Школьный друг

  Его зовут Эдик. В школьные годы ему дали ему кличку Фигаро. Может быть потому, что он многое успевал, и в его голове рождались необычные мысли. Он на полгода старше Славы, но считает, что они одногодки, так как 'Земля ещё не обошла Солнце'.

  Они подружились в школьной секции бега. Обоим было по одиннадцать лет, но бегали разные дистанции. Седовласый высокий Эдик - короткие, спринтерские, маленький, пухленький Слава - длинные. Седая голова и белые пятна на коже (витилиго) делали Фигаро не похожим на остальных, и иногда Славе казалось, что тот гордился своим внешним видом.

  В дворовой компании ребята мечтали о том, как после армии создадут рок-группу. Фигаро был бы вокалистом-гитаристом, Кузьма барабанщиком, а Славу определили в менеджеры. Время и обстоятельства разбрасывали их по миру. Барабанщика на Камчатку, Эдика в московский стройбат, Славу в Бурятию, но это лишь укрепляло и закаляло их дружбу.

  Этой дружбой Слава гордился, если понятия 'гордость' и 'дружба' совместимы. Эдик учил его 'не бояться жить' и тому, что у жизни есть изнаночная сторона. Например: фарцовка или 'спекуляция'.

  - Вы предаёте Родину, Советский Союз ...за пару японских джинсов 'Чори' и Кока-Колу, - разрывалась учительница Мария Ивановна на уроках обществоведения.

  Кока-колу можно было купить в крупном магазине из под прилавка, и ребята не носили японские джинсы. В СССР их не было, а всем нравились американские Levis. Что означает 'продать Родину' ребята не знали. Мечтали после школы попасть служить в Афганистан, откуда отцы одноклассников привозили японские кассетники, электронные 'Касио' и апельсиновые жвачки.

  Эдик учил выходам на трассу Чоп-Москва, где по выходным старшеклассники тормозили фуры из дружественных стран СЭВа и покупали у водителей-дальнобойщиков бренди 'Слынчев Бряг', кроссовки 'Ромика', пластинки и бадлоны-водолазки. Рассказал, что видел, как кидают и с той, и с другой стороны, и постоянно предупреждал об опасностях.

  И когда Слава поставил на городском рынке пятьдесят рублей в надежде сорвать куш на игре в напёрстки, друг случайно оказался рядом и пытался убедить барыгу, что мальчику ещё нет шестнадцати, и тот вернул деньги обратно. Но Слава был упёртый, а барыга жадный.

  Вечерами он учил слушать его трэш- и спид-металл. Как нужно ездить на нелегальный рынок Балка за пластинками и убегать от милиционеров, если увидят, что ты покупаешь с рук.

  Когда же стало модно - навыкам предпринимательства и торговли. Ребята в плацкартном вагоне привезли в Питер двести бутылок 'Фанты', и продавали её у метро, так как на курсантскую стипендию не прожить.

  Потом учил первому мобильному телефону, московским кафе и ночным клубам, магазинам одежды и рассказывал об элитной недвижимости.

  Когда он купил новенький автомобиль KIA, они пьяными носились по Малой Бронной, осваивая навыки вождения. Затем ловили гусей в центральном зоопарке и маршировали по брусчатке у главной стены Москвы. Пили 'Звезду Улугбека' ночами напролёт под грохот голландского Тандердома, не страшась соседей и милиции. И танцевали ночь с работающей электродрелью в руках, мешая сну соседа с тверской путаной.

  Когда же в коммуналку ворвались ОМОНовцы в бронежилетах с автоматами и спросили:
  - Почему шумим и кто такие?
  Слава показал командировочное предписание:
  -... Утром борт в Чечню...

  На заре обучения психиатрии Слава посоветовал Эдику, что если смешать водку с галоперидолом, то получишь галлюцинации. Друг поверил молодому эскулапу. Ему сковало нижнюю челюсть, в ногах пошли судороги, а изо рта потекла вязкая слюна. Сквозь медикаментозный сон он открывал глаза, улыбался и шутил.

  В конце 80-х, по составленному Славой рекламному объявлению, через 'Комсомольскую правду' они продавали 'инстенон', как 'лекарство для потенции'. Почти две тысячи упаковок. Эдик любил повторять, что это не Пфайзер, а они открыли мужчинам виагру.

