Обман психиатров

Рецензия на книгу Мишеля Фуко «Психиатрическая власть».
Свое нынешнее изложение, посвященное размышлению над книгой французского философа Мишеля Фуко «Психиатрическая власть» мне бы хотелось начать со слов, имеющих место в конце данного произведения (книги «Психиатрическая власть») где автор пишет нам о той первозданной задаче, которую должны решать психиатры. Суть этой задаче заключается в стремлении раскрепостить психически больного, что значит поспособствовать тому, чтобы он мог открыться людям, открыть им свое сердце, также пойти и познакомиться с девушкой; одним словом добиться в сознании психически больного такого состояния, чтобы он не испытывал страхов и опасений перед окружающими его людьми, а наоборот ощутил благосклонность их к себе, и чувствуя как все вокруг становится приветливым и дружелюбным, смог бы, отбросив стеснения, открыть людям свое сердце, дабы те сделали то же самое, тем самым вырвав человека из оков одиночества. Это согласно мнению Фуко и есть та первозданная задача, которую должны решать психиатры. Но если читать книгу «Психиатрическая власть» внимательно, то перед нами предстает совсем иной вывод, согласно функциональной деятельности психиатрической власти, ибо Фуко пишет о том, что психологическое воздействие психиатров, оказываемое на сознание психически больного, напротив, нацелено сломать его личность, следствием чего, он ни то, что не решиться подойти к людям и открыть им свое сердце, но напротив, еще более замкнется в себе и также, еще сильнее начнет сторониться окружающих его людей. Обсуждение того, что психологическое воздействие психиатров, оказываемое на сознание больного, исходя из повествования «Психиатрической власти», не то, что не способствует раскрепощению души психически больного, но напротив, оказывает совершенно иное воздействие на его сознание, и будет главной темой нашего повествования.
Начать мне бы хотелось с того, что согласно книге «Психиатрическая власть», главной задачей психиатра в плане лечения своего пациента, является стремление адаптировать его к жизни в реальном мире, и поскольку реальный мир по отношению к психически больному, в большинстве случаев оказывается безжалостным, то и психиатр в своих методиках должен быть беспощадным; иными словами для того, чтобы адаптировать психически больного к нормальному существованию в, безжалостным по отношению к нему, мире, психиатр должен использовать жесткие методы психологического воздействия на сознание пациента, ибо только так возможно его адаптация к реальной жизни, т.е. психиатр для того, чтобы добиться в состоянии психически больного того, оптимального уровня бытия в реальном мире, должен подавить в сознании пациента чувство крика о помощи, а также и желания давить людям на жалость, в надежде, что найдутся добрые люди, которые посочувствуют и протянут руку помощи. Ибо видение мира и положения, в котором оказался психически больной человек, глазами психиатров является в корне материальным и абсолютно реалистичным, поэтому задачей психиатра, является стремления путем использования жестких мер воздействия на сознание психически больного, вырвать его из тех иллюзорных и призрачных миров, в которых он существует, и также путем жесткого силового насилия, заставить его принять реальный мир таким каков он есть, и вследствие этого смириться со своим уделом, и перестать надеяться на помощь, которая якобы должна прийти из ниоткуда.
Применение жестких методик психологического воздействия на сознание психически больного, можно проследить на примере, описанным Фуко в книге «Психиатрическая власть», рассказывающем нам о способе психологического лечения шизофреника, являющегося приверженцем идей христианских аскетов, отказавшегося от приема пище, по причине параноидального убеждения в том, если он будет есть, его накажет Бог, вследствие чего он попадет в ад. И здесь на примере этого случая, произошедшего во Франции 18-го века, Фуко пишет нам о том, как именно стали его лечить психиатры. А они заперли его в комнате и поставили на стол тарелку супа, сказав ему, что если до утра не съест, его строго накажут. А наказания в те времена в психиатрии были крайне суровы, вплоть до нанесения побоев, холодного душа и электрошоковой терапии. И вот безумец, убежденный в том, что если он будет есть, то непременно попадет в ад, с вечера оказался запертым в комнате с тарелкой супа на столе, осознающий, что если до утра не съест ее, его строго накажут. И здесь Фуко производит параллель между страхом безумца, что если он съест суп, то попадет в ад после смерти, если же не съест то психиатры устроят ему ад прямо утром; более того, на протяжении всей ночи, вплоть до рассвета, когда должны были вернуться психиатры, дабы проверить, съел он суп или нет, у него начинает настоящая война с самим собой, исходящая из двух составляющих – первая заключается в его глубочайшем страхе, что если он примет пищу, то попадет в ад, суть же второй составляющей заключается в том, что если он не съест суп, психиатры устоят ему ад прямо утром. Здесь в сознании психически больно прослеживается борьба между двумя глубокими страхами, первый из которых несет в себе религиозной значение, второй же есть ни что иное, как страх перед жестокой реальностью. И вот к утру, страх перед наказанием, исходящим от действий психиатров, пересиливает религиозный страх о том, что если он примет пищу, то после смерти попадет в ад, и в конечном итоге, садиться за стол и съедает суп, который ему вечером оставили психиатры. По возвращению последних утром в его комнату, где он был заперт вечером, психиатры, увидев что тарелка супа была съедена, обрадовались уведенным, после чего один из них, похлопал шизофреника по плечу и сказал, что это его первый шаг на пути к выздоровлению.
