василий иванович
(Василий мой старший брат).Я долго искал его в своих рассказах. Дурень, как- то всё потерял. Все справки, приказы, выписки. Поэтому придется писать заново. А что я вспомню теперь по прошествии нескольких проскочивших лет?
Что интересно так то, что я был «большим» уже, когда мы с Василием встречались- мне- чудаку, шел девятый год.
Начну с воспоминаний.
Помню Василия и Анну, когда они грызли науку в четвертом и пятом классах в нашей средней школе. У них разница в годах была маленькая- Васлий с 1926 года- апрель, а Анна – ноябрь следующего 1927 года.
Начальная школа «4- класса» была в деревне «2-е Скородное», у нас, средняя- в центре села, в доме бывшего нашего барина Барнышова.
Село представляло собой четыре деревни и три хутора, расположенных по бокам нашей небольшой речушки Снова. Это тогда был центр нашего обитания. Там когда- то была и церковь Козьмы и Домиана, но к данному моменту от нее остались только одни ломанные кирпичи. Там внизу на речке была запруда и водяная мельница.
Старшие классы ходили именно туда, во «2е- Новоспаское», на другом берегу нашей речки. Там в бывшем барском доме и располагалась единственная Средняя школа всего нашего Золотухинского района. Район был боль0ой. В период учебы и каждую зиму у нас было шумно- со всего этого района, в радиусе 12- 15 км стекались ученики и селились кто где мог. Деревня имела хоть малые заработки. Своего рода туристы.
Помню, как я «работал» по книжкам и тетрадям этих учеников.. Я в них рисовал!
Закрашивал химическим карандашом не понравившиеся мне картинки. Впрочем, мне было все равно кого закрасить и я даже не смотрел на дядек, кого надо было замалевать или закрасить тампончиком с ваткой, разбавленными чернилами.
Чернила готовили сами школяры из таблеток которыми торговал базар.. Красивые чернила получались- фиолетовые, да еще с золотистым отливм, если добавить немного сахара или бурячного сока. Сам я тоже был, как и картинки в чернилах и меня иногда отмывала мама. Да такой жесткой мочалкой что приходилось кричать. Это были лыки с нашей липы.
Иногда получал от Василия подзатыльник, а Анна плакала, когда я закрасил лысого дедушку с бородой.
Они ходили в разные классы, но в одну школу, он в шестой, а Анна в пятый.
Но это бывало зимой, около трехлинейной керосиновой лампы, где отец читал газет «Сталинский клич» или «Курскую правду», мама штопала наши потрепанные шмотки.
А по лету мы успешно помогали родителям в хозяйстве и конечно развлекались по- летнему- шалили босоногие гаврики как могли.
Василий был в команде по уходу за колхозными лошадьми и гонял их на пастбище в ночное. Он сидел на серой кобылке и впереди подгонял тройку других. Кони животные хорошие, послушные, не торопливые, но тоже могли испортить посевы с понравившимся им кормом- вытоптать и сожрать за ночь приличное поле гороха или вики. Потому их пасли пацаны, которым на ночное платили пол- трудодня. Да и пацаны были уже подросшие, Василию было 11 или 12 лет.
Так вот их пасли двое. «взрослых» парней, да и пастбище было рядом с небольшим леском, в двух километрах от дома.. По хорошей погоде меня брали на это дело в ночное и мы работали втроём. Конечно было скучно проводить вечернее время в бездельи, в полной тишине, и мы изучали природу- там гоняли суслика или тушканчика, иногда ловили и убивали их просто так, как вредителей.
Шкурки суслика тогда принимались государством, но дешево и смысла снимать их и потом выхаживать для сушки- это
не малый труд и мы этим не занимались.
У этих коневодов на склоне леска был даже свой шалаш, где мы спали на сухом сене. На ночь перед сном ложили свежую ветку серой полыни- от блох и комаров. Ночи помню были замечательные, теплые, звездные, и тихие- тихие. Ночь казалась длинна и конечно хотелось поесть.
Еду брали из дома- бутылку молока и ломоть хлеба из ржаной крупномолотой муки домашнего приготовления.
