Без вести пропавший

 
            Посвящается моей тете Агафье, которой пришлось пережить все то, что изложено в рассказе.               
               

     Чух, Чух, Чух…..радостно пыхтел паровоз, быстро набирая скорость, длинные и короткие гудки рассекали воздух, из трубы валил копчено-пахучий чёрный дым и монотонное постукивание колёс бросало пассажиров в сладкую дремоту.
   
 Агане досталось место только наверху, но деревенский физический труд наградил ее силой, и она  ловко забралась на верхнюю полку. С наслаждением растянулась на слегка влажной простыне. Но это даже и хорошо, что влажная-очень уж жарко и душно. За окном мелькали зелёные лужайки, усыпанные множеством жёлтых цветущих одуванчиков, а из приоткрытого окошка повеяло ароматом цветущей черемухи вперемешку с вонючим, паровозным дымом.   Агаша закрыла глаза и сразу задремала.
   
 Она устала. Добиралась до станции на телеге часа два, да ещё долго ожидала поезда. Приехала пораньше, так боялась опоздать. До последнего ее не покидали сомнения о правильности ее решения. Может сдать билет и вернуться в село, ну куда она рванула как оглашенная. Не поздно и вернуться, но голова думала одно, а сердце другое - оно надеялось и верило.
   
 А как прекрасно начиналось вчерашнее утро и ничего неожиданного не предвещало. В окошко весело и назойливо стучались золотые солнечные зайчики. Весне было мало места на просторе,она рвалась в открытые оконца обрадовать своим запахом молодой зелени каждый уголок жилища и их обитателей. Агаша  распахнула ставни, пустив ласковое душистое утро в дом.
   
 Дети ещё спали, а она уже успела и на ферму сбегать на дойку и во дворе управиться со своей скотиной. Картошка с салом скворчала на сковороде в печи. Молоко парное разлила по кружкам, нарезала ломтями ароматный домашний хлеб, приготовилась будить ребят. Их четверо у неё. Галя старшая, Потом Саня подросток потом Ваня и Лёня, погодки. Да ещё за перегородкой в, закуточке, свекр кряхтит, он почти слепой, различает только чуть-чуть очертания.
 
 Сейчас все проснутся, дом наполнится звонкими голосами, суетой, смехом и нудным ворчанием слепого старика. А пока Агаша любовалась в окно весенним утром, подставив лицо тёплым, ослепительным  лучам смотрела на тропинку, уходящую вдаль к полям, лесам, речке.Протяни руку и вот она -черемуха. Бутончики, ещё не раскрылись, а уже ароматом полны. Листочки на деревьях нежные, маленькие, прозрачны своей зеленью. Кажется, если дотронуться до них, они просто растают на твоих пальцах. До чего невероятно загадочна эта весна и каждый год все удивляет и удивляет своей новизной. Опять это прекрасное время без него, любимого и единственного. Девять лет пролетели в ожидании. Пропал без вести. Ну что такое пропал?- думала она. Как ее младшенький говорит: « Как пропал, так и найдётся. Вон серп на огороде потерялся, нашли же его через год под кустом смородины. Вот так и батя найдётся».
 
 Нет, не верила она, что его нет или, не дай бог, погиб, а домашним запретила говорить и даже думать об этом. Каждый год на день Победы за праздничным столом чокались за скорое возвращение Сани - мужа, сына и отца. Доставали из комода заветную шкатулочку,читали письма с фронта. Их было немного, семь штук, да извещение, что пропал без вести. Старенький, слепой отец гладил сухенькой рукой треугольные конвертики и приговаривал: "Ждите, придёт, я знаю.Пропавший, не погибший".
 
Дальше шли догадки одни и те же из года в год - а вдруг в плену был и остался в неведомой стране, потерял память, а может искалеченный, считает себя обузой и не возвращается. В колхозе поставили обелиск всем, не вернувшимся с этой ужасной войны, где его имя значилось среди множества однополчан. Аганя обходила этот памятник стороной, не хотела видеть эти золотые строчки с дорогим для неё именем.
   