Здесь конечно же нельзя не сказать о том, что данный вид психологического насилия, оказываемого на сознание психически больного, может оказывать калечащее воздействие на его психику, способствуя тому, чтобы он окончательно сошел с ума и пожизненно оказался пациентом психбольнице. Но если рассматривать данную историю с позиции самих психиатров, поставивших данный эксперимент над сознанием параноика, то здесь необходимо отметить довод о том, что в данной ситуации психиатры полностью ориентировались на то, что и в обществе с подобным человеком церемониться никто не будет и просто вычеркнут его из общественной жизни; поэтому психиатры, устроившие этот самый эксперимент с тарелкой супа, полностью ориентировались на то, что если и среди психически здоровых людей, сострадания проявлять к нему никто не будет и также никто не станет протягивать ему руки помощи, то в плане его лечения необходимо использовать жесткие меры, полностью отвергающее любое сострадание, ибо только так можно поспособствовать его возрождению к общественной жизни. А значит, в данной ситуации психиатры ориентировались в первую очередь на то, что за ту ночь, когда безумец должен был перебороть свой страх о том, что попадет в ад, если примет пищу и наконец съесть эту самую тарелку супа, что и должно было стать первым шагом на пути к выздоровлению, либо сойдет с ума окончательно, став пожизненно клиентом психбольницы, либо найдет в себе силы для обновления организма и, последующего за ним, выздоровления. Хотелось бы сказать, в наше время подобные, связанные с насилием над человеческой психикой, психологические эксперименты широко проводятся психиатрами и психологами, практикующими трансперсональную психологию, ибо связанные с нею эксперименты, такие как прохождение перинатальных матриц, суть которых заключается в нечеловеческом насилии над сознанием пациента, пересекающемся с погружения его души в миры ужасов и кошмаров, нацелены именно на то, что человек, по мере того как над ним проводятся подобные опыты, к моменту их завершения, должен либо окончательно сойти с ума, проведя остаток жизни, привязанным к кровати и издающим дикие вопли, либо полностью обновится душой и сознанием, и, переписав свой жизненный сценарий, стать совершенно иным человеком, с другими взглядами в отношение морали и нравственности, а также, что очень важно, перестать испытывать душевные страдания. Стоит сказать, приведение человека к обновленному виду мировоззрения и состояния, в трансперсональной психологии, достигается тем, что он должен пройти все 9 кругов ада, после чего и должно наступит выздоровление. Это касается в первую очередь прохождения человеком перинатальных матриц.
Историю с тарелкой супа можно сравнить с ситуацией, имеющей место в нашем современном мире, на примере, лишенного дееспособности, психически больного, которого ожидает скорое отправление в специализированный интернат. И вот он по причине страха, исходящего из того, что на пожизненно попадет в место, где будут всячески ущемлять его права и жестоко к нему относиться, начинает терзаться мыслями о самоубийстве, но будет бояться совершить этот поступок, исходя из страха, навязываемого представителями ортодоксального христианства о том, что если он покончит с собой, то непременно попадет в ад. И вот он оказывается как бы между двух огней, с одной стороны, страх, что если он совершит самоубийство то попадет в ад после смерти, если же не совершит его, то попадет в прижизненный ад, который предстанет в виде специализированного интерната, где к нему будут жестоко относиться и ущемлять его права. Фактически здесь действует, провозглашенный Сереном Кьеркегором принцип – «повесишься, ты об этом пожалеешь; не повесишься, ты и об этом пожалеешь», суть которого заключается в том, что если этот, лишенный дееспособности, психически больной, совершит самоубийство, то будет жалеть об этом, находясь в аду, если же не совершит его, то, оказавшись в интернате, будет жалеть, что остался жив, находясь также в аду.
Идем дальше. Здесь мне бы хотелось обратить наше внимание на приведенный Мишелем Фуко довод о том, что психологическое воздействие, оказываемое психиатрами на сознание психически больного способствует занижению его самооценки посредством осознания им собственного бесправия. В качестве примера, хотелось бы привести случай, описанный в книге «Психиатрическая власть», рассказывающий нам о человеке, который был королем Франции, но утратил эту должность по причине заболевания психическим недугом. И вот бывшего короля поместили в психбольницу, где психиатры и обслуживающий медицинский персонал принялись за ним ухаживать. И здесь Фуко пишет о том, что в один момент, психически больной, бывший ранее королем, выразил недовольство обращения с ним посредством того, что схватил ведро с нечистотами и швырнул им в своего врача. В тот же миг поспешили санитары, и раздев пациента до гола, уложили в кровать. Стоит сказать, подобным образом действуют строгие родители, раздевая и укладывая спать своего провинившегося ребенка.
