7. Посылка

Темно. Пришла в себя, почувствовав, как замёрзли ноги. Они покоились на снежной тропинке, и на них, - как и на всё моё опрокинувшееся тело, - беспощадно лил дождь. Гром уже не ворчал. Молнии не проносились вокруг меня стрелками-указателями. Сыро. Холодно. Чавкающий снег, что служил колыбелью, теперь торопил меня приподняться.

Я встала, отряхиваясь. Точно медвежонок, выбирающийся из воды. Пальто испортилось. Мама, наверно, не поймёт меня, не говоря уже о папе - зимнее пальто с огромным ретро воротником - его  подарок.  Да, беседа с деревом - не самое лучшее поведение. Призрак! Я вспомнила о нём. Он появился так неожиданно и так реально, словно  видел меня и прежде. Будто вернулся ко мне. Вернулся и спас меня. Спас мою жизнь! Я убрала руки от ствола дуба в тот самый момент, когда увидела его образ вновь -  образ умершего мужчины.

Мне стало жутко. Сколько я пролежала здесь, непонятно. Вдруг он склонялся надо мной, рассматривая  закрытые глаза? Уже вечер - близкий, обволакивающий ледяной влажностью и темнотой. Пока я лежала здесь, приходила в себя несколько раз и снова проваливалась в дремотное состояние. Следует вернуться в школу. Странно, что меня здесь никто не обнаружил. Я сглотнула, опасаясь что заболит горло, но никаких симптомов не почувствовала и взглянула на дуб.

Молния попала в него с такой силой, что ствол треснул, разделился на две половинки. Теперь он представлял собой два мира: мир живых и мир мёртвых, переплетающихся между собой.

Раньше, когда я видела Ивовую веточку, моя семья думала, что я просто представляю её себе. Что родители скажут теперь?
Еле заметно кивнула дереву, прощаясь. Надеялась, что дерево выживет. Этот  дуб  восстановится, и весной на его ветвях появятся листочки. Я верила в это когда поднималась по ступенькам высоченного, монастырского крыльца.

Увидев мой вид, девчонки отпрянули от меня с презрением. Сначала я даже подумала, что молния всё же попала в меня и я теперь привидение. Сильный щипок за кожу запястья вернул меня к убеждению, - я жива и всё по-прежнему.

Классная руководительница заметила моё долгое отсутствие только тогда, когда я оказалась на пороге её комнаты, чтобы объяснить ситуацию. Она всплеснула руками, увидев меня растрёпанной, да промокшей. Потребовала, не слушая меня, рассказать, где я была.

Я сразу поняла, что она совсем забыла обо мне. Попыталась рассказать этой женщине правду, заверяя, что молния не могла коснуться меня, так как я в этот момент отодвинулась от дерева. Ко всему этому я добавила истину о появлении призрака и только начала с упоением описывать его угрожающий вид, как мою речь резко оборвали.

Она нависла надо мной, точно грохочущее ведро, наполненное кусками льда, и принялась отчитывать меня. Сколько всего она наговорила мне в тот вечер! Моё сердце сжалось в прохладный, щиплющий комок и я почувствовала, как оно страдает, от того, что мои уши вынуждены слушать эту женщину.

Классная руководительница  утверждала, что я всегда веду себя, как ребёнок, способный выдумывать  разную ерунду, только чтобы привлечь к себе внимание. Я узнала, что «все меня считают дикой, странной», но я «достаточно умна», чтобы «исправиться и встать на праведный путь». Что когда-то, мне «бабушка-колдунья (бабушка со стороны отца) забила мне голову неправильными вещами, мысли о которых, отнимают у меня время». Я никогда «не прихожу в класс заранее» и выбираю себе «странные, кошмарные увлечения, над которыми все другие девочки  смеются и правильно делают».  «А мальчики… разве можно так бегать с мячом на глазах у мальчиков, сидящих на заборе?  Почему-то они смотрят только на тебя, а других девочек совсем не замечают. Я слышала краем уха, как девочки об этом переговаривались. Твой внешний вид не должен привлекать противоположный пол! Ты даже думать не должна о том, что можешь кому-нибудь понравиться! Вот доучишься, а потом пусть на тебя  глаза таращат!»

Мне стало так обидно это выслушивать, что я закрыла руками уши, а ведь даже переодеться не успела - так и стояла: мокрая, усталая, растрёпанная, перепачканная ёлочными иголками, - они покоятся повсюду, в том числе и на тропинке после новогодних праздников.