И вот однажды Василий, не спрося родителей, взял с собой два куриных яйца. А я то мамин шпион!- расскажу- говорю маме о таком преступлении. Но Василий убедил меня, что он не брал яиц дома, а нашел будто гнездо куропатки. --Хочешь покажу!
Но я не знал перепёлку или куропатку, так и поверил, что у нее такие же яйца как у куриц. Да это ведь была уже тёмная ночь и идти куда- то рассматривать гнездо я не решился. Так и съели два «перепелиных» яйца.
Причем у них там была и соль в обломке от бутылки, да не просто камень, а уже круто облизанный колхозными коровками. И эта соль была найдена на месте бывшего коровника, в яслях. Других источников соли у нас не было и соль ценилась дорого.
Когда не было ещё темно мы занимались разным. Лошадки смирные, паслись спокойно, иногда слышен был их храп..
В этот раз мы гоняли тушканчика.
С длинными задними лапами этот зверёк был очень быстр и шустр, как- то напоминая маленького зайчика, а по форме
задних лап- кенгуру. Мы бегали за ним пока не стемнело и он потерялся потом у нас в траве.
Обычно эти пастухи занимались другим. Они ловили сусликов и сняв шкурку пекли на костре в глине их тушки и лакомились. Но это считалось в народе- опоганиться, и при мне вот такого они позволить себе не могли.
Ловили сусликов просто. Найдя норку накладывали петлю кнута по периметру норы и залегали неподалёку ждать, когда он покажется. Рывок кнута и ошалевший суслик летит метров на десять. Тут удар о землю, еще удар и суслик обмяк. Дальше они знали, что делать. Шкурки они сушили на рогатках и сдавали в Сельпо за деньги или меняли на что- то нужное- рыболовные крючки, спички, пакетик конфет, складной ножичек.
Да мало ли у них было других мальчишечьих нужд.
Во время, ближе к оккупации, было сложнее. Парень большой! Рассматривая его тетрадки видел я в них рисуночки его рукой- девичья головка в шапке шестиклинке и курносый носик. Это точно была девочка с ближайшего хутора. Значит он к ней был уже не равнодушен. Значит взрослел братуха.
Настала эта война.
Все партийные и советские исчезли. Стада коров, овец куда- то угнали. Опустели сараи и закуты. Опустели клубы, сельсоветы, брошены библиотеки. Власти не стало никакой!
Народишко разбаловался сразу. Он понимал, что деться ему некуда, даже если его будут казнить. Тащил домой все подряд, разбирая и колхозные постройки. На полях брошена сельхозтехника- снимай что тебе надо. А в деревне нужд было много.
Организовывались небольшие банды для прокормежки из негодных к строю людей, подросших пацанов, инвалидов, да девки активничали порой не хуже парней. Строевой народ тоже поредел- одни бежали от немцев, другие мобилизовались и тоже ушли, куда мы не знаем. Чаще этими группами руководили женщины.
Я помню одну из них- это была двадцатилетняя девка по имени Сонечка. Ну прямо как в Одессе! Она была красива и одевалась с шиком. Взрослого населения почти не оставалось. Остались пара стариков, да мой отец инвалид прошлой войны. Да кое где наблюдались недоросли в 13- 15 лет. Они то в основном и активничали.
Но были и покрупнее шайки- ими руководили видимо дезертиры или люди здоровые, но кто они? Эти отряды были мобильными и ходили под видом вроде бы партизан, конечно отбирая еду и одежду у населения, почти немощного. В отличие от первых- те воровали, тайно и даже помню стеснялись показываться на людях. Но тут надо отдать должное нашим бабам- они отстаивали наши ценности и дрались с этими мародерами не взирая на личности и силу противника. Об этом я уже где –то писал.
Немцы пришли в лето сорок первого, установили свои порядки- я не буду об этом. Парней и девок покрепче вывозили в Рейх на работы. Они если возвратились позже, но далеко не все.некоторые остались в Германии
Родители наши берегли Василия, за него на общественных работах отдувалась Анна. Василий был парень крупный.
Каждый двор должен был выставлять хотя бы одного человека на эти общественные работы. Они мостили дороги бревнами из ближайшего леса, и ими руководил староста- как правило человек не знакомый народу, видимо из какой- то соседней деревни. В этом был какой- то резон!