И здесь же Фуко пытается психологически обосновать поступок шизофреника, а именно раскрыть причину, побудившую его взять ведро с нечистотами и швырнуть им в психиатра. Здесь Фуко полностью отвергает, возможное мнение некоторых людей, что данный поступок он совершил из гордости, демонстрируя то, что ему наплевать на правила больнице. Тут Фуко приводит тезис о том, что во Франции 18-го века, стремление кидаться в своего врага экскрементами было чертой, широко присущей простым людям, но ни как не представителям знати и тем более, королям. Поэтому, данный поступок, Фуко рассматривает, как осознание бывшим королем собственной ничтожности, выражающейся в падении в собственных глазах до уровня простолюдина. А значит, главной причиной, побудившей бывшего короля, ставшего пациентом психиатрической клиники, швырнуть в психиатра ведром с нечистотами, была вовсе не гордость, демонстрирующая то, что ему плевать на правила больницы, а отчаяние и безысходность, исходящая из ощущения собственного бесправия, исходящая из лишений всех привелегий, имевшихся в него в знатным прошлым, и, последующего за ними, ущемления его прав и свобод. Одним словом, бывшей ранее королем, шизофреник, швырнул в своего врача нечистотами, по той главным образом причине, что исходя из обращения с ним врачей и санитаров, у него упала самооценка, и он в своих же собственных глазах, упал до уровня простолюдина.
В качестве дополнения к рассматриваемому материала мне бы хотелось процитировать два изречения, бывших популярными в народе во Франции в 18-ом веке. Изречения эти звучат так: «БУДЬ ТЫ ХОТЬ КОРОЛЕМ, НО ЕСЛИ СДЕЛАЕШЬСЯ БЕЗУМЦЕМ КОРОЛЕМ ТЫ УЖЕ НЕ БУДЕШЬ», и ТЫ МОЖЕШ ХОТЬ ТРИЖДЫ БЫТЬ БЕЗУМЦЕМ, ЗНАЙ ОДНО – ЕСЛИ ТЫ БУДЕШЬ БЕЗУМЦЕМ, КОРОЛЕМ ТЫ НИ СТАНЕШЬ НИКОГДА».
Здесь мне бы хотелось уделить внимание самому главному моменту из книги «Психиатрическая власть», суть которых заключается в разграничении понятий власти-господства и дисциплинарной власти, имеющих место в европейской психиатрии. Перед тем как перейти к рассмотрению двух этих субстанций, хотелось бы сказать, что согласно, приводимым Фуко, доводам официальный переход в психиатрии от системы власти-господства к системе дисциплинарной власти произошел в европейских странах в 18-ом веке. Рассматривая две эти субстанции, следует сказать, что идея власти-господства в системе психиатрической власти, предполагала в себе то, что безумцев просто изолировали от общества, запирая их в камере и сажая на цепь, или же на них надевали смирительные рубашки и заковывали в кандалы. Ибо идея власти-господства в психиатрии, предполагала в себе то, что безумцев нужно просто изолировать от общества, а чтобы они не создавали неудобств, обслуживающему их, медицинскому персоналу, на них следовало надевать смирительные рубашки, сажать на цепь и заковывать в кандалы. Стоит сказать, в таком положении им надлежало пребывать до конца жизни. Система власти-господства в психиатрии существовала в европейских странах со времен раннего средневековья и до 18-го века, после чего произошел переход в сторону дисциплинарной власти, которая является главенствующей функцией управления психиатрами психически больных людей до наших дней.
Рассматривая же функцию дисциплинарной власти, хотелось бы сказать, что важнейший приоритет данной системы заключается в том, что в отличии от системы власти-господства в психиатрии, предполагающей в себе то, что безумца просто запирала в камере и сажали на цепь, система же дисциплинарной власти предполагает в себе то, что психиатр, через установленную в больнице дисциплинарную систему, начинал оказывать на своих пациентов психологическое воздействие, связанное с выполнением установленного в психбольнице режима, а также и с трудотерапией. Хотелось бы сказать, что, установление в психиатрической больнице, распорядка дня, а также режима трудотерапии, напрямую связан с, установленной в 18-ом веке дисциплинарной власти в психиатрических больницах.
Говоря же о задаче, которую взяло на себя установление дисциплинарной власти в психиатрических больницах, то главной функцией этой задаче стало стремление адаптировать психически больного к жизни в обществе. Потому что сам по себе, тот распорядок дня, с его утренним подъемом, завтраком, приемом лекарств, трудотерапии, обеда, ужина и ночного отбоя, все это, присущее дисциплинарной власти, должно было скопировать распорядок дня человека, живущего в обществе, вынужденного работать и приносить пользу обществу. Иными словами, если основной функцией системы власти-господства являлось стремление изолировать психически больного от общества, то система же дисциплинарной власти должна напротив, пробудить в сознании психически больного, те, изначально заложенные, инстинкты, суть которых заключается в стремлении трудиться на благо общества и, тем самым, быть общественно – полезным, индивидом. Стоит сказать, сущностью трудотерапии, которую мы наблюдаем и в современных психиатрических больницах, является стремление адаптировать психически больного к работе и занятиям трудовой деятельности, которую берет на себя, каждый полноценный индивидуум. То же самое следует сказать и о распорядке дня, иными словами, режиме, который устанавливают психиатры в клиниках, ибо если, живущий в обществе, индивид, способный трудится на благо системы и приносить ей материальную пользу, вынужден подбирать для себя режим, позволяющий ему полноценно работать, точно также и, установленный в психиатрических больницах, режим, берет на себя задачу, адаптировать пациента к адекватной для него, будущей жизни в обществе.