Длинные чёрные волосы в разные стороны. Колючие глаза. Карандашные указательные пальцы. Короткая шея. Широкие платья. Бесконечные бусы. В ней нет и бликов красоты. Я смотрела на свою классную руководительницу - маму Маргариты, которая учится в нашем классе, - и пыталась найти в ней что-нибудь приятное. Тщетно. Она ; огромная чёрная птица с сильным клювом. Такие птицы умеют обижать просто так, между приёмами еды.

Женщина радовалась. У неё появился повод всё это высказать мне в глаза. Её лицо пылало от негодования, даже  уголки рта.  Слова вылетали из этого рта ворохом чёрных ворон и разлетались по сторонам. Слова звучали торжественно, как новогодние салюты  в нашем городе три недели назад.

Я молчала. Не понимала, как  творец  позволяет  ей говорить мне всё это, зная настоящую правду. Меня спасла директор, которая услышала громкий, триумфальный монолог сотрудницы и вошла в эту комнату. Я выскользнула и побежала в нашу комнату, где девочки  меня встретили  возгласами, - учили стихотворение. Я переоделась, взяла самые нужные вещи и, надев пальто, ушла домой. 

Никто не заметил, как я ушла. Только Ивовая веточка встретила меня на крыльце. Сегодня её платье совсем закрывало стопы, и она трепетно плыла в воздухе. Впервые, я увидела у призрака Ивовой веточки глаза. Они напоминали два огонька - цвета апельсина с листвой. Любимая бабушка  в образе белого духа  смотрела  на мою расстроенную фигурку ободряюще, словно зная, что меня ожидает впереди, и мы вдвоём - я да призрак бабушки, - направились по снежной дороге. Я плакала, рассказывая всё как было. Ивовая веточка слушала меня и немножко выла, от избытка призрачных чувств. Мне хотелось дотронуться до неё. Я обернулась, чтобы попробовать это сделать, но она уже растаяла в воздухе. Не люблю, когда моя бабушка тает. Со дня её смерти я мороженое не ем, - оно напоминает мне о её новых, бесконечных исчезновениях. Я зашла в свой подъезд, понимая, почему она часто возникает около меня. Она любит меня, как и я её. Она любит меня  даже из другого мира.

За пальто меня не ругали. Его сразу выбросили. Мне поверили. Поверили! Мама причитала, что молния могла попасть в меня. Бабушка Анна шептала, какая я особенная девочка и что она зря недолюбливала Ивовую веточку. Бабушка Анна решила, что Ивовая веточка меня и спасла. Папа молчал. Странно молчал. Возможно, потому, что мама запретила ему говорить. Моя семья меня любит. Я - счастливейший человек на земле!

Когда я пришла, все стали опечаленными, словно произошла трагедия. Конечно, они так заботились  обо мне с самого рождения, а я так подвожу их, беседуя с деревьями в плохую погоду.

Папа без настроения. Я объяснила ему, что можно сделать перерасчёт и деньги за ту ночь, которую я не ночевала в монастыре, нам вернут. Папа не спорил. Только странно смотрел на меня. Мама  и бабушка приняли мгновенное решение, что отныне я буду ночевать дома и это не обсуждалось.  Папа очень напугался того, что молния могла попасть  в меня. «И всё в этот злосчастный вечер!» - повторял он, утирая слёзы. Он плакал тихо, дотрагиваясь до слёз пальцами, словно уговаривал их исчезнуть. Мужчины не должны плакать, но они не роботы. Если не плакать, всё ложится темнотой на сердце и печалит его.
 
Почему-то никто не удивился моим рассказам о призраке из-за дуба. Мне даже показалось, что они слышали о нём раньше. Мама так содрогалась, слушая мои слова о том, что умерший мужчина спас меня, опережая молнию. А бабушка Анна взглянула, как обычно, - глазами, наполненными мудростью и светом, летящими из её сердца. Взглянула и промолчала.

На родительском собрании, руководство и весь состав воспитателей, да учителей принесли извинения моей семье  и мне, из-за того, что никто не заметил, как я «ушла разговаривать с деревом в плохую погоду, в то время как другие девочки прилежно учили уроки». Воспитательница, которая не усмотрела за мной, уволена, а меня переводят на дистанционное обучение до  сдачи экзаменов. Это означает, что последние учебные месяцы, все учителя будут пересылать мне учебные материалы: теоретические, практические и контрольные по электронной почте. Экзамены я сдаю в школе со всеми остальными ученицами, а затем я свободна  и могу поступать, куда захочу.

