожные ведомости, но самое главное – нужно было подоиться начальнику поезда.
-Ну, что Вова, - зазвал Малко напарника на совет, - Сколько отстегивать будем Мусе?
        Вовка покривился:
-Триста дадим и хватит…
-Ты, что Вова! Мы в прошлый рейс ему столько дали…
-Вот и в этот столько же…
-Вова, кончай шутить, мы с тобой пять штук на этот раз сделали. Ты, что думаешь, Муса дурак? Нет, Вова, Муса далеко не дурак. Ты думаешь, он ничего не замечает? Пятьсот надо давать как минимум…
-Да пошел он на фиг, турок вонючий. Подавится он с пятисот!
-Нет, Вова не подавится, а вот вонючим ты сам можешь стать, когда будешь в резерве «колготки» менять. (Так на проводницком сленге означало замена тормозных колодок на вагонах. На ходу поезда все нечистоты из туалетов, оседали в основном на этих самых колодках). Но Вовка уперся.
-Тогда, вот, что, ты сам к Мусе на отчет иди…
-И схожу!
-И сходи…
На том и порешили.… Через пять минут после возвращения Вовки из штабного вагона, трансляция снова ожила:
-Помощнику начальника поезда срочно прибыть в штабной вагон!
-Что это вдруг?- Удивился Малко, - Вовка, ты не знаешь?
-Откуда я знаю?
-На отчете Муса ничего не говорил?
-Нет.
-А насчет дойки не возникал?
-Нет.
-Что – так молча и принял?
-Да.
        Малко пожал плечами:
-Странно, - и пошел в штабной вагон.
-А, Толяша! – Приветствовал его Быков – ты чего на отчет, вместо себя, Вовку прислал?
-А какая разница?
-Да разницы особой, скажем, и нет, но обычно же ты приходишь.
-А сегодня решили, что Вовка пойдет.
        Малко немного помялся возле Быкова:
-Саня, ты не знаешь, зачем меня Муса вызывал?
Быков, разговаривая с Малко правил проводницкие ведомости. Услышав вопрос, он отложил бумаги в сторону:
-Вы, почему, Толяша так мало подоились? – Шепотом спросил он.
-Почему, почему… - также шепотом ответил Малко – вот посоветовались и решили…
-Кто решил, ты или Вовка?
        Малко замялся с ответом:
-Вообще-то я больше хотел, но… Вовка против был.
-Таак! – Протянул Быков. – Мы так и думали.
-Мы? – переспросил Малко.
-Ну да, мы. То есть мы с Мусой.  Быков поднялся.
-Ладно, побудь здесь, а я к Мусе загляну, - и вышел из служебки.
-Толик!  Позвал он громко, минут через пять.  Поди-ка сюда!
        Малко вошел в купе Мусы. Муса встретил его хмурым взглядом:
-Садись.
        Малко сел.
-Что Толик, плохо ездишь? Бедствуешь?
-Да нет. Что ты Муса! Все хорошо.
-Так какого же хрена вы мне копейки суете? Вам денег мало? Да?
-Муса, я же Сане объяснил…
-Ты мне сам скажи, - перебил Муса. – Сколько сделали в этом рейсе? Только честно!
        Малко кашлянул:
-Ну, со штук пять наберется…
        Муса с Быковым переглянулись.
-И то, наверное, приврал. А?
-Нет, нет, что ты Муса – даже привстал с полки Малко – как на духу!
-А кто предложил триста доиться? А? Отвечай!
Малко нехорошим словом подумал о Вовкиной жадности. Ему-то, что – а я тут как партизан на допросе. Он мялся с ответом. Не хотелось ему подставлять напарника, но его прижали:
-Отвечай, кому говорят! Этот уйгур долбанный? Да?
        Быков прикоснулся к плечу Малко:
-Толик, ты не ломайся, а говори все как есть. Дело серьезное.
-Ну да. Он. – Нехотя сказал он.
-А ты сколько хотел?
