Захватывающее зрелище

   Ночь  была  тяжёлой, тёмной, как  загустевший  мазут. Рассветало. Утро  зыбко  прохватывало  холодком, тянуло  сыростью с болота. На  кустах, на  полинявшей  траве  дрожали  белые  полотна  паутины.  Было  необыкновенно  тихо, как  всегда  бывает в первозданную  пору  ранней  осени.
Лес  стоял гордый, задумчивый, таинственный, наполненный  торжеством и  покоем. Далеко виднелись  паруса  берёз, чуть – чуть  подбитые  жёлтой  позолотой.
Остро  пахло  грибами, опавшими  листьями, брусникой, дождевой  водой. В  длинных седых  прядях  мха  притаились, как  солдаты  в разведке -  подосиновики. На  опушке зажгли огненные  факелы рябины, слышался  гам, суета  пирующих  дроздов. В  болоте прозвучали переливчатые, протяжные  крики  журавлей – скоро  в отлёт.   
Едва  заметная  тропа петляла  между  кустами. Корабельные  сосны,  поваленные  ветром, лежали, как  бронзовые  слитки на  зелёном мху.
  Я  был  готов осудить  сорок, а они  торопливо так, задорно  так:»Чурр…чурр…чурр…». Дают  знать, что  я в лесу  не  один. 
  Речка  Пекша освещается  ивовым  светом, светло -  жёлтым и  зелёным. Диво  дивное:  речка  несёт  оранжевые, жёлтые, багряные и  зелёные  листья.  Нет, нет, это  не так! Это  флотилии осени выплывают из – за  лесного  изгиба, излуки, входят  в  просторный  омут  и  медленно, подчиняясь  течению, проплывают  мимо  меня, как  на параде.   
У  речного  просторного бочага  хороводом  выстроились  стройные  осины, и  их  не признать, будто  на ветви  сели  жар – птицы, волнуются, хотят  улететь и не могут. Самую  яркую  расцветку  подарили  берегам  трепетные осины.                Как  всё  меняется, преображается до  неузнаваемости, до  удивления. Всё  очарование  осени -  в её красках. Листья оранжевые и  красные, с  множеством  переливов и  оттенков.
 А это что на том  берегу, между  двух  дуплистых ольх – малиновый  шар. Такой  броский, и такой  яркий! Откуда  он  тут  взялся? Ага, всё  ясно: это волчье  лыко  прощается  с  ранней  осенью.                Мне  нужно было  пройти через  овраг, густо  заросший ольхой, орешником, рябиной, берёзкой. И  только по  склону  спустился в овраг, навстречу плеснулись тёплые  птичьи  голоса. Замер. На  рябинах  пасутся  дрозды, и вот  приятная  неожиданность:- скворцы с лоснящимся  пером! Это  же  надо! Чего, спрашивается, мешкают с  отлётом? Крепко  же держат  их  рябиновые  пиры.
Я  обошёл  их, чтобы  не  потревожить.
Дикий  хмель  развесил свои  золотые  шишки. Попробуй,  достань!
На просеке  брусника  разбросала свои яркие  бардовые  брызги, а кусты  багульника  опутала   паутина, блестят хрусталём  бусинок  холодной  крупной  росы. Багрянцем  пылают кусты  тальника. 
В  притихшем  ручье, как  карасики  мелькают, плывут  листья. А  запахи! И  грибной, и  ягодный, и  дождевой  воды, и увядающих  трав.
Приятными  для глаз  веснушками  украшается  лес.  Моргаешь, жмуришься, себе не веришь: там, где были  рябины, черёмухи, осины, взметнулись до самых  небес  алые  паруса  из  листьев. Глаза сами  поднимаются  к небу, ищут  это зыбкое, но  захватывающее  зрелище. 
Над  Дункиным  болотом кружатся   журавли. Старый  журавль  готовил  молодняк  к отлёту. Журавли то рассыпались в  поднебесье в  беспорядке, то вытягивались в  ленту, то  выстраивались углом и жалобно  протяжно кричали, трубили, словно  оплакивали  ушедшее  лето.
В  лесу  стояла гулкая, как  в пустом Храме, тишина. Пение  пеночки  раздавалось где – то  далеко, слышался  частый  перестук  дятла, да  стрекот  сорок.  Мелодия  шуршащих  листьев  необыкновенно соответствовала  настроению  этого  наступившего  осеннего  дня, и  казалось, что её,  слушая, лесу хорошо  ронять  свои  золотые  листья  берёз, людям  хорошо дышать  свежим и  прозрачным воздухом  первоначальной  поры осени.