Но вот в марте 1943 нашу территорию освободили. Около полутора лет мы были в оккупации. Особых зверств я не знаю, ну разве что не нравились расстрелы наших юродивых. Были в каждой деревне по одному- два святых старика или бабки. Они не работали как все, их кормили. Так вот их то и расстреляли немцы прямо тут же в саду. Да еще разрывными пулями- страшна была эта казнь!
А в небе весной какие были воздушные бои, какое танковое сражение было рядом с нами, севернее насел. пункта Поныри. Но там нас не было. А у нас с неба сыпались стрелянные гильзы, и наши, и немецкие. В этот момент мама брала нас с Валентиной ( последнюю под мышку, я бегал сам) и скрывалась с нами в маленьком овражке, за соседним огородом.
Начали работу советские власти в лице более свежих женщин и раненных солдат, начал работу СМЕРШ по зачистке территории под управой молодого капитана без руки
. Василий некоторое время работал в этой организации, получив оружие- немецкий карабин и документы к нему- такая рукописная Справка с печатью. Он давал и мне пару раз пострелять, чему нас учить было не надо. За это время мы научились многому- и стрелять и даже снимать мины. Правда тут у нас тоже были боевые потери- погибли двое наших пацанов из беженцев.
Наша жизнь здорово не менялась. Мы добывали еду, рыбачили, ловили, жарили и жрали не очень заботясь о гигиене. Короче летом мы жили не плохо. Зимой конечно на маминых харчах, да еще в лаптях гулять почти не приходилось.
Из сбежавших от немцев учреждений у Василия был такой ящик из оцинковки, эдакий сейф не сейф, но с крышкой запирающейся на замок, которого не было и в помине. В нем под хитрым узлом из проволоки Василий хранил свои мальчишеские ценности. Там был помню немецкий штык- нож, несколько самодельных складных ножей, обломок зеркала, бляха со звездой от нашего ремня и еще кое какие вещи. Для острастки он говорил Анне чтоб не вздумала любопытствовать: учти, я сейф заминировал! Как жахнет- от тебя только косы останутся и дергал ее за них. Короче лето сорок третьего прошло у нас хорошо. Появились на полях колоски с налитыми зернами пшеницы и ржи, хотя их никто не сеял. Да и плана по уборке этого урожая не было- так, случайный самосев. А мы имели большое удовольствие слопать колосок, да еще принести пару домой, маме и отцу.
Позже, в том же году вдруг Василий со своим двоюродным братом Лёней ( Леонид Степанович, на год моложе), собрались и пошли в Райвоенкомат. Это было ближе к концу сорок третьего, где- то осенью. Фраера были писанные- Василий одел единственные в доме ботинки. Другая обувь- самодельные тапочки или лапти. Хорошо, что отец сапожные хитрости прошел в Питере, в приюте калек той первой войны. Потом поработал у Деникина по починке солдатских сапог. Он то и делал эту обувь для всех в семье. Причем обувь отличалась – женская и мужская. Да еще дядя Андрей Иванович- мамин брат из Архангельска присылал кое какие вещи. Почтовая связь установилась, а он холостяк работал бухгалтером на деревообрабатывающем заводе и нам помогал. Ботинки на Василии были его.
Ну что сказать- парни то вроде взрослые, Васе семнадцать, Леонид был слаб и хил и его в армию не взяли. Он потом при армии, ожидая своего срока, попал в часть, где и перебивался в роли посыльного что ли. От него было всего одно письмо- малограмотные каракули и не по- существу. И все, что от него осталось в истории. Он скоро погиб, пропал без вести, так и не став солдатом. Фото семилетнего Леонида у меня есть, а вот Василия нет ни одной.
Василия направили в Танковое училище, да далеко в тылу, в Чебоксары-чему были рады родители. Подальше от фронта.
От него за три месяца учебы пришло около десятка треугольничков- писем. Из армии он тоже писал. Я их читал вслух родителям- мама читать вовсе не умела. Я их читал и потом, десятком лет позднее. Мне нравился его почерк, Чистописание он одолел вполне. Каждое письмо кончалось одинаково: -ваш сын и брат Сержант Василий.