  Стояла она у окна и ловила себя на мыслях-может, хватит себя обманывать, лучше успокоиться, отпустить эту маету из сердца. А глаза глядят и глядят на тропинку вдаль - вдруг покажется знакомая фигура. Она понесётся навстречу и будут минуты такого счастья, что ещё никто на свете не описал и не выразил словами. Вот какая будет встреча. А пока по тропинке бежала Манька, держа в руке светлый платок, размахивая им, как парламентер. Даже толстая белесая коса, которая обычно была пришпилена корзиночкой вокруг головы, не выдержала, свалилась на спину и прихлестывала её как хлыст, чтобы бежала быстрее. Агаша тревожно смотрела на бегущую подругу, которую не видела уже неделю. Маня ездила навестить родственников в далекий уральский городок.

 Аганя разбудила старшую дочь.
- Галя, буди народ, ешьте и по делам, - я к тёте Маше.
Маня уже во дворе у колодца, запыхалась, пьёт из ведра бычком. Напилась, вылила воду из ведра.
Маня, спросила Аганя, - что случилось? С детьми?
Маня молча отрицательно махнула головой.
 
 -Да ты язык, что ли проглотила? Может корова сдохла?

 Ой, лучше бы она этого, не говорила. Маня посмотрела Aганю так, как будто её корова не просто околела, а убила её именно она. Дело в том, что её буренка особенная. Она совершенно белая, такая уж родилась. Молока от неё с "гулькин нос", но хозяйка так её полюбила за её необычный окрас и красоту, что простила её недостатки. Держала просто как диковинку в зоопарке.
   
 Тут подружка вдруг кинулась Агашу обнимать, повторяя
 - жив он, жив, жив, Жив. Саня твой живой!

У Агаши что то внутри на секунду замерло и сразу отошло. Ну что взять с этой Маньки, вечно у неё все похожи и то ей кажется, то видится, то ещё какая ерунда в голове. Но выслушать человека надо. Давай Маня, рассказывай все по порядку, взяв под руку подругу, посадила её на лавочке возле колодца. Маня, отдышалась и, теребя свой платок, начала свое повествование.

 - Приехала я ночью, еле утра дождалась и сразу к тебе. Глаз не сомкнула. Проездом в одном городке, Нурлат называется, я компостировала билет. Остановка была шесть часов. Ну, пошла по магазинам, чтобы время убить, потом в столовую. Сижу за столиком,  пирожков взяла шесть штук, да чаю два стакана. Да такая фигня эти пироги ихние, не то, что мы печём, начинки как украли. А за другим столом вдруг вижу вот он, здрастье пожалуйста, нарисовался. Сидит. Сначала думала, похож на Саню, потом, когда он встал и пошёл, мамочки мои, да разве его походку с кем спутаешь. Ну, конечно, пошире стал, помордастее. Пошла за ним, а остановить и спросить боязно. А вдруг, он шпион какой, или полицаем был и имя другое. Сдаст меня в милицию, скажет - сумасшедшая пристала. Пошла я украдкой по пятам, до самого дома, где он живёт. А может в гости шел. Вот этого я не знаю. Спросить не у кого было, да и к поезду спешила.
 
 Адрес записала. Ганичка, езжай, он это, он. Не приняла всерьёз Ганя известия от подруги и безнадёжно вздохнув, махнула рукой.
 - Мало ли их на свете похожих. Ерунда все это. Что же я, вот так брошу хозяйство, ферму, семью и поеду не ведомо куда и не знаю зачем.
 - Ганя, езжай, не делай ошибку. Ты за меня работала неделю, теперь я тебя заменю. Галина поможет.
 Маня встала, щеки её пылали, на лбу испарина, нервно закрутила в узел косу, закрепив её на затылке, дрожащими руками повязала платок. Ты, не поедешь, сама поеду. Вот так. Пойду я, а ты думай. Резко развернулась и ушла.
 
 Ничего домашним Ганя не говорила, душа ныла,  места не находила. Весь день, промаявшись, не выдержала, собрала вечером всех за столом и рассказала о Манином приключении. Мнение было у всех разное. Первым высказался свёкр:
 « Я знал, что он жив. Езжай Ганя».
 Младшие радостно заголосили:
« Ура, батя нашёлся! Мама возьми нас с собой».
 Галина фыркнула и обратилась к матери:
« Удумала, тёте Мане поверила. Она же соврет, недорого возьмёт. Поедешь, только деньги потратишь, да нервы».
 Старший сын рассудил иначе: « А истину не узнаешь, не успокоишься. Значит ехать».
 
