Исповедь ангела-хоронителя

Когда я был человеком, звали меня Костей, Константином, Костенькой. Последнее имя я часто с наслаждением слышал от особ прекрасного полу. Ох, и любил я девчонок! Ё- моё!!! Всех их, прекрасных! Всех, даже и горбатеньких, и кособоких, и гнусавеньких. Как девушек, так уже и женщин. Брюнеток, шатенок, шоколадно-каштановых, блондинок. Худеньких и чуть полноватых, высоких и крошечек. Бывают коллекционеры монет, машин, бабочек, а я – собирал коллекцию «милых дам». Цельный фотоальбом в своей душе-памяти этих проказниц-искусниц насобирал. Ясно дело, для сугубо «личного и совсекретного» пользования в памяти своей неувядающей! После кратких свиданий старался не оставлять следы: ни адреса, ни телефона. На прощанье обычно дежурно-нежно целовал очередную коллекционную «бабочку» и «растворялся» в пространстве-времени.

Но однажды… Появилась жемчужинка моя ненаглядная, навсегда стопорнувшая моё грешное хобби. Я всегда хотел быть рядом с ней, начиная с нашей детской дружбы в туристическом клубе. Милая красавица Оленька. Как-то сразу полюбились мне её белые кудри, стройные ножки, натренированные в походах, покладистый, весёлый характер. Мы дружили, но… Наш одноклубник Петька оказался шустрее меня. Он и женился на Оле.

Чем я хуже Петьки? — этот навязчивый вопрос долго мучил мою непутёвую голову. Ничем! Даже лучше! Виновата дамская нелогичная логика! Ну, раз Оля выбрала не меня, решил я тогда, не буду жениться всю оставшуюся жизнь!

Прошло несколько лет. Я упорно совершенствовал умение очаровывать. Стал обладателем обширной «дамской коллекции» … Однажды случилось чудо – звонок в дверь моей холостяцкой квартиры. На пороге – моя мечта, Оленька! Молчит, смотрит влюблённо. Я улыбнулся (есть Бог на свете!), увлёк её в квартиру и крепко обнял. «Тише, тише! Лялечку придавишь!» — на руках её тихонько попискивал свёрток с голубой лентой. Я помог гостье снять пуховик, стянул сапожки. Мы пошли в кухню «пить чай».

«Петька бросил нас, ушёл, как альфонс последний, жить к вдове успешного усопшего коммерсанта». «Люблю тебя безумно! Оставайся у меня жить!» «С лялечкой?» «С лялечкой!» Так она поселилась у меня с маленьким Андрюшкой. Это было счастливое время. Каждый будний день я спешил с работы домой. Там ждал вкусный ужин(готовила она прекрасно!) и обнимашки, разговорчики, смешные Андрюшкины проказы. По выходным мы гуляли в парке, веселились в цирке, навещали тёщу – Олину маму Ксюшу.
 У тёщи жил и Олин старший сынок, Саня. Мама Ксеня жила в частном доме с огородиком и дощатыми «удобствами» на улице. Иногда надо было расчистить двор от снега, иногда починить крышу. Однажды мы с другом Мишкой совершили подвиг – соорудили ванную комнату с отдельным туалетом в домике. Лазили под дом – прокладывали сливные трубы, покупали и монтировали всю сантехнику. Когда всё заработало, радости не было предела!

Но, земной рай, видимо, не бывает бесконечным. Я отчего-то терял силы. Руки начинали дрожать, ноги слабели, с каждым днём труднее становилось даже дышать. Милая моя уговаривала обратиться к медикам, но я с детства не любил врачей и принципиально держался подальше от больниц и клиник.

Однажды Саня серьёзно заболел, Оля «временно» перебралась к маме. Помню, последний раз я был в тёщином домишке, когда пришёл починить кран. Руки не слушались меня, плоскогубцы, контргайки то и дело выскальзывали. Но я сосредоточился и упорно раскручивал-менял-закручивал. Ф-фу! Получилось! Мы пообедали знаменитым фирменным тёщиным кушаньем – «мами-Ксюшиным» борщом, пельмешками со сметаной. За столом, помню, Олина мама всё упрекала дочку за лень: мол, слишком много лежит, отдыхает, мало помогает по огороду. «Странно, – подумал я тогда, – моя любимая никогда не была лентяйкой-лежебокой».

Я всё слабел, и слабел. Однажды крепко уснул и…умер. В этом «сне» стал лёгким, невесомым. Летал над домами, деревьями, людьми. Мог легко подняться под облака и резко спуститься на крыши, обогнать самолёт и пристроиться к голубиной стае. Нарезвившись, я взял курс на завод, к любимой.

Она бегала по цехам, снимала показания приборов. Вот остановилась, закашлялась. «Почему без респиратора, без каски?!» – заметил её какой-то начальник. «На складе всего этого нет. У нас на пятерых КИПовцев одна каска», — отвечает моя Оля. «Чтоб я не видел тебя в цеху без каски!» – начальник достаёт респиратор из какого-то «потайного шкафчика» и подаёт ей.