Тут можно сказать, что после перехода от формы власти-господства к форме дисциплинарной власти, психиатрическая больница как таковая преобразовывается в мини-государство со своими правилами и законами, которые по своей сути должны отражать в себе правила и законы, действующие в целом государстве. Суть подобной системы заключается в том, что дабы адаптировать психически больного к жизни в обществе, атмосфера, царящая в стенах психбольницы должна отражать в себе ту самую общественную жизнь, из которой выпал психически больной по причине своей болезни. Иными словами, дабы адаптировать безумца к общественной жизни, психиатр должен действовать со всей строгостью закона в отношении своего пациента, какие были бы к нему применены со стороны силовых сторон общества, отвечающих за полное подчинение законам, установленным в государстве. А значит, в своем отношении к безумцу, психиатр, работающий в клинике должен действовать с не меньшей суровостью, чем действуют управленческие службы, в отношении человека, решившего уклониться от законов.
Хотелось бы сказать, что согласно приведенным Фуко, доводам по мере перехода к дисциплинарной власти и установления в психиатрических больницах, режима, который обязан соблюдать каждый пациент, психиатры укрепили свою власть над обществом, и именно функция дисциплинарной власти, позволила психиатрии развиться как науке, и также, что очень важно, именно по мере развития дисциплинарной власти, психиатрических больниц стало гораздо больше, нежели их было при системе власти-господства. Одним словом, именно переход к дисциплинарной власти позволил психиатрии серьезно повлиять на общество и установиться в нем в виде полноценной системы. Ибо теперь психиатрия стала тем самым фактором, задачей которого стало стремление адаптировать психически больного к общественной жизни, исходя из чего психиатрическая больница стала восприниматься как система норм перевоспитания человека, сущность которой заключалась в оказывании психологического воздействия на сознание пациента, выражающееся в виде соблюдения установленного в ней режима, а также из всех правил и манипуляций, предписанных врачом. Потому что истинной целью психиатрии является стремление подавить в сознании пациентов волю к бунтарству, и тем самым заставить психически больного, жить согласно, установленном в обществе правилам и законам. Это касается как рабов, трудящихся на плантациях, так и людей повергающихся насилию в собственной семье. И если говорить о лечении, к примеру чернокожего раба, трудящегося на плантации, у которого по причине постоянных стрессов произошло помутнение рассудка, в связи с чем он причинил увечья себе и своему господину, вследствие чего и оказался в психбольнице, то здесь задачей психиатров является стремление путем психологического насилия, подавить в сознании попавшего к ним раба, страсть к бунтарству и в конечном итоге адаптировать его к жизни раба, трудящегося на плантации и путем вмешательства психиатров, смириться со своим уделом. То же самое касается и психически больного, подвергающегося насилию в семье. Здесь действует тот же принцип, суть которого заключается посредством оказывания на него психологического насилия (это касается людей, совершивших попытку самоубийства или представляющих опасность для своих родственников) уничтожить в сознании данного человека желание кричать о помощи и выражать нежелании мириться со своим уделом, и потом в конечном итоге, смириться с тем, что ему от своих родственников, учиняющих над ним моральное или физическое насилие никуда не деться, а значит полностью смериться со всеми невзгодами и принять свой удел как должное. Одним словом, психиатры всегда становятся на сторону сильного, будь то плантатор, истязающий своих рабов, или семейные тиран, мучающий душу своего родственника.
Тут на мой взгляд немаловажно уделить внимание, приведенному Мишелем Фуко моменту, имеющему место в книге «Психиатрическая власть», утверждающему, что согласно психологической деятельности психиатров, по мере развития в психиатрических клиниках, дисциплинарной власти, в задачу психиатров входит убеждение разъяснять безумцу, что он конечно же болен и безумен, но при этом только он один виноват в своей болезни и своем безумии. Данный вид психологической деятельности нацелен на то, что в сознании психически больного свойственно стремление винить в своих проблемах близких и окружающих, что определяется тем, что безумец с одной стороны, считает, что окружающие его люди что-то должны ему, а с другой просто хочет чтобы его пожалели. Причем в сознании психически больного являются сопоставимыми сразу две составляющие, ибо безумец определенно винит в своих проблемах других, тем самым желая добиться от них сострадания, и также вместе с этом, жаждет того, чтобы окружающие проявили к нему сострадание, признавая свою вину перед ним. Поэтому, психологической задачей психиатров является то самое внушение психически больному, что он конечно же болен и безумен, но при этом только он сам является виновным в своей болезни и своем безумии. Это в первую очередь определяется тем, что психиатр посредством данной практики ставит перед собой цель, уничтожить в сознании психически больного стремление искать жалости к себе, а также и уничтожить в нем желание винить других в своих проблемах. И определяется это в первую очередь в стремлении адаптировать безумца к жизни в том общественном или социальном кругу из которого он выпал, а также и заставить его смириться с теми трудностями и невзгодами, которые встречают его на его жизненном пути, вследствие чего раз и навсегда утихомирить в нем желание кричать о помощи, заставив смириться с тем, что никто не вытащит его из тех социальных обстоятельств, в которых он находится и признать истинным тот факт, что ему надлежит пребывать в этих условиях пожизненно, подавив в себе мечту вырваться из них.