-Я – пятьсот…
Быков с Мусой снова переглянулись. Дело в том, что в резерве существовали негласные расценки. Со штуки надо было давать сто. Об этом все знали, и считали это справедливым. Конечно, проводникам еще много нужно было платить, но остаток все равно составлял приличную сумму, полторы, две штуки на брата. Так, что жлобиться особо не приходилось. Это было невыгодно. И Вовка об этом знал очень хорошо.
-Ладно! – Хлопнул Муса, его по плечу. – Иди. Ты все понял?
-Да.
И Малко пошел в свой вагон.

Скверно – ах как скверно бывает на душе у некоторых проводников – иногда…

     В следующий рейс Малко поехал в одно лицо – Вовку сняли за пять минут до выезда (за якобы выгоревшие на солнце погоны), а напарника подобрать в резерве естественно не успели. Дорогой Малко парился – ничего в одиночку не успевал (дойки-то все равно ему приходилось собирать). Когда началась торговля, отсутствие Вовки сказалось еще больше. Малко едва успел распродать треть груза. Когда на обратном пути, приоткрыв лючок на сцепке, он выбрасывал испорченные абрикосы на шпалы, то материл себя последними словами, какие только знал. И стелилась вслед поезду оранжевая абрикосовая дорожка между рельсами – знак его – Малко минутной слабости и беспомощности.
«Уйду, к чертовой матери эту дорогу – думал Толик, лежа на полке, когда, попросив соседей посмотреть за вагоном, сам решил поспать немного, - в гробу я видел эту работу, « шептал он сам себе уже засыпая.
И снилось ему, что стал он очень и очень большим – таким, как сама планета Земля, и что оттолкнулся он от Земли и шагнул во вселенную, и она приняла его, и пошел вдоль по ней – все дальше и дальше от Земли – туда, куда не ходят поезда, туда где не собираются дойки, туда где можно легко дышать и беззаботно думать о чем угодно. И он ушел далеко, далеко – в самые глубины вселенной, и, остановившись там оглянулся на Землю, которая была маленькой как человеческое сердце, красное и горячее, - словно колючей проволокой увитое сетью железных дорог, от которых было больно. Малко, даже во сне почти физически почувствовал, как больно Земле. И вдруг оттуда – от самой Земли – раздался негромкий голос. Малко прислушался и рассмеялся, так ему вдруг стало легко и беззаботно: он узнал голос своего друга, Булата. Оказывается, изумился Малко, Земля притягивает нас голосами наших близких. Он прислушался еще и различил слова:
-Где ты? Анатолий Васильевич, где ты дружище мой? Ты нужен мне! И тогда Малко решил вернуться. И вовремя. Поезд подходил к Алма-Ате.
А Булка тем временем, стоял на перроне второго вокзала, и, вглядываясь туда, откуда должен был прибыть поезд, шептал про себя эти самые слова:
-Где ты? Анатолий Васильевич, где ты дружище мой?
В кармане у него стояла бутылка хорошего коньяка, в пакете, что в руках, была баночка с черной икрой, нарезанный белый хлеб, лимончик, маслины и так еще кое-что. Он знал, что любит, его друг и приготовил, все с великим тщанием и старанием. Он встречал его с поездки! Он  Булка, - знал, что они будут делать, о чем говорить, что рассказывать и наслаждался этим знанием, ему нетерпелось рассказать своему другу, что произошло за эту неделю, а произошло многое, он хотел узнать мнение своего друга об этих событиях. Поскольку ценил мнение своего друга. Булат знал, что друг скажет правду, не всегда может быть и приятную, но правду. И они вместе, разберут все по косточкам, и решат, как нужно поступать дальше. Они будут долго сидеть и, попивая коньячок, говорить и говорить, иногда перебивая друг друга, иногда не соглашаясь, споря и убеждая. Но, никогда, при этом,  не унижая  и не оскорбляя друг друга. Они оба любили эти встречи и эти беседы, потому-что они становились богаче. Богаче знаниями, богаче духом. При всём при том, никогда не повторяясь и не обсуждая одну и ту же тему дважды. И так уже продолжалось много лет, отчего их дружба только крепла. А с Вовкой их пути разошлись. Вовка долго менял «колготки» на вагонах,  а Малко, тем временем поехал в «азбуку».
