Как я была собакой Павлова

     Меня положили в больницу с подозрением на аппендицит и температурой 40, в 13 палату на 13 этаже. Мне, вообще, везет с этим числом. Берешь билеты в театр или в кино, обязательно будет или 13 ряд, или 13 место, а я и не против, тем более места эти – самый центр – смотреть удобно.

     В палате мне понравилось – шесть человек, есть с кем пообщаться, душевно поговорить. Меня сразу окружили заботой: клали мокрое полотенце на голову, звали медсестру, когда было совсем худо. Но этот праздник быстро закончился. Испугавшись, чтоб я не заразила своих доброхотов какой-нибудь инфекцией, меня перевели в отдельную. Вот где я узнала ужас одиночества!

     На уколы не зовут, поесть не дают. Заботься о себе сама, дорогая. Хорошо еще у меня часы с собой были. Маленький сыночек свои дал, а то бы совсем пропала. Сказано: завтрак в 10, идешь через 10 минут, не удобно же за едой давиться, а в буфете ворох грязных тарелок, все уже поели. Просишь жалобно: «Подайте, что осталось, только поменьше». Много-то этого все равно не съешь – не домашняя еда. В обед идешь ровно в 2, приходишь, а там опять – груда грязных тарелок. «Подайте, что осталось…» Оказывается, обед раньше привезли. На следующий день буфетчица незлобиво ругалась: «Что это Вы все время самая последняя. Я вас кормить не буду – будете опаздывать». Так что теперь я, как собака Павлова, с кружкой и ложкой в полной боевой готовности сторожу у закрытой двери за 20 минут до начала трапезы, первая вхожу и
первая ем, хоть и стыдно. А что делать? Меня никто не зовет обедать, я же в палате одна, чего и заходить-то. Лежу одна как сирота «Казанская», не с кем словом перемолвиться. Пробовала пойти к прежним приятельницам, но первое, что мне сказали: «А нас после Вас два раза кварцевали», – пришлось ретироваться. Не кварцеваться же им третий раз.
     Муж успокаивает: «Глупенькая, что ты переживаешь, лежишь как «новая русская», люди за отдельные палаты большие деньги платят, лежи – отдыхай».

     И то правда, за окном раскинулся громадный город, с такой высоты всю столицу видать. На северную сторону – не очень впечатляет, нет красоты, гармонии и стиля. А на южную – дух захватывает: высотные здания панорамой, шпили Кремля, золотая шапка храма Христа Спасителя. Нужно признать, что высотные здания очень украшают Москву, хоть и сильно ругали в свое время Сталина за этот неоклассицизм. И подсвеченный ночью город очень хорош.

     А больница? Ну что ж, больница… Есть у меня на этот счет своя теория. Живет во мне какой-то холодный фатализм: если человеку пора уходить, Господь нажимает кнопочку и … дергайся – не дергайся – все одно будет. Как паяц на веревочке. Можно, конечно, подергаться. Что я и делаю. Но толку от этого ноль, только моральное удовлетворение – пыталась сопротивляться судьбе. Не бессловесная тварь – «куда послали – туда иду», а мыслящая личность.
     Хорошо, что такой теории нет у медиков. И они спасают жизнь многим паяцам на веревочках, даже когда кнопочка нажата.
     У меня есть, конечно, кое-какой опыт лежания в больницах. Раньше это воспринималось как отдых, внеочередной неожиданный отпуск на неделю или две от работы и семьи, где столько обязанностей, что только успевай поворачиваться.
     Вертишься-крутишься как заводная, и тут тебе раз… И все меняется. Никуда спешить не надо. Белая палата, белая постель, хочешь – спи, хочешь – беседуй, трави всякие жизненные байки, слушай других. Еще и передружишься – звонишь потом. Как дела, как здоровье? Хорошо!

     К медикам – доверие полное. В поликлиниках на них ругаешься: «А, никому ни до кого дела нет». А в больницу попадешь и знаешь: «Спасут, вылечат». И спасают, вылечивают. Хорошо, даже здорово!