Теперь, утверждаясь вновь на том, что по мере совершенствования в психиатрических больницах формы дисциплинарной власти, сама по себе психиатрическая больница преобразовывается в мини-государство со своими законами и порядками, при этом, отражающими в себе законы и порядки, царящие в обществе, из которого выпал безумец, хотелось бы сказать, что отношение со стороны врачей и медперсонала по отношению к пациенту психиатрической клиники, согласно установленным там, нормативам, должно полностью отражать в себе отношение к нему со стороны представителей того общественного или социального круга, из которого он выпал по причине своей болезни. Это можно охарактеризовать на примерах человека, подвергающегося моральному или физическому насилию в семье, исходя из которого у него произошло помутнение рассудка или просто сдали нервы, в связи с чем он и попал в психлечебницу или же на примере раба, трудящегося на плантации, который исходя из своего незавидного положения нанес увечья себе или своим хозяевам, исходя из чего и оказался в психиатрической клинике. И здесь мы наблюдаем тот, приведенный Фуко момент, что отношение со стороны психиатров и медперсонала к такого рода больным должно полностью копировать в себе отношение родственников к оказавшему сопротивление им, психически больному, проще говоря задачей психиатров является цель относится к своему пациенту также, как к нему относились его родственники, исходя из чего он и попал в больницу, что определяется тем, что задачей психиатра является стремление адаптировать психически больного к жизни в его семье, независимо от того, хочет он в ней жить или не хочет, исходя из чего он и относится к пациенту точно также как к нему относятся его родственники, копируя их отношение в стенах психиатрической больницы; и то же самое касается и раба, трудящегося на плантации, который не выдержав жестокости хозяев восстал против них, в связи с чем и оказался в психлечебнице. И здесь необходимо сказать, что здесь психиатры прошлого ставили пред собой цель подавить бунтарский дух раб и уничтожив в нем надежду на обретение свободы, заставить его покориться воле господ и смериться со своим уделом. Именно поэтому отношение психиатров к подобным больным должно было быть точь в точь таким же, каковым было к нему отношение со стороны его господ. Обобщая все вышесказанное, хотелось бы сказать, что психологическое убеждение психиатров по отношению к попавшему к ним рабу, трудящемуся на плантации и по мере жестокости хозяев подвергшемуся психическому недугу, ставило пред собой цель психологически внушить такому человеку то, что ОН, РАБ, ВСЕГДА ИМ БЫЛ, ЕСТЬ И БУДЕТ и поэтому должен смириться с этим и перестать роптать против своей участи.
Делая общий вывод касательно разграничений функций системы власти-господства и системы, последующей за ней, дисциплинарной власти в психиатрических больницах, хотелось бы сделать сравнение с отношением к заключенных в тюрьмах, о котором писал Фуко в своей книге «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы», в которой автор проводит исследование, касающееся перехода со стремлением карать и наказывать тело к стремлению карать и наказывать душу. Ибо в книге «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» философ пишет о том, что присущее эпохи средневековья и возрождения стремление карать тело преступника, отражение чему мы находим в применениях пыток в местах лишения свободы, по мере просвещение сменяется стремлением карать душу преступника, отражение чему мы находим уже не в физических, а в психологических, моральных пытках, выражающихся в стремлении сломать волю преступника. И подобно тому, как в процессе совершенствования тюремной власти, стремление карать тело сменяется стремлением карать душу, то же самое мы наблюдаем и в психиатрических больницах, а именно в тех из них, где закрепилась система дисциплинарной власти. Ибо, углубляясь в историю возникновения и развития психиатрии, можно прийти в выводу, что присущее считается системе власти-господства стремление карать тело психически больного, заменяется присущем, сменившей ее системе дисциплинарной власти, главнейшая прерогатива заключается в стремление карать душу психически больного. Суть этого заключается в том, что если психиатры, работающие по системе власти-господства по мере воздействия на сознание безумца, имели силу воздействия преимущественно на его тело, что определялось тем, что безумца просто сажали на цепь и заковывали в кандалы, после чего запирали в камере, то по мере развития дисциплинарной власти, с присущим ей, установлением режима и порядка, царящего в стенах психиатрической больницы, психиатры брали на себя цель, оказывать воздействие уже непосредственно на саму психику пациента.