Письма эти были исполосованы там и сям чернильными пятнами военной цензуры. Написать что-то непатриотическое было не реально. Все более- менее реальное и не подходящее густо зачеркивалось. А жизнь и учеба на танкиста была очень нелегка.
Семь зачеркнутых строчек мне тогда удалось прочитать. Мама плакала и экспромтом предложила зарубить одну курицу и отвести для Василия. Есть немного ситной муки- испеку лепешек. Но как ему отвести.
Наивная не грамотная голова- забыла, наверное, как она с Кавказа добиралась сюда, в эту Курскую глушь в годы гражданской войны.
Но вот, толи я был глазаст, толи цензор нерадив, но сквозь его чернила я прочитал эти карандашные строчки. Информация тут была не веселая.
Учеба по сокращенной программе, шестнадцать часов строевой и матчасти, без перекура. Устройство мотора, наводка, погрузка и крепление боезапаса, работа на рации, управление рычагами, замена траков, ориентация на местности и еще многое. Обычно танкиста учили несколько лет. Иные дни- еда только свекла. Иногда перепадет и морковочка!
Малость похудел- так написал он.
А он уходил высок и довольно тощ. Куда ему худеть?
А с фронта шли вести.
При взятии деревни N нашли склад с тушонкой и вином…. Фронт уже в Латвии, скоро кончится война. Уже на границе.
Успеть бы повоевать, а то зачем я учился! Вдруг Сталин решит не идти дальше на Германию, территория СССР освобождена- можно и мир заключить. Война осточертела всем за четыре года!
Безусловно создавались условия в училище для стремления курсантов на фронт! И многие стремились туда, писали рапорта целыми экипажами.
Так и попал романтик Василий летом сорок четвертого года на пункт формирований. Так и попал в Латвию и после слаживания экипажа попал в первый свой бой.
19-я Гвардейская, танковая бригада, 3-его Гвардейского танкового Корпуса, в конце октября готовилась к очередному прорыву на город Приекуле. Фашисты крепко дрались на своей границе- масса людей и новой техники. Брошены новые танки- и Фердинанды и Пантеры, много людей и даже гитлерюгенд.
27 октября и случился тот последний бой. Василий, как командир экипажа решил тут быть заряжающим, практически стрелком. Да, и как командиру, ему нужна была высота для обзора. Из башни виднее обстановка, важно и нажать вовремя клевант. Он чувствовал себя мастером в танке Т-34. Наводчика поставил на пулемет- много живой силы врага было в этом бою.
Уничтожив удачным выстрелом Пантеру, выкосив десятки фрицев из пулемета, открыв дорогу остальным танкам и пехоте, вдруг и получил снаряд в щель под башней и тут было все решено.
Получили мы письмо от экипажа о том бое и кончине их командира. Письмо из госпиталя. Написано просто, как о рядовом событии- Василий сгорел- так вот просто и сказано! Похвальные слова товарищу, командиру и их наставнику- он был самым молодым в экипаже Конца боя они не видели, танк горел, а к вечеру они были в медсанбате. Прислать что- то на память возможности у них нет. И две закорючки– подписи на этом треугольничке полевого письма. Оно было почти не испачкано военной цензурой, ни чего секретного они не написали. Оба были тоже ранены и письмо из полевого госпиталя. Это был его экипаж.
Стоял у нас уже ноябрь. Погода стала капризничать, ночью уже морозцы прихватывали землю и ближайшие лужицы. Надо все убрать, уложить для зимовки- работы очень много. Год был удачным с урожаем и мы успели расчитаться с государством и обеспечить себя на долгую зиму. А мама «залегла»и на долго, на три недели. Стресс был велик, это ведь пятый ребенок ушел из семьи. Десятью годами раньше она схоронила уже четырех детей разного возраста. Причем старшей дочери- Дарье шел пятнадцатый год, и остальные разного возраста, и двойняшки тоже – Тамара и Зоя. Это был налет сумасшедшей скарлатины.
Тяжело она выходила из этого состояния.А мы готовились к зиме без нее.