С тех пор, как завод был приватизирован, прошло не меньше двадцати лет. Профилакторий, в советское время разумно поддерживающий здоровье рабочих, был «профукан». Средств защиты хронически не хватает. Не скажешь тут, что приватизация состоялась «во благо», рабочие потихоньку превратились из высокооплачиваемой когорты в еле сводящих концы с концами добровольных рабов.
Начальник этот, как фокусник добывший респиратор, наверно, как и я, знает или догадывается, что у Оли астма, а скорее всего, уже и силикоз из-за вредного дымно-химического производства. Но, что тут поделаешь? Не она первая гробит здесь здоровье, не она и последняя. Надо трудиться, зарабатывать, сыновей растить…

Забытьё. И новый мой «сон»-видение. Рабочие проходят медкомиссию-профосмотр. Всех врачей обошли, анализы сданы. Многие цифры-результаты лаборанты списывают со старых, прошлогодних. Чтоб «статистику не портить»! Так и быстрее, и «красивее»! Картинка получается благостная для отчётов, статистики, начальства. Но уводит от правды, от реального состояния здоровья реальных людей. Тем более, что условия работы у персонала на таком производстве совсем даже не курортные! И я отчего-то уверен, что эти «липовые» результаты анализов уже не в первый раз, не первый год. Я вижу этот ужасный, этот смертельный анализ, а именно – анализ крови любимой моей Оли. Что я могу сделать? Из-под потолка на невидимых крыльях спускаюсь к молоденькой лаборантке и, как мне кажется, кричу, ору ей на ухо: «Проверь! Ещё разик, повнимательнее! От тебя зависит жизнь реального человека!» Она так и замерла, будто прислушивается к вещему голосу с небес. Спешно начинает проверять базу в компьютере, звонит куда-то, уточняет, ругается. …

Любимая, почему я раньше не знал всей правды, а «прозрел» лишь, когда душа моя освободилась от тела?! А внизу, на бренной Земле, забегали все, зазвонили телефоны, вызвали Олю на допобследования да на разные душеспасительные беседы. … Вот он, жуткий диагноз: «Приобретённый синдром иммунодефицита», а никакой не профессионально приобретённый на задымленном заводе пыльный силикоз!

Мама Ксюша беседует с доктором: «Сейчас, в 2018-м умирают те, кто был заражён в начале двухтысячных. Примерно каждый сотый наш горожанин болен или носитель ВИЧ». Вот так. Сколько лет прошло, а милая моя и не подозревала о болезни. То слабость, то простуда, то вроде бы ангина. И виноват-то я сам. Сам, сам, хренов собиратель «экзотической коллекции»!

Вот вижу Олю в клинике для таких же, с болезнью века СПИД, он же ВИЧ. Жестокий диагноз, для смертников… Девчонки из палаты вскакивают с кроватей, бегут на процедуры и приём лекарств, шумно тормошат: «Ольчик, а ну, подъём! Шевелись, жизнь так прекрасна!» Но она лишь слабо улыбается, ждёт свою неизбежную очередную капельницу. Последнее время до лечения она не могла есть, глотать: горло опухло, часто шла кровь. Лекарства ощутимо помогают. Но, но и ещё раз, но… Лекарства как-то ещё поддерживают жизнь пациентов – тех, в основном, начавших лечение на ранних стадиях заболевания. Но, когда мозг, печень, почки, лёгкие разрушены, больной уже «дышит на ладан». И уверует лишь только в свою судьбу или в Бога.

Итак, моя ненаглядная подлечена, может ходить и кушать, получила инвалидность. «Вот, наконец-то отдохну», – сказала она с улыбкой в первый день своей официальной инвалидности. Прошлась по магазинам, радуясь новым покупкам. Дома с усталости зашла принять ванну и долго не выходила. Старший сын Сашка постучал в дверь ванной: «Мама, ты как?» Нет ответа. Постучал снова. Тишина. Выбил щеколду, вытащил мамочку из ванны, унёс в комнату. Массаж сердца, искусственное дыхание, массаж, дыхание, массаж, дыхание… Наглотался крови. Старался как мог. Но, он не волшебник. Бесполезно. Всё… Подъехавшая «скорая» зафиксировала смерть. Какое горе…

Пожирающий огонь крематория. Теперь моя любимая, как и я, – во Сне Вечности. Отсюда пока никто не возвращался. «Билет» в одну сторону…

Сам я предстал перед судом Божьим. Здесь никто никуда уже не спешит, само Время и даже Вечность подвластны этим Силам. «Что, – спрашивают меня, – в твоей жизни было лучшим, а что – худшим?» «Первое – любовь, – честно отвечаю я, – второе – секс без любви». «Осознаёшь ли ты в полной мере свою вину: ты заразил не только свою ненаглядную, но и женщин, любимых другими мужчинами? Да и их попутно тоже». «Да, я бесконечно виновен», — душа моя словно разрывается на части…

И назначили меня быть ангелом-хранителем всех больных и носителей СПИДа, кто заражён был мною или через меня «по цепочке». Ох, и хлопотно это! О, как много их, неразумных! Но, коса Смерти, она ведь не затупляется!