Но с другой стороны следовало бы сказать, что система власти-господства не исчезла в отделениях психбольниц и по сей день. Выразить это мне бы хотелось на примере того, что я неоднократно наблюдал за тем, как в психиатрических больницах санитары били пациентов, а если уж говорить о психбольницах принудительного характера, где находятся душевнобольные преступники и где соответственно весь медицинских персонал составляют накаченные мужчины, работающие там санитарами, то здесь необходимо сказать, что рукоприкладство там считается нормой, а особо буйных также заковывают в цепи или надевают на них смирительные рубашки, в связи с чем следовало бы сказать, что система власти-господства там активно действует. То же самое следовало бы сказать в отношении психических больниц, где психиатры ставят опыты на своих пациентах. Ибо применение экспериментальной психологии в отношении пациентов психбольниц (здесь я говорю в первую очередь о трансперсональной психологии) само по себе способствует развитию безумия в сознании человека, отчего можно смело сказать, что преобладающее большинство психически больных, подвергшихся экспериментам со стороны психиатров, в конечном итоге сошли с ума окончательно, в результате чего их дальнейшим уделом стало пожизненной пребывание привязанными к кровати и издающими дикие вопли. А значит система власти-господства в психиатрических больницах существует и по сей день, ибо шизофреника в последней стадии, буйнопомешанного или привязанного к кровати подвергать воздействию дисциплинарной власти невозможно исходя из его психического состояния невозможно, а значит к нему остается применимой лишь система власти-господства, выражающаяся в том, что ему надлежит пожизненно лежать привязанным к кровати, в собственных испражнениях.
В качестве дополнения к, рассматриваемому нами, материалу, хотелось бы привести сведения, имеющие место в данной книге («Психиатрическая власть»), касающиеся разграничений между понятиями безумия и идиотии, имевшие место в европейской психиатрии 18-19-го веков. Начать хотелось бы с того, что под названием идиота в то время понимали не умственно-отсталого индивида, который не способен выучиться читать и писать, напротив, идиот, в понимании этого слова европейскими психиатрами 18-19-го веков, мог быть человеком очень умным и начитанным, потому что главная его особенность заключалась в том, что он, в силу своего дефекта был человеком, неспособным к полноценной жизни в обществе, потому что не умел вести себя в обществе, а также не имел способностей пользоваться плодами цивилизации того времени, в котором он жил. Хотелось бы сказать, при таких взглядах и позициях на сущность идиотии, в наше время идиотом можно назвать человека, не разбирающегося в техники и не способного пользоваться плодами технического прогресса, ибо в настоящий момент наше время стало настолько техногенным, что человек, не умеющий пользоваться техническими приборами и средствами, становится обреченным на одиночество, и, окружающие его люди, смотрят на него, как на умственно-отсталого и как следствие, избегают общения и контактов с ним. И вот, возвращаясь к нашим разграничениям касательно безумия и идиотии, то безумец, согласно идеологии европейских психиатров 18-19-го веков отличается от идиота тем, что он до момента заболевания психическим заболеванием, когда он еще не был безумным, вполне возможно мог являться полноценным членом общества, умеющим вести себя в нем, и также, умеющим пользоваться плодами, современной ему цивилизации; но по мере погружения в безумия, исходящего из заболевания психической болезнью, он утратил все эти способности и превратился в человека не адекватного, лишенного способностей к жизни в обществе; в то время как идиот, отличался от безумца тем, что сама сущность идиотии согласно ее тогдашнему пониманию, предполагала в себе то, что он не способен к полноценной жизни в обществе, в связи с врожденным дефектом ума и способностей. Хотелось бы сказать, в понимании тогдашних психиатров идиотом можно было назвать и творческого человека в том случае если он является человеком, не способным реализовать свой творческий потенциал в материальную действительность. А значит, если человек имеет талант писать гениальные книги или картины, или же создавать неимоверно глубокую и замечательную по своей сущности музыку, но при лишен способностей воплотить свой талант в реальность и добиться тем самым, творческой реализации, то он несомненно является идиотом. Одним словом, идиотия в ее понимании европейскими психиатрами 18-19-го веков предполагала в себе именно отсутствие способностей к полноценно жизни в обществе, не зависимо от того, сколько человек прочитал книг и какой у него уровень интеллекта.
