Якоб Алекс

ЯКОБ/АЛЕКС


Предисловие к рукописи, добавленное в последний момент.

Возможно , это последняя запись в моем повествовании или, если хотите, исповеди. Завтра все решится, и я не знаю, когда, а может и «если вообще», смогу вернуться к нему. Сейчас это выглядит смешно, но рукопись изначально была задумана как путевые заметки, чтобы сохранить впечатления о короткой поездке к морю и по возвращению в один из холодных дождливых вечеров перечитать написанное, воскрешая в памяти ускользающие воспоминания о безмятежном покое, дыхании моря и тепле лета, и возбуждая желание новых путешествий и приключений. Тогда я и представить не мог, что она станет хроникой событий, в корне перевернувших мою жизнь. Кстати, сейчас самый подходящий момент представиться: меня зовут Алекс Лемер. Остальные подробности как обо мне, так и о других участниках событий вы найдете ниже, правда, я решил не упоминать где и когда они происходили: все о чем вы прочтете – действительно случилось, и те, кого действительно тронет эта история, легко поймут, о чем идет речь, а для остальных пусть это будет просто история любви Эмили и Якоба, как мне посоветовала девушка по имени Мэри, о которой вы еще узнаете.

Отпуск.

Для отпуска я выбрал ничем не примечательное, малопопулярное по европейским меркам, побережье небольшой средиземноморской страны по времени до начала пика летнего сезона, когда нет толп шумных туристов, а местные жители встречают тебя как долгожданного гостя. Договорившись с шефом, я взял билет на ближайший рейс и в тот же день перенесся из городской суеты в мир спокойствия и ожидания повторяющегося тысячелетиями, но всегда обещающего что-то новое пробуждения. Я люблю это время года — время холодных ночей и жаркого полдня, сброшенных оков сна и возрождающейся жизни. Редкие туристы еще непривычно тихи, отели и рестораны, как почувствовавшие тепло насекомые (здесь нет никакой иронии), только начинают приходить в себя после зимней спячки. Море, ожидающее нашествие назойливых отдыхающих, завораживает своей первозданной чистотой и красотой. Не знаю, поймете ли вы меня, но это так странно возбуждающе и романтично бродить по пустынным пляжам, оставляя полоску следов на мокром песке, купаться в гордом одиночестве, удивляя немногочисленных любителей солнечных ванн, подниматься в горы по хребтам и ущельям без намеков на тропу и уже в конце, потеряв надежду найти выход, забраться, рискуя жизнью, на плато в царство цветущих оливковых рощ и виноградников с еще совсем игрушечными веточками крошечных плодов, которым через несколько месяцев предстоит обратиться в тяжелые, налитые солнцем и соком грозди; радоваться встрече с апельсиновыми деревьями, цветущими белым и розовым, среди которых, наивно стараясь спрятаться от глаз, выглядывают зрелые плоды, оставшиеся с прошлого сезона. Открою секрет: выбирайте небольшие апельсины ярко оранжевого цвета с тонкой кожурой. Они необычайно вкусны; правда, сок их настолько обилен и насыщен сахаром, что потребуется немало воды - если она у вас к тому моменту еще останется, - чтобы ополоснуть руки.

Я нарочно не планировал определенного, на каждый день маршрута, покорно отдаваясь воле случая и прихоти спонтанных и возбуждающих своей нелогичностью решений. Арендовал машину и отправился путешествовать вдоль побережья, предвкушая захватывающие дух виды и пейзажи, физический вызов морю и скалам, знакомство с местной культурой (в первую очередь кухней и вином) и, если повезет, неожиданные встречи с близкими мне по духу скитальцами, желательно женского пола. Для ночлега селился в первом приглянувшемся отеле, часто как единственный постоялец, утро начинал с коротких походов по местным тропам, затем купание в море, обед, автомобильная экскурсия по местным окрестностям и достопримечательностям, а вечером за ужином и бутылкой местного вина решал, что буду делать завтра — останусь ли еще на один день или отправлюсь на новое место.

То, что написано выше, была первая запись в моем дневнике, который я озаглавил «Путевые заметки». Не знаю, что подвигло меня на этот труд: впечатления от прогулок по берегу моря и горам, желание запечатлеть ощущение спокойствия и свободы или местное вино за ужином, дополненное несколькими рюмками анисовой водки, предложенной хозяином гостиницы. А может быть мне, не до конца освободившегося от каждодневных забот и суеты города (счастлив человек, способный на такое) требовалось чего-то творческого? Как бы то ни было, идея вести дневник оказалась совсем неплохой и обещает добавить немного интеллектуальности к отпускному безделию. Соглашусь с предвзятым читателем, что начало дневника похоже на компиляцию надерганную из дешевых рекламных буклетов турагентств, но я, действительно, чувствую себя жизнерадостным и полным энергии. Постараюсь впредь придерживаться менее эмоционального стиля и сделать заметки более содержательными, а сейчас пора спать – завтра меня ждет новый день и, конечно, новые приключения. Мои мысли уже начинают путаться, и я совсем забыл упомянуть, что сегодня остановился в мини отеле в небольшом городке, уютно расположившемся на берегу в начале (или конце?) долины, прорезавшей свой путь к морю среди скалистых гор; кроме меня здесь живет только пожилая пара туристов из Германии.

Следующее утро. Чтобы искупить вину за излишества предыдущего вечера, я прогулялся вдоль моря, довольно рискованно перебираясь из бухты в бухту - где по скалам, а где вброд, - играя на каменистых мысах в салочки с волнами, где они чувствовали себя полноправными хозяевами, выгадывая момент проскочить опасные участки до того, как следующая зеленоватая стена придет на смену своей с шипением отползающей товарке и накроет камни белыми бурунами, среди которых мог бы оказаться и я. Во второй половине дня вернулся в гостиницу, перекусил барбуньей с бокалом местного белого вина и, почувствовав приятную усталость, решил, что физических испытаний на сегодня достаточно, и теперь можно обследовать окрестности на машине. Из города на север от моря вверх по долине вела дорога, на которой навигатор отметил несколько стоящих внимания мест. Имело смысл побывать там сегодня, прежде чем двинуться дальше по основному шоссе на запад вдоль побережья в следующий город, более крупный и, надеюсь, не такой скучный. Уже намечая завтрашний маршрут, я обратил внимание на знак смотровой площадки по пути от городка, с которой, судя по восторженным комментариям, открывается необыкновенно живописный вид. Завтра надо будет там обязательно остановиться, а сейчас в горы, осматривать руины.

Честно уделив внимание развалинам древнего монастыря, от которого остались только две стены и чудом сохранившаяся колокольня, и старинной крепости, непонятно как построенной где-то в XIII веке на вершине остроконечной скалы и не менее искусно восстановленной на грат ЕС, на что на правах владельца указывала бронзовая табличка при входе, я решил, что впечатлений на сегодня достаточно. В отеле ожидало уже известное мне меню, поэтому желая расширить свой гастрономический опыт, я внимательно выглядывал по сторонам в поисках, где можно отведать настоящей деревенской кухни, и обратил внимание на деревушку, притулившейся на склонах небольшой долины в стороне от шоссе. Руководствуясь принципом, что спонтанные решения лучше продуманных, свернул к ней. Вблизи деревня оказалась не такой живописной, как я вообразил ее: заброшенные дома, печать запустения во всем, как опостывшая татуировка на видном месте, но с небольшой, хорошо сохранившейся церковью, громадным платаном посередине главной площади и обязательным мирно журчащим источником рядом с ним. Кроме нескольких случайных прохожих, не обративших на меня никакого внимания, она выглядела безлюдной и, похоже, уже смирившейся со своей судьбой. Знавала лучшие времена - удел сельских поселений, гордо сохранивших традиции, но бесперспективных для инвесторов в турбизнес. Кафе и рестораны, на которые я так рассчитывал, забыли о своем прошлом и угадывались лишь по покосившимся вывескам, заколоченным витринам и одним-двумя колченогим столикам перед ними, для домино местным старикам. Сделав несколько снимков с видами церкви в лучах заходящего солнца, я вернулся к машине и, признав, что иногда спонтанные поступки уступают продуманным, поехал в гостиницу.

При выезде из деревни я притормозил, и мое внимание привлекла выцветшая деревянная доска с надписью «Таверна, 100 м» и стрелкой, указывающей в сторону похожей на тоннель под сенью нависающих крон деревьев аллеи, которую наверняка не заметил бы, не заехав в деревню. Последняя попытка, - решил я, сворачивая по указателю. Гравийная дорога, освещенная солнцем сквозь густую листву как фонариками, привела к двухэтажному дому на небольшой поляне с пристроенному к нему в виде навеса кафе, окруженного невысокой решетчатой изгородью. Хотя таверна была открыта — столы, застеленные скатертями, с приставленными стульями, баночки и бутылочки с приправами — посетителей не было. Пока я раздумывал, нет ли здесь ошибки, из дома живо появился дружелюбный на вид хозяин и с любезной улыбкой поприветствовал меня на вполне сносном английском, предложив войти. Сомнений не было — это именно то, что я искал: местный колорит, непритязательная, но ни в каких ресторанах не сыщешь кухня, не испорченные наживой на туристах жители; здесь и буду ужинать! Предложенное меню было чистой формальностью, в это время года в небольших кафе есть только одно или два дежурных блюда, которые хозяева готовят для себя и односельчан - туристы слишком редки, чтобы рассчитывать на них. Показав жестом, что меню меня не интересует, я сел за первый попавшийся столик и спросил, что сегодня на ужин, и, услышав в ответ: тушеная баранина, моментально сделал выбор, попросив для начала принести овощи, сыр, маслины и пол-литра местного вина. Воодушевленный хозяин скрылся на кухне, и я окинул взглядом кафе.

Эмили.

За столиком в самом конце веранды худенькая, светловолосая девушка с короткой, почти мальчишеской стрижкой, в легком зеленоватом платьице, больше похожем на халат, смотрела на меня, слегка наклонив голову. Похоже, она все время наблюдала за моей беседой с хозяином, но никак не показала своего присутствия; в руке у нее был бокал с каким-то напитком. Поймав мой взгляд, она на секунду потупилась, мимолетно коснулась пряди волос, а затем улыбнулась, глядя мне прямо в глаза. Это была не просто улыбка, как ничего не значащая маска дружелюбия случайному человеку. В ней была и искренняя радость встречи, и какой-то упрек, как будто она встретила давнего друга, провинившегося, но уже прощенного. Нелепо было просто улыбнуться в ответ, приветливо помахать рукой, бросить через стол какую-нибудь банальную реплику, не выходящую за рамки цивилизованного этикета. Я продолжал молча смотреть на нее, охваченный странным чувством неслучайности встречи. Ситуацию разрешил хозяин таверны; он уже стоял рядом с закусками и вином, терпеливо дожидаясь моего внимания. Я кивнул ему, встал из-за стола и сделал шаг к незнакомке, по взмаху ее ресниц поняв, что получил приглашение. Интересная встреча, — мелькнуло в голове, пока шел к ее столику, стараясь стряхнуть оцепенение и настроиться на легкомысленный лад. – Сколько можно притворяться, что отпуск лишь для того, чтобы отдохнуть физически и насладиться природой.

Всего несколько шагов до ее столика, не отрываясь от ее глаз; она без смущения смотрела на меня, замершего перед ней и, ободряюще улыбаясь, жестом пригласила сесть:
– Я ждала тебя, Якоб, почему ты так долго не приходил? — были ее первые слова, произнесенные со слегка наигранной обидой в голосе. Недоумение на моем лице вызвало у нее взрыв звонкого смеха, сменившегося очаровательной и хитрой улыбкой. Озадаченный, обескураженный, ошеломленный, а скорее все вместе, я продолжал молча смотреть на ее узкое, немного скуластое лицо с большими зелеными глазами и понял, что влюблен. Не то чтоб я раньше не был влюблен – признаюсь был, - и многие женщины слышали от меня эти слова, но я так и не связал себя клятвой ни с одной из них, несмотря на подначки друзей, странные взгляды знакомых женщин и намеки родителей. Опьянение сиюминутной влюбленностью лишь на время загоняло куда-то в глубину сознания сомнения, что я встретил ту самую единственную, а затем неизбежно червячками выползали оттуда после первой же размолвки. В этот раз все было по-другому. По-настоящему, кем бы она не была, чтобы не случилось.

– Садись, что ты как будто окаменел, — так и не дождавшись от меня ничего вразумительного, показала она рукой на стул.

–Алекс, — я постарался сгладить недоразумение и мягко показать, что она приняла меня за кого-то другого, присаживаясь напротив.

– Как угодно, Якоб. Я представляю, что тебе пришлось испытать и почему ты сменил имя, —понимающе кивнула она, и добавила, уже едва сдерживая смех. — Ну а я, Эмили, если ты, конечно, не забыл.

Глубокомысленная молчаливая улыбка – верный способ скрыть недоумение, но она получилась натянутой и глупой, и Эмили опять рассмеялась. Мне уже было все равно, я не скрывал, что покорен и нахожусь в ее полной власти. Разлив по бокалам вино, я смотрел, как она с аппетитом набросилась за принесенные закуски. Как невинно она прятала в своем маленьком ротике кусочки салата, стыдливо, но при этом стреляя на меня таким взглядом, от которого я заливался краской, а она еще громче смеялась. Появилось жаркое, а с ним и второй кувшинчик вина; я стал понемногу приходить в себя, каким всегда казался себе: веселым и остроумным. Так захотелось произвести на нее впечатление и отыграться за неуклюжесть при знакомстве, что принялся без остановки рассказывал о себе, о поездке в отпуск, о страсти скитаться с места на место в поисках приключений, при этом безбожно привирая, чтобы показаться привлекательным романтиком. Эмили внимательно слушала, не перебивая и не комментируя мои завирания, лишь одобрительно кивала и отвечала на мои шутки заразительным смехом. И только когда наши взгляды встречались, я терялся и замолкал под магией ее удивительных зеленых глаз. Это не осталось незамеченным, и каждый раз вызывало у нее торжествующую улыбку.

На мои редкие вопросы Эмили отвечала, как будто рассказывает о хорошо мне известном и делает это лишь из вежливости. Хотя я уже втянулся в игру в «Якоба», ее ответы обескураживали и приводили в замешательство, но я не решался переспрашивать или уточнять, чтобы не потерять тонкую, но бесценную для меня эмоциональную связь и не выглядеть занудой и тупицей. Из ее слов я лишь узнал, что ее родители умерли, но у нее есть сестра, с которой они очень дружны. Мама умерла, когда ей было два года, она ее совсем не помнит, после смерти отца поступила в колледж, но на втором курсе бросила его. На вопрос: почему, она совершенно естественно ответила: ведь после того, что произошло с нами, как можно было там оставаться, и тут же заверила, что искренне рада, что у меня все хорошо сложилось, и она понимает, почему нам пришлось расстаться, и почему я так долго не давал о себе знать, введя меня в очередной раз в состояние ступора.

Пытаясь хоть что-то понять, я осторожно проявил сочувствие и намеками подвел: что же случилось с ней после колледжа, на что она, на мгновение изменив свой бирюзово-зеленый взгляд с на стальной, неохотно ответила, что ей пришлось пройти через такие испытания, о которых она не хочется говорить, по крайней мере, сейчас: «Представляешь, временами мне казалось, что я разучилась смеяться», — подвела она черту и встряхнула головой, словно прогоняя неприятные воспоминания. Поймав ее настроение, я взял ее руку в свою и нежно погладил, ее ладонь встретилась с моей, пальцы изучили ее, затем скользнули к кисти и вернулись обратно. Игра есть игра, не я установил ее правила и не мне их менять. Достаточно, что мы встретились, ее рука в моей, а ее откровенные движения - приглашение в общее, единое и только наше, отчего захватывает дух, и какое значение, кто такой Якоб, и почему она не могла остаться в колледже.

– Я все время думала, как все изменится и будет по-другому, когда мы вновь встретимся, — посмотрев прямо в глаза, вернулась из воспоминаний и, не дав опомниться, спросила: — Но теперь мы вместе, и все будет хорошо, правда? Или у тебя есть другая девушка?

– Конечно, нет, — ложь далась легко, поскольку молча поклялся, что с этой минуты их нет.

– А у тебя... есть кто-то? — Неестественным голосом и совершенно глупо спросил я.

– Ну что ты, Якоб. Конечно, нет, — передразнила она мою интонацию. — Как ты мог подумать!

Вино было почти на исходе, я предложил его Эмили, но она покачала головой, и я вылил остатки себе в бокал; глупый знак решимости. Эмили все смелее касалась моей руки и, нисколько не смущаясь, ласкала ее, иногда крепко сжимая.

Вместе.

Моя самая сильная черта - способность поглощать массу информации, анализировать ее и находить верное решение, — так я написал в своем резюме, когда после окончания университета искал работу. Прикинув, что подобная фраза уже давно прижилась на просторах интернета, я, чтобы придать немного оригинальности стандартным шаблонам, но скорее, чтобы поиронизировать над попытками продать себя с помощь надерганных фраз, приписал: это не шутка, а так и есть в действительности, вам просто надо в этом убедиться. Во многих компаниях эта фраза, если до нее и добрались, наверняка покоробила бы сотрудников отдела найма на работу, считающих себя знатоками человеческих душ, но в «Клаус и Фишер», куда я даже и не мечтал попасть, резюме каким-то образом прошло предварительный отсев и легло на стол ее владельца. Меня взяли на испытательный срок, за время которого, признаюсь без ложной скромности, я сыграл не последнюю роль в расследовании нескольких важных дел, но вместо постоянной должности шеф, владелец компании, неожиданно предложил мне стать его личным помощником. Об этом как-нибудь позже.

Зачем я сделал это отступление, в момент, когда наши руки переплетись? Я пишу это для себя – никто не удосужится, да я и не разрешу, читать эти заметки, - поэтому важна не складность изложения, а желание разобраться в себе, так гордящимся своей расчетливостью, интуицией и аналитическим умом. Все это куда-то исчезло; пугающая перемена, черта характера, о которой я в себе не подозревал. Я просто отмахивался от вопросов, которые обязан был задать как профессионал или находил им самые нелепые объяснения. Почему она так странно разговаривает со мной, как будто мы давно знакомы и встретились после долгой разлуки? Очень просто - оригинальная манера флиртовать, привнося интригующую загадочность при знакомстве с мужчинами: называешь парня выдуманным именем и смотришь на его реакцию. Как она оказалась здесь совершенно одна и без машины? Не вопрос - любит пешие походы и путешествует по местным тропам. Как девушка в легком платье с короткими рукавами, с маленьким рюкзаком без фляги для воды и в сандалиях вместо туристских ботинок путешествует по горам? Очевидно, уже сняла комнату и успела переодеться. Если бы мне сказали, что она фея и перелетает с места на место, я, не колеблясь, поверил в это.

Ужин подходил к концу. Темнело и заметно похолодало. Эмили поежилась в своем легком платьице. Я высказался за то, чтобы поехать в отель, но она, ничуть не смутившись, и, как само собой разумеющееся, предложила: «Почему бы нам не остаться здесь? Уже поздно, и ехать по местным дорогам в темное время небезопасно. Тем более мы пили вино. У хозяина есть комнаты, и он будет только рад постояльцам». Хозяин действительно обрадовался и с готовностью предложил показать гостевую комнату. Мы встали из-за стола, я из вежливости пропустил Эмили вперед. Кроме вежливости (чего уж скрывать от самого себя, тем более все мужчины так поступают) было еще намерение, даже два. Когда она прошла мимо, кратко вдохнул ноздрями колыхание воздуха за ее спиной – за вуалью цветочных духов уловил нежный, очень женский, молочный аромат ее тела, затем со спины оценил ее фигуру – тонкая талия, стройные ноги, узковатые, как раз на мой вкус, бедра; тут же бросилась в глаза ее необычная походка, она шла, слегка вскидывая колени, как будто собиралась пуститься вприпрыжку, а свободные взмахи рук только усиливали впечатление. Это выглядело по-детски умилительно и ужасно ей шло. Уже в комнате, куда привел нас хозяин и оставил одних, у меня возникло странное ощущение — пленительное возбуждение от ожидания близости с самой желанной женщиной, которую когда-либо встречал, и острое чувство, как на краю пропасти, когда хочется подойти ближе и заглянуть вниз.

Почти всю комнату занимала большая деревянная кровать, застеленная толстыми стеганными одеялами, а поверх деревенским покрывалом с национальным орнаментом и семейством подушек разного размера. Жилища здесь зимой отапливаются редко, и теплые одеяла необходимы, да и сейчас, в начале мая, они совсем не помешают. «Чур, я первая в ванную!» — Эмили мгновенно освоилась, и в ее поведении не было ни капли скованности, чего нельзя было сказать обо мне. Я вдруг почувствовал болезненное опустошение, тяжесть в голове и внутреннюю дрожь. Реакция на приключения сегодняшнего дня. Самое время, когда от тебя потребуются сила и страсть, — упрекнул я себя с легкой иронией.

Из ванной доносился шум воды. Стук в дверь, вошел хозяин с кувшинчиком вина в знак благодарности, спросил: все ли хорошо и пожелал спокой ночи. Я присел на край стула и машинально налил полный бокал. Сделав пару глотков, встал и открыл ставни; в этих местах они всегда закрыты, летом от жары, а зимой от холода. Какой смысл иметь окна, если они все время заставлены? Последние лучи осветили комнату, и я засмотрелся на черные зубцы гор, за которые уходило спать солнце. Небо было безоблачным со звездами, нетерпеливо выбегающими на свои посиделки; ночь обещает быть прохладной. Созерцание умиротворяющего пейзажа было нарушено словами: «Теперь твоя очередь! Учти, вода чуть теплая». Эмили, закутанная в полотенце, вышла из ванной и с кошачьей грацией скользнула под слой одеял, спрятавшись там с головой, почти не нарушив их форму.

Я неспеша допил вино, безнадежно стараясь вернуть «ощущение первого бокала», встал и по пути в ванную несколько раз оглянулся - кровать казалась только что застеленной, ни движения, ни малейшего намека, что в ней кто-то есть. В ванной бросил смущенный взгляд на ее незамысловатое белье: белый лифчик и розовые трусики, выстиранные и заботливо развешанные на калорифере. Зеленое платье, которое почему-то валялось в углу, поднял его и повесил на крючок. Принял душ и, стараясь не шуметь, вернулся в спальню. Никаких изменений: ни звука, ни движения. Немного постояв в нерешительности, я лег на своей половине и какое-то время слушал, как где-то в деревне лают собаки, жужжит случайно залетевший комар и шумят за окном деревья. Во всем доме было тихо, а со стороны Эмили - полная тишина. Наверно, устала и уже спит, — подумал я. Опыт общения с женщинами подсказывал, что следует придвинуться чуть поближе, прикоснуться рукой плеча, вроде как случайно, потом, если нет возражения, смелее, поцелуи в затылок, губы, пробуждая желание и страсть. Но с Эмили это было где-то на поверхности, а в глубине зрело незнакомое ранее чувство оберегать и защищать ее хрупкое тело, зеленые глаза, смешную походку, заразительный смех от чего-то темного и непонятного... Мысли сваливались в пустоту, похоже, я уже начинал засыпать.

И вдруг это произошло: одеяла, разлетающиеся по всей комнате, прыжок тигрицы, губы впившиеся в мои, острые ноготки почти до крови вонзающиеся в мои плечи и Эмили в одно мгновение оказавшаяся на мне. Казалось, она хотела схватить меня как пойманную жертву, чтобы я не мог даже пошевелиться. Этой ночью я полностью потерял чувство реальности, и временами мне казалось, что происходящее длилось лишь мгновенье, а затем, спасенный из пропасти забвения ее ласками, у меня появлялось ощущение, что наша любовь длится вечность и ничего до этого не существовало. Впервые я любил женщину не для того, чтобы взять от нее и удовлетворить себя, а подарить ей радость и испытать от этого взаимного еще большее наслаждение. Насытившись первой волной страсти, мы начали открывать друг другу свои тайные пристрастия, охотно принимая их друг от друга, иногда неловко и со смущением, но всегда с восхищением и удивлением от чего-то нового. Была ли здесь какая-то игра, притворялся ли кто-нибудь из нас, скрывая что-то, не доверяясь полностью? Про себя могу сказать однозначно «нет», иначе я бы не писал эти строки. А Эмили? Уверен, что тоже нет. Никакая, даже самая талантливая актриса, не смогла бы сыграть роль, воплотившую в себе юную девочку, впервые узнавшую, что такое физическая близость, и опытную женщину, которой знакомы все греховные тайны.

Утро.

Я открыл глаза, испытывая необычайное чувство радости. В голове плыли воспоминая прошедшей ночи. Уже рассветало, хозяева суетились внизу на кухне, что-то обсуждая на своем языке, а рядом на краешке кровати сидела Эмили, одетая, причесанная, со слегка припухшими губами и, не отрываясь, смотрела на меня, улыбаясь своей загадочной то ли насмешливой, то ли восхищенной улыбкой. Сколько времени она так сидела? «Пора завтракать и ехать, Якоб», — просто сказала она и вышла. Я привел себя в порядок, оглядел комнату, стараясь сохранить ее в памяти, и спустился в кафе.

Эмили ждала меня за тем же столиком. Раннее утро, еще нет восьми. Непонятно, зачем мы так рано встали, могли бы еще спать, —подумал я, представляя как мы болтаем и играем друг с другом в постели, но философски признал, что бесконечного счастья не бывает. Каждую его частичку надо заслужить. Эмили явно что-то задумала, раз собралась так рано уезжать; вся такая жизнерадостная и энергичная, старается разбудить меня и растолкать, глядя на мою заспанную физиономию. Нарочитый вид, чтобы насладиться ее заботой и лаской. На завтрак хозяин принес нам кофе, омлет, местную выпечку со шпинатом, сыр, ветчину, хлеб, булочки, джем и йогурт. При виде пищи мое напускное уныние куда-то пропало, и мы приступили к еде. Ничуть не смущаясь, мы смотрели друг на друга, как любовники, уже много познавшие, но старающиеся узнать больше, иногда серьезно, пристально глядя в глаза, а иногда разражаясь внезапными приступами то ли вызывающего, то ли смущенного смеха, напоминая друг другу моменты прошедшей ночи и то, что мы вытворяли в постели. Я точно об этом думал. Уверен, что и Эмили. Один раз она долго и серьезно смотрела на меня своими зелеными глазами, затем высунула кончик языка и начала быстро двигать им то вверх, то вниз, а затем закрыла лицо руками и залилась смущенным смехом. Что такое, связанное с языком, могло вызвать у нее такую реакцию? В другой раз она зачем-то испачкала весь рот сметаной и снова рассмеялась, ее щеки стали почти пунцовыми. Я же просто любовался ей и считал, что каждая секунда с ней — истинное счастье. При этом мы почти не сказали друг другу ни слова. Наверное, очень глупо выглядело со стороны.

Мы съели все, разделив пищу и совершив тем самым древний обряд мужчины и женщины после ночи любви. Шутки и розыгрыши постепенно сошли на нет, и решил, что настал момент для серьезного разговора. Взял Эмили за руки, всем своим видом показывая важность момента, и произнес:
- Клянусь, я никогда не говорил этих слов ни одной женщине... – после чего сделал небольшую паузу и посмотрел ей в глаза, ожидая увидеть смущение и любопытство, но ее лицо вдруг стало очень серьезным и, несмотря на сочувствующую улыбку, глаза, ставшие серыми, нахмурились; в них промелькнуло похожее на испуг:
- Не надо, Якоб, — механическим, не допускающим возражения голосом ответила она, освобождая свои ладони, – подожди, еще не время, позже, сегодня, но не сейчас, не здесь, в правильном месте...

Я уже привык к игре, что я Якоб, но сейчас в ее тоне не было и намека на продолжение розыгрыша. В одно мгновение я осознал, что, если кто-то и притворяется, так это я.

- Пора, — желая покончить с неловкой ситуацией, заторопилась она, и я тут же согласился. Эмили была слишком дорога мне, чтобы обижаться на ее причуды и смены настроения, а тем более возражать. Она резко встала и, извинившись, что ей нужно на секунду заскочить обратно в комнату, выпорхнула из-за стола, одарив меня своей неподражаемой улыбкой.

Я расплатился с хозяином, оставив щедрые чаевые. Эмили вернулась, помахала рюкзачком, что, мол, готова, и пошла к машине, через несколько шагов полуобернулась, убеждаясь, что я послушно следую за ней. Смешная походка, зеленое платье, красный рюкзачок – выяснять, куда мы едем, как и ее загадочное появление в таком виде в таверне, было равносильно подвергать сомнению все, что между нами произошло. Как-нибудь само-собой выяснится. Мы сели в машину и по аллее, сквозь листву которой теперь пробирались лучи уже восходящего солнца, направились к шоссе. На выезде я увидел полицейскую машину с красноречивой надписью на борту, медленно проехавшую из города вверх по долине. Я обратил на нее внимание лишь потому, что до этого они мне на глаза не попадались.

- Сейчас мы поедем в горы и найдем место с красивым видом, — поставила задачу Эмили, вынырнув со своим рюкзачком откуда-то из глубины пассажирского сидения, не сомневаясь, что с моей стороны не последует никаких возражений, и я повернул в сторону моря. На шоссе машина набрала скорость, и Эмили, ощутив движение, вновь стала озорной и милой - нарочно смешно раздувала ноздри, стараясь поймать запахи весеннего разнотравья, приглаживала волосы, растрепанные ветром из окна, глаза светились, лицо порозовело. При этом она непрерывно болтала, правда, на отвлеченные темы: о красоте встающих перед нами гор, палитре красок пролетающих мимо склонов, поросших то лесом, то невысоким кустарником, об удивительной форме облаков, найдя в них представителей небольшого зоопарка, и о том, как ей все нравится и как приятно чувствовать себя свободной. Я молчал, наслаждаясь ее голосом, лишь иногда бросая на нее влюбленный взгляд и еле сдерживая желание оставить руль и сжать ее в объятьях.

Впереди появился знак развилки, который я заметил еще вчера: прямо дорога возвращалась в гостиницу, а направо - вверх по ущелью в горы, насколько запомнилась, просмотренная вчера карта. «Едем в горы, искать красивое место». Извилистая дорога, местами довольно крутая, вдруг вывела к главному шоссе вдоль моря по краю горного массива из городка, где я остановился, в соседний с ним, куда я вчера собирался поехать. К перевалу следовало повернуть направо; дорожный знак согласился со мной. В этом месте шоссе было особенно живописно: справа нависающие громадные скалы, а слева — почти вертикальные обрывы к морю. Эмили замолкла, приоткрыв от восхищения рот, и крутила головой из стороны в сторону. «Здесь», — вдруг указала она на смотровую площадку, откуда открывался великолепный вид на море. Я остановил машину на небольшой стоянке у дороги и вышел, чтобы подать ей руку. Она, оценив мою галантность, одарила меня улыбкой, как всегда яркой, и каждой раз новой, вышла из машины, подняла голову и вдруг замерла, глядя куда-то за мою спину. Улыбка превратилась в горькую ухмылку, зеленые глаза – в стальные, плечи заострились, а ладонь до боли сжала мою. Я обернулся и увидел двух крепких молодых людей в униформе, появившихся из машины, отрезавшей нам путь. В тот же момент с другой стороны нас заблокировала полицейская машина, та самая.

Разлучение.

