Бардовые бусы брусники

  Утро  наступило  прохладное, по небу  плыли, кочевали  серые  неуклюжие  облака, надвигаясь  друг  на друга.
Неожиданно  облака  разом   растянуло,  поднялось  большое  точно  разбухшее в  тёплой  сырости  солнце. Стало  тепло, тихо, солнечно.                Скос  деревенского  холма  косо  режет  тропинка, крепко  ногами  набитая    грибниками, охотниками, рыбаками – к  речушке лесной  Мулиге  ведёт, к роднику.
Лесная  тропинка сделала  плавный  поворот, и вот 
уже  осталась  позади  деревня  Черкасово, вся в вётлах, соснах и берёзах.
Где – то  в середине  глухого  буерака  шумит  говорливый  ручей. Дикий  хмель  развесил свои  зелёные  плети. Попробуй, пройди! 
А вот и  лесная  опушка, похожая  на  выгнутый  лук, с просторными  берёзами и  соснами. Полукругом по всей опушке, стояли  матёрые  ели, каждая  из  них выслала  вперёд  себя  пушистую  ёлочку, четыре из  них  выскочили  на  закроек и замерли  там.
Полотна  белесой  паутины  блестят  хрусталём  холодной  крупной утренней  росы.                На  просеке  брусника  разбросала свои яркие  бардовые  брызги на  зелёные  перины  мха.   
Вдали  виднелись  корявые  сосны, а за ними  уже высились  золотисто -  бронзовые  сосняки.
  Я  иду по просеке. Дрозд, с  громким  стрекотаньем  взмыл  вверх, дятел  увлечённо  долбит  литой  ствол  сосны.
Над  Дункиным  болотом в  поднебесье кружились большие  ширококрылые птицы. Старый  журавль  обучал  молодёжь  дисциплине: строю.
Пока  идёшь  по лесу тропинкой, много  чего увидишь: на  просеку  вышел целый тетеревиный выводок, тихо  квохча, тетёрка  тянула из  брусничника пёструю длинную  шею, а  вокруг, точно  пуховые шарики, катались  в  траве  птенцы.
Услышав  мои  шаги, у тетёрки  вышло особенное »Квох», и птенцы  стремглав бросились в кусты багульника, а сама  мама перелетела  раз, другой, приглашая   поверить её  наивной  хитрости и  броситься  за нею  в погоню.
В  поисках  крупной  брусники зачесался в такие  дебри: бурелом  кругом, везде густо – зелёные  шнуры  хмеля, какие – то  незнакомые  шорохи и шелесты. Вот  кто – то  шумно вздохнул, ломится  сквозь  бурелом, прямо  на  меня – кабан – секач.
Хрюшку  лесную нежданно спугнул с логова.
Чуть  заметной серой змейкой тропинка вьётся по  сосняку и  березняку. Радуясь,  ласковому  солнцу на  все  лады  запели  пернатые. Заливалась  где – то  рядом  иволга. Запела  свою чудесную  песенку  пеночка.
Сосновый лес  словно  поглотил  меня. Дикой  прелестью  лосиных  троп  веяло  кругом. В  рослом  сосняке  стояла  гулкая  тишина, даже  какое – то  оцепененье. Ощущение глубокого покоя  витало  вокруг.
На  сколько  хватало  глаз,  расстилалось  болото: кусты голубики, островки краснобокой  клюквы, а по краям  заросли  переспевшей  черники.
По берегу  канавы врассыпную  стояли  корявые  берёзки. И  сразу  глаз  засёк и одну, и другую, словно  облитую  кровью  болотную кочку, с бардовыми  ягодами.
Вот  уже на  дно  бельевой  корзины просыпалась  первая  россыпь спелой брусники.
   Собирать спелую  бруснику одно удовольствие:
запускаешь руки в разложенные на кочке, на изумрудном  мху, развешенные  бардовые  гроздья, процеживаешь сквозь  пальцы  стебли, жёсткие  зелёные  листочки, в  пригоршнях  остаётся  весомое – ягода к ягоде, крепкое на ощупь  лесное  сокровище, богатство. Донесёшь  бруснику до  корзины, часть  высыпаешь, а часть  отправишь в рот, облизываешься, как  кот  «Мурзик» в марте.
На  кустах  багульника висели белые  лоскуты  паутины, пауки  плели  свои  ловчие  сети. И  вот  качнулась ветка  шатровой  ели, и на неё  ловко  присела белка, взметнув хвост веером.
- Здравствуйте! -  не удержался  я.
Белку  будто  вихрем  подкинуло. С ветки на ветку  прыг – скок, прыг – скок и  только на самой  маковке  замерла, успокоилась, следя зорко  за 
мной.
Внимательно  поглядывали  на меня и  дозорные -  сороки.
Корзина  быстро  наполнялась и  стала  оттягивать  руку.
Невидимый  тетерев  бормотал  где – то  за  просекой, словно на кого – то  обиделся и никак не мог  подобрать  подходящей  мотив:»Чур – бур – тур! Чур – бур – тур! Чуу-шпшии».
Снова  напал  на  островок крупной  брусники. Спелые  ягоды  легко  отделялись  от веточек, от  вечно  зелёных  листьев.
Молодой лось,  увидев меня,   выскочил из  болотной трясины и  побежал к  речушке Мулиге, отмываться.
Иду дальше и  опять  отдыхаю. Взмахиваю  затекшей рукой, отворачиваю сапоги, и на  землю сыплется лесной  мусор, кусочки  мха, сухая  хвоя, листва, травинки.
По  почерневшему боку  ельника протянулась оранжевая полоска вечерней  зари. Солнце  закатное низко  висело  над  опушкой, над моховым  болотом, уже  собираясь скатываться.
Последние  закатные  блики тускло освещали изумрудно – зелёное болото, где  местами  торчали не то  брёвна, не то  пни, не то  бурей  поваленные  сосны. В лесном  воздухе  держался стойкий  запах  багульника, поспевшей  брусники, грибов.