Если же говорить о плане медицинского вмешательства европейскими психиатрами 19-19 веков в сущность безумия и идиотии, то необходимо сказать, что главнейшая особенность лечения безумия от лечения идиотии заключалось именно в том, что, безумец, в силу то, что до момента заболевания негативным психическим недугом, мог быть совершенно обыденным человеком, способным к полноценной жизни в обществе и умеющим пользоваться плодами общественной цивилизации, должен был быть подвергнут терапии, нацеленной на то, чтобы путем психологического воздействия на его сознания, что присуще дисциплинарной власти, смог вновь обрести возможность быть полноценным членом общества, что значит, приспособленным к жизни в тех условиях, где он обречен находится, которую он утратил посредством своего психического заболевания. Одним словом, главнейшая задача лечения безумия, практикуемая европейскими психиатрами 18-19-веков заключалась в стремлении пробудить в сознании безумца тот жизненный огонь посредством возгорания которого он должен будет вернуть себе способность быть полноценным членом общества, умеющим пользоваться его плодами, которую он имел ранее и утратил по причине психического заболевания. В то время лечение идиотии предполагает в себе совершенно иной оттенок. Ибо идиотия, согласно идеологии тогдашних психиатров отличается от безумия в первую очередь тем, что если безумец является человеком с приобретенным дефектом умственного развития, то идиот, в отличии от него, является человеком с врожденным дефектом развития. А значит, если безумец до момента своего безумия мог быть полноценным членом общества, умеющим пользоваться плодами, современной ему, цивилизации, то идиот не мог быть полноценным членом общества и не мог пользоваться плодами современной ему, цивилизации, уже с самого своего рождения. Также, здесь крайне важно отметить тот довод, что, согласно мышления тогдашних психиатров, идиотия в отличия от безумия, является заболеванием неизлечимым и вылечиться от нее просто невозможно. Что, в принципе и правда. А значит, если идиот является неизлечимо больным человеком, да к тому же не умеющим жить в обществе, пользоваться его плодами, и, что еще страшнее, не умеет правильно вести себя в обществе, то он должен быть от него изолирован. Ибо в своей «Психиатрической власти» Фуко писал, что согласно мерам, применяемым психиатрами к идиотам, последних надлежало изолировать от общества, помещая в специальные интернаты, где те должны были выполнять работы, назначенные им, психиатрами; ибо если человек не способен полноценно трудиться на свободе, то его необходимо заставить трудится в местах изоляции от общества. Это делалось для того, чтобы принудить идиота приносить пользу обществу.
Делая общий вывод, хотелось бы сказать, что по отношению к людям, неприспособленным к жизни, имеют жестокую позицию и современные психиатры, в том числе и российские. Ибо в текущие времена в нашей стране очень много настроено специализированных интернатов, в которых содержатся люди, не способные к жизни на воле, и отношение к ним там поистине противочеловеческое. Ибо их ущемляют в правах, совершают над ними моральные унижения и физическое насилие, да и, вообще, в принципе, относятся к ним, как к совершенно бесправным личностям, зачастую внушая им об их же бесправии. Так что если рассматривать психиатрию прошлых веков и психиатрии современных Европы и России необходимо сказать, что за столь длительное время в психиатрической власти мало чего изменилось и ущемление прав душевнобольных, сопровождающееся учиняемым над ними, физическим или моральным насилием, активно практикуется и в наше время. К сведению хотелось бы добавить, что именно для нашего времени наиболее свойственна, применяемая в карательных мерах, медикаментозная обработка, выражающаяся в том, что в психиатрических больницах, пациентам дают такие лекарства, от которых им становится плохо. Это активно практикуется в первую очередь, психиатрами, практикующими трансперсональную психологию, ибо по мере учинения над пациентом подобного насилия, в процессе которого он должен себя представить узником концлагеря, жертвой средневековой инквизиции или, мучающимся в аду, грешником, пациентам непосредственно дают такие препараты, в процессе воздействия которых у них начинаются ломки, страхи, и что главное, чувство ирреальности, исходя из которого им и начинает казаться, что они давно умерли и сейчас находятся в аду, либо на Страшном Суде.
Теперь, для того чтобы сделать общий вывод касательно всей нашей рецензии, следует вернуться к началу статьи, а именно тому моменту, где были приведены доводы, имеющие место в конце книги «Психиатрическая власть», где Фуко писал о первозданных функциях, которые должны решать психиатры. Функции эти предполагают в себе то, что первозданной задачей психиатра является стремление раскрепостить пациента, что значит сделать так, чтобы он смог открыть людям свое сердце, познакомиться с девушкой, одним словом открыться людям, дабы завоевать их расположении. И здесь, как мы поставили перед нами главную задачу, раскрыть то, что в процессе чтения «Психиатрической власти» мы единогласно приходим к выводу, что психиатры не то, что бы не решают эту задачу, но и не ставят перед собой подобных целей, а цели их заключаются совершенно в ином, а именно сломать волю психически больного и в случае, если он живет в неблагоприятных для него условиях, отчего его душа кричит, уничтожить в его сознании крик о помощи и заставить его смириться с тем, что в условиях, где он обитает, ему надлежит находиться пожизненно и никто не вытащит его из них. Вообще, если вглядеться в, приведенную Мишелем Фуко, первозданную задачу, которую должны решать психиатры, цель которой является в том, чтобы поспособствовать тому, чтобы психически больной мог открыться людям и завоевать их расположение, можно сравнить с историей, описанной Андерсеном в сказке «Гадкий утенок», главный герой которого на протяжении года мечтал открыть свое сердце прекрасным лебедям, но боялся, что они уничтожат его, за то, что он такой безобразный. И вот, обращаясь вновь к «Психиатрической власти», можно прийти к выводу, что согласно первозданной задачи, которую поставил Фуко перед психиатрами лежит стремление побудить пациента открыть свое сердце тем людям, которые больше всего интересуют его и к которым его больше всего тянет, подобно тому, как «гадкий утенок» в конечном итоге открыл свое сердце прекрасным лебедям и они приняли его в свои ряды.