Конечно мы видели ее старания вмешаться в ее собственно дела заготовок, но мы ее щадили как могли и приходилось даже соврать кое- что, чтобы ее успокоить. Мы с Анной делали все и отец даже нас похвалил. А Анна еще и в школу ходила и руководила нами с Валентиной. Валентина была мала, а мы с Анной помогали отцу. Он знал все премудрости этого крестьянского дела, но руками многое что делать - не мог. Он был солдат и покалечен еще на той первой войне, в Бруссиловском знаменитом прорыве. А ведь Анна еще ходила и за мамой. Но как- то мы справились. Зима прошла успешно на наш взгляд. Мы выжили, не смотря на скромность нашего питания и изрядно поношенные лапти. Скоро потеплеет и мы оденем наши самодельные тапочки, пойдет трава и жизнь просветлеет
О Василии больше мы ничего не знали до конца прошлого века, когда появилась возможность поработать на компьютере. Компьютер- это море нам не знакомых понятий и возможностей. Огромное спасибо людям, которые сделали эту огромную работу- упростили труд. Воспользовавшись этим люди из «ОБД- Мемориал» создали очень большую базу данных для поиска погибших, пропавших без вести, плененных людей той Великой Отечественной войны. И как бы не глумились украинские современные дикари над великим временем той войны, как бы не оплевывали наши подвиги и не восхваляли наци- фашистов этот труд не на века, а на тысячелетия. В этой базе данных есть и подвиг моего брата Василия Ивановича Широбокова.
Письма мы иногда потом перечитывали, просила чаще мама. Я старался подражать почерку Василия, но это мне почти не удалось- мой почерк был коряв, хотя скопировать я мог любую закорючку, какие- то задатки в этом плане я имел.
Грустные письма были из танкового училища, жалобы на плохую еду и слишком плотные занятия- еще бы- подготовить танкиста за пару месяцев в условиях войны. С фронта были более веселые и даже появлялись военные шуточки. Родители заставляли перечитывать письма и тогда, когда его уже не стало. Я с этим справлялся успешно, так как знал их почти наизусть. Пропали письма Василия по нашей вине, слишком большие были у нас перемены последнего времени. Не все хорошо было с Анной- ее обманул ее начальник на крупную сумму, я ушел из дома на флот, Валя устраивалась, закончив школу. Родителей мы конечно не бросали, но помощь наша была уже дискретной, не постоянной. А жизнь в деревне не легка и требуется что то сейчас! Не я ухаживал за ними, а Анна с Валей, своими огромными трудами, даже в ущерб себе, в свой стремный период становления, бросив всякие развлекухи ехали к родителям, что бы облегчить их труд- раскопать грядку или накосить травы. Тут не до гулякий! Очень жаль, что нет ни одной фотки Василия. Но мне не вериться, что их нет вовсе- ведь сержант с удостоверением личности, комсомолец с билетом. Такого не могло быть. А вот учреждения, куда я многократно обрашался мне ничем не помогли. А в ОБД-Мемориал я многое нашел. Мы не знали даже, что Василий посмертно награжден Орденом Отечественной Войны второй степени. Ни медалью, ни орденом ниже рангом, а вот самым новым, престижным орденом, да еще не третьей степени, а второй. Награжден первой наградой и так высоко. Значит совершенное было важным и я прочитал его Наградной лист- там сказано все. Возможно я помещу этот лист здесь и другие документы. Они говорят сами за себя.
Елена Постникова и виктором широбоковым.
7 мая в 12:50 ·
Братское кладбище в Приекуле( Латвия) – одно из крупнейших в Европе. Здесь, на месте ожесточенных боёв, перезахоронено 23 000 погибших воинов из боевых, временных и госпитальных захоронений.
Среди них 18 летний танкист Широбоков Василий Иванович- мамин двоюродный брат 1926 года рождения, уроженец Курской губернии.
29 октября 1944 года погиб в бою при овладении населённым пунктом Волостное. Его экипаж первыми ворвались в населённый пункт, держали его до прибытия взвода автоматчиков , чем обеспечили продвижение другим танкам батальона.
Фото Василия не сохранилось! Сохранилась только память о нем! Его фото- это символ " Бессмертного полка" -журавлик!
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
#75летПобеды
Спасибо, Ленка! Молодец ты, здоровья и счастьч тебе.
Свидетельство о публикации №220072101529