«Сэр, извините», —люди в униформе быстрым шагом подошли к нам и, грубо оттолкнув меня в сторону, взяли Эмили под руки и повели к своей машине. Она покорно пошла с ними, не оказывая никакого сопротивления, словно ожидала нечто подобное. Придя в себя, я бросился к ней, но подбежавшие полицейские заломили мне руки. Я что-то кричал, звал ее, пытался вырваться, она обернулась лишь раз. В ее глазах были слезы, а на лице странная улыбка: то ли упрек, то ли извинение. «Не оказывайте сопротивления!» —строго приказал один из полицейских, прижав меня лицом к борту машины; рука в жестком захвате. Другой схватил с пассажирского сидения рюкзачок Эмили и со словами: «это ее?» убежал за людьми в униформе, не нуждаясь в ответе. Полицейский, державший меня, слегка ослабил хватку и заявил: «Вы поедете с нами для дачи показаний». К своему стыду только сейчас, когда Эмили посадили в машину, я вспомнил о своем юридическом образовании.

– Как вы смеете задерживать эту девушку без ордера на арест, не зачитав ей ее прав и не предложив услуг адвоката? Кто вы такие? Представьтесь и покажите удостоверение. Я адвокат и готов представлять ее интересы. Если вы немедленно не отпустите ее, я обращусь в самые высокие инстанции! — Выпалил я все на одном дыхании и попытался высвободиться, но полицейский одним движением показал всю унизительность моего положения.

– Прошу вас, успокойтесь, — одной рукой сгибая меня в унизительной позе, а другой похлопывая по плечу, втолковывал полицейский, который явно был за главного, — давайте поедем в участок, и я вам все объясню, - каким-то будничным голосом, как капризного ребенка ублажают конфетой, бубнил он. - Хотите знать мое имя? Я - лейтенант Кантерас. Вы можете вести машину, или мне отвезти вас на своей?

Происшедшее, несмотря на всю дикость, не было нелепой случайностью и предстояло понять логику явно спланированного насильственного похищения Эмили какими-то парамилитари и полный контроль над всем этим со стороны властных структур. Выбора не было, машина, увозящая Эмили, взревела, развернулась и скрылась в направлении городка, оставив призрачный шанс, что ее отвезут в тот же участок, куда и меня, и я согласился следовать за ним. Наивность шанса стала очевидна почти сразу. Мы доехали до городка, а затем начали бессмысленно петлять по предместьям. План полицейского был до обидного прост: он хотел вынудить меня совершить какую-нибудь глупость, например, от отчаяния потерять контроль над собой и попытаться скрыться. Меня тут же объявят в розыск, задержат на 48 часов, а затем депортируют из страны. Я попал в ловушку, и надо было выйти из нее с достоинством; вот где мне пригодится мой опыт. Взяв себя в руки и проанализировав ситуацию, я выработал простой план: послушно сидеть на хвосте у полицейского, пока он не допрет, что не на того напал, и не доставит меня в участок. В официальных метах я чувствую себя, как рыба в воде. Поняв, что хитрость не удалась, он наконец подъехал к небольшой пристройке к какому-то зданию, где и находился полицейский участок, охраняемый парой карабинеров, невозмутимо игравших в нарды за чашечкой кофе. Они не обратили на нас никакого внимания. Что и требовалось доказать

Офицер пригласил меня в кабинет, предложил сесть и стал задавать стандартные вопросы: имя, род занятий, причина пребывания в стране, где, когда и при каких обстоятельствах познакомился с задержанной, но мои ответы и возражения, особенно по поводу обоснования задержания, отточенные знаниями, накопленными за годы обучения в университете и работы в адвокатской фирме, стали его явно нервировать. Большинство моих аргументов он просто не понимал, а мое уверенное поведение выводило из себя; тупо повторял одни и те же вопросы, получая те же ответы, но в более саркастической форме. Пару раз он в раздражении хватался за трубку телефона, видимо, собираясь получить санкцию у начальства отправить меня в камеру, но каждый раз бросал ее, вызывая у меня усмешку и чувство злорадства. Очевидно, ему приказали запугать и избавиться от меня, не прибегая к крайностям. Я добил его словами, что у меня есть серьезные связи во влиятельных газетах и среди политиков, лишь немного при этом преувеличив, и факт незаконного похищения беззащитной иностранки скоро станет главной темой первых полос и журналистских расследований. По ходу моей тирады я даже проникся к нему сочувствием, его глаза уже не буравили меня, а обреченно уставились в исцарапанный стол. От тактики запугивания и угроз он перешел к торговле, от волнения перестав следить за речью: «Дайте, объясню. Этой женщине нет никакой угрозы, ей не хотят плохого. Наоборот, помочь. Ей нужен уход… Поверьте, есть законы и права ловить ее, но если вы раздуваете это дело, ей станет плохо. Честно, я не обманываю вас». Полицейский уже умоляюще смотрел на меня и, взяв себя в руки, медленно, подбирая слова, предложил компромисс, заготовленный не им на крайний случай: «Давайте сделаем так, я вас отпускаю и забываю о соучастии в побеге, а вы обещаете как можно скорее уехать отсюда и не привлекать никаких политиков, газет, журналистов и всяких там блогеров. Если вы не согласитесь, то сделаете этой женщине только хуже». Видя, что я все еще усмехаюсь, он, уже не зная, как убедить меня, спросил: «Скажите, она называла вас Якобом?»

Я посмотрел на него, молча подписал протокол и встал, чтобы выйти из кабинета. Я был один в чужой стране безо всякой надежды на помощь и, как бы не пыжился выглядеть важным иностранцем со связями, у меня не было никаких шансов противостоять полиции и, похоже, не только ей. Офицер вздохнул с явным облегчением. Уже выходя из кабинета, я на долю секунды оглянулся и заметил, что вместо того, чтобы положить протокол опроса в папку, лейтенант Кантерас рвет его, собираясь выбросить в корзину для мусора. Все ясно: беседа проведена, условия обговорены, инцидент исчерпан, лишние свидетельства ни к чему.

Выйдя из участка мимо все также увлеченных нардами карабинеров, я сел в машину и с удивлением отметил, что еще только час дня. С момента, когда я по воле случая оказался в таверне, не прошли и сутки — краткий период, но перечеркнувший всю мою прежнюю жизнь. Вспомнив о своих вчерашних планах, я удивился их мелочности и какой-то инфантильной наивности. Не было и мысли забыть происшедшее и вернуться в прошлое. Первым делом надо понять, где Эмили и какая опасность угрожает ей, затем выяснить, как она оказалась в этой ситуации и кто за всем этим стоит. Самое странное – этот чертов Якоб. Почему Эмили называла меня так? Шутка? С натяжками можно объяснить и ей, но откуда этот примитивный «йес, сэр» полицейский знает его имя? С такой каруселью мыслей в голове я поехал в гостиницу привести себя в порядок. В конце концов, наше молчаливое соглашение с полицейским о «всяких там блогерах» не подразумевало, что я не могу лично проводить расследование, а скорейший отъезд не означал, что я должен уехать прямо сейчас.

По дороге мысли о допросе в участке, стали эволюционировать в более конкретные ветви. Полицейский упомянул, что Эмили нуждается в уходе и ее задержали, чтобы ей помочь. Что он имел в виду? Да, она немного странная, но это не причина хватать ее как преступницу и совсем не похоже на оказание помощи. Еще он что-то сказал о побеге и утверждал, что у полиции есть все основания для ее поимки. Если она сбежала, то откуда? Какие секретные тюрьмы могут быть рядом с таверной? А вдруг она сбежала от каких-то бандитов, тех самых парней в униформе, которые держат ее как заложницу, а полиция помогает им? Конечно, в этой стране есть проблемы с законностью, но не до такой же степени, тем более не в отношении к иностранцам. К тому же Эмили за все время ни словом не обмолвилась, что ее содержат в неволе. Ситуация настолько дикая, что в рамках известных мне фактов найти внятное объяснение невозможно. Нужно что-то еще.

Вернувшись в отель, я извинился перед хозяином, что не сдал вовремя номер, и тут же попросил продлить проживание еще на два дня. Он был только рад - в отеле по-прежнему проживали я и пара пенсионеров, если те еще не съехали. В качестве компенсации за неудобства я попросил его принести закуски и бутылку вина и пригласил его посидеть со мной. Даже если у него и были неотложные дела, он вряд ли бы отказался. Моей целью было не просто выпить с ним, а выведать местные новости и слухи. По моему мнению, местные жители только и делают, что обсуждают все, что произошло или вот-вот должно произойти, но понять, о чем они говорят невозможно из-за их языка, состоящего в основном из звуков «г» и «р».

Как я не старался под разными предлогами узнать о полицейской операции этим утром и поимке некой молодой женщины, мой собеседник, даже после второй бутылки, на которой я решительно настоял, только недоуменно качал головой. Ну что же, похищение Эмили и зачистка концов проведены более чем профессионально, — заключил я. Оставался лишь один шанс, и если он не выгорит, можно уже завтра отправляться восвояси. Но прежде всего, надо добраться до своего номера и немного выспаться.

Письмо.

Я очнулся, поняв, что уже вечер, испытывая удручающее возвращение к реальности после нездорового сна. Углубляясь слой за слоем в то, что произошло, мне потребовалось какое-то время вернуть самообладание, прежде чем приступить к задуманному.

Та же дорога, та же долина, то же самое время дня и то же заходящее солнце. Все то же самое, но сутки спустя. Я вышел из машины и направился к таверне. Хозяин сидел на ступеньке веранды, опустив голову - то ли вышел покурить, то ли поджидал посетителей. Увидев меня, он суетливо встал, сделал несколько шагов навстречу, затем остановился и, слегка поклонившись, жестом пригласил войти, не произнеся ни слова. Все так же молча мы сели за столик рядом с кухней, который он, видимо, считал своим. Нервно теребил пальцы, явно не зная, как начать разговор. Я и не собирался идти ему навстречу, выжидал - мой приезд уже задал вопрос, теперь его очередь. Немую сцену нарушила хозяйка, которая принесла громадный поднос с закусками и бутыль вина. Она не говорила по-английски, на каждый вопрос услужливо кланялась и повторяла «йес».

– Мистер, прошу вас, — наконец произнес хозяин, показывая на стол. - Это мое угощение, не стесняйтесь.

– Вы понимаете, почему я приехал?

– Да, — после небольшой паузы, понурив голову, ответил он и, решившись, продолжил. – Из-за девушки, которая была вчера здесь.

– Кто она, и что вы знаете о ней?

– Видите, моя жена работает уборщицей в больнице. Сейчас так сложно найти постоянный заработок, а наш бизнес, то есть таверна, уже почти не приносит дохода из-за кризиса. Если бы не ее работа, не знаю, как нам жить.

– Девушка, по имени Эмили, она вчера была здесь, — настойчиво, акцентируя каждое слово, почти по слогам повторил я, пресекая попытки разжалобить меня своими личными проблемами.

– Да, да. Она пришла незадолго до вас. Думаю из больницы, до нее можно дойти по одной из троп, их тут много и пастушьих, и туристических. В сезон здесь очень много туристов, поэтому мы и открыли кафе в этом месте. Правда, сейчас уже не так как раньше.

– Из больницы? – недоверчиво перебил я, стараясь не выдать охватившего меня волнения.

– Разве вы не знали? Там наверху на холме есть больница, туда можно добраться за час или два, зависит как вы пойдете.

Я снова испытующе посмотрел на него.
– Почему вы решили, что она пришла из больницы?

– Жена сказала, что вчера там был большой переполох, – смущенно ответил он. – Всех проверяли, охрана бегала по всем комнатам, заглядывали в каждый угол. Пошли слухи, что кто-то сбежал. И тут вдруг эта девушка в нашем кафе.

– Так почему вы решили, что это она сбежала оттуда?

Хозяин вздохнул и признался:
– Так получилось, мистер, эту девушку, Эмили, теперь я знаю ее имя, оно такое красивое, жена как-то видела среди пациенток больницы.

Итак, Эмили — пациентка больницы, нет никаких оснований не верить хозяину. Это плохая новость, но отчасти объясняет и ее поведение, и все эти погони с захватами. Что же это за больница такая, откуда люди бегут, а потом их с сиренами ловят? Но есть и хорошие новости, если вообще уместно так говорить в этой ситуации, - никакие бандиты здесь не причем, Эмили физически в относительной безопасности, и я теперь знаю, где ее искать, — калейдоскопом пронеслось в голове.

– Почему вы не позвонили в полицию, когда она пришла? – строго спросил я, показывая, что не доверяю ему.

– Мы не знали, что делать, и решили подождать, — бросив на меня смущенный взгляд, ответил хозяин. – Она попросила всего лишь стакан воды, и нам показалось, что она кого-то ждет. И тут приехали вы. Вам было так хорошо вместе, что я не мог не налюбоваться. Я даже сказал жене, она все время была на кухне: «Посмотри на этих голубков! Когда-то и мы были такими. Это настоящая любовь. Дай им насладиться!»

– Но вы все-таки позвонили, – настоял я, если отбросить всю лирику про «дать нам возможность насладиться», оставалось одно - они дожидались нашего отъезда, не желая, чтобы приезд полиции и арест произошли у них в доме.

Хозяин еще горче опустил голову, его жена, незаметно присевшая за соседний столик, вытирала слезы. Он мельком глянул на нее, как бы спрашивая одобрения, она кивнула, и хозяин признался:
– Вы же понимаете, если бы полиция узнала, что эта девушка… Эмили, была здесь, и мы никому не сообщили, жена лишилась бы работы, а нас могли судить за пособничество, им же надо найти виновных в побеге. Мы позвонили, после того, как вы уехали. Простите нас.

Глупо было сердиться на этих людей. Они просто пытались выжить в жестоком и несправедливом мире. Кто я для них? Избалованный иностранец, приехавший на пару недель поразвлечься и потратить столько, сколько они зарабатывают за полгода. Нагулявшись, я уеду, а им останется жить здесь со всем ворохом оставшихся после меня проблем. Я дал понять хозяину, что не держу зла, все-таки они подарили нам незабываемую ночь, и в знак примирения наполнил бокалы вином. Лучше войти к ним в доверие и постараться побольше узнать о Эмили.

Хозяин, обрадованный таким поворотом, охотно рассказал все, что знал о больнице, мне даже не пришлось задавать вопросов. Ко второй бутыли, которую услужливо принесла хозяйка, как только мы закончили первую, я узнал, что большое здание на вершине холма, которое можно увидеть из города, принадлежит частной больнице для богатых пациентов. Отчего там лечат, они не знают, но условия там роскошные, а доктора, медсестры и даже сиделки – все из-за границы. Местных жителей туда нанимают только в качестве обсуживающего персонала. Устроиться очень сложно, все запросы проверяют в самой столице. Служащих каждое утро из города отвозит автобус с затемненными окнами, а вечером привозит обратно. К ней ведет дорога, не отмеченная на картах. Здание окружено высокой стеной, а на въезде стоит охрана. Как Эмили удалось сбежать оттуда - никто не знает, такое произошло впервые за всю историю больницы, - но проводится расследование. Ходят слухи, что ей помогал кто-то из персонала, возможно, даже из охраны.

Наш разговор подходил к концу, главное я узнал: Эмили в какой-то таинственной, но очень дорогой больнице; завтра поеду туда и постараюсь все разузнать, — заключил я и стал прощаться. Хозяева принялись уговаривать остаться ночевать, но я решительно отказался, несмотря на выпитое. Уже перед самым отъездом попросил об одном одолжении:
– Могу я еще раз побывать в той комнате?

– Конечно, конечно, — засуетился хозяин и засеменил, все время оглядываясь на меня, на второй этаж. Комната была уже прибрана и выглядела точно также, какой я увидел ее в первый раз, но сейчас она была наполнена совсем другим смыслом: вот стул, на котором я сидел, пока Эмили была в ванной, окно с уже закрытыми ставнями, а вот кровать с подушками и одеялами, свидетелями нашей страсти. Мои воспоминания неожиданно прервал возглас хозяина:
– Как я мог забыть, я никогда бы не простил себе этого! — он торопливо достал из кармана клочок бумаги и протянул мне. — Я думаю, это вам. Жена нашла сегодня утром, когда прибиралась в комнате.

Клочком бумаги оказалось письмо Эмили:
«Милый Якоб. Я пишу, чтобы сказать, как сильно люблю тебя. Спасибо за удивительную ночь и счастье, что ты подарил мне. Я оставляю это письмо на случай, если судьба вновь разлучит нас. Если такое случится, ты может вернешься сюда, где мы любили друг друга, и прочтешь его. Я не виню тебя, если ты не сможешь найти правильные слова. Всему нужно время. Твоя навеки, Эмили».

Больница.

Если судьба вновь разлучит нас, и еще: я не виню тебя, если ты не сможешь найти правильные слова, — все время повторял я по дороге в отель. Поведение Эмили, ее письмо и вопрос полицейского вынуждали признать, что Якоб не выдуманный персонаж изощренной романтической игры, а реальный человек, которого она знала раньше, но судьба их разлучила, и ради встречи с которым она и сбежала из больницы. Кто она – моя возлюбленная или сумасшедшая, заставившая меня играть роль Якоба? И почему она считала, что судьба может вновь разлучить нас - с ним или теперь со мной? И какие «правильные слова» она ждала от меня или Якоба? Что-то я совсем перестал что-либо понимать. Еще один странный момент: Эмили все время была такой веселой и милой во время завтрака, но когда я попытался признаться ей, вдруг вся переменилась, залепетала, что необходимо правильное время и место, а затем убежала в комнату, как я теперь понимаю, чтобы написать прощальное письмо. Зачем? Предполагала, что ее найдут и поймают, при этом ни словом не обмолвившись, что ее ищут, или по какой другой причине? Зачем-то исчезла под сидением, вроде как уронила что-то, при виде полицейской машины. Разве так себя ведут сумасшедшие? Наверное, нет. Остается предположить, что Эмили — невинная жертва заговора и ее изолировали, потому что она кому-то мешает. Накачали лекарствами, промыли мозги, закодировали поведение, или как это называется. Работая в фирме, связанной с делами состоятельных клиентов, мне приходилось сталкиваться с ситуациями, которые не пришли бы в голову даже самому изощренному автору детективных бестселлеров. Большие деньги и большие преступления всегда рядом.

Полночи я проворочался у себя в номере, пытаясь уснуть. Выпитое с хозяином таверны никак не подействовало на меня, в голове прокручивались самые нелепые варианты, но ни одной серьезной зацепки или объяснения. Последний раз я посмотрел на часы, когда было три часа ночи… Будильник телефона поднял меня в семь утра. Голова гудела, но, как только обрывки ночных бредовых видений рассеялись, пришла решимость. Эмили надо спасать, любой другой выбор означал бы бросить ее в беде и продолжать жить своей уютной и монотонной жизнью, навсегда заклеймив себя предателем, и в минуты одиночества и слабости мучиться угрызениями совести, вспоминая о потерянной любви. Я встретил женщину, которую не мог представить даже в самых романтических мечтах, она подарила мне свою любовь, а теперь нуждается в помощи. У каждого человека хоть раз в жизни случается момент, когда его линия жизни раздваивается: одна ветвь ведет к просчитанной комфортабельной старости в окружении любящих родственников, а другая – в неизвестность, возможно, к истинному счастью, а, может, к пропасти, за которой смерть. Я свой выбор сделал.

Подсказка хозяина таверны оказалась верной: больница, а точнее ее крыша и часть верхнего этажа, действительно, были видны из города, послужив удобным ориентиром, и уже через двадцать минут – быстрый душ, бритье, нет времени на завтрак - я был в пути. Промчавшись на восток вдоль побережья на несколько километров, я насчитал с десяток боковых дорог, уходящих в сторону горы. Как и предполагалось, ни одного указателя «Больница» или что-то вроде этого я не увидел. Какая из них? Пришлось воспользоваться спутниковыми картами, на которых здание больницы нельзя было ни с чем перепутать. После часа блужданий, методично проверяя все повороты по GPS, я выехал к неприметной аллее, как в норе спрятавшейся в густом лесу, но при этом украшенной большой угрожающей надписью: «Частная собственность. Нарушители преследуются законом» на английском и местном языках. Очевидно, это и было нужное мне место.

Так и есть, аллея привела к массивному трехэтажному зданию желтого цвета, украшенному башенками и лепниной. Судя по архитектуре, построено где-то в двадцатых годах двадцатого же века. Здание, в соответствии с описанием хозяина таверны, окружала примерно двухметровая стена, утыканная камерами видеонаблюдения. Указатели, кому принадлежит это учреждение и какова его функция, в видимом обозрении отсутствовали. Въезд на территорию охраняли сплошные железные ворота, в которых имелось некое подобие небольшого окна с кнопкой звонка. Припарковав машину, я направился к ней и решительно позвонил три долгих раза, уверенно ожидая от такой наглости незамедлительной реакции. Через минуту окошко открылось, и в нем появилась испуганная физиономия охранника в уже знакомой мне униформе. Поимкой Эмили занималась охрана больницы, а полиция им помогала, — подтвердил я свою догадку. Охранник что-то спросил меня на местном языке, но вместо ответа я строго потребовал вызвать начальника, используя самые простые для него английские слова. Охранник хлопнул окном и, когда я уже собирался снова позвонить, оно вдруг вновь открылось, и предо мной предстал молодой мужчина, явно уроженец южной Италии, в черном костюме, белой рубашке с черным галстуком. Начальник охраны, — без сомнения определил я. Он с удивлением посмотрел на меня, как будто ожидая увидеть кого-то еще, но тут же взял себя в руки:
– Кто вы, и что вам нужно?

– Я адвокат, Алекс Лемер, — с наглостью иностранца, вынужденного иметь дело с провинциалами, начал я. – У вас находится пациентка по имени Эмили, вчера ее задержали ваши охранники при участии полиции. Я готов представлять ее интересы и требую встречи с ней.

– Я не знаю, о чем вы говорите, — ответил он строгим официальным тоном, показав, кто здесь хозяин. – Это частная территория и частная клиника. Вы не имеете никакого права здесь находится. Все вопросы можете направить полиции или руководству в письменной форме. А сейчас, немедленно убирайтесь, - и уже с угрозой закончил, - если вы этого не сделаете, я вызову полицию.

Окошко с треком захлопнулось. Вид у начальника был строгий, встречаться с полицией не было никакого желания, поэтому, с трудом сохраняя хладнокровие, я ретировался. «Результат вышел нулевым, но нельзя пренебрегать никакими, даже самыми безнадежными, шансами установить истину», — грустно процитировал я один из постулатов своего жизненного опыта. Моя Эмили находится где-то совсем рядом, а у меня нет никакой возможности дать знать: я здесь, пытаюсь помочь и не забыл ее. Ну что ты можешь сделать? – пытался урезонить себя я. – Разогнаться на всей скорости и снести ворота? Потом броситься искать ее, крича, что ты это так не оставишь и сделаешь все для того, чтобы ее освободили? В лучшем случае окажешься в этой же больнице, но в мужском отделении. Только вряд ли у тебя найдутся для этого средства.

Признав поражение, я отъехал с парковки и остановился за деревьями, чтобы незаметно сделать несколько снимков для своего досье. Никаких других идей в голову не приходило, поэтому пришлось возвращаться обратно. На одном из поворотов узкой аллеи, я вынужден был резко затормозить, чтобы разминуться со встречной машиной. За рулем, не удостоив меня и взглядом, сидела светлая шатенка в темных очках. Наверное, едет на свидание с кем-то из пациентов, - подумал я и вдруг вспомнил, что у Эмили есть сестра, что дало еще один повод упрекнуть себя в упущенной возможности узнать хоть что-то из ее жизни во время нашей мимолетной встречи. Ты так и не знаешь ее полное имя, где жила, в каком колледже училась и кто ее сестра, - вновь укорял я себя и в который раз прибег к слабому оправданию: ты просто не хотел выглядеть настырным, полагая, что у вас впереди целая вечность. К тому же Эмили упомянула о чем-то очень плохом, случившемся в ее жизни, поэтому и не стал расспрашивать из чувства такта.

После провальной попытки разобраться во всем на месте других вариантов, кроме как вернуться домой, не было. Ну что я могу еще сделать? –Терзал я себя и получал один и тот же ответ: - Ничего, здесь ты один против всех. Поэтому, вернувшись в отель, первым делом поменял обратный билет на завтрашний день. Пусть отъезд выглядит как отступление, но из своего офиса я смогу сделать для Эмили куда больше, чем здесь, где вызываю у всех лишь недоверие и подозрения своими неуклюжими действиями. Собрав вещи, я, не раздеваясь, завалился в кровать - две почти бессонные ночи давали о себе знать – и проснулся только около семи вечера. Настроение - паршивившее. Азарт погони, жажда отмщения, желание разгадать тайну и подстегиваемая адреналином готовность к решительным поступкам сменились апатией и осознанием неизбежности долгой разлуки. Оставаться в таком состоянии одному было невыносимо. Нужно быть среди людей, чтобы, глядя на их постороннюю суету, как-то развеяться, отвлечься. Вспомнив, что с самого утра ничего не ел, я решил посетить ресторан, который мне посоветовал хозяин отеля, хотя, как часто бывает в стрессовых ситуациях, совсем не ощущал голода. Слегка взбодрившись холодным душем, я вышел из отеля и уныло побрел к главной площади все еще в состоянии заторможенности, что не помешало отметить странную возбужденность в поведении местных жителей и наэлектризованность обстановки.

В ресторане, полностью забитым шумной толпой, причина необычного поведения прояснилась. Посетители, сдвинув столы, собрались у больших телевизионных экранов, что-то горячо обсуждая. Футбольные матчи здесь всегда важное событие, но сегодня, очевидно, была особенная встреча. Страсти накалялись: тут и там слышались кричалки и речевки фанатов, на улице все чаще слышались оглушительные взрывы петард. Успокаивало лишь то, что все болельщики были одеты в цвета одной команды. Не будут же они драться между собой? – обнадеживал я себя, опасливо косясь по сторонам. — Хотя, кто их знает? Я приглядел очень уютный свободный столик в углу ресторана вдали от экранов, но при ближайшем рассмотрении на нем обнаружилась табличка «Зарезервировано». Настроения вступать в бесполезные дискуссии на право овладеть им не было, и я покорно отправился в самый конец барной стойки, который оказался свободным по той простой причине, что оттуда не было видно экранов телевизоров.

Официант, который все время срывался посмотреть интересные моменты, тем не менее быстро и даже изящно обслужил меня. Самое дорогое вино, которое я нашел в списке, начинало пробуждать во мне не только аппетит, но и слабые проблески интереса к жизни. Я уже не просто тупо смотрел в тарелку, погруженный в мрачные мысли, а стал с любопытством наблюдать за происходящим вокруг и неожиданно обнаружил, что столик, который мне приглянулся, уже занят. И кем же оказался этот предусмотрительный посетитель? Я сразу узнал его - тот самый начальник охраны больницы, красавчик с запоминающейся внешностью, который так грубо и нагло разговаривал со мной этим утром. Я еще глубже забился в угол, не желая попадаться ему на глаза и давать еще один повод позлорадствовать, и стал гадать, что он здесь делает.

Ждать пришлось недолго. В ресторан вошел ничем не примечательный мужчина, отличающийся от остальных лишь тем, что не обращал никакого внимания на игру, как, впрочем, и я. Он внимательно огляделся, то ли ища знакомых, то ли изучая посетителей, а затем направился к столику, где сидел смазливый охранник. Тот засуетился, даже привстал, как будто хотел поприветствовать гостя, но пришедший жестом остановил его. Охранник покорно сел и дальше только слушал, иногда безуспешно пытаясь что-то возразить или оправдаться. Беседа длилась недолго, незнакомец встал, цепким взглядом окинул зал и, не привлекая внимания, вышел из ресторана. Вряд ли он заметил меня, я спрятался за полупустой бутылкой и наблюдал за всей сценой, стараясь ничем не выдать себя. Но его я хорошо разглядел: загорелое, жесткое лицо без особых примет, бейсболка, низко надвинутая на лоб, среднее, но крепкое телосложение, мягкая скользящая походка каратиста. Лишь одна отличительная черта бросилась в глаза, когда он вставал из-за стола, мне показалось, что он слегка хромает на левую ногу.

Поиск. Начало.

По пути домой у меня было достаточно времени переключиться с упреков в свой адрес на планирование конкретных шагов; зарождающийся энтузиазм внушал надежду. Определенно, действовать придется в одиночку. О нашей встрече с Эмили нельзя рассказывать никому - никто не поможет мне, а вот помешать могут. Моя интуиция настаивала на этом. Почему? Наверное потому, что слишком неожиданным было наше знакомство, слишком хрупкими отношения, а окружающая Эмили тайна представлялась враждебным миром, из которого в любой момент можно ожидать коварный удар.

Досрочное возвращение из отпуска я объяснил знакомым срочными делами. Друзья, как и полагается, стали приставать, ожидая забавных историй, и я, чтобы не разочаровывать их и не вызывать подозрений, вел себя, как будто великолепно провел время, делился наполовину выдуманными историями, рекомендовал маршруты и в мужской компании намекнул на пару интрижек. Роль беззаботного повесы, вернувшегося из отпуска, не требовала серьезных усилий, хотя поначалу приходилось контролировать себя, чтобы случайно не сболтнуть лишнего. Никаких важных дел у меня не было - очередная встреча с шефом запланирована на следующий понедельник, а до этого мое местонахождение и то, чем я занимаюсь, его не интересовало.

Именно это втолковывала мне интуиция, намекая как можно быстрее возвращаться домой: идеальная возможность, не отвлекаясь, на несколько дней полностью посвятить себя поиску информации о Эмили. Что у нас есть? — размышлял я на следующий день после возвращения. – Известно, что Эмили содержится в какой-то частной больнице с охраной и высоким забором, но не известно, как она туда попала, как ей удалось оттуда сбежать и почему вокруг нее такая секретность. Еще вопрос: кто такой Якоб, и почему она приняла меня за него? И самое главное — кто она? Я совершенно ничего о ней не знаю!

Как обычно в подобных случаях поиск ответов следовало начать с соцсетей, блогов, интернет-изданий и газет, чтобы найти хоть какое-то упоминание о побеге Эмили из больницы. Для этого я воспользовался публичными новостными агрегаторами и закрытыми платными поисковиками, допуск к которым получил через шефа. Привычная работа, которой занимаюсь каждый день. Несколько часов, затраченные на просмотр сотен страниц результатов не дали. Ничего, тишина, ни малейшей зацепки, что подозрительно странно, ведь на смотровой площадке присутствовали несколько групп туристов. Я тогда намеренно повысил голос, переходя на крик, чтобы привлечь их внимание. Уверен, что среди них были те, кто снимал происходящее на смартфоны – в наши дни желание загрузить что-то хайповое в инстаграм стало уже не привычкой, а скорее безусловным рефлексом; став свидетелями происшествия, мы первым делом хватаемся за камеру, даже не подумав, что кому-то требуется срочная помощь или нам самим грозит опасность. Но, тем не менее, ни одной фотографии или комментария не сохранилось. Оставалось только догадываться какие были предприняты усилия, чтобы инцидент не просочился в медийное пространство. Уничтоженный полицейским протокол опроса только подтверждал это.

Потерпев неудачу с первой попытки, я перешел к плану Б, то есть «больница». Найти информацию о ней не составит труда - такое учреждение сложно утаить. Куда сложнее будет выудить из них что-нибудь о Эмили, учитывая покров таинственности вокруг всего, связанного с ней, и банальную отговорку на врачебную тайну. Фотографии больницы с геолокацией, сделанные на парковке, помогли установить, что это частная реабилитационная клиника с высокой репутацией и почти столетней историей. К моему удивлению больше никакой информации кроме той, что она относится к категории узкоспециализированных лечебных санаториев для избранных клиентов, мне найти не удалось. Опять, ни комментариев, ни отзывов. Оставалось лишь воспользоваться советом начальника охраны и написать ее руководству. Адрес корпорации, владеющей ей, со штаб-квартирой в Швейцарии я нашел в справочнике.