 Но перед «азбукой» его послали в рейс на прицепном вагоне в город Кисловодск. Так совпало что его друзья Толик Анедченко и Сашка Мулдахметов как раз собрались ехать дикарями на Чёрное море в городок Судак. И Толик уехал, а вот Сашка каким-то образом не успел, и обратился ко мне чтобы я его подвёз хотя бы до Кисловодска.
Нет проблем. – сказал я ему - завтра подходи на вокзал к 10 утра, и поедем.
-Договорились!
Но Сашка к отправлению поезда не пришёл. Я так понял что он передумал, но каково же было моё удивление когда на перроне Кызыл-Орды (а это в сутках езды от Алма-Аты) я увидел своего товарища с небольшим рюкзачком за плечами!
-Сашка! – Закричал я – ты как здесь оказался?
-Как, как? На самолёте прилетел. К поезду-то я опоздал, вот и пришлось догонять.
-Ну хорошо. Пойдём в вагон.
Уже в дороге мы немного выпили, а потом Сашка читал свои стихи (он поэт), причем стихи замечательные. Доехали до Кисловодска и я распрощался с Сашкой. А он на автобусе добрался до Судака и встретился с Анедченко. Мы впоследствии долго вспоминали этот случай.

                АЗБУКА

       Так назывались литерные поезда, которые  Министерство обороны арендовало у Министерства путей сообщения, для перевозки воинского контингента, т. е. солдат офицеров и новобранцев. Новобранцев в первую очередь. И присваивались этим поездам не только номера, а еще и литера, от А до Я, поэтому-то и называли  их проводники «Азбукой». Азбука, вообще было выгодное предприятие, правда, ездить приходилось подолгу, месяц, а то и два, а то и три. И собирались в эту азбуку основательно. Оборудовали вагоны, мастерили тайники, для водки (это была основная статья дохода) закупали продукты, брали теплые вещи, лекарства, и еще многое другое, уезжали-то надолго и колесили по всему необъятному Советскому Союзу. Взять хотя бы маршрут Малко – от Алма-Аты они поехали в Целиноград, там погрузились, и поехали в Ташкент, выгрузились, потом там же загрузились и поехали в Ленинград, из Ленинграда поехали в Тбилиси, с новобранцами же, оттуда во Владивосток, с грузинскими новобранцами.
О, это была веселая поездка. Грузины пили водку как лошади. Малко едва успевал тариться на больших станциях, так, как и остановок-то было мало, да и стояли недолго. Расписания ведь никакого, и определить где и сколько будем стоять, никто не мог, кроме конечно, военного коменданта станции. Но до него было далеко, и поэтому нередки были случаи когда, проводник, возвращаясь из магазина, затаренный водкой под завязку, не находил своего состава на станции. Отставал, стало быть. Но Малко, примерно вычислял, где и сколько состав будет стоять. Дело в том, что состав был все же пассажирский, и хотя новобранцы не люди, но все им нужно было пить, умываться, оправляться и сидеть в тепле, в конце концов.  А  для этого надо, периодически  заправлять вагон водой, углем, брикетами для топки титана, менять тормозные колодки, осматривать колесные пары и  т. д.  А  это  все можно было сделать только на больших станциях и на специальных путях, предназначенных для пассажирских поездов, то есть там, где и магазин мог быть недалеко, и под составы нырять не надо, и затариться можно без особого риска, отстать от своего поезда, потому-что на обслуживание состава уходило минут тридцать-сорок. А за это время можно было и на такси съездить за водкой, таксисты, правда ломили двойную цену, но игра стоила свеч. Водка стоила в вагоне десять, а то и пятнадцать рублей по мере убывания, а в магазине, как Вы изволите помнить, три рубля шестьдесят две копейки. И водка-то была хорошая, не то, что сейчас одно палево, которую, выпив можно и ласты завернуть. В вагон, то есть пассажирский вагон старой постройки, в котором было семьдесят шесть мест, набивали по сто десять, а то и по сто двадцать, новобранцев и они ехали в страшной тесноте и духоте, сами понимаете в каком настроении, да еще всю дорогу пили водку, естественно дрались между собой, ломали двери, били стекла, гадили куда попало, блевали во все углы, туалет-то был на всех них только один. В свой туалет проводники их не пускали, и держали его постоянно закрытым. Так, что в вагоне атмосфера была та еще, как в газовой камере. Уверяю Вас!               