  Слава удивлялся отсутствию границ у друга и его доверию. Ведь всё, что он ни предлагал, тот готов был использовать и внедрять.

  Он первый, кто открыто торговал валютой под крышей известного украинского боксёра на Республиканском стадионе, первый, кто на вырученные деньги основал в городе агентство недвижимости и через год был распят утюгом в лесу, оставив рэкетирам трёхкомнатную квартиру и бэушную 'Тойту'. Он сбежал в Москву, где заработал на недвижимость на Тверской и в Черёмушках. Слава гордился своим другом и вырывался к нему из Питера, Тамбова, Бурятии, Чечни. На день, на два, на неделю. И сейчас они вместе.

  Супруга Эдика с ним не живёт последние десять лет. Она рассказывала, что под хмелем он пытался выбросить свою годовалую дочь из окна на кухне.

  - У неё есть любовник - это её первый муж' - говорил Эдик, - она не хочет разводиться со мной из-за недвижимости... и дочери не разрешает со мной общаться... Можно я приду на Первое сентября к твоей? Понимаешь, это нужно моей конвоирше...

  В прошлом году у Эдика умер отец. Виктор Данилович приезжал в Москву и умоляюще просил Славу помочь вытащить его сына из областной психбольницы, куда
друга поместили на принудительное лечение от алкоголизма.
  - Слава, у тебя же есть связи, помоги... мы заплатим... Я дом под Киевом продам, землю... денег хватит... - утирая слёзы клетчатым платком говорил он.
 
 Слава смотрел на его измученное жизнью лицо, ещё советский помятый костюм и стоптанные туфли и ему было жаль старика. Искренне. В нём он видел образ своего отца, который совсем не такой.
  - Виктор Данилович, я попробую... но вы же понимаете, что дать гарантию и поручиться за Эдика я не смогу... Мне сначала надо самому с ним повидаться, чтобы понять, какой он сейчас. Два года назад, когда он мне рассказывал на кухне, что хотел зарезать таксиста, который вёз его ко мне домой, чтобы вывести его из запоя, я испугался. За невинного водителя-гастарбайтера и за свою жизнь. В тот же день он пытался пройти в метро без билета и нахамил милиционеру. Его определили в городскую психбольницу, где работает моя жена. Я принёс ему мандарины и попросил коллегу 'полечить его хорошо, как школьного друга'. Он рассказывал, что в больнице его считают Иисусом и угощают сигаретами.
  - Но ведь могло быть всё и по-другому... Слава, ведь он же ничего не сделал. Украл палку колбасы и бутылку ликёра. Для жены... И прошло то уже семь лет... - всхлипывал Виктор Данилович.
 
- Я обещал приехать, дать взятку врачу и не приехал. Жизнь закрутила, как вьюга. Он звонил Славе несколько раз из Киева, а весной умер. Обширный инфаркт. Об этом он узнал от супруги Эдика.

  Мать Эдика находилась в разводе с его отцом. Она была Славиной учительницей английского языка, руководила ШКИДом, где он был старостой. Шкидовцы переписывались с кубинцем, греком, американцем. Всем факультативом составляли письма, отправляли посылки со значками и фотографировались в ателье. Затем она переехала в Москву, устроилась репетитором по английскому языку и помогала его семье, присматривая за маленькой дочерью.
 
 В госпитале у неё обнаружили рак желудка. Однокашник предложил ей операцию. Она отказалась, так как не верила, что бесплатно, так как не верила диагнозу и ей хотелось напоследок съездить к морю в Одессу. Через три месяца она позвонила  и просила поговорить с её лечащим врачом, который затягивал операцию, несмотря на взятки и просьбы.

  Он слушал Славу, обещал, 'как коллега коллеге... как только стабилизируется артериальное давление, вылечат герпес...', но на операцию её так и не взял. Седьмого ноября её не стало. Инсульт... Ему вспомнилось где-то услышанное: 'смерть входит без стука...'

  В Москве они редко виделись с Эдиком. Лишь первые три дня оседлой столичной жизни Слава провёл у него в квартире. Два часа ушло на разбор завалов, вынос пустых бутылок и мусора. Пятый год он делал ремонт и конструировал мебель... из найденных на улице досок... своими руками. В первый вечер они пили водку. После ноль семи на двоих Слава заснул. Утром был его первый рабочий день. Эдик сходил за второй. В следующий вечер всё повторилось. Друг просил принести 'клозапин' с работы, без которого не было сна.