Начать письмо получилось не сразу – мешали воспоминания о нашей разлуке, постоянно сталкивая меня на обвинительный тон, но, в конце концов, с эмоциями удалось совладать. В окончательном варианте перед читателем предстал образ законопослушного и правдолюбивого гражданина, не терпящего произвола и насилия, случайно ставшего свидетелем похищения молодой девушки. Письмо заканчивалось словами: все попытки выяснить в местной полиции причины таких действий были безрезультатны и вызвали лишь раздражение и едва скрытые угрозы. Проведя собственное расследование, мне удалось узнать, что похищенная содержится в вашей клинике. При попытке лично добиться там какой-либо информации я столкнулся с грубыми действиями охраны и отказом отвечать на мои вопросы, поэтому пишу вам, в вышестоящую инстанцию, с просьбой прояснить ситуацию. Прошу разрешить встречу с вашей пациенткой, известной мне по имени Эмили, чтобы развеять сомнения в ее безопасности и убедиться в отсутствии злого умысла.

Письмо послал срочной почтой на имя президента корпорации в Цюрих с уведомлением о вручении. Я не стал прибегать к угрозам, как в случае с полицейским, само письмо – уже серьезная угроза. То, что руководство больницы или те, кто стоят за этим, приложили серьезные усилия, чтобы стереть любое упоминание о побеге Эмили, выдало их главную слабость — во что бы то ни стало, не привлекать внимания публики. Оставалось разыграть эту карту. Время на ответ я отвел им две недели. За это время предстоит продумать дальнейшие шаги на случай, если мне ответят отпиской или не ответят вообще.

Бросив такой увесистый камень в их болото, я не мог не допустить, что руководство больницы постарается выяснить мою личность, чтобы оказать давление и заставить отказаться от расследования, но меня это не беспокоило. Они смогут лишь узнать, что автор письма, некто Алекс Лемер, является владельцем никому не известной страховой компании, использующей для деловой переписки почтовую ячейку в отделении связи. Это была идея моего шефа, который по окончании моей стажировки предложил создать собственную компанию, чтобы выполнять его личные поручения, не оглядываясь на корпоративную этику и строго регламентированные правила поведения сотрудников фирмы, о которых он лично при любом удобном случае упоминал. О нашем уговоре знают только я и он. Другой связи с моей конторкой и фирмой не существует. Для всех остальных я скромный предприниматель, решивший открыть свой собственный страховой бизнес в том же офисном районе, где располагается фирма «Клаус и Фишер». Бизнес, где важнее всего репутация, нужно вести в белых перчатках, но кто тогда будет разгребать навоз?

Как самый жесткий вариант я, конечно, допускал, что меня решат физически устранить, но успокоил себя тем, что швейцарские «джентльмены» пойдут на такой вариант в самом крайнем случае, предварительно вежливо предупредив меня.

Моника.

Поиски продолжались, результатов не было, а время шло. Наступила суббота – день, когда я изначально собирался вернуться из отпуска. Специально подгадывал, чтобы попасть на день рождения одного из моих друзей - он обожал шумные сборища и всегда использовал очередную дату, чтобы собрать всех знакомых. Это знаменательное событие традиционно обещало стать главной темой разговоров и сплетен на всю последующую неделю. Но теперь никакого желания идти на нее не было. В принципе, я мог и не ходить, никто в такой большой компании не обратил бы внимания на мое отсутствие. Никто, кроме Моники.

С Моникой я встречался последние несколько месяцев. Мы познакомились на одной из подобных тусовок, и наши отношения сразу же стали складываться легко и непринужденно. Никакого жеманства с ее стороны, долгого ухаживания с моей и прохождения полагающихся в таких случаях этапов на пути от знакомства к кровати. Моника была очень эмансипирована, чем сильно гордилась, постоянно подчеркивая равенство между женщинами и мужчинами во всем и, в частности, в выборе партнера. Ее образ мыслей и высказывания вызывали у меня лишь легкую усмешку. Сказать честно, мне симпатизировала ее эпатажность, и забавно было видеть лица друзей, когда она, не смущаясь, излагала свою версию феминизма, хотя некоторые из ее сентенций: «Мужчины для женщины, как помада и тени, если они надоедают их надо менять» или «Все мужчины в постели одинаковы, особенно если закрыть глаза и заткнуть нос», признаюсь, меня тоже шокировали.

Моника, откуда-то узнав о моем возвращении, звонила несколько раз на неделе и предлагала встретиться. Я придумывал разные поводы, чтобы отложить встречу до вечеринки, где решил заявить о разрыве наших отношений. Звучит глупо, но лечь в постель с Моникой означало изменить Эмили. К тому же в постели я все равно, закрыв глаза, представлял бы себе Эмили, что будет нечестно по отношению к самой Монике. Несмотря на всю неловкость ситуации, в глубине души я был благодарен, что так случилось — может быть впервые в своей жизни я стал понимать отличие любви от простого желания переспать. Моника сильная женщина, характером не уступающая мужчинам, и примет мое решение спокойно и с достоинством. Я ошибался, она устроила жуткий скандал, пыталась ударить меня, затем напилась, и ее с трудом увели домой подружки. Все смотрели на меня с удивлением и осуждением.

Воскресенье прошло безрадостно. Моника или ее подруги пытались дозвониться до меня, чтобы выяснить отношения: сказать какой я негодяй, предложить поговорить или даже извиниться. Я сбрасывал все звонки - наступила жуткая депрессия. Я исчерпал все варианты поиска, и все в пустую, теперь вынужден ждать и полагаться на чью-то милость или случай. Может, я зря сбежал и надо вернуться обратно в Денос? Там я буду ближе к ней, попробую передать записку через жену хозяина таверны, посулю за риск большие деньги. Окончательно подкосило меня то, что я так жестоко и незаслуженно обидел Монику. Несмотря на весь ее выпендреж, она умная, начитанная и тонко чувствующая женщина, я с удовольствием беседовал с ней на разные темы и находил много общего. Теперь я понял, как на самом деле она относилась ко мне, после тех горьких слов брошенных мне вчера в лицо. Объясниться, успокаивать – бесполезно, только еще больше мучить; я свой выбор сделал.

Пить я начал с самого утра, в основном крепкие напитки, чтобы не осквернять свою коллекцию дорогих вин, и уже после обеда погрузился в изнуряющий алкогольный сон, иногда просыпаясь, чтобы снова оглушить себя очередной порцией коньяка. Утром в понедельник меня разбудил будильник в состоянии даже не похмелья, а все еще продолжающегося опьянения. Больше всего хотелось найти на кухне ложку и выковырнуть себе мозг. Все утро я просидел в офисе, отпаиваясь то зеленым чаем, то кофе, но к обеду пришел в себя и встреча с шефом, назначенная им в уютном тихом кафе, прошла вполне успешно. У меня появилось новое задание.

Отто.

- Ты помнишь дело Отто Курца? - как всегда в утвердительной форме, не нуждаясь в ответе, спросил шеф и без паузы продолжил: - Я хочу, чтобы ты подключился к нему. Ты был тогда прав, а теперь надо понять в чем.

Я сделал вид, что припоминаю детали, но на самом деле тянул время, стараясь сообразить чем этот Курц, скончавшийся несколько месяцев назад на 98 году жизни, так озадачил шефа. Капризный и требовательный старик был знаменит своим необычным завещанием, по поводу которого и состоялся упомянутый шефом разговор. Начать с того, что единственной наследницей после своей смерти он назначил сиделку, молодую женщину, которая ухаживала за ним последние годы; никаких родственников, которые могли претендовать на наследство, у него не было. Сиделка унаследовала большую часть замка, где жил Отто. На его содержание и личные расходы Майи, так звали сиделку, были оговорены крупные ежемесячные выплаты. Если выбор молодой служанки главной наследницей состояния был не таким уж редким случаем в практике фирмы, то требование поставить под сигнализацию вторую часть замка и запретить кому бы то ни было, включая саму наследницу, появляться там, было более странным. Нарушение этого правила, соблюдение которого он поручал фирме, означало нарушение условий наследования и, как следствие, вступление в силу уже совсем загадочной части завещания: весь замок и все имущество в нем должны быть уничтожены огнем. То есть сожжены под присмотром пожарной команды, на что была выделена немалая сумма и получены все формальные разрешения. Отто, несмотря на сварливый и нелюдимый характер, был щедрым спонсором местной общины. Та же судьба должна была постигнуть замок в случае смерти наследницы. Шеф, ознакомив меня тогда с причудами Курца, спросил мое мнение о рисках составления такого завещания. «Пахнет хуже чем тухлая рыба», - в категоричном тоне, не задумываясь, ответил я, нисколько не беспокоясь, что это могло прозвучать невежливо. Я уверен, что именно за прямоту и отсутствие лицемерия в словах и поступках он взял меня в личные помощники и платит неплохие деньги. Но что значило мое мнение против суммы, которую Отто отвалил за составление завещания?

Я уже собирался подтвердить, что хорошо помню наш разговор и готов перейти к деталям задания, но шеф, не сомневаясь в моем ответе, почесав подбородок, что означало высшую степень озабоченности, продолжил:
- Неделю назад замок сгорел, полностью, наследница погибла при пожаре. Странный случай, ты был прав: все это дурно пахнет.

- Условия завещания соблюдены, о чем волноваться, - легкомысленно прокомментировал я, явно недооценив серьезность шефа.

- Мне нравится твой здоровый цинизм, Алекс, - раздраженно оборвал он, - но я хочу знать правду, а именно: что скрывал от нас Курц. Эта штука, я имею в виду правду, при всех ее добродетелях, имеет паршивое свойство всплывать на поверхность в самый неподходящий момент. Я не хочу, чтобы мы как в дерьме измазались в ней. Поезжай туда и вынюхай все на месте, как только ты умеешь, за это я плачу тебе деньги, - и уже «по-отечески», несколько смягчив тон, добавил: - Алекс, я на тебя надеюсь. Две недели на подготовку хватит?

Эльза.

Остаток недели прошел в официальных запросах, изучении отчетов о происшествии, составлении списка свидетелей и сборе досье на каждого из них. На выходные я решил сбежать из города в двухдневный поход в горы. Природа, одиночество и физические нагрузки подействовали благотворно, мое душевное равновесие стало приходить в норму. Вновь появилось чувство оптимизма и ощущение, что впереди меня ждут важные события. Вернувшись в город, я первым делом проверил почту и обнаружил там странный конверт без обратного адреса. В конверте было распечатанное на принтере письмо.

«Уважаемый Алекс. Меня зовут Эльза. Я старшая сестра Эмили и ее опекунша. Мне позвонили из больницы, где она проходит лечение, и рассказали о цепочке непредвиденных и даже трагических событий, происшедших с ней, а также о Вашем деятельном интересе к ее судьбе. Мне сказали, что Вы настаиваете на встрече с Эмили, чтобы убедиться в ее безопасности и усилиях, прилагаемых для улучшения ее здоровья. К сожалению, состояние Эмили не позволяет это сделать, но я готова встретиться с Вами в любом месте, какое Вы предложите, чтобы ответить на вопросы. Я соглашаюсь на это, учитывая Вашу настойчивость и заботливое отношение к моей сестре. Надеюсь, Вы войдете в мое положение и примите во внимание, что я хотела бы сохранить все, что связано с Эмили, в тайне. Это необходимо, чтобы оградить ее от излишнего внимания и обеспечить максимально благоприятные условия для выздоровления. Я оставляю номер телефона, по которому Вы можете оставить сообщение. Извините за такие сложности, я вынуждена придерживаться строгих мер безопасности ради спокойствия Эмили.
С нетерпением жду встречи, Эльза».

Не зря я написал в резюме о своих исключительных способностях «анализировать информацию и находить самое верное решение». Когда казалось, что поиски остановились и нет никакого прогресса, моя «рыбалка на пустой крючок», начала приносить результаты. Рыбка попалась и какая: сестра Эмили, самый близкий ей человек, предлагает встретиться со мой! Меня не стали игнорировать, а тем более шантажировать или угрожать, разумно предпочтя путь компромисса и переговоров, и это означает серьезную победу. Необычным показалось лишь упоминание о строгих мерах конспирации и то, что Эльза предложила мне самому выбрать место для встречи. При очевидном неудобстве для нее, я увидел в этой уступке и определенную выгоду: с одной стороны, она продемонстрировала добрые намерения, а с другой, ушла от вопросов о месте своего проживания. Все еще озадаченный настойчивостью Эльзы держать все, что связанно с Эмили, под покровом тайны, я позвонил по указанному в письме номеру и после сигнала «оставьте сообщение» назвал свое имя, а затем предложил встретиться на центральной площади в городе, где живу, в кафе у входа в гостиницу Хилтон в любое удобное для нее время. СМС-ответ пришел почти незамедлительно: «Могу быть в указанном Вами месте в ближайшую пятницу в два часа дня». Я подтвердил согласие, но на этом переписка оборвалась. Эльза дала понять, что все решено и в уточнениях необходимости нет.

Остаток недели прошел в зуде ожидания на фоне навалившихся срочных дел, и, наконец, долгожданная пятница настала. Я вышел из офиса без десяти два и направился к центральной площади, выбранной мной из-за близости к работе, по профессиональной привычке прокручивая в голове различные варианты предстоящей беседы и подготавливая сеть вопросов, которыми собирался выловить как можно больше полезной информации. Встреча с сестрой Эмили - единственная ниточка, ведущая к ней, ее нельзя потерять, второго шанса может и не быть. Ровно в два я подошел к летнему кафе у входа в отель. Как и ожидалось, оно было полупустым - в это время дня в деловой части города не так много посетителей. Ланч закончился, а пятничное снятие стресса еще не началась. За одним из столиков в глубине веранды сидела женщина в строгом деловом костюме и больших солнечных очках. На соседнем стуле лежала дорожная сумка. При моем появлении она повернула голову и внимательно посмотрела на меня. Не было сомнений, что это и есть сестра Эмили - тот же рост, абрис фигуры, черты лица, пусть и скрытые наполовину солнечными очками, - но в отличие от Эмили у нее были светло-каштановые волосы, убранные в шиньон, а лицо выглядело строгим и непроницаемым. Сдержанные манеры и аристократическая осанка указывали, что ей чужды ребячества сестры и она предпочитает держать дистанцию в общении с посторонними. Не эта ли женщина встретилась мне на той узкой больничной аллее? Я направился к ее столу, дружелюбно улыбаясь и давая понять, что догадался, кто она. У Эльзы тоже не было сомнений в моей личности.

– Вы, вероятно, Алекс, — утвердительно кивнула она, когда я подошел к столику. Перед ней стоял бокал с каким-то розовым напитком со льдом, почти наполовину пустой, похоже, она ждала меня уже минут пять-десять. – Извините, я пришла чуть раньше. Не в упрек вам, просто не рассчитала время и позволила себе коктейль, — поймав мой взгляд, она изобразила улыбку и протянула руку.

Ее ладонь оказалась очень холодной, наверное, от бокала со льдом. Сделав легкий поклон для приветствия, я уловил необычный дурманящий аромат ее духов и по странной ассоциации вспомнил молочный запах тела Эмили той ночью с легкими тонами дешевого гостиничного шампуня. Я украдкой бросил взгляд на левую кисть Эльзы, отметив отсутствие обручального кольца, и начал беседу со слов благодарности за готовность встретиться и извинений за хлопоты, связанные с этим.

– Оставьте извинения, - оборвала меня, добавив к словам подходящую улыбку, - у нас мало времени, а мне нужно о многом вам рассказать до моего... отъезда, — в конце фразы она чуть запнулась, как будто подбирала нужное слово, но, ничуть не смутившись, продолжила: –Как вы уже догадались, я сестра Эмили, старшая сестра, и ее единственный родственник.

Явно обратив внимание, что я невольно сравниваю их, Эльза с легкой усмешкой добавила:
– Да, мы очень похожи, правда, во мне что-то от отца, а Эмили – просто копия мамы.

Подошел официант, и я попросил бокал «Шато Пино». На мой вопросительный взгляд Эльза отрицательно покачала головой и не стала терять времени:
– Прежде всего хочу заверить, что ваши опасения насчет Эмили — абсолютно безосновательны. В данный момент она находится в полной безопасности, а если ей что и угрожает, так это излишнее внимание со стороны любопытствующих и ненужные волнения, которые только помешают ее исцелению. Я собираюсь подробно и откровенно рассказать, что случилось с ней и как она попала в реабилитационную клинику. Но вначале, мне хотелось бы узнать, как вы познакомились, что знаете о ней и почему проявляете такой необычный интерес?

Ожидая подобный вопрос, я разыграл секундное смущение, сделал вид, что застигнут врасплох, и изложил слегка отредактированную версию нашей встречи:
— Мы встретились совершенно случайно чуть больше двух недель назад, — начал я «воспоминания», - во время моего отпуска, когда я остановился позавтракать в небольшом деревенском кафе. Увидев Эмили, я решил, что она путешествует пешком и сняла в таверне комнату. Мы позавтракали, а затем она попросила подвезти ее до ближайшего города, - я сделал паузу, стараясь понять реакцию на мои слова. Внимательно изучает, но из-за темных очков трудно понять, что думает. Наконец, кивок в ожидании продолжения.

– По дороге мы решили полюбоваться видами на море, но были остановлены полицией. Какие-то люди, по виду частные охранники, грубо схватили Эмили и увезли, ничего не объяснив и не сказав ни слова. Я попытался вмешаться, но вдруг появившиеся полицейские применили силу и задержали меня. Не надо объяснять, каким это было шоком. В участке стало ясно, что полиция на стороне нападавших, мне велели не лезть не в свое дело и пригрозили выслать из страны. После небольшого расследования я узнал, что Эмили содержится в больнице. Наша встреча произошла после того, как ей удалось каким-то образом сбежать оттуда. Как вы понимаете, я тут же поехал в больницу, но меня оттуда просто выгнали, пригрозив полицией. Я и предположить не мог, что там такие строгие правила. Я адвокат, моя профессия — помогать людям, поэтому, став невольным свидетелем насилия и покушения на свободу Эмили, я решил во всем разобраться и установить правду.

По сути, все так и было, за исключением ночи, проведенной вместе. Думаю, Эмили тоже не стала бы вдаваться в такие подробности, если Эльза навещала ее. Закончив, я выжидательно посмотрел на нее. За время рассказа ни подобия эмоций, просто маска. Какое-то время она изучала меня из-за темных стекол, затем понимающе улыбнулась и вынесла вердикт:
– Понятно, вы влюбились в нее, и у вас с ней что-то было, о чем вы предпочли умолчать. Я вас не виню, о сугубо личном не стоит рассказывать, достаточно намекнуть. Ну что же, слушайте.

Исповедь Эльзы.

– Начну с наших родителей, их нет в живых, - вздох как первое проявление чувств. - Мама умерла, когда мне было пять лет, а Эмили год, отец пятнадцатью годами позже. Он был крупный бизнесмен и большую часть времени уделял делам компании. Я нечасто видела его дома и воспитывалась мамой, мы с ней были очень близки. Она погибла по нелепой случайности в автомобильной аварии в день, когда отец должен был вернуться из очередной поездки. Для него это был страшный удар, через некоторое время он продал весь бизнес и посвятил себя нашему воспитанию. В отличие от мамы, он в основном полагался на дисциплину, со мной был очень строг, а я была упряма, часто попрекала его тем, что мама никогда бы так не поступила, когда он наказывал меня. Со временем мы приспособились друг к другу, но детские обиды остались, и наши отношения так и не стали доверительными. Еще была ревность, если для отца я была просто дочь, то мою сестру он боготворил. Она стала для него инкарнацией мамы. Его лицо светилось, когда он видел ее, из отрешенного и печального оно становилось счастливым, а глаза наполнялись любовью. Я же чувствовала себя нелюбимой, и мне было горько. На наших отношениях с Эмили это никак не сказывалось, мы оставались лучшими подругами. С ней нельзя было по-другому, ей достаточно было одной минуты, чтобы любого сделать своим другом. Для знакомства она с секунду как-то хитро смотрела на человека, будто изучала его, затем обворожительно улыбалась и произносила слова, которые поначалу обескураживали, но через мгновение полностью располагали к ней. Как ей это удавалось, для меня всегда было загадкой. Когда я делилась с ней своими печалями и обидами, она всегда внимательно выслушивала, брала за руку и с нарочитой серьезностью смотрела мне в глаза, пока мы обе не начинали смеяться, и все проблемы выглядели надуманными и глупыми. Обида, гнев, зависть, ревность - как будто не существовали для нее.

— Когда Эмили было около четырех лет, она начала выдумывать истории. Все дети выдумщики, скажите вы, но ее истории были настолько правдоподобны и наполнены таким точным описанием мельчайших деталей, что трудно было поверить, что это всего лишь плод воображения маленькой девочки, как и поверить в то, что говорящая кошка взяла ее на ночную прогулку по городу, показав, как перелезть через ограду по ветви старого дерева. В ее рассказах все было логично и обосновано: кошачья дверь, через которую Эмили могла выбраться из дома, большое дерево в нашем парке с корявым стволом и выступами-ступеньками, удобно нависающую над забором ветвь, откуда можно попасть на улицу. Ради игры мы задавали ей каверзные вопросы, но она всегда находила убедительные ответы. Она как бы параллельно жила в другом мире, ей не надо было ничего выдумывать. Эти фантазии длились недолго, пока не надоедали, и она увлекалась чем-то новым.

Перерыв на глоток из полупустого бокала и оценка моей реакции на вступление. В ответ кивок: все хорошо, продолжайте.

- Простите за столь скучное предисловие, но оно важно, чтобы понять, что произошло потом. Я каждый день думаю о своей семье: маме, папе и Эмили. Мне так важно выговориться и я благодарна, что согласились выслушать меня, - я решительно заверил, что это я обязан ей и как важны мне любые детали из жизни Эмили, на что она согласно кивнула и вернулась к рассказу: – Это случилось когда Эмили исполнилось тринадцать, а мне семнадцать лет. В конце лета мы вернулись из очередного путешествия по разным странам. Составляя маршрут, отец всегда совмещал развлечения с изучением истории и культуры стран, где мы были, и с совершенствованием языков. Эмили была в полном восторге от поездки, купания в море, экскурсий, пеших походов, развлечений и аттракционов. Она стала замечать взгляды мужчин и научилась отвечать им невинной кокетливой улыбкой. Мне же все было в тягость. Отец как всегда был строг, даже больше обычного, и вечерами я грустно смотрела из окна пятизвездочного отеля, как молодые пары моего возраста идут развлекаться в кафе и бары, а оттуда на романтические прогулки по набережной и в парках. Я соскучилась по друзьям и по возвращении стала проводить с ними много времени, нарочно опаздывала после крайнего срока домой, отец сердился, и мы ругались. Эмили в то время увлеклась рыцарскими романами, которые обнаружила в библиотеке, собранной мамой. Отец посчитал ее достаточно взрослой, чтобы позволить заходить в ее комнату. Она, в отличие от меня, практически не выходила из дома и проводила все время за чтением книг. Однажды вечером за ужином она вдруг обратилась ко мне по-французски, а к отцу по-испански, назвав его королем. Началась ее очередная фантазия.

Подошел официант и с учтивым поклоном спросил, не желаем ли мы чего-нибудь. Я взял на себя инициативу и заказал еще бокал вина для себя и тот же коктейль для Эльзы; пожала плечами, что за нее приняли решение, но возражать не стала.
– По замыслу я была немецкой принцессой, - как только официант удалился, объяснила она, - сбежавшей из родного дома, не желая выходить замуж за ненавистного герцога. Эмили же была моей французской кузиной, приютившей меня в своем замке на юге Франции. Герцог, узнав об этом, направился с вооруженным отрядом, желая вернуть и наказать меня. Окружив замок, он ждал, когда я попытаюсь бежать, но Эмили придумала хитрый план: мы переоделись и под покровом темноты она выехала из замка в моей карете. Герцог попытался схватить ее, но когда она подняла вуаль и пригрозила ему немедленной смертью за оскорбление, испугался; в этот момент из ворот замка вылетела воинская стража и обратила герцога и весь его отряд в позорное бегство. В конце концов, после многих невероятных приключений мы оказались под защитой испанского короля.

- Я помню, - легкая усмешка на лице, - как мы с друзьями смеялись, когда я рассказывала про средневековые платья, которые ношу в ее фантазиях, что ем на ужин и как хорошо владею шпагой. Но в то же время у меня было пугающее ощущение, что она описывает что-то реально происходившее, настолько детали и последовательность событий укладывались в единую сюжетную линию. Было ли это результатом чтения десятков рыцарских романов, попыткой наладить отношения в семье или мистическая связь с прошлым, я до сих пор не знаю. Отец отнесся к этому куда серьезнее. Посоветовавшись с врачами, он решил показать ее своему давнему другу профессору психиатрии, опасаясь, что в ее переходном возрасте эти фантазии могут быть симптомами серьезного заболевания. Я очень мало знаю о своих бабушках и дедушках, чтобы предположить наследственное - оба наших родителей были единственными детьми в семье и поздно вступили в брак, - но отец, конечно, знал их намного лучше. Возможно, у него были причины для беспокойства.

Вернулся официант с напитками. Эльза сделала глоток, откинула голову назад, словно обдумывая сказанное, и что предстоит сказать:
– Обследование показалось мне тогда глупой идеей, отец всегда был перестраховщиком в отношении нас и, особенно, Эмили. Как и следовало ожидать, во время консультации знаменитый профессор стал ее новым другом. Отец с несвойственным для него смехом рассказывал, вернувшись домой, что уже через пять минут после начала приема из-за двери кабинета послышался звонкий смех Эмили и хрипловатое кудахтанье доктора. После консультации в беседе с отцом он заверил, что Эмили - удивительный ребенок с богатейшим воображением, она совершенно адекватна, и он просто очарован ей. Тем не менее посоветовал отцу оставить ее в клинике на неделю для более глубокого обследования.

Короткий вздох, голова опущена как перед прыжком в воду.
– Сейчас стыдно признаться, но тогда я обрадовалась, что Эмили нет дома. Отец почти все время проводил с ней, лишь изредка приезжая домой, и у меня появились свобода и время быть с друзьями, которых он не одобрял. В тот год я закончила школу, и он собирался отдать меня в частный колледж, но у меня были совсем другие интересы, из-за этого у нас постоянно возникали размолвки. Если бы Эмили была рядом, она, как всегда, помогла бы мне вытряхнуть из головы обиды на отца и на несправедливость всего мира в целом. Но ее не было. В один из дней, когда отец был с ней, я ушла из дома, оставив записку, чтобы меня не искали, не звонили в полицию, что я уже совершеннолетняя, могу самостоятельно принимать решения и домой больше не вернусь. Я свободно говорила на четырех языках, побывала во многих странах и поэтому решила, что уже достаточно взрослая, много знаю и могу жить самостоятельно, тем более отец открыл на мое имя банковский счет и перевел туда крупную сумму на обучение в колледже.

Блики солнца от очков на меня - понять, как я отнесся к сказанному. Я молчал, не желая ни обсуждать, ни осуждать.
– В компании друзей я познакомилась с девушкой на три года старше меня, милой толстушкой и любительницей доисторических развалин, которая путешествовала по всему миру, живя на аренду квартиры в Женеве, доставшейся ей от бабушки. Она много и увлекательно рассказывала, как это круто и романтично путешествовать по всему миру, тратя меньше тысячи евро в месяц, погружаться в местный колорит и обычаи, изучать историю и исследовать археологические древности. Так что я не попала в лапы наркоманов или насильников и не собиралась этого делать. У меня был план, а расчетливость и осмотрительность были отцовские, и уже через два дня мы с моей новой подругой оказались в Южной Америке. Нас ждали Патагония, горы, ледники, заповедники на островах Хуана-Фернандеса и Пасхи, Ушуайя и Антарктида. Моя жизнь наполнилась ранее немыслимыми возможностями и необычными приключениями в компаниях новых друзей: недоучившихся студентов, доучившихся, но не нашедших работу, или просто бродяг, решивших поскитаться по миру. Мы жили в палатках, гостевых домах, передвигались то автостопом, то местным транспортом, а часто просто пешком. Я увидела совсем другой мир, недоступный тем, кто смотрит на него из окна пятизвездочного отеля. Время летело незаметно, когда кончались деньги, я через банк посылала отцу сообщение, что если он еще помнит свою непутевую дочь, то с ней все хорошо, но не помешала бы небольшая сумма. Отец всегда пополнял счет, не отвечая ни словом. Я сильно скучала по Эмили, с ней я по наивности рассчитывала продолжать общаться, но все попытки были безрезультатны. От нее я также не получала ни весточки. Не знаю, как отец объяснил мое исчезновение, но он предпринял все, чтобы оградить ее от общения со мной. Как-то раз в блужданиях по свету, я оказалась в родном городе и украдкой взглянула на наш дом. Он выглядел нежилым. Как я потом узнала, они переехали в Англию, где отец отдал Эмили в пансионат в строгие руки воспитателей, видимо, больше не полагаясь на свои педагогические способности.

По тону голоса показалось, что должно случиться что-то важное.
– Прошло почти четыре года, как я ушла из дома. Побывав на всех континентах, в тот раз я оказалась в Тибете. Мы с друзьями арендовали микроавтобус, наняли проводников и путешествовали по бесконечным дорогам, посещая бесчисленные монастыри, города, вырубленные в скалах, ходили по заснеженным тропам вокруг священной горы, борясь с горной болезнью и наивно старались постигнуть мудрость буддизма. В тех местах связь с миром практически отсутствовала, даже электричество было редкостью. Возвратившись, наконец, после месяца блужданий в поисках Шамбалы в Лхасу, я обнаружила в электронной почте письмо из банка. В нем сообщалось, что отец умер после тяжелой болезни и мне нужно срочно приехать для оформления наследства. К сообщению было приложено письмо от Эмили: «Дорогая Эльза, наш папа умер, и я теперь совсем одна. Если можешь, приезжай как можно скорее, мне очень плохо. Помоги мне, нам нужно быть вместе. Извини, что не могла писать тебе раньше».

Эльза отвела взгляд, на секунду приподняла очки и промокнула салфеткой глаза:
– В мгновение я осознала какой эгоистичной и мелочной была, когда ушла из дома. Я никогда больше не увижу отца, которого очень любила, но боялась признаться в этом. Оставила Эмили одну и даже не объяснила, почему поступила так. Она была единственной опорой папе все эти годы, вынесла на себе заботу о нем и нестерпимую боль прощания в его последние дни. Я прорыдала всю ночь, выла во весь голос, колотила кулаками в стены, моя соседка даже пыталась вызвать врача. Утром первым же рейсом вылетела домой. Перелет занял больше суток; все время я не могла уснуть. Когда подошла к воротам дома, Эмили тут же выбежала навстречу, как будто высматривала меня. Видимо, я упала без чувств, поскольку обнаружила себя уже в постели в своей комнате. Была ночь, Эмили прикорнула рядом и сразу же очнулась, как только я пошевелилась. Переждав поток моих раскаяний, извинений и самобичевания, Эмили, сильно повзрослевшая, но все такая же милая, пристально, как только она умеет это делать, посмотрела мне в глаза, пока я сквозь слезы не улыбнулась, и мы обнялись. Это была моя прежняя любимая сестренка. Как же мне ее недоставало!