Каждый вагон сопровождал один офицер и пара солдат, и для них было  выделено первое купе, но нередко предпринимали поползновения занять двухместку, что в корне пресекалось проводниками, на том основании, что это, дескать, мое рабочее место и по железнодорожному уставу, посторонних здесь быть не должно. Офицеры понимали, что такое устав, и что положено, а что не положено и смирялись со своей участью, которую Малко, по своей доброте, смягчал водочкой, но это только вначале, а потом их поили новобранцы, да так, что они, т.е. офицеры, вообще не просыхали, а один из них, даже сдал Малко на хранение свое оружие – пистолет «ТТ», так как боялся его потерять. Малко, конечно его принял, и спрятал в тайник, предназначенный для водки, который сам и смастерил, взяв с собой необходимые инструменты. Тайник получился на загляденье, и под рукой и емкий (в него входило два ящика водки), и даже дотошный комендант поезда не смог его обнаружить, хотя и утверждал, что де знает все проводницкие уловки и, мол, если найдет, у кого водку то тому не поздоровится. И действительно, он нашел у одного проводника такой тайник и всю обнаруженную водку приказал доставить к себе в купе, дабы составить, якобы акт, и уже после этого не выходил из своего купе до самого Владивостока. Но он не знал, что все это было подстроено специально, и что сам Малко собирал по составу водку, и что тайник они смастерили так, чтобы он мог быть обнаружен!
Прибыв во Владивосток, Малко, со своим соседом по составу, Ильей, наняв небольшую бригаду ремонтников, и поручив им привести ихние вагоны в порядок, сами решили осмотреть город Владивосток.
У Малко был особый интерес к этому городу. Он знал, что в этом городе служил его отец Малко Василий Филиппович, перед войной и дома была старая фотография, где он был изображен в полной парадной форме с сержантскими нашивками и с гордым поворотом головы.
В городе они потерялись и вернулись в свои вагоны поодиночке замерзнувшие, голодные и уставшие. Накатив соточку, Малко решил закусить ее балычком, который он специально, купил для дома так сказать, и семьи к новому году. Отрезав кусочек балыка, Малко съел его. Балык ему так понравился, что он не смог остановиться пока не съел его всего, думая, что завтра же он пойдет и купит два, а то и три балыка. Но ночью состав неожиданно дернулся, и его начали перетаскивать по разъездным путям, выводя на главный путь. И, прости, прощай город Владивосток! Малко с грустью смотрел, на проносящийся мимо берег Тихого океана, коря себя за то, что не удержался, и сожрал весь балык, и за то, что не купил сразу больше. Никогда в жизни ему больше не приходилось кушать такой вкуснятины! Конечно, случалось ему кушать вещи и повкуснее, но тот балык, Малко запомнил навсегда! Так всегда бывает, мы, думая, что у нас всегда может быть в жизни много балыка и еще много чего другого, не ценим того, что есть. Да друзья мои, в жизни все бывает только раз! И балык, и любовь и счастье. Но мы не задумываемся о том, что счастье как и здоровье, не длится вечно. Пока оно есть, его не замечаешь!