На том и порешили, если ребятню в счёт не брать, а два голоса против одного, значит нужно собираться в путь.
 Лёжа на полке вагона Агаша перебирала все, происходящее за два дня, успокаивала себя тем, что человек жив надеждой, верой и ожиданием в лучшее. А вдруг, произойдёт чудо,она увидит завтра Саню.
 
  Расскажет ему, как трудно ей было одной везти семейный воз на своих плечах без мужа. Четверо, да пятый старик слепой. Вот бы Саня увидел детишек, какие они стали большие, умные, воспитанные, помощники. Наверное, похвалил бы Агашу. Сама она почти безграмотная. Два класса в школе и все. Правда книги читать любила, даже ходила в библиотеку. Саня приучил.Он закончил семилетку, был в деревне комсомольским вожаком. Славился своим каллиграфическим почерком и мудрым составлением фраз.
   
 Многие к нему обращались, если нужно было написать красиво какое либо заявление, жалобу, обращение или просто письмо. Никому не отказывал. Девчата вокруг него Вьюном вились, проходу не давали, а выбрал он не преступную, гордую красавицу Агашу, хотя была она старше его на два года. Его не замечала, сосунком называла. А он не по годам был высокий, статный, с пробивающимися усиками и горящими чёрными глазами.
 
 Другие парни все водку хлыстать, да козьи ножки крутить, а этот книги читать, да плакаты писать в своей комсомольской ячейке. Долго он за Агашей ходил, а она отмахивалась от него, все говорила,
-Мал ещё в женихи то набиваться.
Даже письма ей писал. Придёт, букет цветов полевых положит на подоконник, а в него письмо трубочкой свернёт и травинкой привяжет. Читала их Аганя, дивилась, - как же можно словами растопить девичье сердце.
 
 Так и сдалась. Поженились. Жили дружно, детей растили, хозяйство преумножали. Саня не пил, не курил, в руках любая работа ладилась. Собирались в город осенью переезжать, предложили работу в Райкоме. А тут война перечеркнула все людские планы, исковеркала судьбы человеческие.
 
 Агаша едет в поезде в незнакомый город с маленькой надеждой на чудо и  снится ей Саня. Он теребит её за руку и ласково так говорит - Милая я это я, проснись, проснись, живой я. Она открыла глаза. За руку её держит старичок.
- Да проснись же ты милая, что же ты голодная и сразу спать, ночь впереди. Мы вон стол накрыли, встань, поешь, а потом уснёшь.
 
Аганя отказываться не стала,запахи еды действительно пробудили аппетит. А в вагоне, все пассажиры как сговорились, шуршали газетками, нарезали сало, стучали о стол вареными яйцами и хрустели солёными огурцами. Она тоже развернула свои кулечки и достала варёную картошку, моченые яблоки, яйца и половину вареной курицы. За маленьким откидным столиком, на котором уже была разложена еда, сидела молодая женщина - миловидная, кудрявые волосы красиво схвачены ленточкой, в атласном халатике и двое детей - мальчик и девочка. Она делала бутерброды, раздавала их детям. Дедушку она называла Андреем Павловичем, а сама представилась как Адель. Странное имя, подумала Агаша, сразу  не запомнишь.

 
 - Зови меня Адой, так легче. Это мама моя, из оперетты Летучая мышь имя мне выискала. А Андрей Палыч это отец моего мужа. Мой муж военный, мы едем к нему на новое место службы. Ты давай налегай, ешь, вон сколько всего.
 Агаша немного помешкала, выставила бутылочку спиртного. Дорожный перекус превратился в застолье, ужин пошёл веселее. Каждый рассказывал свои истории, от которых или задорно смеялись, или сочувственно вздыхали и даже пускали слезу. Неожиданно по вагону разнеслись звуки гармошки, полилась знакомая песня о войне, печурке, улыбку и любимые глаза. Агаша заглянула в проход.

   На деревянной колясочке с колесиками сидел инвалид войны с гармошкой и приятным тихим голосом проникновенно пел. Впереди него шёл мальчонка с фуражкой в руках, в которую сочувствующие пассажиры бросали монетки, а в коробок, что был  за плечами, складывали продукты. Песня шла одна, за другой и каждый думал, вот именно про него или про неё поёт этот несчастный инвалид войны.