Последние слова были очень трогательными. У меня даже на секунду возникло сочувствие к ней, как человеку, раскаявшемуся в ужасном поступке, но ее эгоистичное поведение по отношению к отцу и сестре трудно было забыть. Эльза тем временем взяла себя в руки:
– О том, как она провела все эти годы, Эмили рассказывала совсем мало и ни словом не обмолвилась, как отец объяснил мое исчезновение и что говорил обо мне. Все плохое она, как всегда, отвергала. Отец переехал с ней в Англию, чтобы быть рядом. Все свободное время они проводили вместе, но за год до его смерти во время летних каникул Эмили заметила, что с ним что-то не так. Он явно сдал, перестал участвовать в активных развлечениях, которые всегда так любил, часто оставался в отеле, ссылаясь на усталость. Осенью того же года он лег на обследование, а затем сказал, что переезжает жить в пансионат при клинике, где за ним будет хороший уход под присмотром врачей. На зимние каникулы они впервые никуда не поехали и все время провели, гуляя в парке при пансионате. Отец бодрился, говорил, что скоро выздоровеет, но Эмили уже подозревала самое страшное. Про то, как он умер, она только сказала: тяжело. Его похоронили в маленькой деревушке на юге Франции, откуда он был родом, рядом с могилой его родителей. Почему не с мамой? Мама завещала, чтобы ее кремировали, а прах развеяли над морем, - с какой-то обреченностью в голосе еле слышно объяснила Эльза.

Бедная моя Эмили, какие ужасные испытания тебе пришлось пережить. Какой шок для психики совсем еще девочки, – с болью подумал я. Я был благодарен Эльзе за столь эмоциональное и образное описание детства Эмили; она стала как-то понятнее, более близкой мне, но тайна оставалась, поэтому, нарушив скорбное молчание, спросил: – Так что же произошло после вашего возвращения домой?

Вздрогнула, очнувшись от воспоминаний, кивнула, соглашаясь со мной.
– Эмили оставался еще год учиться в пансионате, чего ей очень не хотелось, но она дала обещание отцу. Я иногда приезжала к ней; зимние каникулы мы провели во Франции на горнолыжном курорте, а после окончания учебы съездили в любимую нами Грецию и слетали на Аляску, где, как ни странно, никто из нас до этого не был. Эмили, как и завещал отец, поступила в тот самый колледж, где должна была учиться я, если бы не сбежала. Она была в восторге от свободы университетской жизни, поначалу каждый день звонила и рассказывала о своих впечатлениях. Хотя она приезжала домой, а я наведывалась к ней, ее все больше увлекали студенческая жизнь и общение с новыми друзьями. Я же продолжала жить в родительском доме, приводила в порядок после многих лет запустения, хотела тоже учиться, но передумала, пробовала начать бизнес и даже сняла место для офиса. В летние каникулы после первого курса мы виделись где-то неделю - Эмили неожиданно увлеклась литературой и поэзией и решила брать дополнительные летние классы. Я подозревала, что у нее появился парень, с которым куда интереснее проводить время, чем со старшей сестрой, и в первый раз в жизни почувствовала себя старой. Я оказалась права. Когда начался второй год обучения, Эмили позвонила и удивила сообщением, что у нее есть молодой человек. Раньше на вопросы о ее отношениях с парнями она только смеялась и говорила, что ей с ними просто весело. В этот раз все было серьезно. Его звали Якоб.

Якоб.

Эльза назвала имя, над которым я все время ломал голову. Мне даже не пришлось прибегать к заготовленному вопросу: кто же этот таинственный человек, за которого Эмили приняла меня. Я невольно подался вперед в нетерпении узнать подробности, и Эльза не заставила ждать:
– Получилось так, что я с ним так и не познакомилась, сама не напрашивалась, но много раз приглашала приехать с ним в гости. Эмили – так не похоже на нее – каждый раз отказывалась, ссылаясь на занятость, но по- прежнему часто звонила. Поначалу у них все шло хорошо, но со временем, зная Эмили, я почувствовала, что их отношения стали меняться. Иногда она только и говорила о нем, рассказывая о поэтических дискуссиях, походах на выставки, литературных вечерах, совместных прогулках на вершину холма, откуда открывался чудесный вид, а иногда даже не упоминала его. На мои вопросы отвечала, что у них все хорошо, и быстро меняла тему разговора. Один раз я прямо спросила: не поругались ли они. Она со смехом ответила, что они никогда не ругаются, а если и спорят, то о выборе позиции для секса. Моя милая Эмили оставалась верна привычке все обращать в шутку, только студенческая жизнь сделала ее несколько циничной.

- Эмили и Якоб были любовниками, - пронеслось в голове. – Что такого могло случиться, что привело ее в больницу. Несчастная любовь? Этот парень ее бросил?

– В тот день я была в деловой поездке, - как-то буднично продолжала Эльза, - когда мне позвонили из колледжа и сообщили, что нужно срочно приехать — Эмили находится в госпитале в шоковом состоянии. Не раздумывая, бросила все и поехала к ней. Поговорить не удалось, она спала, накачанная транквилизаторами. Я попыталась выяснить, что же произошло, но в офисе колледжа сослались, что идет расследование и никакой информации они пока дать не могут. От ее друзей все же удалось узнать, что Якоб трагически погиб, упав с высокой скалы и Эмили в тот вечер была с ним. На ее крик прибежали случайные посетители парка, по свидетельству которых, она стояла на краю обрыва и все время бормотала что-то вроде: «Якоб, зачем ты это сделал». Больше ничего добиться от нее не удалось, она была невменяема. Ее состояние было настолько серьезным, что потребовался перевод в частную клинику. Там ей диагностировали вызванный психологической травмой уход от реальности, она оказалась во власти очередной фантазии, но на этот раз куда с более серьезными последствиями: отрицала смерть Якоба и была уверена, что он жив, что ему нужно время, чтобы найти какие-то важные слова, и вскоре они снова встретятся. После нескольких попыток побега из клиники ее пришлось перевести в больницу с более строгим режимом содержания, откуда она опять умудрилась сбежать. Именно тогда вы и встретились с ней, - завершила рассказ Эльза, на том самом событии, с которого начался наш разговор: — Вот видите, какую долгую исповедь вам пришлось выслушать. Но как еще я могла убедить вас?

Странное поведение Эмили и ее содержание в больнице нашло объяснение. Она не кокетничала со мной, а действительно считала, что я и есть Якоб. Как всегда, ответы задают еще больше вопросов: что произошло тогда на холме, что показали результаты расследования, полиция не могла оставить такое серьезное происшествие без внимания, значит должно быть и официальное заключение. Я еще раз поблагодарил Эльзу, про себя отметив логичность и целостность ее истории. Обилие незначительных на первый взгляд, но ярких деталей придавало ему колорит достоверности. Только, все ли здесь правда, не скрыла ли она чего-то важного? Я незаметно записал разговор на диктофон, собираясь еще раз внимательно прослушать его и постараться найти упущенные нюансы, как при повторном чтении книги, но сейчас пришло время задавать вопросы.
– Вы упомянули, что Эмили перевели в больницу, руководствуясь ее безопасностью, — осторожно начал я и высказал свои сомнения: – Будучи свидетелем ее поимки и лично пообщавшись с охраной, я не мог не заметить необычную секретность и строгость содержания в ней. Мне показалось, это больше похоже не на больницу, а на…

– Вы сами сказали, что показалось, — резко перебила Эльза. – У больницы очень хорошая репутация. Там замечательные врачи, опытный персонал и все условия для проживания и лечения. Мне разрешено навещать сестру, поэтому могу подтвердить, что все меры, упомянутые вами, объясняются тем, что там проходят лечение очень богатые и известные пациенты, и меры предосторожности необходимы, чтобы не допустить вмешательства в их личную жизнь. Вы представляете, сколько найдется желающих покопаться в грязном белье и заработать на этом деньги? Разве Эмили не имеет права чувствовать себя защищенной от назойливого вмешательства в ее личную жизнь любителей сенсаций и слухов? Вы не согласны со мной?

– Несомненно, —примирительно заверил ее я, решив больше не касаться вызвавшей столь острое раздражение темы, – если так, то это объясняет, почему побег был тщательно скрыт и грубость полиции и персонала больницы.

— Вот видите, — поддержала мою мысль Эльза и окончательно добила замечанием, — неужели, после всего, что вы узнали о Эмили, полагаете, что она может находиться не на лечении, а под стражей, как вы пытаетесь намекать?

Мне нечего было возразить - довод более чем серьезный. Я развел руками, соглашаясь с ней, и задал следующий вопрос:
– Могу ли я увидеть Эмили?

– В данный момент это невозможно, — не задумываясь, безоговорочно отрезала Эльза. – Ваша случайная встреча сыграла на руку ее фантазиям, и теперь она считает, что встретила Якоба. Ведь она называла вас Якобом, не так ли?

Я кивнул, признавая ее правоту, и тут же предложил решение:
– Но почему мне не стать Якобом? Может это поможет ее излечению?

– Не несите чушь, — снова возразила Эльза, но затем, немного смягчившись, добавила: — Не хочу обнадеживать, но обещаю посоветоваться с ее врачами, посмотрим, что они скажут. Я буду держать вас в курсе, а пока прошу, нет — умоляю, оставьте нас в покое, так будет лучше для всех и прежде всего для сестры.

Не дожидаясь следующего вопроса, она внезапно посмотрела на часы, намекая, что время, отведенное на беседу закончилось:
– Мне пора, я выполнила свое обещание встретиться и рассказать, что случилось с Эмили. Больше мне нечего добавить. Спасибо за сочувствие. Я рассчитываю на ваше благоразумие и понимание всей сложности ситуации. Выздоровление может занять долгие месяцы, пожалуйста, наберитесь терпения. Еще раз обещаю, что немедленно дам знать, как только ее состояние улучшится, и она будет в состоянии увидеться с вами.

Эльза сделала знак официанту и решительно достала кредитную карточку, либо желая сохранять дистанцию, либо считая себя одной из тех современных женщин, которые сочтут за унижение, если позволят мужчине заплатить за себя. Надуманные принципы – всегда слабость. Надо только уметь ими воспользоваться.

По следу Эльзы.

Официант считал карточку на терминале и вернул вместе с чеком. Мы встали, чтобы попрощаться, ее рука была, как и раньше, сухой и прохладной, а рукопожатие на этот раз оказалось не по-женски жестким. Взяв со стула дорожную сумку, она сразу пошла в сторону гостиницы, по пути несколько раз посмотрев по сторонам, будто пытаясь сориентироваться, но бьюсь об заклад - хотела убедиться, что я все еще за столиком, а не шпионю за ней. Строгие меры предосторожности во всем.
Ее фигура и неуловимые особенности движений неожиданно всколыхнули воспоминания о Эмили. Они действительно были сестрами, почти близняшками. Правда, ее походка была спокойной и уверенной, в отличие от Эмили, готовой вот-вот куда-то ускакать. Я смотрел ей вслед, пока меня не отвлек официант. Многозначительно взглянув на него, я дал ему пятьдесят евро и попросил узнать имя женщины, с которой только что беседовал. Он понимающе кивнул и тут же сообщил, что женщину зовут Эльза Кронинг, она поселилась в отеле вчера вечером на одну ночь и этим утром выехала.

В офисе еще раз прослушал беседу, а скорее монолог Эльзы, вспоминая ее поведение, жесты, пытаясь понять, что скрывалось за солнечными очками, и пришел к неутешительному выводу: несмотря на обилие подробностей и малозначительных деталей, я так и не узнал полного имени Эмили, где она жила, где училась, что случилось в колледже в тот трагический день и почему сбежала из строго охраняемой больницы. Эльза настолько мастерски контролировала беседу долгими монологами, а затем так резко оборвала ее, поставив ультимативные требования, что застала меня врасплох. Сестры использовали разные тактики: одна только слушала, другая все время говорила, но результат оказался одинаковым: мне ничего не удалось узнать о них. Единственное, что удалось выяснить, и то с помощью официанта, это фамилию Эльзы – Кронинг. Что же делать дальше: последовать ее совету, ничего не предпринимать, ждать пока она не соизволит связаться со мной? Конечно, нет. Какие тут могут быть просьбы и ультиматумы - я отвечаю только перед Эмили. Пока в ее истории остается тайна, я не успокоюсь.

Отослав шефу пятничный отчет, я стал искать по базам данных информацию о женщинах по имени Эльза Кронинг. Не удивительно, что их нашлось несколько сотен. Проверять подряд бессмысленно, нужно сузить поиск, как это там в резюме? – «анализировать информацию и находить верное решение». Восстановил в памяти как она уходила, как смотрел ей вслед, когда шла к гостинице с сумкой в руке. Вряд ли к своей машине – оставила бы сумку в ней, да и не стала бы пить два коктейля. Остается предположить, что у гостиницы, из которой уже выехала, собиралась взять такси на вокзал или в аэропорт. Действительно, в самом начале встречи она сказала что-то вроде «надо о многом рассказать до моего...» и осеклась, не желая завершить словами: «до моего рейса» или «до моего поезда». Я еще раз отдал должное ее предусмотрительности и вдруг опять вспомнил ее дорожную сумку: на ней не было никах бирок или наклеек, которыми так любят метить багаж службы аэропорта. Если исключить самолет, что многократно облегчает поиск, то, согласно расписанию, она спешила на поезд, проходящих через город в 3:30 дня. Вряд ли она жила дальше чем в двух-трех часах езды на нем, иначе бы воспользовалась самолетом; остается проверить относительно небольшую территорию и найти любое упоминание ее имени. Непростая, но вполне выполнимая задача.

Меня охватил азарт и, несмотря на окончание рабочего дня, вечер пятницы и приглашения друзей весело провести время, не было и мысли отложить поиск. Где-то около десяти вечера я вышел на след. Некто Эльза Кронинг сняла в аренду дом в нескольких часах езды от города. Все это мне поведала база данных налогового ведомства по покупке и аренде недвижимости в одном из районов по пути движения поезда. Адрес есть, остается лишь выяснить: какое отношение к нему имеет нужная мне Эльза. Шансов немного - в конце концов, поезд лишь предположение, - но достаточно, чтобы поставить «вычисленную» мисс Кронинг во главе списка.

День близился к концу, и можно было добавить к «заметкам» его итоги: расследование пополнилось «исповедью» Эльзы, ее полным именем и сомнительным адресом, по которому проживает она или ее полная тезка. Могло быть и лучше, но все же это шаг к Эмили, пусть и небольшой. Дома, в награду за труды и в качестве компенсации за упущенные развлечения пятницы, я выбрал из своей коллекции бутылку Риоха Рода. По ходу дегустации размышлял стоит ли немедленно проверить адрес или попробовать раздобыть, что не так просто и займет много времени, списки пассажиров всех аэролиний за сегодняшний день. Если Эльза на самом деле улетела на самолете, проверка адреса окажется ненужной, если нет, всегда можно будет съездить в следующие выходные. Ждать не хотелось, я и так провел в ожидании много времени, поэтому решил пожертвовать субботой и всеми связанными с ней планами и поехать с утра по адресу, чтобы убедиться, что моей Эльзе, у которой и так есть фамильный особняк, и в голову не пришло бы снимать домишко в деревне. План складывался такой: потратив на дорогу несколько часов, приезжаю и веду скрытное наблюдение, надеясь, что хозяйка дома покажется на улице, если такого не случится, аккуратно расспрашиваю соседей, использовав подходящий предлог из моей богатой коллекции. Можно будет и сразу позвонить в дверь, чтобы в случае «удачи» непринужденно произнести: «Привет, Эльза, какая неожиданная встреча! Давно не виделись».

Звук будильника вытащил меня из сна, в котором я собираюсь куда-то поехать, но не могу найти фотоаппарат, который, согласно собственной логике сновидений, был безусловно необходим. Найдя его, я обнаруживаю, что остальные вещи куда-то пропали, а вокруг ходят люди, которые должны знать, где они, но не желают со мной разговаривать. Очнувшись, я кажется понял намек: у меня есть две очень хорошие фотокамеры, одну я использую для работы и храню в офисе, вторую мне подарили родители на окончание университета; она была где-то в одной из коробок, все еще нераспакованных с момента переезда. Я собирался взять ее в отпуск, но поленился искать, решив ограничиться смартфоном. Для себя я делаю лишь любительские снимки, не обременяясь громоздкой и хрупкой аппаратурой, но сегодня без хорошей камеры обойтись нельзя, а заезжать в офис заняло бы много времени.

Я начал поиски, методично открывая и перебирая коробки, сложенные в стенном шкафу, вспоминая обстоятельства, как камера оказалась у меня. Это было в Новой Зеландии, куда я поехал после окончания университета навестить родителей. Жить среди зеленых лугов на маленьком ранчо было мечтой всей их жизни. Мы сидели на веранде небольшого ресторана, и во время ленивой послеобеденной беседы я обратил внимание на симпатичную девушку с дорогим фотоаппаратом, снимавшую местные виды. Видимо, я слишком отвлекся, поскольку родители замолчали и, переглянувшись между собой, вопросительно посмотрели на меня. «Хороший фотоаппарат», — оправдался я. Они понимающе улыбнулись, но тем не менее на Рождество с намеком прислали мне в подарок камеру именно этой модели.

Беглый просмотр не дал никаких результатов. В конце концов, сознавая, что впустую трачу время, стал просто вытряхать их содержимое на пол. Фотоаппарат оказался в самой первой, с которой я начал поиск, зачем-то закутанный в дурацкие тряпки студенческих времен, наверное, чтобы не разбился при переезде. Я наскоро собрался, выпил чашечку кофе и, в последний момент вспомнив про автомобильную зарядку для камеры, отправился в путь. Навигатор предсказывал около четырех часов пути. К полудню я был у цели и, попетляв по улицам сонной деревни, медленно проехал мимо нужного дома, внимательно осмотрев его. Огражденный полутораметровым каменным забором, за которым красовались розы всех цветов, домик выглядел очень привлекательно. Развернувшись, я выбрал наблюдательный пункт на противоположной стороне улицы и сделал несколько пробных снимков.

Никакого движения в доме не было, по улице иногда проезжали машины и велосипедисты, по деревенским обычаям одаривая меня ленивый взгляд. Сидеть в засаде требует немало терпения, особенно, если шансы на успех близки к нулю. Через полчаса я готов был выйти прогуляться и поговорить с местными - мол, собираюсь снять здесь жилье, и вот интересуюсь: как тут живется и кто тут соседи, когда небольшой ситроен неожиданно остановился почти напротив меня. За рулем сидела невысокая, по офисному одетая женщина средних лет. Она вышла из машины и стала прохаживалась с небольшим портфелем в руке вдоль ограды, любуясь розами, очевидно, поджидая кого-то. Ждать пришлось недолго, к дому подъехал мерседес красного цвета, дверь отворилась, и из машины вышла именно та Эльза Кронинг. Женщины обменялись приветствиями и зашли в дом. Мне оставалось только наблюдать. Не прошло и двадцати минут, как обе вышли обратно. Они немного поговорили, дружелюбно кивая друг другу, снова пожали руки, и Эльза, в руках которой теперь была тонкая синяя папка, пошла к своей машине, а хозяйка ситроена достала табличку «Сдается» и начала крепить ее на заборе.

Получается, Эльза приехала именно сегодня, чтобы подписать договор об окончании аренды. Сколько времени она снимала дом? По записи в реестре немного больше трех лет. Она упоминала, что пыталась заниматься бизнесом, но дом совсем не походит на офис, разве что для удаленной работы, а этим можно было заниматься из особняка. Жилье сдается обычно на год, то есть, получается, прервала аренду досрочно. Случайность ли, что это произошло на следующий день после нашего разговора? Странно, что она не забрала с собой никаких вещей. Обдумывать все эти вопросы не было времени, Эльза уже собиралась уезжать и разворачивала машину. Пришлось принять меры конспирации, поспешно нырнув на пассажирское сидение. Фотографии самой Эльзы и ее мерседеса с особым вниманием на его номер уже были сделаны и с хорошим разрешением. Если это машина Эльзы, установить, где она живет, по месту регистрации - проще простого, сложнее, если она окажется арендованной, в любом случае упустить шанс проследить за ней было бы глупо. Следуя за мерседесом, я держался на безопасном расстоянии, что было совсем несложно: Эльза явно направлялась к главной автостраде. Все складывалось на редкость удачно, и я, в который раз, отдал должное своей интуиции. Еще вчера я гадал: «ехать или не ехать» и, если бы выбрал «не ехать» - мне пришлось бы потратить недели на поиски, чтобы в конце концов признаться, что «ехать» надо было. А теперь я, как герой детективных романов, веду слежку за красивой женщиной, пытаясь разгадать ее тайну.

На автостраде Эльза включила круиз-контроль и ехала с постоянной скоростью, явно ни о чем не подозревая. Основное движение субботним днем шло во встречном направлении к побережью, и держать ее машину на виду не представляло труда. Я, изображая из себя опытного сыщика, то приближался на дистанцию двух-трех машин, то отставал на сотню метров. Как часто бывает в таких случаях, самоуверенность привела к потере бдительности. Один из неуклюжих трейлеров стал натужено обгонять своего близнеца, и за ним тут же выстроилась очередь. Эльза успела проскочить раньше, а мне пришлось ждать, пока рассосется затор, и когда, наконец, я вырвался на простор, с досадой обнаружил, что ее машина сворачивает на выезд с автострады. Пришлось искать разворот и возвращаться к месту, где потерял Эльзу.

Пришлось снова полагаться на интуицию, которая подсказывала, что искать ее надо в ближайшем большом городе после выезда с шоссе. Через пять минут город появился, в его центре возвышался холм, где в средние века обосновались патриции, а теперь располагались дома богатых людей. Если интуиция не подводит меня, дом Эмили должен быть именно там. Из рассказов Эльзы о детских причудах сестры и истории путешествия с кошкой всплыл образ старинного особняка, окруженного чугунной оградой, вдоль нее большими деревьями, с ветвями, свешивающимися на улицу. Поколесив минут двадцать в ожидании похожего на воображаемое место, я решил прекратить поиски. Усталость и голод, заглушаемые до этого азартом слежки, дали о себе знать. Интуиция уже ничего не подсказывала мне, кроме того, что я на правильном пути, но сейчас лучше вернуться домой и хорошенько отдохнуть. Я не стал спорить, в конце концов, только ей я обязан, что мое расследование успешно продвигается.

Кронинг и Дессел.

Предстоял долгий путь домой; день, переполненный событиями, и утомительная дорога давали о себе знать, приходилось включать громкую музыку, открывать окно для свежего воздуха и хлопать себя по щекам, чтобы не уснуть. Правильно было бы остановиться в каком-нибудь отеле, но мной двигало упрямое желание завершить путешествие там, где я его начал: у себя дома в привычной и спокойной обстановке.

Карменер Монтес Альфа, щедрый подарок чилийских друзей, и суши, купленное по дороге в японском ресторане, завершили поездку, на которую не было серьезных расчетов, кроме как начать проверять список Эльз. Бутылка подходила к концу, дивное вино оказывало свое влияние, вызвав состояние полной расслабленности и неспособности пошевелить даже пальцем; воспоминания прошедшего дня продолжали крутиться в голове, как будто их поставили на быструю перемотку. Жаль, конечно, что я упустил Эльзу, но куда она денется, — была последняя мысль, перед тем как я уснул.

Проснулся от первых лучей солнца в отличном настроении, и хорошо выспавшимся. Друзья после субботней тусовки, скорее всего, еще только видели первые сны. Воспользовавшись тем, что мне не надо как им отсыпаться и лечиться от похмелья, я пробежал пять километров по парку, позанимался в пустом в это время гимнастическом зале и, вернувшись домой, сел за просмотр отснятых фотографий. Вот Эльза, на этот раз в бежевом платье, белой шляпе и в тех же солнечных очках. Вот мерседес с четко различимыми номерами. Установить его регистрацию можно будет в офисе, но как не терпелось поскорее получить ответ, я убедил себя подождать до понедельника. Что-то мне подсказывало, что это ее личная машина, так они подходили друг к другу.

Выпав из задаваемого ночной жизнью ритма выходных, я решил расслабиться после вчерашних волнительных приключений и активного утра и провести вторую половину дня за бутылкой простенького пино-гри, дополняя «Путевые заметки» событиями прошедших дней, что стало привычным занятием. Так я и сделал, но не успел перечитать набранный текст, как неожиданно получил звонок от своих новых друзей из числа художников и экспертов искусствоведов, с которыми познакомился при расследовании одного необычного дела, связанного с наследованием коллекции картин. Они пригласили посетить выставку какого-то модного авангардиста, пишущего исключительно в розово-сине-черных тонах, не исключаю, что как знак внимания за серьезные гонорары, полученные за консультации о черном рынке произведений искусств.

Последовательно бродя от картины к картине, я разглядывал их, как посоветовали друзья-художники, наклоняя голову то вправо, то влево, стараясь найти скрытый смысл. Из комментариев уже друзей-экспертов я уяснил, что замысел художника заключается в том, что кроме добра и зла существует еще нечто, «ортогональное» этим двум примитивным понятиям. После вопроса: добро, это когда голова налево или направо, они, наконец, оставили меня одного искать ответ. Случайно наткнувшись на героя события и встретившись с ним взглядом, я поздравил его с выставкой и признался, что хотя ничего не понял, его творчество меня «зацепило». В ответ он сказал, что ему нравится мое лицо и предложил написать портрет. Вежливо отказавшись, представив себе, как оно будет выглядеть, я поспешил в соседнюю комнату, где уже начинался фуршет.

В очереди к подносу с пластиковыми бокалами с шампанским я неожиданно столкнулся с Бриджит. Бриджит была моей девушкой до Моники, но это не я, а она бросила меня, заявив, что ищет более серьезных отношений, и намекнула, что встретила мужчину, который предлагает ей руку и сердце. На выставке Бриджит была одна, поэтому я благоразумно не стал расспрашивать, как развиваются их отношениях.

- Я слышала, ты расстался с Моникой, — спросила Бриджит. - Ты теперь один?

- Нет, у меня есть девушка.

- Как ее зовут, и почему никто не видел ее с тобой?

- Эмили, - немного помедлив, ответил я. – Она живет в другом городе.

- Ты часто видишься с ней?

- Всего один раз.

- Как романтично! - Фыркнула Бриджит. – Кто поверит, что у Алекса есть девушка, с которой он виделся только один раз.

Понедельник был занят подготовкой к поездке по делу Курца, работы было много, и отвлекаться на «дело Эльзы» времени не было; не терплю, когда надо переключаться в одного важного дела на другое. По легенде, я планировал выдать себя за страхового агента, нанятого крупной фирмой для изучения обстоятельств пожара и трагической гибели служанки, включая осмотр места трагедии и беседы с полицией и свидетелями. Как всегда я полагался на личный опыт и обширные связи шефа, а конкретно, на его готовность щедро платить за предоставленную информацию.

Завершив текущие дела, я зашел в базу данных транспортных средств и ввел туда номер красного мерседеса Эльзы. На экране компьютера тут же появилась информация, что автомобиль зарегистрирован по адресу особняка, принадлежащего семейству Дессел, в том самом городе, где я два дня назад безуспешно пытался найти ускользнувшую от меня Эльзу - интуиция, как всегда, оказалась на высоте. Но какое отношение Эльза Кронинг имеет к особняку семейства Дессел? - была первая реакция. В наказание за собственную тупость я хлопнул себя ладонью по лбу. Все так просто! Эльза назло отцу взяла девичью фамилию матери — Кронинг. Тогда получается, что фамилия Эмили — Дессел! Теперь понятно, почему кросс-поиск по Эмили и Эльзе Кронинг не дал никаких результатов.

Колледж.

От нетерпения я все время промахивался по клавишам, пока вводил в базу данных поисковые фразы: Эмили Дессел, Эльза Кронинг, примерные даты рождения и адрес родительского дома. Уже через секунду на меня посыпался целый ворох информации: точная дата рождения Эмили — оказывается мы встретились, когда ей исполнился двадцать один год! — Имена ее родителей, где и когда она получила школьное образование и в каком колледже училась. Удалось даже найти фотографии из соцсетей, которые одновременно вызвали у меня противоречивые чувства нежности и ревности: она была такой веселой и счастливой среди таких же молодых людей, даже не ведая о моем существовании! После первого года обучения вся информация о ней полностью исчезла.

Если раньше я только ждал хоть каких-то событий, теперь они подгоняли меня. Следующие шаги были очевидны: увидеть родной дом Эмили и посетить колледж, где она провела самое счастливое время своей жизни, закончившееся ужасной трагедией. Если просто взглянуть на особняк не представляло проблемы, то визит в колледж требовал тщательной подготовки. Найдя его сайт в интернете, я обнаружил, что это частное и очень дорогое учебное заведение, воспитывающие «лучших представителей политических и бизнес-элит будущего». Самая важная информация располагалась в шапке на главной странице в виде большого баннера, объявляющего, что в ближайшую субботу состоится церемония вручения дипломов выпускникам. Простой расчет подсказывал, что это был выпуск курса, на котором начинала учиться Эмили. Встретиться и поговорить с ее однокурсниками до того, как «лучшие представители элит» разлетятся по заранее подготовленным для них теплым местам - уникальная возможность, которую никак нельзя упустить.

До выпускной церемонии оставалось меньше недели. Первым делом я позвонил шефу и предупредил, что ближайшие выходные буду занят «уточнением некоторых деталей». Шеф сам ожидал каких-то важных звонков по делу Курца, прежде чем я смогу насладиться видом закопченных развалин, так что возражений с его стороны не было. Далее необходимо было забронировать номер в гостинице, желательно рядом с колледжем, что представляло непростую задачу, так как все удобные отели резервируются за год до столь знаменательного события. И здесь мне повезло - совершенно неожиданно в одном из них перед самым моим звонком была снята бронь.

Едва дождавшись пятницы, я отправился в путь. Маршрут был составлен так, чтобы вначале увидеть дом Эмили - крюк получался небольшой, по времени чуть больше часа. Солнце еще не зашло, когда я добрался до особняка, укрывшегося в одной из тупиковых улочек, не замеченной мной во время блуждания по району «патрициев» в ожидании указующего знака. Решетчатая ограда между каменными столбами, большой трехэтажный дом, ухоженная лужайка перед ним, сад с тенистыми деревьями, подсобные строения вдалеке – все, как я представлял себе. Даже старое дерево со свешивающейся через забор ветвью показалось давно знакомым. В живо представил Эмили, со смехом бегущую по гравийной дорожке, а вот она задумчиво идет по парку в лучах солнца… Как мало я знаю о ней, - с щемящей тоской подумал я, медленно проезжая мимо особняка, - как коротка была наша встреча и как жестоко судьба поступила с нами!

В колледж я приехал, когда уже стемнело. Поселившись в гостинице, пошел перекусить – по пути не успел поесть, гнал, не останавливаясь - и обнаружил, что местные бары заполнены толпами студентов, их родителями и друзьями. Тот, куда я решил зайти, мало отличался от остальных – половина посетителей, перекрикивая друг друга, что-то весело рассказывала второй, а та во весь голос смеялась в ответ. Помещение было наполнено непрерывным гулом, из которого доносились лишь короткие обрывки фраз. Вспомнив о своем окончании университета, я с готовностью влился в поток веселья, поздравляя выпускников и угощая их выпивкой. С помощью одного из студентов, добродушного здоровяка на голову выше меня, я даже разучил и спел вместе со всеми гимн колледжа. К концу вечера я перезнакомился со всеми присутствующими и безо всякого смущения обнимался как с двадцатилетними выпускницами, так и с их мамами и бабушками.

Офисная дама.

На следующее утро, ощущая себя на удивление бодрым и выспавшимся, я отправился в административное здание колледжа, выбрав для антуража деловой костюм выходного дня. Наивность моих надежд, что в субботу будет приемный день, стала очевидной сразу же, как только я вошел в совершенно безлюдное здание. Разочаровано бродя по пустым переходам, я неожиданно заметил промелькнувшую в конце коридора женщину и почти бегом бросился за ней. Хоть кто-то живой, - подумал я, подходя к двери, за которой она скрылась. К моему изумлению на ней красовалась бронзовая табличка «Офис колледжа». Вежливо постучав и не дожидаясь приглашения, я открыл дверь и легким кашлем обратил на себя внимание:
– Здравствуйте, меня зовут Алекс Лемер, я адвокат страховой фирмы, и хотел бы задать несколько вопросов, если вас не затруднит, – представился я и назвал цель визита.

