Конь Женя

Как-то, как раз в год своего ещё не наступившего шестидесятилетия моя матушка вдруг предложила: «А поехали вместе на Алтай!». Ни она, ни я до того на Алтае ни разу не были. Так почему бы не съездить? Я залез в интернет и спустя некоторое время из десятков, если не сотен самых разных вариантов выбрал маршрут, интересный по обещанной программе и доступный нам по цене. С маршрутом была только одна небольшая проблема: он был конным. Кони – это прекрасно, но дело в том, что никто из нас ни разу дотоле на коне не ездил. Я, например, один раз до этого на лошадку был посажен в детстве на фестивале Индии, да и то только чтобы сфотографироваться, а ещё раз в студенческие годы на слабо забрался на коня сам, после чего он пошёл рысью, совершенно мною не управляемый, и завёз меня незнамо куда прежде, чем я улучил возможность с него слезть. Но мы, двое авантюристов, прочитали в описании, что предварительный опыт для участия в походе не требуется, переглянулись и купили себе этот тур.
 
До Новосибирска мы доехали на поезде своим ходом. Там по адресу нашли турфирму, которая оказалась второй в длинной цепочке посредников, а дальше уже нас повезли турфирмы, передавая с рук на руки. На автобусе мы отправились из Новосибирска на Алтай, миновали Чемал и, поднимаясь вдоль Катуни, достигли урочища Че-Чкыш и одноимённой туристической базы, хозяином которой оказался весьма колоритный мужик по имени Дядя Витя (именовался он именно так).
 
Надо сказать, что моя матушка, решившая почти в шестьдесят лет пройти конный поход, ни разу до того не сидев на лошади, произвела сильное впечатление. Однако ей подыскали старого и уже далеко не бодрого, но зато абсолютно смирного и спокойного коня Герю, с которым они дружно и благополучно прошли весь маршрут. Я тоже честно признал, что до сих пор на лошади не ездил, и опыт у меня нулевой. Поэтому мне в качестве напарника был выделен Женя – средних лет добрейшей души конь, исключительно спокойного флегматичного нрава и к тому же достаточно уже опытный и просто от природы умный.
 
Далеко не всем, кстати, так повезло. Кони – как люди, у каждого свой нрав и свой неповторимый характер. К примеру, одной из участниц, у которой был опыт верховой езды, достался конь Миша – норовистый, своенравный, взбалмошный, а временами и просто откровенно вредный тип с изуродованной мордой. Морда у него была перекошена неспроста: когда-то несколько лет назад, когда потребовалось его подковать, он лягнул наклонившегося над его копытом хозяина. И не просто лягнул, а сильно ударил копытом прицельно в голову, чудом только не убив. Хозяин очень не сразу после этого пришёл в сознание, но, когда очухался, встал и дал Мише сдачи, изрядно покривив несбывшемуся четвероногому убийце физиономию. Это, впрочем, нисколько не улучшило Мишин характер, и, к примеру, в нашем походе Миша умело и со знанием дела создавал неприятности не только своей наезднице, но и всей группе.
 
Мне же с моим конём исключительно повезло. Не могу похвастаться, что он сразу признал во мне хозяина. Нет, умный конь сразу понял, что имеет дело с полным «чайником» – совершенно неопытным и неумелым наездником-новичком. Я бы сказал, что Женя отнёсся ко мне с терпеливой снисходительностью и несколько покровительственно – как относится старый опытный старшина к только что получившему погоны и назначение в часть лейтенанту. Бывало, что он меня не слушался, когда считал мои команды неразумными и полагал, что лучше меня  знает, что ему делать. Однако при этом он никогда не вредничал, не пытался меня сбросить (что ему было бы несложно сделать, если бы захотел), не огрызался, не пытался укусить, и вообще вёл себя разумно и дружелюбно.
 
Я со своей стороны тоже старался не досаждать коню без нужды. Например, я быстро обнаружил, что для того, чтобы подстегнуть Женю и намекнуть ему на необходимость ускорить шаг, совершенно нет необходимости бить его чембуром по крупу, как нас учила девушка-гид. Вполне достаточно было тем же чембуром ударить по арчемаку – навьюченной на коня сумке с продуктами и вещами. При этом ударе получался резкий звук вроде щелчка, который Женя прекрасно понимал в качестве команды ускориться.
 