   Вот девушка слушает, глаза вытирает платочком и думает - это же именно она провожала своего парня,  ставила на окошко лампу, чтобы он запомнил этот родной огонёк и бил врага за любимую девушку, за родную землю. Не дождалась, видимо, раз плачет. А вот пожилой мужчина уже вынул пачку папирос, но идти курить не спешил, надо песню дослушать. Это вот точно про него, про жестокую войну и страшное возвращение туда, где никого нет, а только травой заросший бугорок. Прошёл гармонист по вагону, навеял тоску и оставил за собой молчание, воспоминания  о потерях,  несбывшихся мечтах, поломанных судьбах и надежду на лучшее.

   Прошло утро, ближе к обеду по вагону пошло оживление, суета. Поезд подходил к станции. Агаша попрощалась с попутчиками, которым предстояло ехать дальше, и вышла на перрон. Пробралась сквозь толкающуюся  толпу, вышла за пределы вокзала, присела на ближайшую скамейку.

   Как же ей надоела эта толкотня, скопление народа, этот галдеж вокруг. Так захотелось в свой тихий и привычный родной уголок. Нет, не городской она житель.

   Зачем я затеяла эту кутерьму, думала Аганя, чудес на свете не бывает. Просто легче жить, думать,  надеяться, что вернётся, найдётся, вспомнит. Итак, пока её мысли роились в голове как быть и что делать дальше, ноги неслись сами по себе в неизвестном направлении. Ой, опомнилась, надо же адрес спросить. Спросила. Далековато от вокзала, но дошла. Вот он домик, деревянный, зелененький, в два этажа, как Маня обрисовала. Высокое крыльцо с перилами. Что делать? Ага, звонок. А рядом объявление    - "Для уроков музыки три звонка".

   Агаша обескуражена. Да что же это такое? Ну, какая музыка? Нужно же попасть в дом, чтобы разобраться. А позвоню я три раза, уж наверняка откроют.  Внутри хлопнула дверь и   неторопливо вышла немолодая женщина в длинной ситцевой юбке с передником, на голове косынка. Да, с такой найти общий язык легче, подумала Аганя, не городская.

   Женщина оглядела Аганю с ног до головы, с каким-то недоверием в голосе пригласила её пройти в дом.

   Вы разувайтесь, сумочку оставьте здесь и вон в ту дверь проходите, учитель там.

   Вот это точно не он, усмехнулась Аганя, ну какой из Сани учитель музыки. Прошла в указанную дверь, где её встретила  молодая женщина. Белые волосы, замысловато уложенные  в причёску, голубые глаза, подкрашенные губы, ситцевое платье модного покроя подчеркивало ее ладную фигуру. Да, подумала Агаша,- я бы такое по праздникам одевала, а она дома носит. Длинные  пальцы рук держали маленький блокнот и карандаш. Она мило улыбнулась,  пригласила присесть на стул к большому круглому столу, покрытому бордовой бархатной скатертью с кистями.
 
Такие же бархатные занавеси были на окнах и дверях, схваченные золотыми жгутиками. В зале стояло черное, блестящее пианино, видимо очень старинное, а рядом круглый стульчик на одной ножке. Все это Агаша окинула быстрым взглядом, заметила, что в углу на диване сидели две девочки малолетки. Вокруг них были разложены, куклы, тряпочки, ножницы, нитки. Они сидели тихо и что то мастерили.

   Хозяйка подошла к столу, открыла свой блокнотик и приготовилась, что то записывать, обращаясь к Агаше:
«Итак, кто у вас будет учиться? Мальчик, или девочка? У меня как раз есть свободное место. Я не беру много учеников, работаю три раза в неделю. Мои девочки требуют много заботы и времени».

   -Да нет, я не по музыке, уж извините, так получилось, - выдавил из себя Аганя, я к вашему мужу.

   -Вот как?- удивилась хозяйка,- и по какому же вопросу и почему домой, у него есть приёмные дни в кабинете. Может я смогу помочь?
И тут она обратилась к детям:  «Вера, Люба идите к себе. Мне нужно с тётей поговорить».

  Дети послушно сложили свои игрушки в коробочку и вышли.

   Женщины познакомились. Музыкантшу звали Светланой, и  Аганя  рассказала ей свою историю и причину ее визита.

  - Забавно,- рассмеялась Света,- ну как в кино.
Подошла к двери, приоткрыв её крикнула:
«Катя, принеси нам чаю».

   Как говорится,не успели глазом моргнуть, как на столе появился чай, печенье, пряники, конфеты. Света подвинула ближе к Агане стакан и конфеты.