Дама посмотрела на меня, как будто офис неожиданно посетил известный актер:
– Ой, простите, я здесь совершенно случайно, буквально на секунду, взять кое-какие бумаги. Понимаете, сегодня церемония вручения дипломов и офис закрыт. Меня, кстати, зовут, Марта, — смущенно сообразила представиться в ответ.

Ее смущение было только на пользу. Я уверенно подошел к столу и со словами: спасибо, что согласились поговорить со мной, сел напротив, давая понять, что несмотря на неудачное время, наш разговор все-таки состоится:
– Еще раз извините, Марта, что беспокою вас в такой ответственный день, но сами понимаете - работа... Я, конечно, мог сделать официальный запрос, вам бы пришлось писать официальный ответ. Ну зачем нам вся эта бюрократия? Вопрос ведь пустяковый. Перейду сразу к делу. Я хотел бы поговорить с кем-нибудь, кто знал молодого человека по имени Якоб. Он трагически погиб чуть больше двух лет назад в результате несчастного случая - упал с обрыва.

– Якоб! Якоб Бейкер! Ну конечно, — наконец-то найдя какое-то объяснение моему появлению, воскликнула дама, но все же с подозрением спросила: – Вы сказали, что вы адвокат. Случайно не из той конторы, как ее, забыла имя... то ли Клаус и Фишман, то ли Клауц и Фишер?

Я совершенно не был готов к такому повороту – было очевидно, о какой фирме она говорит, - но все же сохранил невозмутимость, изобразив недоумение и-безразличие.
– Нет, не имею чести знать, я представляю собственную страховую компанию, – заверил я и, как бы между, прочим поинтересовался: — Разве кто-то еще спрашивал о Якобе?

– Ну да, знаете, такой импозантный молодой человек, я его хорошо запомнила, примерно вашего возраста, Марк или Мартин, я точно не помню, показал визитку фирмы, фамилию уже не вспомню, расспрашивал об этом ужасном случае. А почему вы интересуетесь всем этим?

– Не имею права разглашать детали, но, раз вы так любезны, намекну — это связано со страховкой, которую может получить семья Якоба, — как можно убедительнее пояснил я, на ходу прибегая к импровизации. – Открылись новые обстоятельства, и мне поручено изучить их. Вы же не станете возражать, если его родственники получат дополнительную поддержку?

– Да, да, конечно. Это был такой удар для его родителей. Отец Якоба не пережил его смерти.

— Вот видите, какие складываются обстоятельства, — многозначительно произнес я, ощущая себя очень неловко из-за того, что пользуюсь горем чужих мне людей, но другого способа растопить ее подозрительность не видел.

Марта погрузилась в воспоминания:
– Это, действительно, была ужасная история... Якоб был гордостью нашего колледжа. Он происходил из бедной семьи, но был такой талантливый, такой целеустремленный. Писал удивительные эссе и стихи, их печатали в нашей студенческой газете и не только, даже в городской. Когда он погиб, все были просто в шоке, на церемонии прощания зачитывали его последние стихи о том, какая это большая ответственность любить и как сложно сделать выбор между теми, кто любит тебя больше, чем ты их, и теми, кого ты любишь больше, чем они тебя. Что-то вроде этого, все просто рыдали... Его смерть была шоком, я уже повторяюсь, нас всех как будто парализовало. Но послушайте, у меня нет ничего нового для вас. Дело забрали в городскую полицию. Оно было заведено полицией колледжа, так как произошло на нашей территории, но потом его передали выше.

– Я, конечно, знаю об этом, — продолжал импровизировать я, — но почему дело забрали в городскую полицию?

– Не знаю, возможно, из-за внимания, которое вызвало это происшествие. Все только об этом и говорили. Следствие установило, что это был несчастный случай. Но, как всегда бывает в таких ситуациях, возникли разные слухи, поэтому городская полиция взяла дело под свой контроль. Как и ожидалось, ничего нового не нашли, там подтвердили, что гибель Якоба была трагической случайностью. Сорвался с обрыва по неосторожности.

– Извините, еще один вопрос, свидетелем этого ужасного происшествия была девушка по имени Эмили, что вы можете сказать о ней?

– Эмили? – настороженно переспросила дама. – Вы имеете в виду…

– Эмили Дессел, она была с Якобом, когда произошло несчастье.

– Эмили Дессел, ну, конечно! Бедная девушка. Странно, что вы упомянули ее, тот молодой человек тоже интересовался ей, — уже безо всякого энтузиазма ответила Марта: – Но я ничего не знаю, что с ней стало. Она оставила колледж сразу после того, как все случилось.

При упоминании имени Эмили вся любезность Марты исчезла. Она явно решила прекратить разговор. Схватив в охапку какие-то бумаги, на одном выдохе выпалила:
– Извините, мне пора, я опаздываю. Сегодня такой день, и еще так много нужно сделать. Я ответила на все ваши вопросы?

Я продолжал невозмутимо сидеть, показывая, что разговор не закончен.
– Кроме того, с которого мы начали. Как я могу поговорить со студентами, которые знали Якоба и Эмили? Уверяю вас, все это останется между нами. Это и в моих и в ваших интересах.

Последняя реплика несла в себе определенную толику шантажа. Марта уже нарушила правила, раскрыв информацию личного характера постороннему человеку, как, впрочем, и некому Марку или Мартину до меня. Правильно оценив мой намек, Марта решилась:
– Одно время близкой подругой Якоба была Катрин Хольц. Сегодня, как я уже говорила, у нас выпускная церемония, она начинается в час дня; Катрин, как и всем остальным выпускникам, будут вручать диплом об окончании колледжа. Вы можете встретить ее там.

– Не уверен, что церемония будет самым удобным местом для такого разговора. У вас есть ее адрес?

Марта недовольно пощелкала мышкой компьютера и продиктовала его.

– А адрес друзей Эмили? – продолжал настаивать я.

Тут терпение офисной дамы окончательно иссякло, а нежелание обсуждать любую тему, связанную с Эмили, стало почти вызывающим. Тоном преподавателя старших классов, не допускающим никаких возражений, она заявила:
– Я уже сказала, что Эмили не учится здесь со второго курса, и у меня нет никаких сведений ни о ней, ни о ее друзьях. Вы пришли узнать о Якобе, и я пошла вам навстречу ради его семьи, достаточно рассказав о нем.

Не дав мне опомниться и найти хоть слово в ответ, Марта решительно встала, указала на дверь, и недвусмысленно дав понять, что разговор окончен, почти скороговоркой выпалила:
– Если у вас больше нет вопросов, то не смею задерживать. Спасибо, что зашли, и спасибо, что стараетесь помочь семье Якоба.

Мне оставалось поблагодарить ее, скомкано высказав несколько комплементов ее профессионализму и пожелав успешного проведения церемонии. В ответ она подарила улыбку: я так рада, что вы, наконец, уходите, и почти вытолкнула меня из офиса. Уже за дверью, все еще под влиянием флюидов ее агрессивности, я услышал, как она, невзирая на всю занятость, эмоционально беседует с кем-то по телефону. Пожав плечами, я отправился по адресу Катрин Хольц.

Катрин.

Дорога к дому бывшей подруги Якоба заняла не больше десяти минут. Я позвонил в дверь небольшого двухэтажного домика, ничем не выделяющегося среди прочих, сдаваемых в аренду на этой улице, и уже собирался позвонить второй раз, когда дверь внезапно отворилась и предо мной предстала высокая, стройная и очень привлекательная шатенка, правда, одетая лишь в банное полотенце. Она явно собиралась произнести что-то грубое, но увидев меня, замерла от неожиданности:
– Ой, здравствуйте. Простите, я думала, что это мои бестолковые соседки опять забыли ключи. Вы по какому-то вопросу? — она смотрела на меня уже не только с удивлением, но и с нескрываемым интересом.

– Простите за столь неловкое вторжение. Меня зовут Алекс Лемер. А вы, Катрин, Катрин Хольц? – спросил я, одарив девушку самой обворожительной улыбкой, как будто пришел сообщить, что ее выбрали королевой сегодняшней церемонии. — Мне дали ваш адрес в офисе. Можно с вами поговорить?

– Конечно, проходите! Извините за мой вид, я только что из душа, подождите секунду, сейчас накину халат.

– Не стоит беспокоиться, это я должен извиниться. Вы прекрасно выглядите. Я всего лишь на минуту. У вас ведь сегодня такое событие - окончание колледжа.

– Спасибо. Наконец-то, этот день настал, — Катрин гостеприимно показала мне на кресло в гостиной, сама же на минуту вышла в соседнюю комнату и вернулась уже в халатике, не менее откровенном, чем небольшое полотенце.

– Так какой же у вас вопрос? Вы меня серьезно заинтриговали, — кокетливо начала она разговор.

– Буду откровенен. Я расследую обстоятельства гибели Якоба Бейкера. Насколько мне известно, вы вместе учились и хорошо его знали.

Когда я завершил фразу, предо мной был совершенно другой человек. Лицо Катрин уже не выглядело дружелюбным, кокетливая улыбка превратилась в злобную гримасу, глаза смотрели куда-то в центр моего лба, и весь ее вид выражал сожаление, что она разрешила мне войти и начать разговор.
– Расследуете? Все и так было ясно с самого начала, а ваше расследование – впустую. Уж не для того ли вы его затеяли, чтобы еще больше скрыть правду? Вы спрашиваете, хорошо ли я знала Якоба? Мы любили друг друга, у нас все было замечательно, пока не появилась эта девка. Он просто пожалел ее, а она вообразила себе невесть что. Испортила жизнь стольким людям, избалованная кошка. Якоб погиб, его отец не пережил горя. Мне не хотелось больше жить, я хотела бежать отсюда куда глаза глядят, все считали, будто я мстила им, лишь обещание родителям окончить колледж удерживало меня. И только эта вертихвостка, я уверена, уже все позабыла и ухлестывает за новой жертвой.

– Вы имеете в виду Эмили? Я слышал, что она попала в психиатрическую клинику.

– Тогда ей, шизофреничке, туда и дорога, а еще лучше — прямо в ад, — Катрин явно понесло, она уже не контролировала, что говорит, видимо, накопившаяся злоба нашла повод выплеснуться на первую попавшуюся под руку жертву.

– Если вам интересно, я лично считаю, - продолжала она, - что клинику придумали лишь для того, чтобы скрыть ее вину и отмазать от тюрьмы. Ах, бедная девочка, мол, она так страдает! С ее то деньгами могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее.

Мне очень хотелось, вплоть до пощёчины, прервать поток грязи в адрес Эмили, но приходилось играть роль беспристрастного слушателя. В ее ненависти было что-то пугающее, какой-то намек на тайну происшедшего на горе.
– Я вижу, вы считаете, что в гибели Якоба каким-то образом виновата Эмили. Но, насколько я знаю, городская полиция забрала дело на дополнительное расследование и официально опровергла слухи, что смерть Якоба была не случайна.

– Если вы намекаете на письмо, то не я написала его, кто-то другой это сделал, а все подумали на меня, обвинили и обращались как с прокаженной, никто даже не разговаривал со мной. Да и что дало письмо? Ничего! Городская полиция, надув щеки и изобразив принципиальность, просто подождала, пока страсти улягутся, и выдала то, за что ей хорошо заплатили: смерть наступила в результате несчастного случая. Но лично я считаю, что именно эта сучка виновна в смерти Якоба.

– Но все же, какие у вас основания исключить несчастный случай? Возможно, Якоб хотел сделать какой-нибудь рискованный трюк, чтобы произвести впечатление, но оступился, ведь Эмили, согласно свидетельствам, повторяла: «зачем ты это сделал, Якоб?»

– Якоб оступился? Да он мог сделать стойку на руках и сальто, не сходя с места! А ее слова: «зачем ты это сделал, Якоб?» — это то, что попало в официальный протокол, на самом деле, знаете, что слышали свидетели? Она повторяла: «Зачем ты это сделал, Якоб? Я знаю, что ты хотел сказать».

– Не очень понимаю, что это значит и на что вы намекаете, — искренне удивился я.

– Пожалуйста, я объясню, — с нескрываемым злорадством ответила Катрин: – Он сказал, что разрывает с ней и что она ему не пара, и они больше не будут встречаться. А она ожидала совсем другого, отсюда и ее слова, которые не внесли в протокол: «я знаю, что ты хотел сказать». Вот вам и мотив для убийства из ревности.

– Но почему вы считаете, что он решил расстаться с ней? Должна же быть серьезная причина для такого поступка, – я действительно не успевал за поворотами ее логики.

– Вы просто не знали Якоба, его судьбу, и кем он был. Он родился в очень простой и бедной семье фермеров, религиозной и со строгими нравами, но был удивительно, необычайно талантлив. А как еще он мог попасть в этот престижный колледж, в этот зоопарк богатых и избалованных недоумков? Уж я-то знаю - сама такая. Но мне хватило ума понять, что я ему не пара, и все, что связывало нас, это простое желание секса, не больше. А вот Эмили этого не поняла, хотя тоже слыла очень умной, и стала требовать серьезных отношений. Кончилось тем, что об этом узнал его отец; он не мог допустить, чтобы его сын женился на какой-то вертихвостке, и запретил Якобу встречаться с ней.

– Послушайте, но откуда вам известно, что отец Якоба знал о серьезных намерениях Эмили и был категорически против нее? – невольно воскликнул я.

Катрин открыла рот, захлопала ресницами – сообразила, что завралась и наболтала лишнего - и решительно встала, давая понять, что разговор закончен.
– Если вы намекаете, что в этом замешана я, то мне не о чем больше с вами разговаривать. Извините, у меня очень мало времени, мы и так слишком увлеклись беседой. У меня для вас ничего больше нет.

Мне оставалось еще раз поздравить ее с окончанием колледжа, поблагодарить за разговор и в который раз извиниться за неожиданный визит, но холодное молчание в ответ и громко захлопнутая за мной дверь дали понять, что это было лишнее. Ну, что можно сказать, — подытожил я, второй раз за день выставленный за дверь при одном лишь упоминании имени Эмили. - Катрин — истеричная, желчная и ревнивая девица, во всех неудачах винящая кого угодно кроме себя, прямая противоположность Эмили. Немудрено, что Якоб бросил ее.

Очевидно, что письмо в полицию, о котором я ничего не знал, хотя что-то и промелькнуло в намеках Марты, было написано ей - уж больно бурно и неумело она отрицала причастность к его авторству. Она же могла очернить Эмили в глазах отца Якоба, но что-то подсказывало, что такая сложная интрига не по ее уму. Отец Якоба умер, и узнать о его отношениях с сыном уже невозможно. Голословные ссылки Катрин на неизвестных свидетелей, урезанную фразу в протоколе и заговор полиции легко можно объяснить мстительным характером Катрин и нескрываемой ненавистью к Эмили. Никаких доказательств она не привела, да их и быть не может. Действовала по принципу: оклеветать, измазать грязью, вбросить гаденькую версию, никто не поверит, но неприятный осадок останется.

Церемония.

Расстроенный не столь итогом встреч с Мартой и Катрин, сколько потоком просто физически ощущаемой негативной энергии от них, я перекусил в попавшемся по дороге итальянском ресторане сэндвичем панини и бокалом кьянти, затем зашел в отель сменить рубашку и отправился на церемонию вручения дипломов, которая должна была состояться в старинной церкви колледжа. Родственники и друзья выпускников почти полностью заполнили места, но задние ряды оставались свободными. Меня это вполне устраивало - оттуда лучше всего наблюдать за событиями, не бросаясь никому в глаза. У меня прекрасное зрение, и следить за разворачивающемся действием не составило особого труда. Я быстро нашел среди присутствующих даму из офиса, она суетилась в президиуме для почетных гостей, затем в толпе выпускников разглядел и Катрин. Не было заметно какого-то предубеждения к ней со стороны студентов - она оживленно болтала, смеялась и совсем не выглядела отчужденной, как можно было предположить из описания ее несчастной жизни изгоя в колледже. Хотя, конечно, в такой день неуместно демонстрировать неприязненные чувства. За Катрин по пятам следовала пожилая пара, очевидно, ее родители, они с восхищением и гордостью смотрели на дочь, держась за руки и не пропуская ни одного ее слова и жеста. Иногда они старались включиться в беседу, пытаясь показать свою причастность к происходящему, но после нескольких общих фраз снова оставались в одиночестве. Катрин не обращала на них никакого внимания.

Наконец, выпускники под суетливым руководством Марты заняли отведенные им в центре зала места. После традиционно однообразных и затянутых речей официальных лиц началось вручение дипломов. Виновники торжества в черные мантиях и академических шапочках один за другим выходили на подиум под аплодисменты и подбодряющие возгласы присутствующих. Царила радостная и раскованная атмосфера, навеявшая сентиментальные воспоминания о моем выпускном дне. И вот настала очередь Катрин. Медленно и величаво с прекрасной осанкой, сверкая хорошо поставленной улыбкой, она плыла, именно плыла, по сцене. Видно было, что все ее движения, вплоть до мельчайшего жеста, были хорошо отрепетированы, уж очень они походили на манеры голливудских актрис. Полы черной мантии широко разлетались в стороны, открывая красную мини-юбку и стройные ноги. Понятно, что все мужчины смотрели на нее с восхищением и даже с вожделением, подтверждая это громкими возгласами и вызывающим свистом. Вот так женщины взрывают мужчинам мозг и делают из них очарованных идиотов и преданных бобиков, а затем, выбрав одного из них, полностью подчиняют себе, проявляя свою истинную сущность, — саркастически подумал я, глядя на присутствующих в зале и вспоминая эволюцию своих чувств к Катрин во время нашей утренней встречи.

Церемония подходила к концу, выпускники вернулись на свои места и после исполнения гимна колледжа, которому я к своему удивлению подпевал, по традиции, пришедшей к нам из-за океана, перекинули кисточки своих академических шапочек справа налево и в одно мгновение превратились из замученных учебой школяров в дипломированных «представителей будущей элиты». Все это сопровождалось неописуемым взрывом эмоций, включая вопли радости и прыжки в одиночку и группами по всему залу. Я вдруг представил счастливых Эмили и Якоба, обнимающихся в этом зале, и мне стало горько, что этому не суждено было случиться, хотя при таком ходе событий мне не пришлось бы встретиться с ней. Но какое значение это имело бы для нее?

Официальная церемония подошла к концу, настало время снимков на память. Все высыпали в великолепно ухоженный парк при церкви, и выпускники в составе постоянно меняющихся групп стали запечатлевать памятный момент. Я старался не упустить из вида двух особ: Катрин и даму из офиса. Отметив, что после нескольких снимков Катрин и ее родители быстро уехали, я переключил внимание на Марту, которая без остановки поздравляла выпускников и принимала поздравления. Было видно, что она очень возбуждена, чему способствовала сама атмосфера события и удачно прошедшая церемония. Я решительно настроился еще раз вызвать ее на разговор и выискивал подходящий момент вклиниться в ее плотный график, когда неожиданно получил крепкий шлепок по плечу. Будь чуть сильнее, он свалил бы меня с ног. Обернувшись, я с удивлением увидел одного из героев сегодняшнего дня, того самого здоровяка, с которым мы вчера гуляли в баре и разучивали гимн. После приветствий и поздравлений я перевел разговор на Эмили и сказал, что хотел бы поговорить с ее друзьями, и в отличие от нервной Марты он сразу же, не задавая лишних вопросов, показал на миловидную невысокую девушку, сказав, что ее зовут Мэри. Поблагодарив приятеля и выразив надежду продолжить встречу в ближайшем баре, я отправился к группе молодых людей, среди которых меня больше всех интересовала выпускница в голубом платье.

Мэри.

Компании явно недоставало фотографа для общего снимка, и мне не составило труда тут же стать организатором, оператором и заодно режиссером фотосессии. Наконец, сделав множество снимков на разные телефоны и рассмешив позирующих, я оказался рядом с Мэри. От всего сердца поздравив ее с дипломом и, немного отвлекшись на воспоминания о своем выпускном дне, попросил разрешения задать несколько вопросов и, воспользовавшись ее замешательством, мягко, но настойчиво отвел ее в сторону от шумной толпы. Мэри с удивлением и осторожным любопытством смотрела на меня.

– Извините, что вынужден отвлекать вас в такой знаменательный день, но, боюсь, у меня не будет другой возможности, — начал я с небольшого вступления. — Я хотел бы спросить о происшествии, случившемся примерно два года назад, а именно трагической гибель студента по имени Якоб Бейкер. Насколько я знаю, вы были лучшей подругой его девушки, Эмили Дессел.

Мэри перестала улыбаться и по ее лицу пробежала тень, было заметно, что она мысленно перенеслась в те дни.
– Как странно, что вы упомянули Эмили и Якоба, и в такой день, — с горечью в голосе ответила она. – Я часто думаю о них; печально, что их нет сейчас с нами. Вы сказали - лучшей подругой... Не знаю, было ли так на самом деле, ведь половина девушек в колледже могли утверждать то же самое, но, что правда, то правда - мы жили в одной комнате с первых дней обучения.

Мэри не спросила, кто я такой и почему задаю вопросы о Эмили, мне показалось, что она чувствовала потребность поговорить о ней пусть даже с первым встречным, как дань их дружбе.
– Если вы интересуетесь Эмили, - продолжала она, --вам уже рассказали, какой удивительной и необычной она была — открытая и дружелюбная с юношами и девушками, всегда веселая и неунывающая, но был один человек, в присутствии которого она терялась - Якоб. И немудрено, он был старше всех остальных студентов, поступил в колледж, когда все обычно заканчивают его, мало с кем общался, слыл гением и подающим большие надежды поэтом.

Я подтвердил, что наслышан про Якоба, мягко намекнув, что меня больше интересует Эмили. Мэри не возражала:
– Я хорошо помню тот день, когда, выпив немного вина, мы стали болтать о мальчиках. Я позавидовала ее успеху и спросила, кто ей нравится больше всех. Эмили тогда замолчала и затем, немного смутившись, со смехом сказала, что никто из тех, о ком я думаю. Для меня стало очевидно, что она приглашает меня к дальнейшим расспросам. Поначалу она шутливо отнекивалась, говорила, что ничего не расскажет и чтобы я перестала к ней приставать, но, конечно, ей хотелось поделиться со мной тайной, и в конце концов призналась, что влюблена в Якоба. Я тут же посоветовала ей, не теряя времени, как говорится, оседлать его, но Эмили ответила, что не хочет первой открывать свои чувства: для нее важно, чтобы Якоб сам проявил к ней внимание, начал ухаживать и затем признался в любви.

Мэри вдруг испытующе посмотрела на меня, словно испугавшись, что зашла слишком далеко, доверив странному незнакомцу тайны девичьих разговоров. На моем лице не было и намека на иронию или насмешку. С самым серьезным видом я убедил ее насколько важно для меня все, что она рассказывает.

Я, похоже, прошел тест на доверие, поэтому она продолжила:
– Может быть, ее план и сработал, Эмили была чертовски популярна и привлекательна, но тут вмешалась эта девица, Катрин Хольц, с выдающимися безо всяких сомнений формами, но с мозгами курицы. Как ей удалось соблазнить Якоба, никому не известно, но она нашла ключик к нему, их стали часто видеть вместе, и это выбило Эмили из равновесия, она стала просто одержима и в конце концов покорила Якоба. Как это ей удалось? Не поверите, только она была способна на это. Пока все были на каникулах, она вдруг стала знатоком поэзии и литературы. Где она всего этого нахваталась - непонятно, но у нее была великолепная память и читать она могла с поразительной скоростью. Я думаю, что провела неделю или две в библиотеке и вышла оттуда умудренным критиком и экспертом в современной поэзии. Стала посещать литературные кружки, куда всегда приходил Якоб, писала заумные заметки в нашей газете, сыпала цитатами и ссылками на всяких знаменитостей при любой возможности. Это, конечно, произвело впечатление, Якоб просто не спускал с нее глаз, дальше все было делом техники, Эмили и эту часть исполнила виртуозно.

Мэри разговорилась и уже не обращала на меня внимания.
– Трудно сказать, как развивались их отношения, на мои расспросы она всегда отшучивалась в своей манере. Ясно, что они были близки, но Эмили часто бывала в компаниях одна. Якоб в отличие от нее не любил шумных сборищ. Он воспитывался совсем не так, как большинство сверстников. Вырос в семье крестьян, после школы работал на ферме, как и полагается сыну фермера. О колледже и речи не было, отец не позволил бы, но Якоб получил такую известность за свои стихи, что за ним просто устроили охоту, предлагая повышенную стипендию и оплату обучения; отца это и подкупило – высшее образование да за бесплатно. Когда Якоб стал встречаться с Эмили, отцу это очень не понравилось. Я догадалась об этом, поскольку Эмили как-то сказала, что Якоб не хочет знакомить ее со своими родителями, а после того как виделся с ними, всегда выглядел подавленным и, по ее словам, отстраненным. Мы иногда откровенничали с ней на эту тему и по случайным репликам у меня сложилось впечатление, что отец Якоба почему-то считает Эмили избалованной богачкой либеральных взглядов, чисто формально относящейся к церкви, и совсем не подходящей его сыну.

Мэри не было смысла хитрить или выдумывать факты, поэтому ее воспоминания о чувствах и переживаниях Эмили имели особую ценность для меня. Я все еще выгадывал удобный момент, чтобы спросить о том трагическом дне, когда она опередила меня:
– В тот день она выглядела необычайно счастливой. Они с Якобом собирались пойти в парк — это стало для них что-то вроде ритуала, они обожали долгие прогулки. Эмили перемерила все свои платья, гримасничала и принимала смешные позы, потом чмокнула меня и убежала. То, что произошло тем вечером, было так ужасно, так неожиданно…

Замолчала, промокнула ладонью уголки глаз и отвернулась посмотреть на друзей, которые делали ей знаки вернуться, поэтому поспешил со следующим вопросом:
– Как вы думаете, что же все-таки произошло? Как это объяснила Эмили?

– После этого я ее больше не видела, — с сожалением ответила Мэри, – пыталась навестить в больнице, но мне отказали. Жалею, что не настояла. Другой возможности не представилось - ее перевели в частную клинику. Говорят, у нее был шок. Я не знаю, где она сейчас, она не пыталась связаться со мной. Надеюсь, что она здорова и с ней все хорошо.

Мэри уже намекала, что наша беседа слишком затянулась, но у меня оставался последний вопрос, который я не хотел, но должен был задать:
– Не хочу ни в чем обвинять Эмили, просто пытаюсь разобраться, но кто-то распускал слухи, что она каким-то образом причастна к гибели Якоба. По свидетельским показаниям…

– Извините, я об этом ничего не знаю, — как пощечиной остановила меня Мэри, – и не интересуюсь слухами. Могу вас заверить, Эмили неспособна причинить кому-либо вреда. Еще раз извините, мне пора.

Она повернулась, чтобы уйти, и у меня оставалась лишь секунда, чтобы как-то сгладить ситуацию:
– Мэри! Простите меня. Это было совершенно бестактно с моей стороны. Я понимаю ваши чувства. Вы настоящая подруга Эмили. Я очень благодарен вам за это. И самая последняя просьба: пожалуйста, подскажите, где все это произошло, я имею в виду место гибели Якоба?

– Неужели вы не знаете? - в голосе издевка. - Вон там видите большой холм, - показала рукой. - Рядом с ним парк, от него на вершину ведет тропа. Поднимайтесь на самый верх, там найдете смотровую площадку, где все и случилось, – окончательно подвела черту и с сарказмом добавила: - Когда напишете книгу о Эмили и Якобе, мистер «журналист» или как там вас, я с удовольствием ее пролистаю.

Ушла, хоть кричи вслед - не обернется; наверняка презирает меня за наглость, а себя за слабость, что доверилась мне. Все этот ненужный вопрос. Может следовало рассказать ей о встрече с Эмили? Вряд ли она поверила бы мне. Да имело ли смысл расстраивать ее печальными новостями в такой день. И почему она решила, что я журналист, а не частный детектив, писатель или агент страховой компании? На секунду мне стало обидно за работников прессы. Почему-то все считают, что они только и делают, что лезут в чужую жизнь, копаются в грязном белье, а затем с гордостью публикуют сенсационный материал из полуправды и искаженных фактов.

Обрыв.

Все еще стоял понурившись, когда меня окликнули, и обернувшись на голос, с удивлением увидел Катрин. Вот уж не ожидал снова увидеть ее, а тем более услышать из ее уст свое имя: еще час назад уехала с родителями, а утром, вообще, выставила за дверь.

– Алекс! Как хорошо, что я вас нашла, — Катрин, широко улыбаясь, шла ко мне, всем своим видом показывая готовность то ли обнять, то ли впасть в мои объятия. – Я боялась, что уже не застану вас здесь.

Она подошла ко мне и, видя мою настороженность, робко коснулась моего плеча, как бы убеждая, что в ее действиях нет никакого подвоха. Мантию она сняла, и теперь уже ничего не скрывало ее голливудскую фигуру в красном мини платье, которое ей необычайно шло. Мое мнение с готовностью подтвердили бы десятки мужчин, жадно провожающих ее взглядами.

– Мне нужно извиниться перед вами, —перешла она на более низкий и интимный голос, – сегодня утром я вела себя как последняя стерва. Да, да, так и есть, прошу не перебивайте. Не знаю, что на меня нашло, наверное, волнение перед церемонией…

Пришлось принять извинения, другого способа остановить поток оправданий я не видел. Воодушевленная, Катрин продолжала:
– Я хочу искупить вину и доказать, что я на самом деле очень хорошая девочка. Сегодня я занята - ужин с родителями. Они сейчас отдыхают в отеле, бедные, так переволновались. Но завтра мы могли бы встретиться. Родители уезжают рано утром, и после их отъезда я полностью свободна, — Катрин снова коснулась моего плеча, но на этот раз скорее намекая, что она подразумевает под словами «полностью свободна». – Так вы согласны?

– Извините, Катрин, но завтра я возвращаюсь домой. Как бы мне не хотелось встретиться с вами, к большому сожалению, вынужден отказаться, - развел я руками, показывая, что мы все жертвы обстоятельств.

– Как жаль, — потупив взор и всем видом выражая крайнюю степень разочарования, прошептала она. На конкурсе лицемеров она обыграла бы меня с сухим счетом.

– Я видела, вы разговаривали с Мэри? – сменила тему и как бы невзначай поинтересовалась она. – Я помню - они были довольно близки с Эмили, считались лучшими подругами. Представляю, сколько гадостей она наговорила про меня, - обиженно надув губы пожаловалась она.

– Вы ошибаетесь, Мэри даже не упомянула ваше имя, — с упреком в голосе и чисто в воспитательных целях слукавил я. – Она, действительно, была очень хорошей подругой Эмили. Честной и искренней.

Катрин сделала вид, что не заметила укол в ее адрес, и продолжила беседу в позитивном тоне:
– А что вы собираетесь делать сейчас? Я видела, она показывала вам какое-то направление. Извините, что невольно шпионила за вами, — кокетливо добавила она.

– Я спрашивал о дороге к вершине горы.

– Понимаю, - потупив взгляд и задумчиво покручивая пуговицу на моей рубашке, на выдохе произнесла она, - хотите увидеть, где все это произошло. Знаете, я раньше очень любила это место. Великолепные виды, особенно на закате, но с тех пор ни разу не была там. Мне кажется, оно проклято. Даже если меня будут умолять, не пойду туда. Но, если хотите, покажу, как выйти к парку. Проведу вас до места, откуда вы уже не заблудитесь. Не сомневайтесь, мне будет только приятно пройтись с таким красивым мужчиной, пусть все обзавидуются, — игриво закончила она.