Отлично показал себя Женя во время грозы, сохраняя олимпийское спокойствие и невозмутимость в то время, как другие кони были явно напуганы, а вредный гад Миша и вовсе сбил группу с тропы, так что в итоге нам пришлось даже немного скорректировать в последний день маршрут и выйти к базе не тем ущельем, что было изначально запланировано.
 
Одним словом, с Женей мы прошли весь поход душа в душу, и по окончании маршрута расставаться с ним было откровенно грустно.
 
Вполне естественно, что, оказавшись на той же самой базе спустя два года в компании двух своих знакомых, я первым делом поинтересовался, жив ли Женя, и свободен ли он в данный момент. Женя был жив-здоров и к тому же не был занят в текущих походах, а как раз вольно пасся рядом с базой. Так мы с ним оказались напарниками во второй раз. Опыта у меня за первый поход немного поднабралось, держался в седле я уже гораздо увереннее. У меня даже стало получаться, хотя и с переменным успехом, настаивать на своём в тех случаях, когда наши с конём представления о правильном и должном расходились.
 
Доверие моё к Жене, и без того уже высокое, стало практически безграничным после того, как в последний день нашего похода мы попали в довольно основательную передрягу. В какой-то момент наш проводник и коневод отделился от группы. В принципе в этом ничего критического не было: мы все трое уже неплохо держались в седле, правильное направление не вызывало сомнений, к тому же умные кони, ходившие этим маршрутом сотни раз, вывезли бы нас, даже если мы вообще никак ими не правили и полностью на них положились. В общем, коневод решил, что мы достаточно опытны, и он может быстро съездить по своим делам и вернуться. Однако как раз в этот момент на нас налетела гроза. Очень мощная гроза со штормовым, почти ураганным ветром, оглушительными раскатами грома, настоящим потопом и сильным, крупным градом. За всю мою жизнь я не видел более впечатляющей своим видом тучи, чем та, что на нас тогда наползала. А потом стало уже не до видов. От грома закладывало уши, молнии вспыхивали в наступившей посреди дня темноте, дождь перешёл в настоящий водопад, разве что льющий под углом из-за сильного шквального ветра, град больно бил по голове, плечам и спине. Но боялся я вовсе не грозы, боялся я того, что при очередном раскате грома или особо свирепом порыве разразившегося шквала мой конь испугается, вырвется и убежит. Но Женя вёл себя образцово. Отвернулся от ветра, чтобы град не сёк ему морду и простоял всю грозу, не вырываясь и не проявляя особого беспокойства, лишь иногда вздрагивая всем телом. Кстати, надо сказать, что помимо того, что град больно бил по голове и прочим частям тела, я ещё и очень замёрз, так что вздрагивали мы периодически оба.
 
Дождь всё ещё лил, но гром стал теперь грохотать не прямо над нашими головами, а в стороне, а, главное, постепенно посветлело, и вернулась видимость. Тогда мы трое пешком, держа коней в поводу, двинулись вперёд и, спустя некоторое время, обнаружили маленький открытый домик, явно не жилой. Зашли, попытались развести в печи огонь. Получилось не сразу, потому что руки от холода потеряли чувствительность и не слушались, а нас самих от холода била крупная дрожь. Но мало-помалу нам всё-таки удалось раскочегарить печь. Обсушиться мы не успели, но хотя бы минимально отогрели руки к тому моменту, как нас обнаружил наш вернувшийся проводник и коневод и стал торопить скорей-скорей седлать коней и спускаться в долину Катуни.
 
Мокрые до нитки, замёрзшие, мы начали спускаться в долину. Однако чем ниже мы спускались, тем теплее становилось. Ветер стих, погода быстро налаживалась, а, когда мы подъехали к Еланде, уже вовсю светило солнце. Мы отогрелись, от коней откровенно шёл пар, из-за резкого перехода от холода к жаре и от недавно пережитого напряжения к полному умиротворению клонило в сон. Фактически туристический маршрут закончился, до нашей базы оставалось километров пять по асфальтовой дороге. Проводник, сочтя свою миссию завершённой, ускакал на своём маленьком злом алтайском коне далеко вперёд. Вот это преждевременное чувство, что маршрут практически окончен, и сыграло со мной злую шутку. Я слишком расслабился и потерял обычную бдительность и осторожность. Сыграло свою роль и то безграничное доверие, которым я за два пройденных похода, а особенно за последний день, проникся к Жене и его невозмутимой разумности. А, между тем, кони-то приближением к дому были, наоборот, возбуждены и взбудоражены. А вот тут я и допустил очень грубую ошибку, которая, если бы не простое везение и счастливая судьба, вполне могла оказаться для меня роковой – я начал снимать плащ, не слезая с коня.
 