   - Угощайтесь, не стесняйтесь. Хорошо, что вы зашли к нам. Мне скучно, все дети, да           Катя, наша няня. А муж скоро придёт на обед и все выяснится. Обедает он дома, так уж любит с семьёй, его шофёр привозит. А зовут его Александр, как вашего мужа, только отчество Иванович и фамилия другая. Познакомились мы с ним в Польше в конце войны. Семья у него была в Ленинграде, все погибли. Подробности я не расспрашивала, ему тяжело вспоминать. Поженились, дочки  растут. Вы их видели. А похожих людей очень  много на земле и даже двойников.
 
 Агаша пила чай, слушала красивую, милую, похожую на артистку Свету и размышляла, вот сейчас допью и надо честь знать, не беспокоить попусту людей, не дожидаться никого, а уйти. Но Света, посмотрела в окно и улыбнулась.

    - А вот мой милый приехал. Сейчас обедать будем вместе, а вы нам ещё что-нибудь расскажите, он любит про деревню. Даже странно, ведь городской.

   Протопали быстрые шаги по крыльцу. Света пошла встречать. Что то они там пошушукались и вошли. Агаша сидела спиной к входу.

«Здравствуйте, ну где там наша гостья»?

   Агаша услышала до боли знакомый голос, который узнала бы из тысячи. Тело её налилось свинцом, хотела встать, ноги не слушаются, словно приросли к полу и стулу, в голове звон. Она подумала о детях, значит нужно держать себя в руках, а то кондрашка хватит. Мужчина подошёл ней, побледнел и со стоном Ганя...... плюхнулся на стоящий рядом стул.
 
 Она смотрела на него как на привидение и узнавала и не узнавала. Располневший, с сединой на висках, красивый мужчина, в костюме с галстуком, пахнущий одеколоном - неужели это её Саня, простой деревенский парень? Разве о такой встрече она мечтала, о таких счастливых минутах грезила во снах, ради такого радостного мгновенья терпела невзгоды военного времени и везла тяжёлый семейный воз на своих бабьих плечах?
   -Значит, ты нас всех похоронил в Ленинграде,- язвительно усмехнулась Агаша,- и даже своего слепого отца. Нас, значит, нет, а ты есть. И за тебя нам пенсию государство платит.
   Волна ненависти и злости пошла по ней, глазами искала нож на столе, готова была убить обоих.

   Рядом услышала уже не милый, а писклявый голос Светланы:
- Саша, кто это? Что это?
   - Моя жена, а там ещё четверо детей, слепой отец. А я скотина, вот кто я и пойду в тюрьму.

   Света медленно отошла к стене,  также плавно сползла по ней на пол.

   Саня кинулся к ней, поднял, положил на диван и крикнул: «Катя, Катя воды и нашатырь»!

   Свету привели в чувство. Аганя не пошевельнулась, сидела молча. Потом встала и направилась к выходу. Саня подбежал.
 
- Ганя, я приеду, я вернусь, там же дети.

   Аганя презрительно посмотрела на обоих, громко отрезала: « А здесь то кто? Щенки, что – ли? Отца твоего пришлю и сына одного. Вот она пусть теперь и впрягается, побудет в моей шкуре. Будет нашего сына учить на пиянине бренькать, он как раз силен в музыке в этой, что на баяне, что на мандолине. Про пиянину говорил, мечтал. Мечты сбываются. Вот так».

   Не помнила она, как дошла до вокзала, а также как доехала до дома. Как в страшном сне - проснуться хочешь, а никак. Дома решила отправить слепого деда и старшего сына к бывшему мужу.

   Езжай Шура, отцу срок дадут, там две сестры, да фифа эта музыкантша, им помощь
будет нужна. Уляжется все, приедешь, а может, дальше там учись, видно будет.
Шура уехал, и Аганя вскоре продала все свое хозяйство и переехала с семьёй в другую область, в город к брату. Там купили дом в пригороде. Прошло время. Шура сначала писал письма, потом не отвечал. И о нем постепенно забыли. Только молва донесла, что умер он в тридцать пять лет от гангрены ноги. Аганя дожила до восьмидесяти восьми лет. Письма мужа хранила и на день победы, как всегда, читала, вспоминала своего Саню, того которого провожала, любила и ждала, а не того, которого отыскала Маня. Так и говорила, аккуратно складывая треугольные конвертики в шкатулку: «Без вести пропал, может ещё вернётся».