Не дожидаясь ответа, она решительно взяла меня под руку и повела через толпу, восхищенно улыбаясь и глядя на меня снизу вверх. Не знаю, кто завидовал ей, но мне завидовали многие. Мы вышли на главную площадь кампуса, и с нее Катрин свернула на одну из улиц.

– Идите все время прямо и найдете вход в парк, — вдруг показала она рукой и в ту же секунду обняла меня и поцеловала, плотно прижавшись своей пышной грудью. Я не успел опомниться, как она, слегка зардевшись, отстранилась: – Я буду вспоминать вас, Алекс.

Повернулась и ушла. Ее поведении было настолько странным, что я только пожал плечами, не успев ничего сказать. Размышляя, что все это значит, я направился в указанном ей направлении, но, когда повернул за угол, скрытно выглянул из-за него. Катрин быстрым шагом шла по площади, возвращаясь обратно к колледжу, но неожиданно подошла к запаркованной машине, какое-то старье из 90-ых, и села на пассажирское сидение. Хотя было довольно далеко, отчетливо разглядел, что за рулем сидел мужчина в куртке с надвинутым на голову капюшоном. Что это было? – подумал я. – Кто-то подвез ее, чтобы встретиться со мной, или она встретилась со мной, чтобы показать с кем встречается?

Все еще под впечатлением странного поведения Катрин я, поднимаясь по тропе, ведущей к вершине, невольно сравнивал ее с Мэри. Мэри — простая и милая девушка, ей не сравниться ни фигурой, ни красотой, ни обольстительностью с Катрин. Но в ней были твердость и преданность, которые в конце концов так ценятся мужчинами. Она почему-то решила, что я пишу книгу о Якобе и Эмили, а ведь это интересная идея, почему бы моим заметкам не стать любовным романом или детективом, а еще лучше любовным детективом.
Только это должна быть правдивая книга, «мистер журналист»!

Смотровая площадка ожидаемо находилась на самой высокой точке горы на краю отвесного обрыва. С нее, действительно, открывался великолепный вид на город и долину реки, освещенную солнцем. Ограждена явно недавно поставленными деревянными перилами. Очевидно, здесь все и произошло. Я подошел к краю и, перегнувшись, посмотрел вниз, представив оцепеневшую от ужаса Эмили, глядящую в пропасть, где мгновение назад исчез ее любимый человек. Мне стало жутко. Бедная, что она пережила.

Времени было достаточно, и я побродил по дорожкам парка, стараясь угадать, где на них ступала нога Эмили. Солнце клонилось к закату, пора было возвращаться в гостиницу. Сверившись с доской информации и выбрав кротчайший путь, я задумчиво спускался по тропе, которая ниже по склону соединилась с велосипедной дорожкой, выводящей к шоссе. Неожиданно на пологе зелени я уловил смутную тень какого-то движения – небольшая машина как будто по ошибке выпрыгнула с шоссе мне навстречу. Это было так странно, что я остановился, стараясь понять, что происходит. Водитель автомобиля то ли не заметил меня, то ли решил, что сможет разминуться, но вдруг резко набрал скорость. Не похоже было, что он собирается затормозить, так что в последний момент пришлось нырнуть в узкий проем среди густых зарослей кустов по краям дорожки, до крови ободрав руку о колючие ветки терновника. Машина с ревом промчалась мимо, но ни ее номера, ни лица водителя я в суете разглядеть не успел, только модель – черный мини. Какие-то юнцы резвятся перед тем как разъехаться на каникулы, – подумал я, но тем не менее позвонил в полицию и сообщил о происшедшем - если мне повезло, не значит, что другим тоже повезет, надо пресечь действия этих безрассудных хулиганов.

Добравшись уже без происшествий до гостиницы, я обработал царапины и потратил несколько часов, записывая события сегодняшнего дня, стараясь не упустить ни малейшей детали. Без сомнения переломный в жизни Эмили период учебы в колледже начал открывать свои тайны. Но правило, о котором я уже упоминал, гласит: новая информация порождает новые вопросы. Закончив с текстом, я принял душ и отправился ужинать в знакомый мне бар. Кампус к этому времени опустел, выпускники и их гости разъехались по ресторанам и кафе, чтобы отметить событие уже в узком кругу. Едва выйдя из отеля, я передумал: собирался дождь, и идти по пустынным улицам в отходящий от вчерашнего разгула бар расхотелось. Непритязательный уют гостиничного номера показался более подходящим для «анализа и принятия верных решений». В ближайшем супермаркете купил салат, суши, бутылку приличного Бордо Медок и через двадцать минут снова сидел перед ноутбуком, время от времени отвлекаясь от клавиатуры для глотка вина.

Новые неизвестные.

Для начала я еще раз перечитал хронику сегодняшнего дня в контексте испытанных эмоций и принялся за список вопросов. Во-первых, сразу после происшествия Эмили попала в госпиталь колледжа, откуда ее забрали в частную клинику, но какую, никто не смог или не захотел сказать. А не могла ли это быть клиника друга отца Эмили, профессора-психиатра, к которому он обратился по поводу ее «исторических» фантазий? — вдруг осенило меня. - Ну конечно, куда еще могли перевести Эмили, как не к доктору, который знал ее с детства! Вот ниточка, за которую можно размотать клубок. Во-вторых, как покончить со всеми этими досужими вымыслами любителей конспирологии и злобной Катрин о якобы причастности Эмили к гибели Якоба? Можно запросить отчеты полиции колледжа и города с оригинальными показаниями свидетелей, но такое можно устроить только с санкции шефа через фирму, тем самым выдав свой интерес к Эмили. В-третьих, что за мужчина приходил в офис колледжа с расспросами о Якобе и Эмили от имени фирмы, если Марта ничего не напутала? По ее словам, это был привлекательный молодой человек примерно моего возраста по имени то ли Марк, то ли Мартин. Он представился сотрудником фирмы и, вроде, показал визитку, но мне никто не приходит на ум, подходящий по описанию. Надо будет при возможности использовать свои связи и разузнать об этом персонаже.

И наконец, сама Эльза. Она производит впечатление любящей сестры, всеми силами старающейся помочь Эмили. Но в то же время, нельзя забывать, что она ушла из дома, даже не попрощавшись с ней, и четыре года не давать о себе знать. Если сестрам досталось приличное наследство, то вряд ли отец разделил его поровну между ними, учитывая сколько страданий принесла старшая. Не может ли это быть предметом зависти? Как бы то ни было, я не внял ее настойчивым просьбам прекратить поиски, и теперь у меня есть две возможности: все честно рассказать ей и извиниться за самовольство или продолжать расследование, не ставя ее в известность. Вино подходило к концу, возбуждение от событий сегодняшнего дня сменилось усталостью. Принимать такое сложное решение желательно на свежую голову.

Выехал с раннего утра - больше никаких важных дел здесь уже не было. Воскресным утром улицы городка были пустынны. Прямо перед машиной, выписывая своим тельцем синусоиду, дорогу перебежала бестолковая белка, ровно посередине она остановилась, подняв хвост в виде вопросительного знака: бежать вперед или вернуться назад? Я притормозил и правильно сделал: белка выбрала ближайшее дерево, чуть не попав под колеса. Облегченно вздохнув за нас обоих, я посмотрел вперед и за поворотом увидел полицейских, остановивших движение, чтобы вывезти из леса черный мини. Ну вот, угнали, покатались и бросили, — подумал я, выкинув из головы вчерашний инцидент.

Машин на шоссе было немного, мысли лавировали между вчерашних вопросов, лишь иногда останавливаясь на них, музыка 90-ых, найденная на радио, поднимала настроение, и обратная дорога показалась легкой и быстрой. Дома, еще не решив чем занять оставшуюся половину дня, я получил звонок от одного приятеля, который пригласил меня на открытие нового рыбного ресторана, хозяина которого он хорошо знал. Я с радостью согласился - поездка в колледж выдалась насыщенной событиями, и выходные обернулись совсем не отдыхом. Гастрономически многообещающий ужин станет во всех отношениях достойным финалом долгого уикенда.

Так и случилось. Дружеская компания, разговоры и шутки, домашнее вино и великолепная еда: рыба, креветки, кальмары, гриль, фри, соленые и маринованные закуски - все способствовало веселью и непринужденному общению. Беседа за столом то ревела мощным потоком, когда каждый хотел перекричать остальных, то разбивалась на ручейки между небольшими группами. Среди приглашенных я узнал сотрудника фирмы, с которым раньше довелось работать, хотя мы близко не общались с тех пор, как я открыл свой бизнес, раскованная атмосфера позволила несколько фамильярно, но вполне естественно в ходе обычного трепа «как твой бизнес, как дела в фирме» спросить, не слышал ли он об импозантном молодом человеке по имени Марк или Мартин, который, возможно, когда-то работал в фирме. Он перестал улыбаться и скорее подозрительно, чем удивленно посмотрел на меня. Чтобы объяснить свой интерес, я заверил его, что мне до него нет никакого дела - просто один из моих клиентов как-то поинтересовался, и мне пришлось ответить, что никогда не слышал о нем. «Правильный ответ. Советую и впредь избегать этой темы, руководство фирмы много бы дало, чтобы навсегда забыть Марка», — посоветовал он. Я поблагодарил его, особо отметив, насколько высоко ценю советы старших товарищей и предложил за это выпить. Веселье продолжалось. В таинственной истории, которую мне предстояло разгадать, появилось новое действующее лицо: бывший сотрудник фирмы «Клаус и Фишер» по имени Марк.

Доктор.

Очередное понедельничное совещание на этот раз проходило в пивной: в это время дня там мало посетителей. Подготовка к поездке завершалась. Я в тезисной форме изложил главное, что удалось на настоящий момент узнать: у Курца, помимо Майи, постоянно работал садовник, имя и адрес которого уже установил; из реестра местных органов самоуправления на проведение работ удалось выяснить, что около шести лет назад в замке проводились ремонт и перепланировка, подрядчиком был некто Збиг Пачинский, местный житель, который и сейчас занимается этим бизнесом, адрес также имеется. В свою очередь шеф поведал мне, что по своим каналам вышел на местного полицейского, согласившегося встретиться со мной и помочь в расследовании. От меня требовалось созвониться с ним и договориться о времени и месте встречи. Мы еще обсудили второстепенные вопросы, и я пошел звонить полицейскому. Микаэл, так звали его, в ответ на мое предложение приехать в любой день на неделе извинился и сказал, что раньше воскресенья встретиться не получится из-за уже намеченных неотложных дел. Я тут же согласился, попросив лишь подготовить и переслать все материалы по делу Курца, чтобы не терять время на их изучение на месте. Опять меня несло приливной волной, предоставив несколько дней на поиски Доктора, как я стал его для себя называть.

Запросив в базах данных имена всех психиатров, психотерапевтов и, заодно, психологов с психоаналитиками в радиусе четырех часов езды от дома Эмили, я поставил условиями поиска, что нужный мне человек — известный профессор примерно шестидесяти лет и владелец собственной клиники. Первым в списке значился некто доктор Густав Вебер, как оказалось знаменитый психиатр мирового уровня. С него я и решил начать поиск. Справочный номер клиники вряд ли помог бы связаться с ним напрямую, поэтому пришлось пойти на маленькую хитрость: сделать так, чтобы он нашел меня. Набрав номер его клиники и выбрав нужные из предложенных мне опций, я вышел на секретаршу, которая вежливо спросила, чем она может помочь. Не теряя времени, я назвал ей свое имя и попросил передать доктору Веберу следующее важное сообщение: «Я звоню по поводу его бывшей пациентки, Эмили Дессел. Мне удалось увидеться с ней несколько недель назад, и я хотел бы поделиться обстоятельствами этой встречи». Продиктовал свой номер телефона и попрощался. Хорошая секретарша, а в клинике знаменитого Доктора других и быть не могло, уже сообщала ему о необычном звонке. Если это тот самый доктор, то я, несомненно, вызову у него интерес.

Он позвонил сразу по окончанию рабочего дня.
– Здравствуйте, Алекс. Это доктор Густав Вебер, — представился он хриплым голосом. – Извините, что не смог сразу же перезвонить. Вы можете сейчас разговаривать?

Получив утвердительный ответ, он продолжал:
– Я хотел бы попросить вас о большом одолжении. Не могли бы вы приехать ко мне в ближайшие выходные? Я понимаю, что это может вызвать неудобства, но это единственная возможность: мой возраст не располагает к длительным путешествиям. Уж сделайте одолжение старику. С нетерпением буду ждать вас, нам надо много о чем лично поговорить. Все расходы я, разумеется, беру на себя.

Я ответил, что адрес клиники мне известен, и предложил приехать в ближайшую субботу, уточнив, что воспользуюсь своей машиной, описав, как она выглядит.

– Отлично! Как только подъедете к клинике, охрана вас узнает и проводит ко мне. С нетерпением жду, — завершил он разговор.

Всего несколько дней после поездки в колледж, а два вопроса из составленного списка можно отметить галочкой: вначале подтвердилось, что таинственный человек, приходивший в офис колледжа, действительно когда-то работал в фирме, и его уход связан со скандалом, а теперь выяснилось в куда перевели Эмили из больницы колледжа. И самое главное: с ее личным доктором и владельцем клиники в ближайшую субботу мне предстоит встретиться.

В четверг экспресс почтой я получил запрошенные у Микаеля документы, включая среди прочего копии осмотра места пожара местной полицией и заключения о гибели Майи. Большая часть фактов мне была известна: возгорание произошло рядом с камином, очевидно, от случайной искры, а причиной смерти стало отравление продуктами горения. Полиция классифицировала дело как несчастный случай: Майя в момент происшествия была дома одна, присутствия посторонних ни в замке, ни рядом с ним установлено не было, двери и окна были закрыты. Одно странное обстоятельство привлекло мое внимание – в одном из приложений технической экспертизы было отмечено, что больше всего от пожара пострадала нежилая часть замка, которая по завещанию не вошла в список наследуемого имущества. Там выгорело почто все, вплоть до того, что некоторые металлические конструкции были оплавлены.

В пятницу, накануне поездки к Доктору я по приглашению одной знакомой, бывшей сотрудницы, посетил вечеринку в честь ее дня рождения. Когда я начинал работать в фирме, у нас возникли отношения, но если исключить несколько поцелуев, дальше дружеских они (и отношения, и поцелуи) не пошли. Не моя вина. Вручив ей букет цветов и какую-то экзотически выглядящую безделушку, которую привез из отпуска, я вскоре был оставлен без ее внимания. Добавив к своему внешнему виду бокал вина, приступил к обязанностям гостя – общению с присутствующими, одним из них оказался давний приятель из технического отдела фирмы. На стандартный вопрос: «как дела», я вместо дежурного: «все замечательно, как ты», спросил, может ли при пожаре расплавиться метал. Эксперт, почувствовав настоящий интерес собеседника к своей персоне, с готовностью пустился в технические подробности, из которых я понял, что при обычном пожаре температура редко достигает 1000 градусов, а для плавления стали нужно 1300-1500. «Для этого нужна органика с высокой температурой горения, например, ацетон. Спирт не подойдет», - подмигнул он, и мы звякнули бокалами. Сославшись на важную поездку, что было правдой, я рано ушел домой и уже в восемь утра отправился в путь.

У главного входа в клинику я вышел из машины и огляделся по сторонам, ожидая обещанные инструкции. Неожиданно за моей спиной неизвестно откуда возник крепкий охранник в униформе, с рацией и кобурой. Я подумал, что от меня потребуют убрать машину из-под знака «парковка запрещена», но он лишь произнес: «Сейчас увидите черный микроавтобус. Следуйте за ним», - и тут же исчез. Не успел я сесть за руль, как мимо со скоростью пешехода проехал большой черный автофургон, явно обращая на себя внимание, и я послушно пристроился следом. Дорога к дому Доктора - сначала по шоссе, потом по местным дорогам и в конце по аллее, ведущей к большому поместью - заняла двадцать минут. Проехав сотню метров по хорошо ухоженному парку среди декоративных кустов и деревьев, мы остановились у главного входа. Микроавтобус тут же уехал, а меня встретил другой охранник и проводил внутрь. В просторном холле со старинными картинами и антикварной мебелью меня встретил пожилой мужчина, несомненно, доктор Густав Вебер собственной персоной. Как я и представлял себе доктора психиатрии с мировым именем, так он и выглядел.

– Рад видеть вас, Алекс. Спасибо, что приехали. Как дорога, не утомила? – то ли просипел, то ли прохрипел он.

После рукопожатия и дежурных фраз мы проследовали в кабинет с огромным рабочим столом красного дерева, стеллажами книг и двумя большими кожаными креслами у камина с сервировочным столиком между ними: разнообразные бутылки и легкие закуски. Доктор гостеприимно предложил напитки, и я выбрал красное вино, которое всегда мечтал попробовать, он же предпочел виски.

Не скрывая любопытства, он приступил к беседе:
– Признаюсь честно, я заинтригован. Вы сказали, что виделись с Эмили. Могу только предположить, что это произошло во время ее краткого… исчезновения из больницы, не так ли? Расскажите, пожалуйста, как вы встретились с ней?

Я кратко пересказал историю нашего знакомства, не упомянув о своих дальнейших поисках, встречи с Эльзой и поездки в колледж, остановившись на том, что пытаюсь выяснить причины столь странного обращения с ней. Доктор сочувственно посмотрел на меня, отставил бокал и задумчиво произнес:
– Ваша история тем более удивительна, что я ничего не знал об этом. Руководство больницы известило Совет о побеге, но заверило, что инцидент был быстро исчерпан и Эмили нашли уже на следующий день. После вашего рассказа это происшествие выглядит совсем не так, как они пытались представить. Получается, вы общались с Эмили, пока она была на свободе, если можно так сказать, — подобрал слово Доктор (в отличие от проницательной и бестактной Эльзы он не стал намекать на наши с ней отношения), — и были свидетелем того, как «инцидент был исчерпан». Скажите, а во время встречи она не упоминала имя Якоб?

В ответ я привычно кивнул.

– Этого я и боялся, — вздохнул он и, немного помолчав, сменил тему. – Скажу честно, я восхищен вами. Целеустремленность и решимость сейчас очень редкие качества среди современной молодежи. Нынешние молодые люди предпочитают жить не в реальном мире, а в уютном виртуальном пространстве, спрятавшись за экранами компьютеров, а борются за правду и справедливость на безопасном расстоянии под защитой анонимных аккаунтов.

Я никак не ожидал таких комплиментов в свой адрес, поэтому не стал дискутировать с доктором психологии и психиатрии о психотипических особенностях современной молодежи, а неопределенно пожал плечами и постарался вернуться к главной причине моего визита:
- Я был в колледже и знаю, что произошло, но мне хотелось бы понять, что случилось потом.

– Понимаю, - объяснил мои слова Доктор, - Эмили рассказала вам, где училась, там вы узнали и про Якоба, и о последствиях его гибели для нее. Найти мою клинику было сложнее, но и тут вы благодаря целеустремленности, решимости и, должен признать, тонкой психологической уловке справились.

Я неопределенно пожал плечами, что можно было принять за скромное согласие. Версия Доктора отличалась от настоящей отсутствием в ней письма руководству больницы и встречи с Эльзой, но я предпочел оставить лакуны своей маленькой тайной. В данный момент не имело смысла усложнять беседу уводящими в сторону деталями. Всему свое время. Доктор воспринял мое молчание как готовность выслушать теперь его историю знакомства с Эмили.

–Я знаю Эмили со дня ее рождения, - начал он. - Ее родители были моими очень близкими друзьями. Мариан была удивительной красавицей. Признаюсь, я был тайно влюблен в нее. Но вскоре после рождения Эмили произошла ужасная трагедия, она погибла в автомобильной катастрофе в день возвращения Бернардо из длительной поездки. Вспомнила, что забыла купить его любимое… но это неважно. Он ужасно переживал ее смерть, продал весь бизнес, ушел в себя, стал редко общаться с друзьями и все время посвятил своим дочерям, старшей Эльзе и Эмили. Виделись мы редко, чаще разговаривали по телефону, в основном звонил я. Не надо говорить, как я был удивлен и встревожен, когда он позвонил мне с просьбой обследовать Эмили, ей тогда исполнилось тринадцать лет. Я предложил немедленно приехать в клинику, отменив поездку на симпозиум и приемы пациентов.

Доктор погрузился в воспоминания, а затем, словно очнувшись, продолжил:
– Когда Эмили вошла в мой офис, я поразился, как она стала похожа на Мариан. Я начал беседовать с ней, опасаясь найти какие-то отклонения в психике, но уже через минуту был поражен ее непосредственностью и живостью воображения. Я успокоил Бернардо, но, чтобы не выглядеть легкомысленным, предложил оставить Эмили на неделю для более глубокого обследования, не учтя одного обстоятельства.

Доктор прервался на глоток виски и откинулся в кресле, полузакрыв глаза. Удобный момент, учитывая, что я догадывался о ком пойдет речь, рассказать о моем знакомстве с Эльзой, но он уже собрался с мыслями и жестом попросил не перебивать.
– Эльза, - глубокий вздох, - старшая сестра Эмили… infant terrible. Она была трудным ребенком, подсознательно не смогла простить отцу смерть матери, которую очень любила. Считала себя обманутой и с юношеским максимализмом во всем перечила ему. В конце концов попала в дурную компанию и, когда Эмили обследовалась у меня и Бернардо почти все время проводил с ней, воспользовалась временной свободой и сбежала из дома. После смерти жены побег Эльзы стал еще одним страшным ударом для него. Его когда-то счастливая семья продолжала разваливаться, остались лишь он и Эмили. Бернардо поступил благоразумно, не стал отрекаться от Эльзы, и даже обеспечил вполне приемлемым содержанием, понимая, что после его смерти она останется единственным родным человеком для Эмили. Вскоре после побега он забрал ее из клиники, и они уехали в Англию. Я чувствовал себя виноватым, что настоял на обследовании, пытался поддерживать отношения, но после отъезда в Англию он еще больше замкнулся в себе. С точки зрения психологии я оценил его состояние, как попытку оградить себя и Эмили от всего, что связано с прошлым.
– Когда Бернардо вдруг сам позвонил мне, я ощутил чувство тревоги, и предчувствия не обманули. После дежурных приветствий он спокойным голосом сообщил, что смертельно болен и жить ему осталось несколько месяцев. Заверив, что не нуждается ни в сочувствии, ни в утешении, попросил лишь об одной услуге: взять Эмили под опеку. Он уже отдал распоряжения по наследственному фонду и завещанию, а теперь занялся созданием опекунского совета, куда хотел включить и меня, другу, которому он доверяет, чтобы заботиться о Эмили. Через его адвокатов я все сделал, как он и просил, но от встречи со мной он уклонился. Вскоре я узнал о его кончине. Эмили очень тяжело пережила смерть отца, я могу сказать это как ее доктор; хотя никто не видел слез на ее лице, но отсутствующий взгляд и отстраненность от происходящего выдавали ее состояние. Возвращение Эльзы помогло ей справиться с горем, все-таки старшая сестра в некотором роде замещала ей мать. В колледже ее ждала совсем другая жизнь: множество друзей и свобода, которой она до этого была лишена, что самым благоприятным образом сказалось на ее психике. Я часто звонил просто поболтать о жизни – такая роль по понятным причинам мне была отведена в Совете - и видел, что она вновь становится той самой Эмили, как она запомнилась мне тогда, при нашей встрече по просьбе Бернардо.

Подлил мне еще вина, себе плеснул виски – короткая пауза перед воспоминаниями о новой трагедии в жизни Эмили.
– Беда нагрянула неожиданно. Эльза позвонила и сообщила, что с Эмили случилось несчастье, она стала свидетелем гибели своего возлюбленного и находится в шоковом состоянии. Я немедленно выехал и перевез ее к себе. Не вдаваясь в медицинские подробности скажу, что первый диагноз был латентная шизофрения, но, к счастью, он не подтвердился. У Эмили действительно была серьезная психологическая травма и в силу особенностей ее характера, я имею в виду неприятие отрицательных эмоций, произошла диссоциация психики и вытеснение воспоминаний о трагических событиях. Она была убеждена, что Якоб не погиб, а исчез. Его отсутствие и молчание объясняла тем, что ему необходимо время, чтобы все обдумать и подготовиться к новой встрече, но она обязательно произойдет, и знаком будут какие-то особые обстоятельства.

— Насколько серьезно это заболевание, и какие шансы на излечение? Ведь прошло уже больше двух лет, – задал я наивный вопрос, как будто медицина способна дать точный ответ на то, что касается души человека, но от кого еще я мог надеяться получить ответ, как не от светила мировой психиатрии?

– Однозначно сказать нельзя, — вздохнул он, — ее состояние описано еще стариной Фрейдом: неприятие трагических событий привело к искажению и блокировке части сознания, но оно осталось целостным в отличии от шизофрении. Несомненно, сказались ее склонность к фантазиям и травма в связи со смертью отца. Здесь требуется время, постоянное внимание врачей, но, к счастью, никакого радикального медикаментозного вмешательства. Задача психотерапевта в таких ситуациях ни в коем случае не «заставлять» пациента выздороветь, а помочь ему понять первопричину внутреннего конфликта, принять его как должное и постепенно вывести из воображаемого в реальный мир. Иногда это может произойти в одно мгновение, если пациент испытал какие-то яркие положительные эмоции, открывшие ему глаза на окружающий мир. Но с другой стороны, негативные эмоции могут загнать больного, образно выражаясь, еще глубже в пещеру, в которой он прячется.

Из всего сказанного можно было предположить, что лечение Эмили в клинике особого успеха не принесло, раз она, по словам Эльзы, пыталась оттуда бежать. Оставалось набраться терпения и услышать это от самого Доктора.

- Со временем ее состояние стало улучшаться, - продолжал он. - В наших беседах она все меньше упоминала Якоба, и я в этом видел положительную динамику, но оставались сомнения. Психотерапевту часто приходится иметь дело с ситуациями, когда пациент приспосабливается и находит выгодную для него форму поведения, скрывая от посторонних свои намерения. Поэтому я с сомнением отнесся к ее просьбам выписаться из клиники. Как врач, я считал, что ей все еще необходимо стационарное наблюдение. Однако, ее просьбы становились все более настойчивыми. Полагаю, что в этом на ее большое влияние оказала Эльза, которой, как старшей сестре, она привыкла доверять. У меня не было права удерживать ее – нельзя насильно заставить больного вылечиться, даже ради его блага – и, когда Эльза заверила, что будет постоянно рядом с ней и регулярно давать мне отчеты о ее состоянии, я согласился под ее поручительство. Как компромисс мне удалось добиться, чтобы по крайней мере раз в две недели Эмили приезжала в клинику для беседы со мной. Перед выпиской серьезно предупредил Эльзу, что психика Эмили находится в крайне неустойчивом равновесии и любая стрессовая ситуация или негативные эмоции могут привести к новому и на этот раз более серьезному срыву.

Чем больше Доктор говорил, тем отчетливее я понимал, что играть в закрытую уже нельзя; версии Доктора и Эльзы разошлись в диаметрально противоположные стороны, и я решительно перебил:
– Постойте, разве Эмили не пыталась бежать из клиники и не единожды?

– Бежать из клиники? Кто вам это сказал? – явно уязвленный намеком, воскликнул Доктор.

– Простите, что не был до конца откровенен, просто не было возможности признаться раньше, но я встречался с Эльзой, и это то, что она сказала мне.

– Встречались с Эльзой? Как вы ее нашли? Насколько я знаю, она ведет очень незаметный, даже скрытный образ жизни. Как это произошло, и о чем вы говорили?

Пришлось начать с письма в больницу и завершить подробным отчетом о свидании с Эльзой и ее объяснениями, как Эмили оказалась в больнице, особо подчеркнув ее требование оставить их с сестрой в покое. Закончив, я замолчал, ожидая справедливое порицание в двойной игре.

Вместо этого Доктор развел руками, словно призывая разделить с ним возмущение:
– Получается, руководство больницы использовало Эльзу, чтобы заставить вас замолчать, а Совет они убедили, что надежно контролируют ситуацию и никаких дополнительных мер в связи с побегом предпринимать не придется. Нам нужно будет серьезно с ними поговорить!

Убийство на горной тропе.

Немного успокоившись, Доктор профессиональным жестом приподнял очки и посмотрел на меня, как врач смотрит на пациента. Вроде бы убедившись, что мне можно доверять, наполовину дополнил бокал виски и, не добавив льда, сделал большой глоток. Лицо стало печальным и даже скорбным, словно подготавливая меня к плохим новостям.
– Мужайтесь, молодой человек. То, что сказала Эльза – неправда, но ее можно понять. Эмили попала в больницу не из-за попыток побега. Все куда серьезнее. После выписки из клиники она, как мы и договорились, приезжала ко мне на сеансы, и я не видел никаких причин для беспокойства. То же самое утверждала Эльза. Когда все случилось, они отдыхали в горах, о чем заранее поставили меня в известность, и я одобрил поездку, полагая, что спокойный отдых в уединенном месте пойдет ей на пользу. Все шло хорошо, но как в навязчивом кошмарном сне, мне снова в панике позвонила Эльза, и из ее сбивчивого объяснения я понял, что полиция вызывает их на допрос в связи с гибелью неизвестного мужчины. Я немедленно уведомил Совет, а тот в свою очередь связался с адвокатами.

Убийство, паника Эльзы, Совет, адвокаты – этих слов было достаточно, чтобы поднять муть мрачных предчувствий: строгость содержания и секретность больницы меньше всего связаны с защитой пациентов от назойливых журналистов и любителей сенсаций.

Доктор сочувственно посмотрел на меня, призывая смириться с неизбежным.
– Полиция заподозрила Эмили в убийстве мужчины, с которым она познакомилась в интернете. Происшествие произошло в тот день, когда Эльза, по ее словам, поехала по делам, но вернулась раньше запланированного, не застав Эмили дома. Она бросилась искать ее и нашла на горной тропе в месте их обычных прогулок. Как утверждает Эльза, Эмили выглядела растерянной, а свое поведение объяснила тем, что ей просто захотелось прогуляться и она надеялась вернуться домой до приезда сестры. Через два дня к ним пришли полицейские и вызвали для дачи показаний в связи с гибелью мужчины, найденного на дне каньона недалеко от места, где Эльза нашла Эмили.

— Вижу, что вы намекаете на причастность Эмили, но разве она созналась в убийстве? – с недоверием спросил я, не представляя, что со мной станет, если это так.

— Нет, она твердо настаивала на том, что ничего не знает о происшествии, но подтвердила, что тайно переписывалась с этим мужчиной, которого никогда не видела в лицо, и что предложила ему время и место свидания, на которое он, по ее словам, не пришел, поэтому вернулась с Эльзой домой.

— И все же полицейские не поверили ей. Нашлись свидетели, кто видел их вместе? – я просто отказывался верить в эту ахинею.

— Нет, свидетелей не было, да и Эмили утверждала, что никого не видела до прихода Эльзы, — вздохнув, ответил Доктор, — но о времени и месте свидания знали лишь она и жертва, что тоже ни о чем не говорит, а вот то, что полиция нашла рядом с телом погибшего ее браслет, сделало ее главной подозреваемой. Как он оказался там, она не смогла объяснить, утверждая, что давно не надевала его, как и в тот день.

Улика была серьезной, но никак не поколебала мою уверенность, что Эмили не способна на такой дикий поступок. Наоборот, мое первоначальное желание выяснить правду и помочь женщине, без которой не представлял свою жизнь, только окрепло. Творилась страшная несправедливость - заговор против нее, а все, как будто, смирились с этим. На мне теперь лежит особая ответственность в разгадке этой тайны. Ну что же, приступим.
– Вы, как и я, прекрасно понимаете, что Эмили не могла совершить ничего подобного. Она всего лишь переписывалась с незнакомцем в интернете. Либо она заранее спланировала убийство и расчетливо заманила жертву в ловушку, либо неожиданно воспылала к нему ненавистью всего за несколько минут общения. И то и другое настолько нелепо, что любой адвокат, а я так понимаю, у Эмили были лучшие адвокаты, растер бы в порошок оба мотива в суде, обвинив полицию в халатности и нежелании искать настоящего преступника. Это их задача выяснить, как там оказался браслет, а не Эмили оправдываться за него.