На самом деле, это грубое нарушение правил и техники безопасности. Нас ещё в первом моём походе предупреждали и учили так не делать. Но иллюзия, что маршрут уже закончен, и мы практически дома, но сладкая полудрёма под разморившим тёплым солнышком, но обманчивое чувство безопасности, но пример коневодов, которые сами не раз на наших глазах так делали безо всяких последствий (им-то можно, они в случае необходимости смогли бы усмирить коня, а вот я – нет), и, наконец, полное доверие к ангельскому характеру своего коня, всё это в совокупности привело меня к весьма неосмотрительной беспечности. И вот, я попытался, оставаясь в седле, снять с себя плащ. Сочетание шуршащего звука и чутко уловленного задним зрением движения чего-то большого и развевающегося за спиной напугало Женю, и он начал подо мной выплясывать и брыкаться, заражая своим возбуждением и страхом коней под моими товарищами. Опыт двух пройденных конных походов не прошёл зря, и какое-то время мне удавалось справляться и удерживаться в седле, но конь не успокаивался, а, наоборот, заводился всё сильнее. Благодушную расслабленность и сонливость как рукой сняло, в отсутствии проводника, который бы мог вмешаться, ситуация становилась с каждой секундой всё более критической. Мой мозг, как всегда в таких случаях, заработал ясно, чётко и быстро, и вместе с только что нарушенным мною запретом снимать, сидя на коне, плащ, в голове тут же всплыло другое правило: если потерял над конём контроль и не уверен, что сможешь удержаться в седле – сразу ноги вон из стремян!
 
Это одно из тех правил, выполнение которых может спасти жизнь, но которые противоречат инстинктивной реакции. Так же как, сорвавшись со скалы, нужно раскинуть руки в стороны и дать схватывающему узлу короткой вспомогательной верёвки самому затянуться на верёвке основной. Это единственно правильное решение, но оно противоречит автоматическому бессознательному рефлексу. Бывали случаи, когда новички, сорвавшись со скалы и рефлекторно хватаясь за узел Прусика, тем самым, своими собственными руками не давали ему завязаться и в результате разбивались, несмотря на абсолютно надёжную страховку. Правило со стременами того же рода: когда конь под вами начинает брыкаться, вполне естественный рефлекс заставляет вас как можно сильнее закрепить ногу в стремени, потому что только благодаря этому вы на коне худо-бедно всё ещё удерживаетесь. Чтобы поступить наоборот, нужно сделать над собой изрядное усилие. Разумеется, после того, как я сбросил с ног стремена, я не продержался на коне и нескольких секунд. Со второго взбрыка Женя выкинул меня из седла и тотчас ускакал галопом в направлении базы. Я с размаху долбанулся головой о камень, успел услышать громкий звон (словно ударили в колокол, казалось, этот звон должно было быть слышно за километр) и на несколько секунд вырубился. Ребятам со своими конями справиться хотя и с трудом, но удалось. Они потом говорили, кстати, что первое, что я сделал, после того как поднялся – это стал осматривать, не разбита ли камера – сам этого не помню вообще: видимо, я это стал делать на автомате до того, как толком пришёл в сознание.
 
В итоге оставшиеся пять километров до Че-Чкыша я прошёл пешком, собирая по пути свои разбросанные вещи и ориентируясь на периодически попадающиеся лоскуты разорванных Женей в клочья арчемаков. Арчемаки у меня были красные, и лоскуты искусственной кожи ярко-кровавого цвета, разбросанные по степной траве на протяжении всех пяти километров, до крайности наглядно и во всей живописности показывали мне, как бы сейчас выглядели мои бренные останки, если бы я вылетел из седла, не успев прежде высвободить ноги из стремян.
 
Женю ни ловить, ни искать не пришлось. К моему возвращению он мирно, как ни в чём ни бывало пасся на лужайке у базы. За погубленные арчемаки я расплатился, впрочем Дядя Витя взял с меня очень умеренно и, я бы сказал, по-божески. Вещи удалось найти и собрать все, любимый фотоаппарат-зеркалка не пострадал. Голова потом болела знатно, но что остался жив – и того с меня было вполне довольно. А с Женей мы по-дружески простились на следующий день и больше уже с тех пор не виделись.