        В тамбуре послышался стук переходной двери. Ехали, они из Владивостока, порожняком и поэтому стук означал, что к нему кто-то идет. Это был сосед Илья. Он был веселый разбитной парень, проводником он работал недавно, и поэтому часто обращался к Малко за советом и помощью. На этот раз он шел к Малко, с бутылками, японской водки «саке», ямайским ромом, и еще какого-то экзотического напитка с корнем Женьшень внутри. Всю эту гадость он набрал во Владивостоке, потому-что раньше, он вообще никогда не видел таких напитков, и ему хотелось их попробовать. Саке уже было открыто, но, Илье оно не понравилось. Вкус у него был уж очень специфическим, как объяснил он. Малко сказал ему, что японцы пьют саке подогретым, и, что его, мол, надо перед употреблением подогреть. Что Илья и сделал, но выпив теплую японскую водку, он чуть не задохнулся и едва успел добежать до туалета. Там его вывернуло наизнанку. Вытирая сопли и слезы, он заявил, что подобной гадости он еще никогда не пил, и предложил Малко перейти к рому. Ром оказался немногим лучше японской водки, и дал им сильнейшую отрыжку какими-то пряностями, от которых даже голова кружилась. И они отказались и от рома и решили перейти к экзотическому напитку с Женьшенем внутри. Но этот напиток оказался еще хуже двух предыдущих, вызвав у них сильнейшую изжогу и какое-то брожение в желудке. Толик предложил Илье перейти на водку. Нашу советскую. Водка, после дегустации экзотических напитков, показалась им совершенными сливками, и, выпив по доброму стакану, они заключили, что лучше нашей водки, ничего в мире нет!
        Поезд, тем временем, проследовал Хабаровск и углубился в глухую необъятную Сибирскую тайгу. И вот тут-то они чуть не совершили роковую ошибку. Ошибка, эта могла стоить им жизни. А все Илья, но и Малко, честно говоря, пребывая в эйфорическом настроении, не усмотрел в этом никакой опасности. А опасность была, и если-бы не расторопность Малко, неизвестно чем-бы это все кончилось.
        Между Хабаровском и Ерофей Павловичем (это такая станция) было около полутора тысяч километров пути. Путь был двойной, на очень высокой насыпи, тяга электрическая и поезда шли на этом участке, очень быстро и практически никогда не останавливались. Но где-то на середине этого пути, поезд вдруг замедлил ход и остановился. Была ясная морозная ночь, и с высокой насыпи, из вагона, было хорошо видно величественную Сибирскую тайгу. Аккуратные елочки, из тайги подбегали к самой насыпи и красовались опушенные искрящимся, в свете полной луны, снегом. Зрелище, было какое-то торжественное и праздничное, да и к Новому году дело шло. И вот тут то, Илья и предложил Малко, срубить пару елочек. Домой, мол, привезем, к самому Новому году, убеждал он, Малко. И тот согласился.
        Тут надо пояснить, что ехали они в последнем вагоне, вся бригада спала, отдыхая после трудного рейса, но проводник последнего вагона, согласно железнодорожному уставу, спать не должен, он был в этот момент не только проводником, а и главным кондуктором, со всеми  вытекающими из этого, обязанностями, как-то:
        Следить за исправностью и чистотой хвостовых огней, встречать и провожать каждую станцию, давать отмашку, флажком или фонарем, машинисту на проверку тормозов, без его разрешающего сигнала машинист не должен был бы даже трогаться с места. Поэтому Малко и согласился. Он знал, что машинист, после каждой остановки, обязательно даст ему сигнал на проверку тормозов, а, убедившись, что тормозные колодки последней колесной пары, сработали, он даст ответный сигнал машинисту, что, мол, все в порядке и можно следовать дальше. Машинист обязан дать один длинный гудок, и, только после этого, трогаться с места. Таков порядок.
        Но этот, казалось бы, незыблемый железный порядок, был нарушен. Машинист, скотина, не дал даже гудка к отправлению, а сразу тронулся с места, не проверив даже тормоза. Малко краем глаза увидел, как поплыли хвостовые огни его родного вагона. На секунду он опешил, а потом, закричав, что было мочи:
       -Илья! Состав пошел!!! – Бросив топор и елку, которую уже успел срубить, кинулся догонять вагон. Скользя, спотыкаясь и падая, он из последних сил смог дотянуться до концевого крана и открыть его. Давление в тормозной системе поезда мгновенно упало, так же мгновенно сработали тормоза и поезд остановился… Малко, стоял, держась за ручку концевого крана, как бы еще не веря, что они спасены, и тяжело переводил дух… Илья, не спеша, подобрал топор и елку, приблизился.