– Дорогой Алекс, - сочувственно (по-отечески?) посмотрел на меня Доктор, - никакого суда не было. Совету удалось договориться со следствием и прокурором признать Эмили невменяемой и неспособной отвечать в суде и назначить ей содержание в психиатрической клинике. Понимаю ваше негодование, — решительным жестом остановил он меня, когда я уже был готов буквально взорваться, — я также как и вы был возмущен и вначале был против этого решения, но в конце концов согласился с ним. Выслушайте меня спокойно, а затем решайте, как бы вы сами поступили на нашем месте. Все, что я расскажу — строго конфиденциально и должно оставаться исключительно между нами. Я доверяю вам, поскольку вижу ваше неподдельное соучастие в ее судьбе и понимаю ваши чувства к ней.

Доктор, будто стараясь убедить не меня, а в который раз самого себя, принялся излагать аргументы:
– Начнем с того, что ситуация, возникшая в связи с гибелью Якоба, была непростая. По колледжу поползи нелепые слухи, кем-то намерено раздуваемые, что в показаниях свидетелей были некоторые разногласия и что Эмили как-то замешана в гибели Якоба, чуть ли не в состоянии аффекта столкнула его с обрыва. Совету удалось замять ложные и злонамеренные домыслы, переведя дело из полиции колледжа в городскую, тем самым инициировав дополнительное расследование на более высоком уровне, которое подтвердило выводы первого. Была проведена аккуратная зачистка информации об инциденте в прессе и интернете. Все это делалось для того, чтобы устранить слухи и уберечь Эмили от поклепов и шантажа в будущем. Теперь представьте, что в ходе полицейского расследования происходит неизбежная утечка информации - имя Эмили, ее биография, название колледжа, где училась, появляются в газетах. Тут же найдутся люди, которые из-за сиюминутной славы с готовностью вспомнят о гибели Якоба, что Эмили была с ним в тот момент и, как она вела себя тогда. Не останутся без внимания и самые грязные слухи. Журналисты тут же проведут параллель между двумя случаями, намекая на маниакальные наклонности Эмили. Уверен, откопали бы, что она лечилась в моей клинике, стало быть – психически больная. Учитывая все обстоятельства, адвокаты пришли к соглашению со следствием и прокуратурой признать ее невменяемой и не предавать дело огласке и, чтобы не подвергать Эмили стрессу, чреватому непредсказуемыми медицинскими последствиями, и превращать в жертву общественной травли во время слушаний в суде. Представьте себе сенсационные заголовки, если на вопрос о Якобе, Эмили ответила бы, что он жив и лишь ждет момента встретиться с ней?

– Ужасно кляну себя за то, что тогда убедил Бернардо оставить Эмили в клинике, а в этот раз позволил покинуть ее до конца лечения, но, как бы то ни было, я – доктор и обязан делать все ради здоровья пациента, поэтому не мог отрицать, что Эмили нуждается в лечении - даже под присмотром сестры она не смогла защитить себя от неприятностей. Ей необходим особый уход, чтобы уберечь от необдуманных поступков, пока она живет в своем фантазийном мире, поэтому из двух вариантов согласился на наименее плохой. Естественно, мы постарались обеспечить ей наилучшее, как мы считали до инцидента с побегом, содержание: респектабельное учреждение, тихое уединенное место, безопасность, комфортные условия, великолепные персонал и врачи, которым не полагается знать предысторию своих пациентов.

— Подождите, это еще не все, — снова жестом руки остановил меня Доктор, предугадав мой вопрос, –кто вам сказал, что расследование прекращено и правда никогда не будет установлена? Не отрицаю, полиция закрыла дело, но следствие продолжается в частном порядке. Совет дал мне на этот счет прямые полномочия. Когда настоящий убийца будет найден, все обвинения с Эмили будут сняты и ее репутации ничто не будет угрожать.

Какой бы силы гнев я не испытывал, оставалось принять, что Эмили удерживается в психиатрической больнице по ложному обвинению; в словах Доктора была определенная логика, да и какой смысл спорить по свершившемуся факту, поэтому я сделал вид, что принимаю его доводы. Мне ничего не удастся доказать, а тем более настоять на своей правоте без риска нанести вред дружеским отношениям. Для достижения цели мне крайне необходимы союзники и информация. Особенно меня заинтересовало упоминание о наследственном фонде и опекунском Совете. Эльза ни словом не обмолвилась о них, само собой давая понять, что она одна отвечает за Эмили. Но опять же, она могла справедливо полагать, что этот вопрос меня ни в коей мере не касается.

Чтобы успокоиться и перестроить эмоциональную гамму на конструктив, без раздражения и поиска виновных, я легким движением руки повращал в бокале вино, слегка нагрел в ладонях, посмотрел на свет, вдохнул аромат, и, осторожно потягивая, набрал в рот, капельками перекатил на языке и, наконец, дал ему коснуться нёба, потом, запрокинув голову, подождал, пока оно стечет тонкой струйкой по горлу.
– Я ничего не знал о фонде и попечительском Совете, о которых вы упомянули. Полагаю, что Эмили досталось неплохое наследство, раз ее отец уделил им столько внимания. Не сыграло ли оно роль в ее злоключениях?

– Молодой человек, — усмехнулся Доктор, пригубив виски, —вы удивительно проницательны и сразу ухватили суть. Будь Эмили ординарным в этом плане человеком, вряд ли столько людей приняли участие в ее судьбе, да и особого внимания к ней не было – мало ли молодых девушек попадает в неприятные ситуации. Вы можете предположить о какой сумме идет речь?

Я был несколько обескуражен столь прямым вопросом, но тем не менее, с секунду помедлив, вспомнил, что отец Эмили был успешным бизнесменом, приплюсовал стоимость особняка, сделал поправку на загадочность Доктора и наугад предположил:
– Десять-двадцать миллионов?

– Вы назвали довольно приличную сумму, Алекс. А теперь слушайте. Я, может быть, повторюсь, но напомню, что когда жена Бернардо погибла, он тут же продал весь бизнес, посчитав, что именно он стал причиной ее гибели - слишком много внимания он уделял работе и слишком мало семье. Он, действительно, вкладывал в свое дело много сил и времени, и это того стоило. Все фирмы, а у него было несколько филиалов в разных странах, приносили хороший доход, да и рынки были на подъеме, поэтому продать все одним пакетом не составило труда, тем более он предложил хорошую скидку. Сам он уже не хотел и думать об активах и прибыли и для управления фондом нанял одну из лучших инвестиционных фирм. Ребята в ней хорошо знали свое дело, и когда грянул кризис, вложили полученные от продажи деньги в акции и недвижимость на самом дне рынка, заодно выкупив большую часть бывшего бизнеса Бернардо, и меньше чем за год удвоили состояние. С тех пор капитал фонда только рос. Видя ваши серьезные намерения идти до конца, я разглашу тайну и назову сумму, чтобы вы понимали в игре с какими ставками участвуете.

Доктору выдержал паузу, и стараясь произвести должный эффект, произнес:
— Около миллиарда евро.

Пока сумма укладывалась в голове, у меня промелькнула догадка, которую тут же высказал:
— Полагаю, что все наследство досталось Эмили? Эльза ничего не сказала о состоянии и том, как отец распорядился им, но учитывая ее….

— Вы правы, — кивнул Доктор, — практически все перешло Эмили. Эльзе перепало лишь небольшое, но вполне достаточное для скромной жизни ежемесячное пособие.

– Не могу говорить за отца Эмили, но мне кажется, он мог опасаться, что эти деньги станут для нее таким же проклятием, как и его бизнес для него самого.

– Для этого он и составил завещание, - хлопнул себя по колену Доктор, как будто подсказал мне очевидный ответ. - Доверить громадный капитал шестнадцатилетней девушке было бы безрассудно. Эмили сможет вступить в права только при выполнении оговоренных в нем условий. А пока все активы находятся под контролем Совета. Бернардо в завещании также особо подчеркнул держать в строгом секрете величину наследства, опасаясь привлечь к нему внимание мошенников. Теперь вы понимаете, какое доверие я вам оказал и какая ответственность лежит на вас.

Скромно кивнув, что полностью осознаю сказанное им, я не преминул отметить, что в университете изучал наследственное право и понимаю, что условия завещания строго конфиденциальны, и, раз уж мы затронули этот вопрос, спросил:
- Но все же, не могла ли Эльза каким-то образом узнать об условиях наследования и, воспользовавшись ими, постараться получить доступ к состоянию, учитывая, что ей досталось лишь небольшое пособие? Например, оформить опекунство или стать доверенным лицом?

– Вы правы, - нахмурился Доктор, - подробности завещания известны лишь Эмили и нотариальной конторе, кстати, очень респектабельной. Но не исключаю, учитывая близость сестер и довольно легкомысленное отношение Эмили к таким вопросам, она вполне могла довериться Эльзе. Но это ничего бы ей не дало; зная, с какой тщательностью Бернардо подходил к таким вопросам, уверен, что даже в случае утраты дееспособности или смерти Эмили, состояние полностью перейдет в какой-нибудь благотворительный фонд. Единственное, на что она может рассчитывать, это на доброту и щедрость Эмили и только тогда, когда та сможет распоряжаться деньгами. И никак иначе. Однако, я разделяю ваше беспокойство, более того, не исключаю, что кроме Эльзы об активах и самом завещании мог узнать кто-то еще, - не стал отрицать Доктор и добавил: — Поэтому и решил предупредить вас.

Он допил виски и поставил бокал на стол. Я принял это как знак, что беседа подходит к концу, и решился еще на два вопроса:
– Вы упомянули про собственное расследование. Могли ли бы вы поделиться какими-нибудь результатами? И еще, кто был тот мужчина, в смерти которого обвиняют Эмили?

– Наше расследование еще продолжается, и говорить о каких-либо результатах пока преждевременно, но как только появятся новости, обязательно поделюсь с вами, —довольно официально ответил Доктор, вставая с кресла. Второй вопрос он как будто и не заметил, а я не стал настаивать.

Доктор гостеприимно предложил остаться на ужин и переночевать у него в доме. Не хотелось отказывать, наверняка, одинокому человеку, но на завтра у меня была запланирована встреча с Микаэлем, поэтому, сославшись на важное дело, я вежливо откланялся. Мы сердечно попрощались, договорившись обмениваться новостями и сотрудничать, пока справедливость в отношении Эмили не будет восстановлена. Доктор дал свой прямой номер телефона и еще раз напомнил, что наша встреча и все, о чем мы беседовали, должны оставаться исключительно между нами. Я подчеркнуто серьезно кивнул, также ожидая от него взаимности. Он не стал спрашивать о моих дальнейших планах, да я и сам еще не определился с ними. Надо было все хорошенько обдумать, но то, что я продолжу всеми силами сражаться за Эмили, было несомненно. Так бы я ему и ответил.

Перед самым отъездом Доктор дал понять, что успел навести обо мне справки:
– Ведь вы владелец страховой компании, не так ли? Наверное, у вас много дел, если приходится работать в выходные.

В ответ я честно и поэтому вполне убедительно объяснил, что мне завтра предстоит серьезная поездка и важная встреча. Доктор понимающе улыбнулся и пожелал наилучшего. Что-то мне подсказывало, что если бы я не проводил расследование в тайне, вряд ли наша сегодняшняя встреча могла состояться. Мир тесен, особенно если это мир богатых и известных людей, и что-то мне подсказывало, что Доктор знаком с моим шефом.

Если честно, то даже не имея планов на завтра, я все равно не принял бы приглашение – хотелось пережить услышанное сегодня в одиночестве, постараться свыкнуться с горькой правдой, что Эмили содержится в элитной, если можно так сказать, психиатрической больнице для богатых пациентов на принудительном лечении, обвиненная в совершении жестокого убийства. Остаться у Доктора, вести с ним светскую беседу, улыбаться, шутить и делиться последними сплетнями было выше моих сил. К тому же он определенно дал понять, что рассказал все, что желал нужным, а я со своей стороны мог невзначай выболтать что-нибудь лишнее, особенно учитывая его великолепную коллекцию вин и крепких напитков.

В раздумьях я перестал следить за навигатором, полагая, что хорошо запомнил дорогу, и проехал нужный поворот, попав на другую автостраду. Из-за ошибки обратный путь занял на час дольше, но я этого даже не заметил, настолько был погружен в раздумья: до сих пор я так успешно продвигался к цели и так много сделал на пути к ней, что, казалось, еще немного - стоит только протянуть руку, - и я достигну ее. Теперь же предо мной вдруг разверзлась пропасть, которую не перепрыгнуть и не понятно как обойти. Не найдя настоящего убийцу, нет никаких шансов увидеть Эмили. Даже краткое свидание с ней невозможно. Но тяжелее всего ощущать, как она страдает, зная, что невиновна и несет незаслуженное наказание. Ее непосредственность, открытость, искристый смех, взгляд зеленных глаз исключали любые сомнения, что она способна совершить безжалостное убийство. Правда, остается злополучный браслет, но это единственная улика против нее. Совершенно очевидно, что он был подброшен убийцей или его сообщником и, если понять, как он оказался там, можно будет выйти на их след. Доктор не даром дал мне подсказку: козни вокруг Эмили каким-то образом связаны с ее наследством. Миллиард евро - веская причина искалечить судьбу невинной девушки и пойти на самые зверские преступления. Выяснить это придется в одиночку, бесполезно просить Доктора подключить меня к расследованию, вряд ли он на такое пойдет, у него уже есть команда профессионалов - одних только охранников замка я насчитал по крайней мере пятерых, - в ней я окажусь совершенно неуместным.

В непричастности Эмили к убийству не было никаких сомнений, как и в том, что справедливость восторжествует, об этом я позабочусь. Но как быть с ее навязчивыми идеями о Якобе, хотя мне ближе слово «фантазии», и намеками на причастность к его гибели. Здесь я бессилен. Странным образом вторя нападкам Катрин, Доктором упомянул и существование слухов, и расхождения в свидетельских показаниях. Доктор называл их домыслами и грязными инсинуациями, но все же Совет учел их, принимая свое решение. Было ли это сделано из-за опасения о здоровье Эмили и желания избежать манипуляции общественного мнения падкими до сенсаций журналистами или еще по какой причине, сказать сложно. В любом случае основания для перестраховки были: я на секунду представил, как Катрин с пылом рассказывает в суде об отношениях между Эмили, Якобом и его отцом, а потом приплетает, что Якоб собирался расстаться с ней - и мне стало нехорошо. Даже самый недалекий журналист свяжет трагедию Якоба с убийством в каньоне – в обоих случаях романтическое свидание на краю обрыва с трупом в конце - и раздует сенсацию. Можно даже предположить, что любимым эпитетом писак будет «черная вдова». Хоть криминальный роман пиши, а не статейку в хронике происшествий. Ведь это такой выигрышный сюжет! Как бы то ни было, Эмили содержится в больнице, где ей, возможно, потребуется долгое лечение, но раз она приняла меня за Якоба, я готов стать им, если это поможет ее выздоровлению. В любом случае я уже никогда не буду тем Алексом, каким был до встречи с ней.

Дома к плохому настроению добавился озноб, головная боль, резь в глазах и першение в горле - первые признаки того, что заболеваю; сказалась долгая поездка то с открытым окном по утренней прохладе, то с кондиционером в полуденной жаре. Совсем некстати накануне важной поездки, поэтому пришлось немедленно приступить к процессу самолечения: полосканию горла раствором соли, растиранию висков эфирными маслами и приготовлению секретного средства (надо не забыть при случае приложить рецепт к тексту, чтобы всегда был под рукой), которое следовало принимать после еды перед тем, как лечь спать. Кафе и рестораны исключались, поэтому я намешал из зелени салат, заправил его оливковым маслом и пожарил рыбу, купленную на местном рынке. Я давно заметил, что самостоятельно приготовленная еда - всегда вкусная. Какие могут быть претензии к самому себе? Одной рукой переворачивая аппетитные кусочки, а в другой держа бокал португальского Паксис - может не всеми оцененного, но мне оно нравится за «дымчатые» нотки, –я обратил внимание на выпуск новостей по телевизору, который включил, готовя ужин. Недалеко от въезда в город, на шоссе, по которому я вначале планировал возвращаться, произошла серьезная авария, в которой пострадало несколько машин, одна из них, похожая на мой белый BMW 540i, была просто смята в гармошку. Страшно представить, что стало с теми, кто был в ней.

Рыба была готова, и я приступил к ужину, который, действительно, оказался очень вкусным. Перед тем как принять лечебное средство и лечь спать, я, прихватив остатки вина, сел за ноутбук и вкратце набросал отчет о сегодняшнем дне (завтра у меня будет достаточно времени доработать его), завершив его следующим параграфом:
«По словам Доктора, завещание составлено так, чтобы никто кроме Эмили не смог получить наследство, да и к ней самой оно перейдет только при выполнении определенных условий. А если они стали известны ее недоброжелателям? Тогда они будут действовать, руководствуясь ими, с максимальной выгодой для себя. Ключ в завещании: узнав, что в нем, можно будет вычислить преступников по принципу «кому выгодно», предугадать их шаги и, в конечном счете, поймать».

Майя и Отто.

- Если ключ в завещании, то проблема сводится к тому, как найти его, - размышлял я на следующее утро в поезде по дороге к замку Отто Курца, а точнее к его закопченным останкам, пролетая сквозь тоннели навстречу живописным долинам с геометрически совершенными виноградниками. - Эмили исключается, да и Эльза тоже, даже если она и согласится встретиться со мной, то какой ей смысл признаваться, что знает о завещании, а тем более делиться его содержанием. Другие варианты в голову не приходили, поэтому решил вернуться к этому вопросу позже, а сейчас сконцентрироваться на Микаэле, моем помощнике-полицейском, подрядчике по имени Збиг, видимо, сокращенное от Збигнев, садовнике и поискать новую информацию и свидетелей. Вынюхать там что-нибудь, как напутствовал меня шеф.

Добравшись до деревни на такси, я поселился в небольшой гостинице и позвонил Микаэлю. Он ждал моего звонка и тут же предложил встретиться в деревенской пивной. Ровно в семь, как мы договаривались, я был там и, оглядев зал, увидел энергично машущего мне рукой розовощекого парня. Ошибиться он не мог, в таких местах незнакомые появляются нечасто. Микаэл с излишней суетливостью предложил мне место за столом и сделал знак официантке, которая мгновенно принесла кружку пива. Сегодня, чтобы не выглядеть городским снобом, придется обойтись без вина.

- Я так рад нашей встрече, - после приветствий начал он, - никогда не работал с фирменными адвокатами. Босс велел помогать тебе, так что я весь к твоим услугам.

После тоста за знакомство, вежливого интереса, как дорога и хорошо ли я устроился, а также рассказа о рыбалке в ответ на мой вежливый интерес (простодушно открыв мне причину, почему он не мог встретиться на неделе) пришло время отведать свиные рульки - местное блюдо, которое надо заранее заказывать из-за долгого процесса приготовления – и заказать еще по одной кружке пива. После завершения ритуала создания дружеских отношений, я приступил к делу:
- Микаэл, что ты знаешь об Отто Курце?

Микаэл был также словоохотлив, как и гостеприимен, из чего я сделал вывод, что шеф решил не считаться с расходами из-за важности дела. Очевидно, босс Микаэла также не остался в обиде. Вот, что я узнал: Курц был своего рода местной легендой, поселившись в замке где-то в пятидесятых годах, он вел замкнутый образ жизни, ни с кем не общался, друзей у него не было, а о его родственниках никто не слышал, по крайней мере, они его не навещали. С самого начала со всем домашним хозяйством кроме сада он управлялся сам, но с возрастом ему потребовалась помощь. То, как он выбирал прислугу, стало предметом многих шуток в округе. Немногие задерживались дольше месяца, а большинство получали расчет уже через несколько недель, пока он не нашел Майю. Майя приехала откуда-то из Латинской Америки по программе студенческого обмена и после окончания обучения решила не возвращаться на родину. Отто помог ей с документами, и она стала его домоправительницей, а в последствии и сиделкой. Микаэл описал ее как крепкую, плотную женщину выше среднего роста с грубым лицом, испещренным следами оспы. Для Отто ее внешность не имела никакого значения - ему было за девяносто, и в Майе он ценил исполнительность, педантичность, готовность выполнять любую женскую и мужскую работу - черты характера, закрепленные с детства тяжелым трудом, - все то, что он не мог найти в ее предшественниках.

- Неужели они так и жили вдвоем и ни с кем не общались, закрывшись в замке, как в крепости? –удивился я.

- Что касается старины Отто, то в последние годы он почти не покидал своего жилища, здоровье было уже не то; все хозяйство легло на плечи Майи. По делам и за покупками она ездила на его фургоне, он сгорел вместе с домом; иногда, если поездка была дальней, возвращалась на следующий день, но никогда не задерживалась дольше. К родственникам не ездила, и к ней никто не приезжал, Отто очень не любил гостей. Думаю, ее устраивало такое положение: Отто сделал ей вид на жительство и хорошо платил, так что хватало и ей, и ее родне там, откуда она приехала.

- Молодая женщина, жила со стариком, неужели у нее не было никаких связей или любовников? Ведь нельзя же до такой степени подавлять свои естественные желания, – полагаясь на свой опыт, снова удивился я.

- Ты бы ее видел. Самая скромная девушка в деревне выглядела бы супермоделью в бикини рядом с ней. Я думаю, она стеснялась своего уродливого лица и мужеподобной фигуры, да так и привыкла, превратившись в старую деву, - пожав плечами, небрежно описал ее Микаэл.

Мы засиделись до позднего вечера, беседа шла неторопливо, мой новый приятель все время отвлекался на посторонние темы, перекидывался шутками с местными барышнями, которые без смущения заигрывали с ним и с любопытством поглядывали на меня. Все же времени было достаточно, чтобы кое-что узнать: Отто отвалил крупное пожертвование местному самоуправлению и пожарной команде, чтобы получить разрешение спалить замок после его смерти, при этом кроме официальной благотворительности не обошлось и без щедрых сумм конкретным лицам, как намекнул Микаэл. Перед тем, как заняться поиском прислуги по дому, он затеял в замке ремонт и нанял для этого местного умельца на все руки, Збига. Збиг всегда работает один, поскольку у него скверный характер, к тому же он заядлый пьянчужка, и быть у него в напарниках желающих нет. Тем не менее, дело свое знает, и Отто выбрал именно его. Переключив разговор на садовника Курца, я узнал, что уход за садом был единственной работой, которую старик не возложил на Майю. Садовник по имени Ганс всю жизнь ухаживал за ним и до сих пор продолжает, несмотря на то, что замка уже нет; Отто оставил ему в наследство пожизненное жалование. Я подробно расспросил, как найти Збига и Ганса, собираясь встретиться с ними в понедельник.

- Збиг сейчас ждет новый подряд, так что начни с него и прямо с утра, а то к вечеру он напьется, - дал полезный совет Микаэл.

- Какие-нибудь подробности о смерти Курца? – поинтересовался я в надежде узнать в неформальной беседе что-то новое, не попавшее в официальные отчеты.

- Официально упал с лестницы и сломал шею, полагают, что ему вдруг почудилось, что кто-то проник в дом, вот и проверил. - равнодушно зевая, ответил Микаэл и добавил: - К несчастью, Майи в этот момент не было дома, она поехала по делам и вернулась слишком поздно,

Где-то после четвертой кружки я переключил разговор на отчет экспертов-криминалистов и спросил о странностях закрытой от посещений части замка и возгорания в ней: расплавленных конструкциях, высокой температуре горения и возможном хранении там ацетона. То, что Микаэл с заговорщицким видом поведал мне, дало еще один повод отдать должное моей интуиции.

Новое письмо.
Поездка, «вынюхивание», поиск дополнительной информации и составление отчета по делу Курца заняли несколько дней, а когда суета улеглась, я, удовлетворенный результатами проделанной работы, решил наградить себя бутылкой калифорнийского каберне Caymus. Расслабленно смакуя вино, я вернулся к мыслям о завещании. Подсознательный процесс, не останавливающийся ни на секунду, перебрав все варианты, привел к однозначному, хотя и не оптимистичному решению: необходимо снова встретиться с Эльзой. Лишь она может знать, что содержится в завещании и что в действительности произошло тогда на горной тропе. Оставалось придумать, как связаться с ней, а затем придумать, как уговорить встретиться. Телефон, по которому мы связывались в прошлый раз, был отключен. Если бы она сама хотела найти меня, то могла и позвонить - я его не менял, - но ни звонка, ни сообщения от нее. Оставался единственный вариант - написать письмо на адрес особняка.

Идея была очевидной и решала первую проблему: как связаться с Эльзой, но как она отнесется к тому, что мне известен ее адрес и что я не только не внял ее просьбе оставить в покое, но еще и выслеживал ее? В письме придется извиняться, сразу же дав ей моральное превосходство, придумать объяснение, как нашел ее адрес, признаться в посещении колледжа, но скрыть, что знаю про Доктора и его клинике и что случилось с Эмили потом, то есть убийстве, принудительном лечении и больнице. Практически невыполнимая задача, учитывая ее подозрительность и проницательность. Ответом будет либо холодное молчание, либо гневное требование навсегда прекратить с ней любые контакты.

Пока я обдумывал каждый ход шахматной партии, в которой мне в любой ситуации грозил мат, и даже в какой-то момент собрался поехать к Эльзе, чтобы упасть перед ней на колени и просить о пощаде, вопрос неожиданно решился сам собой. Проверяя почту, я среди писем, брошюр и пакетов разного размера увидел уже знакомый конверт без обратного адреса, а в нем распечатанное письмо, включая имя «Эльза» вместо подписи. Первой мыслью было, что узнав каким-то образом о моем самоуправстве, она обвинит меня в нарушении, данного мной по умолчанию слова (возражать будет бесполезно), и откажется впредь общаться со мной, но тон письма оказался совсем иным. Эльза писала, что готова, если я еще не утратил интерес к судьбе Эмили, поделиться новостями о ней и попросить у меня совета и даже помощи. В конце письма меня ждала самая большая неожиданность: для встречи она приглашала посетить их родительский особняк в ближайшие выходные. Учитывая, что такое предложение может выглядеть необычным, она предположила, что мне наверняка будет интересно побывать там, где Эмили провела детство и юность.

Она как будто читала мои мысли, именно об этом я думал, проезжая мимо особняка по дороге в колледж. Упустить возможность узнать о прошлом Эмили, увидеть как она жила, ее фотографии, рисунки, книги, прикоснуться к вещам, которые она держала в руках, пройтись по дорожкам сада, по которым гуляла, было бы непростительной глупостью. К тому же, на этот раз была ее очередь назначать место встречи. Я немедля позвонил по номеру, указанному в письме. В этот раз Эльза сама ответила на звонок, не став прибегать к текстовым сообщениям. Тон ее голоса в целом оставался спокойным и деловым, но на мое согласие приехать в ближайшую субботу отреагировала с едва скрытым воодушевлением. Я притворился, что прилежно записываю уже известный мне адрес, после чего мы сказали друг другу: «до встречи». Перемена в ее поведении была поразительна: раньше она настоятельно требовала не вмешиваться в их семейные дела, а теперь, наоборот, просила помочь и пригласила показать их дом. У меня появилось ощущение, что это может стать тем самым прыжком через пропасть.

В субботу во второй половине дня я подъезжал к особняку. Ворота оказались открыты, и я, описав полукруг, остановился перед парадным. Очевидно, о моем приезде доложили, и Эльза без церемоний сама вышла меня встречать. Ее внешний вид и поведение были не менее поразительными, чем само приглашение. Легкое светлое платье вместо строгого костюма, быстрая походка, свободные движения, выразительные жесты не оставляли и камня на камне от той стены невозмутимости и строгой формальности, которой она окружила себя при первой встрече. Подойдя почти вплотную, она подняла голову и посмотрела прямо в глаза, приветливо улыбаясь. Впервые я увидел ее лицо без непроницаемых солнечных очков. Забыв заготовленные слова приветствия, я на мгновение оцепенел, пытаясь скрыть изумление. Если бы не карий цвет глаз, светло каштановые волосы, в этот раз распущенные до плеч, более низкий, но такой же чистый голос, то сестер можно было принять за близняшек. А если добавить чуть-чуть больше озорства во взгляде и ребячливости в походке… но лукавое удивление в ее глазах заставило меня вспомнить об обязанностях гостя.

Мы вошли в дом, служанка взяла мои вещи и отнесла наверх в гостевую комнату. Эльза провела меня в гостиную и предложила напитки и легкие закуски. Бокал Ле Фор де Латур после долгой поездки был как нельзя кстати, Эльза же приготовила себе коктейль «розовый джин», видимо, тот же, что заказала в кафе. Расспросив из вежливости о дороге и извинившись за причиненные хлопоты, она предложила экскурсию по дому. Осмотрев столовую и библиотеку на первом этаже, мы поднялись на второй, где были спальни, кабинет и еще одна небольшая библиотека с книгами, принадлежавшими их матери. Детские и игровые комнаты располагались в отдельном крыле. Меня тронуло то, что для каждого уголка дома у Эльзы нашлись воспоминания о Эмили: «боя вот этих напольных часов Эмили очень боялась, когда была маленькой, а по этой лестнице она умудрилась съехать как-то раз на лыжах - и не упала! – а в этом чулане любила прятаться, когда мы играли в прятки».

Комната Эмили была оставлена на конец экскурсии. Я вошел в нее с чувством благоговения и смущения, похожее на испытанное мной однажды в детстве, когда, гуляя по лесу, случайно вышел к берегу озера, где купались обнаженные девушки, я был поражен красотой их белых тел и в то же время понимал, что совершаю что-то непристойное. Наверное, я потерял контроль над собой и временем, осматривая вещи Эмили: игрушки, украшения, безделушки на столике при кровати, постеры популярных групп, рисунки, удивившие высоким мастерством, платьица и блузки, выглядывающие через полуоткрытую дверь стенного шкафа, которые я, не удержавшись, коснулся рукой. Эльза молчала, за все время она не произнесла ни слова, а может, я просто не услышал. Наконец, я пришел в себя и посмотрел на нее, в ее взгляде были неприкрытые жалость и сочувствие, она подошла ко мне и обняла, показывая, что разделяет мои чувства. Я тоже обнял ее, ощутив хрупкость плеч, аромат уже знакомых дурманящих духов и щекочущую нежность прядей волос. Как я скучал по Эмили! Так мы стояли, пока не почувствовали неловкость.

— Пойдемте, я покажу наш сад, — оправившись от смущения, предложила Эльза, – потом съездим в город, я собралась отпустить прислугу пораньше, поэтому там и пообедаем. А вечером сходим на гору, откуда Эмили любила смотреть на закат. И еще, нам нужно о многом поговорить. Ведь вы же останетесь ночевать?