  Пойти на преступление Слава не мог. Утром он обнаружил записку углём на побелённой стене: 'Сява, ты сволочь! Ты же видишь, как я страдаю без сна. Без клозапина можешь не приходить. Я ушёл бухать'.

  Слава собрал вещи и не пришёл, так же как и не дал ему в долг двести рублей.

  - Почему ты не дал мне денег, Сява? - спросил он через шесть месяцев молчания.

  - Не хотел потерять друга...

  - Я бы тебе отдал.

  - Я не сомневался.

  Слава никогда не брал у него в долг. Он считал, что у друзей нельзя брать взаймы - это меняет отношения.

  Эдик приводил его в столичные рестораны, ночные клубы, чужие квартиры, модные офисы и супермаркеты, где тот чувствовал себя инопланетянином. Когда же Эдик предложил Славе денег на дорогу до Чечни, тот сказал, что поедет на электричках до Моздока, а там - на бесплатном бронепоезде.

  В августе 2014-го Слава приехал к нему в закрытую психиатрическую больницу. Он не сразу узнал его со спины в байковом выстиранном казённом костюме, медленно поднимающегося по металлической лестнице под конвоем санитара. Друг заметно постарел. Современные антипсихотики добавили ему два десятка килограммов и десять ещё непрожитых лет. На свидание ушло пятнадцать минут, на дорогу шесть часов.

  Медленно смакуя пломбир, под надзором двух санитарок он городил всякую чушь. Про то, что его лечащему врачу надо дать взятку в двести тысяч, чтобы его выпустили и здесь все так делают. Или ещё лучше - обмануть на взятку в миллион. Что кроме Славы никто не сможет пойти на это, так как друзья по недвижимости отвернулись от него, а супруге он не нужен. Просил, чтобы друг научился делать суши с роллами и привёз угощение на следующую 'свиданку'. Про то, что после выписки откроет фирму, которая будет делать ремонты и забирать ненужную мебель из квартир, которую можно продавать на аукционах.

  - Лишь бы ноябрьская комиссия вынесла 'правильное' решение, - приговаривал он.
  На прощание он попросил домашний адрес Славы.

  - Зачем тебе, Эдик?

  - Писать тебе письма.

  Друзья переписывались год. Их письма пропускала больничная цензура, и они приходили ежемесячно. Каллиграфическим почерком, по десять-шестнадцать страниц из тетрадки в клеточку. Говорил, что в больнице никто не пишет и все смотрят на него, как на дурачка. Слава писал письма на компьютере о том, как растут его дети, как лечит больных и как меняется Москва. Он научился готовить суши с роллами, покупал васаби с соевым соусом и на свиданках они устраивали церемониальные обеды с деревянными палочками и японским чаем маття.

  После майской комиссии его выпустили из больницы. Четыре года его жизни прошли в принудительном лечении от алкоголизма, осложнённого бытовой кражей и пьяной дракой с охранниками магазина. Оставили лишь обязательное ежемесячное посещение психиатра.

  Он быстро сбросил двадцать килограмм, отрастил бороду до груди и густую седую шевелюру.

  В сентябре они встретили его день рождения во вьетнамском кафе. Он был трезв и говорил, что за многое, что он слышит и видит с экрана, в их 'зоне' упекали на месяц в 'карцер' на двойную дозу аминазина... Говорил, что пора навёрстывать упущенное на зоне время и что его 'цистерна давно выпита...'

  Потом Слава учил его мобильным приложениям, социальным сетям, подарил ненужные телевизор и холодильник. Они бежали в одном забеге пять километров, и он консультировал его в выборе кроссовок для бега.

  - Вот тебе, Сява, подарок на твой юбилей - два грамма чистого золота... - сказал он с гордостью на его день рождения.
  - Зачем мне золото, Эдик?

  - К следующему твоему юбилею я подарю тебе в тысячу раз больше...
  Через год он попросил у Славы сто тысяч.

  - Для чего тебе эти деньги Эдик?

  - Я нашел юридическую контору, которая выступит в судах и отсудит по моим искам почти пять миллионов. Понимаешь? Я тебе верну в два раза больше. Всего лишь на месяц. Дай мне эти деньги. Если бы у меня были бы лишние сто тысяч, я бы тебе их дал.

  Слава отказал. Друг исчез.