Конечно, они и понятия не имеют, куда я хочу поступать, ибо такого места, наверняка в реальности  не существует. Мне бы очень хотелось изучать поведение привидений и всевозможные психические явления, о которых я читала по ночам в книгах монастырской библиотеки.

В их последних словах: «… затем она свободна и может поступать, куда захочет», чувствовалось заметное пренебрежение. Не ко мне. Скорее к моему необъяснимому внутреннему миру. Жаль, что рядом с мамой и папой в тот момент не было крёстного. Но зато, от него, совершенно неожиданно, пришла посылка. 
Содержимое почтового прямоугольника оказалось чудесным, но лучше бы крёстный приехал сам, без подарков. Мы бы с ним обсудили всё, что произошло со мной.
В посылке лежало письмо о том, что он уезжает за границу на какое-то время. Он вложил между двух сложенных страниц свой локон волос. Я взяла его в руки и приложила к губам. Папа посмотрел на меня странным взглядом. Он никогда не одобрял подобного поведения.

В письме крёстный писал, что у него всё отлично, только не хватает нас. А ещё, он любит нашу семью, особенно меня.
Передал мне приветы, такие же красивые и мистические, как я; попросил не переживать, да тренировать свои уникальные способности, чтобы когда мы увидимся, я могла рассказать ему о появлении призраков много чудесного. Он всегда мне верит. Я чувствовала себя безгранично счастливой.

Мой любимый крёстный вложил в конверт информацию о новом факультете, который откроется с июня этого года в столице, а до неё всего двести шестьдесят километров  по железной дороге. Жаль, что папа работает на пригородном поезде другого направления.
Факультет Парапсихологии! Студенты смогут изучать сверхъестественные  явления  и человеческие возможности!

 Я в восторге! Ещё вчера меня могла убить молния, а сегодня моя жизнь меняется к лучшему, - в ней появляется новая, необыкновенная цель - поступление на таинственный факультет в самый престижный университет столицы.
Весть об открытии данного факультета уже наделала столько шуму, что Шекспир бы только об этом и писал.

Мне следовало забрать учебники с тетрадями  из монастыря, и папа мне помогал. Он вынес тучу моих книг и ждал меня за воротами. Я остановилась, чтобы взглянуть на школу, в которой я училась три с половиной года.  Я была счастлива только в библиотеке, часовне и когда над моей кроватью нависала летучая мышь. Назвала её  Витой, - в переводе с итальянского, vita - вечность.

Монастырь возвышался под мрачным небом, словно дворец с золотыми окошками - стекло в клеточку, без витражной мозаики - лишь усталый тёплый свет, бегущий через вечерний двор, словно сверхъестественная река.
 
Смотрела оторопело и беззвучно. Странно, я не внутри часовни, а чувствую маятник, спрятанных там часов. Налево – направо, налево  – направо - две дороги: прошлое и будущее, а между ними тире - росчерк короткого настоящего, которое завтра уже окажется следами, судьбой, кармой. Вечер загорелся фонарями, - теми далёкими фонарями, - там, за забором.
Они освещают тротуар. Их освещение, ни капельки, ни попадает на территорию нашей школы, ассоциирующейся для меня с пленом.

Хорошо Ван Гогу - у него был болтливый попугай, который утомлял своей болтовнёй. Из моей жизни улетела даже летучая мышь, - просто расправила тёмные, цвета сажи, перепончатые крылья и полетела, как обычно по кругу, да так осторожно, словно, ступающий на носочках, молчаливый фантом.

Я не знаю, почему подумала об этом, но вдруг мне почудилось снизу, около правой ноги, - тёмное, бегущее пятно.
Взглянула вниз и увидела тень - такую же чёрную, как жилет, который когда-то, давным-давно, связала  мне Ивовая веточка. Тень - раскрывающаяся ладонь. Она угрожающе растёт под моими ногами. Мгновение, -  и я стою прямо на ней.
Я обернулась вокруг себя, чувствуя, подбирающийся страх, но когда я, затаив дыхание, вновь посмотрела вниз, - на тропинке оказался простой, лёгкий снег, напоминающий взбитый белок с сахаром.