       -Прячь топоры и елки Илюха! – Закричал ему Малко, - сейчас сюда машинист прибежит. Ну, я ему устрою козью морду!
Высказав машинисту все, что он о нем  и его родне думал, Малко поднялся в вагон и дал сигнал к отправлению. Когда поезд пошел, он налил себе и Илье, по стакану саке, и выпил, совершенно не почувствовав ни вкуса ни запаха. Японская водка оказалась как раз тем самым успокаивающим средством к такому случаю. Дальше они ехали без особых приключений вскоре прибыли на станцию Даурия. Это была последняя станция на территории Советского Союза. Находилась она на стыке китайской, монгольской и советской границ. Там им предстояло взять на борт дембелей, со всего участка границы, и доставить их в Новосибирск. Кстати, когда они уже отправлялись, со станции Даурия, Малко запомнился один случай;
        Поезд подтягивался уже к последней стрелке, когда Малко стоя с флажком в руке, в тамбуре, вдруг увидел бежавшего со всех сил капитана. Капитан, чувствовалось, был в хорошей спортивной форме, это было видно по тому как он все время наращивал скорость догоняя состав. В последний момент, зацепившись за поручень и подтянувшись на руках, он рывком запрыгнул в тамбур.
       -Фу! – Выдохнул он, обращаясь к Малко – до Читы доедем командир?
      -Доедем – обнадежил его Малко - да Вы товарищ капитан заходите в служебку.
       -По стаканчику? – Предложил он в служебке.
      -С удовольствием!
       -По службе в Читу? – Спросил Малко, после того как они выпили и закусили.
      - Да нет. Жениться еду.
      -Как!? Что невеста ждёт?– Воскликнул Малко.
      -Да какая там невеста? Ты, понимаешь, командир, возраст у меня капитанский, а жены до сих пор нет. Баб в гарнизоне раз два и обчелся, да и все заняты, а семью заводить надо, вот и езжу каждый раз после боевого дежурства в Читу жениться. Есть всего три дня, и за это время я должен найти подходящую девушку, и жениться. В прошлые разы я слишком привередничал, а сейчас невмоготу стало, женюсь на первой же попавшейся!
      -Д-а-а… - протянул Малко – ситуация…Удачи капитан!
       В Чите, попрощавшись с капитаном, Малко долго сидел в служебке, размышляя о судьбах офицеров Советской армии. На ком он женится было в общем-то ясно, но может быть ему и повезет. Дай Бог!
Через эту же станцию, Даурия, оказывается, проходил  экспресс Москва – Пекин. Малко и не подозревал, что после напряженных отношений с Китаем, железнодорожное сообщение все-таки существует. Правда, в Китай состав шел в укороченном виде. В нем оставались только спальные вагоны с дипломатами на борту, а все остальные, включая и ресторан, оставались на Советской территории. За составом же с Китайской стороны приходил Паровоз! Да! Это был Паровоз с большой буквы. Таких Малко не доводилось видеть никогда!
Он пыхтел, пускал длинные усы пара, вращал красными колесами с желтыми штангами, и казалось, поводил черными лоснящимися боками, трепетал красным китайским флагом над зеленой будкой машиниста, словно застоявшийся жеребец. Целая бригада китайцев, в синих маоцзедуновских куртках хлопотливо суетились вокруг него. А он, важный и величественный спокойно стоял, позволяя себя обхаживать. Каждая деталь на нем блестела и сверкала чистотой, казалось бы, немыслимой на паровозах вообще. Каждая медяшка была надраена до золотого блеска, и был он весь нарядный и торжественный, словно король на дипломатическом приеме. И он, похоже, сознавал эту свою важность величавость и неповторимость и держался, свысока поглядывая на своих приближенных.
Малко долго стоял и созерцал эту красоту, пока паровоз не прицепили к составу. Дав густой басовитый гудок, он глубоко вздохнул и, выпуская белоснежные струйки пара, укатил в поднебесную, унося с собой частицу Малко.

 Красиво! – Ах, как красиво иногда бывает на дороге!
               


                Малык А.В.
                2003 г.