И здесь необходимо сказать, что психиатры не ставят перед собой цель раскрепостить человека, чтобы он смог открыть свое сердце, интересующим его людям, т.е. тем людям, с которыми он больше всего бы хотел поддерживать отношения, потому что считают это пустой призрачной грезой, противоречащей законам реальной действительности. Ибо только в сказке «гадкий утенок» после того как открыл свое сердце представителям своего идеала, был принят в его ряды, в реальной же жизни все происходит совсем по другому, а именно человек, являющийся прототипом «гадкого утенка» оказывается обреченным существовать в той среде обитания, которая выпала ему судьбой, и никто не стремиться вытащить его из нее. Так полагают психиатры, всячески стремящиеся навязать каждому из своих, живущих в мире грез и иллюзий, этот принцип. Одним словом, психиатры потому не стремятся способствовать тому, чтобы их пациент смог открыть, интересующим его людям, свое сердце, в надежде на понимание от них, потому что считают это всего лишь грезой, не имеющей отношения к реальной жизни, а как уже говорилось, главная задача, которую ставят пред собой психиатры в отношении своего пациента, адаптировать его к реальности. Здесь следует сказать, что система психиатрической власти есть система грубого материализма и она способна лишь презирать все идеалистическое и сентиментальное. Поэтому психиатры в своих мерах обращения с пациентом используют жесткие методы, нацеленные на подавление и полное искоренение всех призрачных грех, в которых пребывает пациент и делают они это, используя жестокое психологическое воздействие на сознание пациента, и, что главное, сама атмосфера, царящая в стенах психиатрических больниц нацелена на уничтожение в сознании пациентов грез и иллюзий, а также надежды на помощь со стороны остальных людей, дабы пациент смог смириться со своим уделом и принять свою участь. Хотелось бы сказать, что атмосфера, царящая в стенах психиатрических больниц наиболее губительна для людей ранимых и чувствительных, а также людей с искалеченной душой и покалеченным сознанием, ибо для людей подобных типов, пребывание в психиатрических больницах является настоящей пыткой, провоцирующей в их сознании, ощущения страха, злобы, повсеместной ненависти, ужаса и отчаяние. Здесь следует сказать, что само по себе восприятие атмосферы психиатрической больницы ранимыми и чувствительными людьми, а также и людьми с итак уже покалеченной психикой, воспринимается как «изнасилование человеческой души», отчего после выписки их на свободу, их чувства и мировоззрение, в определенном смысле подобны чувствам женщины, подвергнувшейся изнасилованию, ибо подобно тому, как ставшая жертвой изнасилования женщина, начинает панически бояться людей и всячески избегать их, после чего становится замкнутой и начинает бояться выйти из дома, точно также и человек, ранимый и чувствительный от природы, попавший в психиатрическую клинику и подвергнувшийся там жестокому обращению со стороны медперсонала, в дальнейшем, по мере выписки начинает избегать людей, в связи с чем замыкается в себе и начинает сидеть дома, где нередко у него в дальнейшем начинаются приступы психосоматики и панических атак.
Финальным итогом нашего изложения должен послужить довод о том, что в отделениях психиатрических больниц, психиатры очень часто говорят пациентам, что те должны открыться людям и тем самым завоевать их расположение. Но для того, чтобы смело сказать, что лечение в психиатрических больницах не располагает к этому, хотелось бы обратить внимание на сама обстановку, царящую в отделениях психиатрических больниц, где медперсонал подвергает пациентов психологическому насилию и унижениям. Ибо дело психиатров заключается в первую очередь в ломке сознания, пациентов и искоренения из их внутреннего мира страсти к бунтарству или крика о помощи. Поэтому, в тех случаях, когда в отделениях психбольниц, где медперсонал устанавливает строгие правила и где пациентов всячески ущемляют в их правах, психиатры, с присущим им, лицемерием, говорят пациентам, что хотят помочь им раскрепоститься, чтобы те могли прийти к людям и открыть им свое сердце, это является откровенной ложью, ибо истинной целью этих самым психиатров является стремление сделать так, что бы они смогла без крика и ропота жить в тех условиях, которые им предписала судьба. И поэтому, когда психиатры говорят о том, что хотят помочь пациентам обрести счастье в жизни, то они откровенно лгут, ибо вспоминая все приведенные ранее доводы, мы можем однозначно убедиться в том, что психиатры не настроены делать своих пациентов счастливыми. Именно поэтому, когда в отделении психиатрической больнице психиатр говорит пациенту, что хочет помочь ему обрести счастье, это является абсолютной ложью, сущность которой заключается в том, что психиатр на самом деле просто стремиться сделать своего пациента более покладистым и расположенным к лечению, сущность которого заключается в том, чтобы убедить пациента в стремлении смериться со своим уделом и перестать роптать против людей, в окружении которых он вынужден находиться. В этом и заключается главный обман психиатров, в том числе и современных.