Приглашение прозвучало так легко и естественно, что застало меня врасплох. Я не собирался напрашиваться на ночлег, полагая, что это будет выглядеть нескромно, но нам, действительно, нужно о многом поговорить, поэтому в ответ непринужденно улыбнулся, чтобы не смутить Эльзу секундным замешательством, и кивнул, давая понять, что с готовностью принимаю предложение. Прогулка по парку, который оказался гораздо больше, чем я предполагал, осмотр древнего дерева, героя фантазий Эмили, поездка в старый город и экскурсия по нему, обед в небольшом, но очень уютном ресторане с прекрасной кухней, заняли всю оставшуюся часть дня. Приближался вечер. За все время Эльза избегала серьезных тем, в полушутливом стиле рассказывала о забавных приключениях из их детства, где главной героиней непременно была Эмили, чередуя воспоминания с информацией о достопримечательностях города, история которого насчитывала десяток веков. Когда мы поднялись на вершину холма, солнце уже начинало садиться, подсвечивая облака всеми оттенками от палево-розового, до ярко красного и темно багрового на фоне серо-голубого неба и разыгрывая завораживающее представление с постоянно меняющейся палитрой красок. Мы долго стояли на небольшой площадке, откуда открывался красивый вид на нижний город и долину реки, и молча смотрели, как диск солнца скрывается за краем Земли. Живописная картина в предвечернем свете заката живо напомнила мне вид с холма рядом с колледжем. Я почувствовал, что стал еще ближе к Эмили, узнав секрет ее пристрастия к таким местам. Пора было возвращаться. По пути с горы Эльза покачнулась, как будто оступилась или у нее закружилась голова, и взяла меня под руку, она так и не отпускала ее, пока мы шли к машине.

По возвращении Эльза показала мою комнату и предложила встретиться через полчаса. Когда я спустился в гостиную, она, переодевшись в рваные по моде джинсы и изысканный белый свитер, мягко облегающий ее грудь, уже уютно устроилась в большом кресле у камина, поджав ноги и укрыв ступни пледом. Я расположился на небольшом диване напротив. Жестом показав на сервировочный столик с закусками и напитками, среди которых я заметил даже ведерко с шампанским, она предложила самому обслужить себя, извинившись, что прогулка сильно утомила ее. У нее самой в руке был бокал красного вина. Я не возражал и, хотя предпочитаю вино, после всех впечатлений сегодняшнего дня наполнил бокал щедрой порцией 18-летнего Каол Айла со льдом и сел в кресло напротив. Просмаковав первый глоток, я посмотрел на Эльзу и еще раз поразился насколько обманчиво было мое впечатление о ней, тогда в кафе у гостиницы: вместо холодной и неприступной я увидел сегодня живую, общительную и эмоциональную Эльзу. Я постарался встретиться с ней взглядом, но она задумчиво отвела глаза на пламя огня, явно готовясь к серьезному разговору. Наконец, она собралась с мыслями:
– Прежде всего, я хотела бы поблагодарить вас за этот незабываемый день, – несколько пафосно начала она. – Мне так не хватает моей сестренки, и провести время с близким ей человеком, искренне разделяющим мои чувства любви к ней, многое для меня значит. Ваша случайная встреча произвела на нее неизгладимое впечатление, но сразу поговорить о вас не удалось; когда я приехала на наше очередное свидание, врачи не разрешили мне встречу, сославшись на приказ руководства. Я написала гневное письмо и в ответ мне предложили компромисс: мне разрешат посещения, если я буду держать в секрете то, что узнаю от Эмили, то есть о побеге, и еще встречусь с вами, чтобы отговорить от поисков. Тогда я и узнала о вас и вашей встрече… мне кажется, что это вас я встретила на дороге к больнице сразу после поимки Эмили. Я согласилась, и при первом же свидании Эмили все рассказала и стала умолять найти вас. По понятным причинам я вначале скрывала, что виделась с вами и даже попыталась убедить, что никто не знает, кто вы, но со временем мне стало невыносимо тяжело видеть ее страдания, и пообещала разыскать вас. Вы бы видели, как преобразилось ее лицо! Она попросила лишь передать, что каждую минуту вспоминает вас и мечтает снова увидеть.

Эльза ответила на главный вопрос, который я не решался задать весь день: помнит ли Эмили обо мне и не забыла ли она о нашей встрече? Во всех действиях и поступках мне всегда казалось, что чувствую ее ответную поддержку как будто между нами существует незримая связь. Я с благодарностью посмотрел на Эльзу, но не произнес ни слова, понимая, что это было вступление, за которым последует нечто очень важное.

– Я знаю, что вы не прислушались к моей просьбе и продолжили собирать информацию о сестре. Не удивляйтесь, у меня остались связи в колледже, и я знаю о вашем визите туда. Признаюсь, вначале я была очень зла, но теперь вижу в этом знак. Я убеждена, что только с вашей помощью можно спасти Эмили. При первой встрече я скрыла правду, как она оказалась в больнице, и даже попыталась убедить, что в этом нет ничего особенного, лишь необходимость защитить ее спокойствие, но это не так. Она подозревается в убийстве и находится там на принудительном лечении.

После этих слов Эльзы мне уже не надо было скрывать, что мне это известно, оставалось изобразить потрясение и нежелание поверить в услышанное. Предстояло сыграть непростую роль лицемера, но в этом я видел и преимущество: возможность услышать что-то новое по сравнению с рассказом Доктора. Для этого я прибег к самому очевидному варианту поведения, наотрез отказавшись поверить в услышанное, и потребовал подробного описания, что случилось с Эмили после того, как она попала в клинику. Эльза не возражала и призналась, что Эмили не пыталась бежать оттуда, а была выписана по ее просьбе. До поездки в горы никаких расхождений с тем, что я уже знал, не было, и я с нетерпением ожидал подробностей трагического дня.

Роковое свидание.

– В тот день мы собирались поехать в город, - приступила к главной части Эльза и пояснила: - Мы любили готовить сами и два раза в неделю ездили в город на рынок. Неожиданно в последний момент Эмили отказалась, сославшись на головную боль. С полпути мне пришлось вернуться обратно из-за забытой сумочки, и я с удивлением обнаружила, что ее нет дома, а на столе лежала записка, что ей стало лучше, и она пошла немного прогуляться, а если не вернется до моего возвращения, чтобы я не волновалась. Ее намерение уйти из дома сразу после моего отъезда было настолько очевидным, что я тут же позвонила ей, но телефон был вне зоны доступа.

Легкий кашель и глоток вина поправить голос.
– Было только одно место, о котором я могла подумать –тропа по краю каньона недалеко от шале. Эмили была без ума от этого места и могла часами бродить там. Я в панике бросилась искать ее и нашла на одной из площадок, задумчиво глядящей на противоположный край каньона. К моему появлению отнеслась спокойно, а в ответ на расспросы, что случилось и как она оказалась здесь, безразлично ответила, что пришла побродить в одиночестве, не искать Якоба, как я, очевидно, подумала. По дороге домой она все время восхищалась громадами скал, освещенных лучами солнца, даже не пытаясь извиниться за свой обман. Ее неспособность быть серьезной и легкомысленное отношение к своим поступкам иногда пугали больше, чем навязчивые фантазии.

Настало время появиться трупу, - невольно подумал я. – Доктор описал последовательность событий предшествующих ему как приход полиции, вызов для дачи показаний, приезд адвокатов, допрос и обвинение. Посмотрим, какие подробности добавит Эльза.

– По возвращении домой, - не заставила ждать Эльза, - Эмили сразу пошла к себе, дав понять, что не собирается обсуждать свое поведение. Я не стала настаивать, посчитав, что это была одна из ее сумасбродных выходок. Через два дня после этого случая к нам пришел полицейский и спросил не были ли мы на тропе в тот злополучный день. Эмили была в своей комнате, и я подтвердила, что мы, действительно, гуляли там, а на вопрос, не видели ли мы там кого-нибудь еще, ответила отрицательно. Визит полицейского явно был неслучаен и вызвал у меня нехорошие предчувствия. Когда я рассказала об этом Эмили, она лишь беззаботно пожала плечами.

– Днем позже к нам опять пришли из полиции, на этот раз их было двое, и попросили задать несколько вопросов. Я уже поняла, что за этим кроется что-то серьезное, поэтому напрямик спросила: на каком основании. Ответ вызвал у меня ощущение, что мир рушится и нас с Эмили ждут ужасные перемены: «Мы проводим расследование обстоятельств гибели мужчины в районе каньона и надеемся, вы проясните нам некоторые моменты».

Эльза бросила взгляд на пустой бокал, и я тут же встал, чтобы пополнить его, а себе добавить виски. Небольшой глоток и скорбный вздох.
– Дальше я уже действовала чисто автоматически и заявила, что мы ответим на вопросы только в присутствии адвокатов, потребовав от Эмили не произносить ни слова. Полицейские приняли мои слова спокойно и попросили явиться на следующий день в полицейский участок для опроса в качестве свидетелей, предупредив никуда не уезжать. Когда они ушли, я поняла, что дальше откладывать объяснение нельзя. Со слезами я стала умолять Эмили хоть на минуту стать серьезной и рассказать, зачем она пошла на тропу. В конце концов, она призналась, что у нее была назначена встреча с мужчиной, с которым познакомилась в интернете. Мне она ничего не говорила из опасения, что я запрещу ей встречаться и мы поссоримся, чего ей очень не хотелось. Мужчина, по ее словам, так и не объявился и, прождав минут пятнадцать, она уже собиралась вернуться домой, когда увидела меня. «Почему ты решила, что погибший именно тот парень, с которым я договорилась встретиться? Клянусь, я никого не видела и не убивала», – сказала она и, рассмеявшись, обняла меня и поцеловала. Я напрасно попыталась объяснить, что все это очень серьезно и ее могут обвинить в его смерти, но она беззаботно отвечала, что ничего не нужно бояться, она просто расскажет все как было, и ей обязательно поверят.

Эльза промокнула салфеткой глаза.
– Я больше не стала тратить время - манера Эмили отвечать на вопросы делает саму их постановку нелепой, поэтому поставила в известность попечительский Совет, который отец создал для нее незадолго до смерти, и объяснила, что нам нужны адвокаты. Мне тут же перезвонили и сообщили, что они прибудут на следующий день. С ними мы явились в полицейский участок. Мой опрос был очень кратким, я рассказала, что пошла искать Эмили и, найдя ее, мы вернулись домой. Полицейские показали фотографию незнакомого мужчины, что я и подтвердила, а на вопрос, знала ли я о свидании Эмили, ответила отрицательно. Когда же мне предъявили браслет, пришлось признать, что он похож на браслет Эмили, но в тот день я его на ней не заметила.

– С Эмили все было по-другому. Она опознала погибшего на фотографии и сказала, что знает его по переписке, они договорились о встрече, но тот не пришел. Подозрения полиции не стоили бы и выеденного яйца, но Эмили опознала браслет, который трудно с спутать с другим, так как это была на заказ сделанная вещица. Он должен был находиться в ее шкатулке, но там, как показал обыск, его там не оказалось. «Кто-то украл его, сломал и выбросил», – беззаботно ответила она на вопрос, как такое могло случиться. Тело погибшего было найдено на дне каньона недалеко от места назначенной встречи, а рядом с ним был обнаружен этот злополучный браслет. Его машину нашли брошенной на стоянке недалеко от места убийства, что вызвало подозрение у полиции и привело к поискам водителя. Эмили отправили под домашний арест – самое мягкое, что смогли добиться адвокаты, - мотивировав тем, что на одежде погибшего были найдены следы борьбы и есть основания считать его смерть насильственной, а браслет, знакомство с погибшим и назначенная встреча с ним делали ее главной подозреваемой. Никаких других версий у полиции не было, – закончила рассказ Эльза.

– Никаких других версий? Но это не причина обвинять ее, – второй раз разыграть уже опробованный взрыв возмущения было проще. — Кто в здравом уме может предположить, что хрупкая девушка столкнула с обрыва взрослого мужчину, едва успев встретиться с ним? Полиция должна была предоставить суду доказательства присутствия Эмили на месте преступления, провести следственный эксперимент, доказать, что браслет был сорван с ее руки, поминутно восстановить ход событий. Разве этого не было сделано?

– Адвокаты по настоянию Совета пришли к досудебному соглашению, чтобы признать ее невменяемой и отправить на лечение, – сокрушенно ответила Эльза; судя по ответу, ответственным за это решение был Совет, но мне на секунду послышался в ее голосе оттенок ее собственной вины.

– Отправить на принудительное лечение, по существу, признав ее убийцей? – безжалостно давил я. — Но как вы смирились с этим? Это же ваша сестра! Почему никому не пришло в голову, что Эмили просто не способна совершить такой поступок? Какой смысл убивать человека, которого она ни разу не видела, в день их первой встречи?

Эльза привела те же аргументы, что и Доктор: странная гибель Якоба, психическая травма и лечение Эмили, опасение за ее здоровье из-за травли желтой прессой, если дело дойдет до суда; я выслушал их довольно холодно, спорить не стал, но показал, что меня они не устраивают.
– Кто-нибудь спросил мнение Эмили?

– Она хотела свидетельствовать в суде и считала, что стоит рассказать всю правду, и любой судья оправдает ее. Убедить ее, что правда не всегда сразу берет верх, было невозможно, но врачам все-таки удалось уговорить ее лечь в больницу. Полагаю, что своими мозгоправными подходами внушили ей, что публичность во время процесса отпугнет Якоба. Подленько, да… но сработало. Якоб оставался центром ее внутреннего мира, куда она никого не желала допускать. Я увиделась с ней, когда она уже оказалась в больнице - после моих настойчивых просьб Совет добился разрешения посещать ее. На свиданиях я рыдала, а она старалась утешить меня, но я видела, что больницу она считает заключением и наказанием за то, что не может забыть Якоба.

Найденное неизвестное.

После этих горьких слов наступило тягостное молчание. Я не стал больше терзать Эльзу - надо было двигаться дальше:
– Мне нужно время, чтобы свыкнуться с этой страшной новостью, но есть вопрос, который вы обошли вниманием: кто тот мужчина, с которым познакомилась Эмили, что известно о нем? Не поможет ли это найти настоящего убийцу?

– Вы опередили меня, я как раз собиралась рассказать о нем, — заметно оживилась Эльза, увидев, что с тяжелым для нее вопросом закончено. — Выяснилось, что он, как только Эмили вышла из клиники, стал настойчиво искать знакомство с ней в интернете, втерся в доверие и уговаривал встретиться. Спросите: зачем он все это делал? Вы знаете, что еще адвокаты узнали про него? Это был очень плохой человек, развратник, альфонс, живший за счет женщин. Знакомился с ними, соблазнял, используя свою внешность и хорошо подвешенный язык, вытягивал из них деньги, а когда прибирал их все к рукам, искал новую жертву. Иногда я малодушно утешаю себя тем, что может даже хорошо, что Эмили не встретилась с ним, хотя и с такими ужасными последствиями. Он бы точно запудрил ее бедную головку. К чему я веду речь: у него могли быть враги и много врагов, желавших отомстить ему.

– Получается, – не стал торопить события я, – что он не случайно выбрал Эмили, раз так настойчиво подбирался к ней, но почему? Она совсем не походит на обычных жертв такого рода авантюристов.

Отпив вина и с изяществом кошки сменив положение в кресле, Эльза, тщательно подбирая слова и сменив тон голоса на интригующий, объяснила:
– Когда-то это был очень способный, подающий большие надежды адвокат, но потом он оставил карьеру, скорее, его заставили оставить из-за неэтичного поведения в отношении клиентов. Наверное, спал с ними или шантажировал, или все вместе. Адвокатом он быть уже не мог, а жить красиво любил, вот и начал охоту на женщин и стал жить за их счет. Эмили же он выбрал из-за ее денег, то есть наследства. Попробуйте догадаться, откуда он узнал про него?

В ответ я только недоуменно пожал плечами, гадая, как такое могло произойти. Видя мое замешательство, Эльза снисходительно объяснила:
– Когда-то он работал в одной престижной адвокатской фирме, где тайно скопировал конфиденциальную информацию о клиентах. Ей он и пользовался, весьма осторожно и искусно, при выборе своих жертв. Понятно, что фирма делала все, чтобы купировать его действия и привлечь к ответу, но поймать с поличным не удавалось.

– Вы хотите сказать, что он работал в фирме, которая составляла завещание вашего отца, и знал, насколько Эмили богата, а познакомился с ней, чтобы получить доступ к ее деньгам?

– Так и есть. Отец оставил почти все состояние, а оно было немалое, Эмили, но сейчас его контролирует Совет, о котором я уже говорила. Согласно завещанию, Эмили сможет распоряжаться наследством при выполнении неких условий. Они конфиденциальны, но можно предположить, учитывая интерес этого негодяя к Эмили, что одним из них было замужество. Все его поступки легко вписываются в эту картину.

Слова Эльзы неожиданно перегрупповали разрозненные воспоминания и образы в новые логические цепочки. Пользуясь ее готовностью обсуждать эту тему, я, стараясь не вызвать подозрений, спросил:
– А вы не могли бы назвать имя этого проходимца?

Эльза, желая подтвердить правдивость сказанного, не задумываясь ответила:
– Некий Марк Феглер, но вряд ли вы его знаете.

Осталось задать еще один вопрос и, если моя догадка верна, точки соединятся в законченный рисунок:
– Скажите, а фирма, в которой когда-то работал этот Марк, случайно, не «Клаус и Фишер»?

Теперь настала очередь Эльзы удивленно посмотреть на меня, после чего недоумевающе промолвила:
– Откуда вы знаете? Его связь с этой фирмой тщательно скрывается. Впрочем, я уже давно перестала удивляться вашим способностям.

Вот еще один пример того, как удобно быть никому не известным страховым агентом, –подумал я, и старясь выглядеть невозмутимым, многозначительно произнес:
- Я не чужой человек в этих кругах и кое-что слышал краем уха, - и тут же попытался уйти от опасной темы: - Полагаю, дойди дело до суда, связь между Марком и фирмой не могла не выплыть наружу, что сказалось бы на репутации «Клаус и Фишер».

– Вы правы, –иронично усмехнулась Эльза, – вот вам еще один повод упрятать Эмили подальше.

Мысленно я поаплодировал себе. Между прочим задав естественный вопрос о имени погибшего, я не только выяснил, что он и был тем самым Марком, который интересовался у Марты о Эмили, рассчитывая выяснить, куда ее перевели из больницы колледжа, но и где искать завещание. Оставался вопрос о браслете. Доступ к нему был у обеих сестер, но Эмили исключается, да и Эльза тоже. Она не могла его подбросить: у нее есть алиби, да и какая ей выгода подставлять сестру? Если она рассчитывала на часть состояния, то обвинение Эмили в убийстве только отдаляло ее от цели: принудительное лечение, как и тюремный срок, исключают возможность вступить в права наследования. Остается предположить, что здесь замешан кто-то еще. Все эти размышления заняли лишь несколько секунд, но не остались незамеченными. Эльза, в который раз словно прочитала мои мысли и вывела из состояния напряженных раздумий:
– Вы думаете о браслете. Я тоже о нем постоянно думаю и пришла к невероятному, но единственно возможному выводу: убийца, желая отомстить Марку за какие-то прошлые дела, долго и тщательно готовил преступление и знал о всех его планах. Возможно, Марк сам проболтался, а скорее всего преступник каким-то образом следил за его перепиской. Выбрав момент, когда нас с Эмили не было дома, он проник в шале и украл браслет. Проследив за Марком, он столкнул его в каньон и подбросил улику. Его план был идеален, полиция не могла не заподозрить Эмили в убийстве.

Версия Эльзы была скорее фантастична, чем невероятна. Тем не менее, она не шла вразрез с моим ходом мыслей, поэтому я сделал вид, что принял ее всерьез:
– Хотите сказать, что для оправдания Эмили нужно искать убийцу среди врагов Марка? Но полиция закрыла дело и расследование прекращено.

– Не совсем, - возразила она, - Совет неофициально нанял частных детективов – это все, что я знаю, и мне ничего не известно, как у них продвигаются дела. Боюсь, очень медленно - ни о никаких существенных результатах пока не слышно. Поэтому нужно действовать решительно, и у меня есть идея, как вызволить Эмили из больницы до того, как, не исключено, пройдут годы в поисках доказательств ее невиновности…

Эльза привстала с кресла, ее бокал был почти пуст, и я вновь поспешил наполнить его. Она смущенно улыбнулась и подошла к камину, став к нему лицом. Я любовался нечеткими контурами ее фигуры в свете танцующего пламени и живо представил на ее месте Эмили. Сестры были как две роли одной талантливой актрисы. Заинтригованный ее словами, я ждал, когда она соберется с мыслями, и не торопил. Молчание затягивалось. Наконец, она отошла от камина и села слева от меня на диван, держа бокал в левой руке. Я непроизвольно отметил, что, будучи правшой, ей иногда удобнее пользоваться левой рукой.

Эльза положила правую руку мне на колено - в жесте не было фамильярности или кокетства, скорее просьба о понимании и сочувствии, - а затем посмотрела на меня бездонными глазами, с расширенными в полумраке комнаты зрачками:
– Алекс, – нерешительно начала она, – ведь вы хотите встретиться с Эмили?

Не дожидаясь ответа, она продолжила:
– После ее побега, право не знаю как ей удалось устроить это, руководство больницы приняло серьезные меры предосторожности: часть персонала уволили, изменили правила содержания, мне теперь не так часто удается видеться с сестренкой, наша переписка тщательно проверяется, в ее комнату поставили видеокамеры, а в холле постоянно дежурят охранники.

Эльза еще ближе придвинулась ко мне, я уже чувствовал ее дыхание и дурманящий аромат духов; в ее словах появились нотки отчаяния:
– Хуже всего, что Совет разочарован руководством больницы и хочет перевести ее в другое место. Условия содержания там намного строже, почти как в тюрьме. Дата перевода пока неизвестна, идут согласования, но это может случиться очень скоро, в любой момент. Эмили придется привыкать к новому месту и врачам. Неизвестно, как это скажется на ее состоянии. Свидания будут строго контролироваться или даже полностью запрещены. Боюсь, что ваша связь через меня станет невозможной.

Голова Эльзы поникла, плечи заострились, она вся сжалась, как будто ее обдало холодным воздухом.


Они же сестры.

В том, что произошло дальше, была только моя вина, я хотел успокоить ее, дружески коснуться плеча, но Эльза неожиданно вскинула голову и подалась навстречу, как будто хотела еще что-то сказать. Наши движения встретились, бокал в ее руке качнулся, вино опасно приблизилось к краю и брызгами выплеснулось на белый свитер, растекшись красными пятнами. Эльза вскрикнула и, отставив бокал, бросилась в соседнюю с комнатой кухню, на ходу снимая свитер. Чувствуя себя виноватым, я последовал за ней в надежде хоть как-то утешить и помочь. Эльза стояла у раковины, обильно посыпая пятна на свитере чем-то белым, похожим на мокрую соль. Ее плечи дрожали, сквозь слезы слышались неприличные проклятия, которые я готов был принять на свой счет. Ее эмоции были естественными, а движения стремительными, именно так бы вела себя и Эмили, только она бы не плакала, а беззаботно смеялась. Наконец, закончив с пятнами, Эльза взглянула на меня:
— Это был мой самый любимый свитер, подарок Эмили, а я его испортила, теперь он как будто в крови, – явно не контролируя себя, сквозь слезы шептала она.

На Эльзе остался лишь легкий топ, сильно намокший от брызг воды, мокрая ткань местами прилипла к ее груди, подчеркивая ее гладкость и совершенство. Моими чувствами были лишь сострадание и раскаяние, я взял ее за плечи и попробовал обнять, чтобы утешить, а затем, когда она со всей страстью прижалась ко мне, полностью потерял контроль. Я уже не обладал собой, что-то внутри было сильнее меня. Как мы оказались в спальне - не буду описывать, скажу только, что когда наши тела наконец разъединились, Эльза гладила меня и шептала на ухо, что мы должны спасти Эмили, похитив ее во время переезда из одной больницы в другую. Она потребует сопровождать сестру и будет вместе с ней в санитарной машине, которую я должен буду заблокировать, после чего она, угрожая охранникам, выведет Эмили, и мы все вместе уедем туда, где нас никто не сможет найти. Я согласился и даже поклялся. К моему стремлению любыми средствами помочь Эмили прибавилось еще и чувство раскаяния за происшедшее и желание искупить измену.

В первые же секунды пробуждения на следующее утро ко мне возвратилась память о минувшей ночи, сначала как морок, потом как необратимо свершившееся. Эльзы не было в комнате, но оставался запах ее наркотических - теперь я нашел им определение - духов. Я спустился вниз, сгорая от стыда и от неловкости не зная, как себя вести и что сказать. Будь это обыкновенная интрижка, какие иногда случались со мной в деловых поездках – два незнакомых человека встретились взглядами в баре и провели ночь в хранящем не одну такую тайну номере отеля, - у меня был бы самодовольный вид победителя. Но сейчас… Эльза чутко уловила мое состояние и со смущенной улыбкой, скромно опустив глаза, дала понять, что случившееся между нами было лишь внезапной вспышкой страсти, о которой нам лучше всего будет забыть. «Помни о Эмили, она ждет тебя», — это все, что она сказала при прощании. Я хотел попросить передать ей привет, но у меня не повернулся язык. По дороге домой я никак не мог собраться с мыслями и думал только о том, что случилось, время от времени испытывая приступы угрызения совести, бросавшие меня то в жар, то в холодный пот, и от которых мне хотелось вслух ругать себя последними словами. Придется свыкнуться с мыслью, что я изменил Эмили с ее сестрой, утешая себя лишь тем, что обязательно искуплю вину, и оправдывая себя по детски наивной (будто это не было связанно с сексом) отговоркой: в конце концов, они же сестры.

Дома я тут же открыл первую попавшуюся в винном кабинете бутылку и сделал пару больших глотков, даже не оценив вкуса и аромата Шато Глория Сен-Жюльен. Нужно было как-то ударить по мозгам и притупить чувства, чтобы прийти в себя. Солнце было еще довольно высоко, и я тупо смотрел в окно, вымотанный виски, сексом и бессонной ночью, постепенно осознавая, что уже перешел черту и назад пути нет. Развитие событий становится неконтролируемым и необратимым, как лавина, начавшаяся с едва различимого шума в отрогах гор и безобидных языков сползающего по склонам снега, неумолимо перерастает в ужасающий, резонирующий во всем теле гул и зловеще ускоряющиеся снежные поля размером с пол горы, которые, перемешавшись с камнями и вековыми деревьями, через несколько мгновений обрушатся вниз, сметая все на своем пути.

Сбросив все сообщения и звонки и отключив телефон, я безвольно сидел, стараясь собраться с мыслями. Итак, я, не на секунду не сомневаясь, согласился участвовать в побеге Эмили, но разве ты сам не этого хочешь? – урезонивал я себя. – Эмили невиновна, а все доказательства обязательно появятся, когда восторжествует правда. Главная задача на данный момент – вызволить ее из этой кошмарной истории.

Вино немного успокоило, сняв излишнюю нервозность, и я уже почти трезво оценивал ситуацию. Главная цель была ясна, а вот ее достижение вызывало большие сомнения. План Эльзы выглядел авантюрным, если не считать безрассудным, а я согласился с ним, не обговорив никаких условий и возможности повлиять на его ход. Теперь все в ее руках, мне же остается довериться и выполнять приказы, а по сути - стать марионеткой. Если у нее есть сообщники, что нельзя исключать, то они будут все знать о моих шагах, а я о их ничего. После побега Эльза обещала «уехать туда, где нас никто не сможет найти». Звучит довольно неопределенно и создает идеальную ситуацию, чтобы избавиться от меня, когда окажусь не нужен, подставив меня полиции и сняв с себя все подозрения.

Я снова наполнил бокал, и мысли переключились на Марка. Теперь понятно, почему сотрудники фирмы делают вид, что никогда не слышали о нем. Как бы то ни было, благодаря ему я узнал, где искать завещание с ответами на многие вопросы. Доступ к делам клиентов фирмы строжайше контролируется - не удивлюсь, что дополнительные меры безопасности были приняты после случая с ним - но я не сомневался, что мне удастся добраться до него, пусть даже ценой разоблачения и увольнения. Мысль о возможных наказаниях вызвала лишь саркастическую усмешку. Второй бокал подходил к концу, и мой мозг вступил в фазу, когда отсутствие трезвого мышления компенсировалось полетом фантазии и пониженным барьером к самокритике. Мне пришла в голову мысль, которая показалось довольно забавной — встречаясь то с Эльзой, то с Доктором, я получал от каждого из них новую информацию, которую использовал затем в своих поисках и как предлог для очередной встречи. Как будто перепрыгивая с камня на камень в бурном потоке, все дальше удаляясь от берега и приближаясь к противоположному, главное, не поскользнуться, – с ухмылкой подумал я. – Хорошо, что между Доктором и Эльзой не сложились отношения, и они вряд ли делятся новостями обо мне. Полезным результатом полета фантазий стал вывод, что следующей на очереди должна стать встреча с Доктором, но для этого надо подготовиться и выполнить что-то вроде домашнего задания. Бутылка была пуста, я положил голову на стол, чтобы немного отдохнуть, а затем уже решить, как похитить Эмили, встретиться с Доктором, выкрасть завещание и обхитрить Эльзу с ее планом.


Тайна Отто.

В понедельник, на следующий день после поездки к Эльзе я на нашем еженедельном совещании, на этот раз в уютной кофейне, доложил шефу о результатах командировки по делу Курца. Всю прошлую неделю я провел за анализом разведанных в окрестностях пепелища Отто следов и в поисках новых фактов, а их накопилось достаточно.

- Шеф, я понимаю, какая мысль не дает вам покоя, - сразу приступил я к сути дела. - Что такое Отто прятал в секретной половине замка? Очевидно, что-то ценное для него, но о чем никто не должен был знать. Чтобы разобраться, давайте восстановим хронологию событий и постараемся понять логику его поступков. Старик, который никогда никого не допускал в свой дом, в какой-то момент смиряется с тем, что ему не обойтись без надежного помощника. Для начала он перестраивает часть замка, чтобы оградить ее от посторонних, затем проверяет с десяток кандидатов, пока, наконец, не находит Майю – скромную девушку, далеко не красавицу, ведущую замкнутый образ жизни без родных и близких ей людей в чужой стране. Он доверяет ей уход за домом и собой, а чтобы она осталась с ним до конца его дней, назначает ей приличное жалование и заботится о ее эмигрантской визе. В какой-то момент он воспользовался услугами вашей фирмы, чтобы составить завещание в пользу Майи, и добавил требование сжечь замок после смерти наследницы. Можно предположить, что он привязался к ней и не хотел бросать ее на произвол судьбы, возможно, хотел чтобы то, что он скрывал, пережило его какое-то время. Чтобы быть уверенным, что никто, включая саму Майю, не сможет попасть в запретную часть, он после написания завещания устанавливает там сигнализацию и добавляет условие, что любая попытка проникновения означает немедленное исполнение его главного требования. Пока все логично?

- Так оно и есть, - подтвердил шеф, - он обратился к нам примерно за год до своей смерти, включив в него служанку и дав ей пожизненное право жить в замке в качестве благодарности за ее труды. Остальную часть замка он потребовал держать под постоянной охраной с выводом сигнализации в полицию и в фирму. Любая попытка ее взлома означала немедленное уничтожение замка. Мы тогда попытались узнать, чем вызвано его желание все сжечь, и Курц объяснил, что не хочет, чтобы дорогие ему личные вещи и архивы достались посторонним или были выброшены на свалку. Прямых наследников у него не было, поэтому он решил забрать все свои реликвии в иной мир, но ради Майи дал им возможность еще немного побыть в качестве материального воплощения его духа после смерти. Старческие причуды, но больше ничего добиться от него не удалось.

- Пусть так, вернемся к фактам: перестройкой замка занимался некто Збиг Пачински, - перешел я от вводной части к отчету о поездке, - пьянчужка-мизантроп, у которого в свободное от работы время в мыслях есть только одно желание: сесть на крыльцо своей хибары с бутылкой шнапса в руке, в чем мне лично удалось убедиться. Курц поручил ему заделать в одном крыле замка наружные двери, поставить железные решетки на все окна и установить стенные шкафы. В качестве благодарности, что Збигу вместо шнапса довелось отведать дорогой коньяк, он поведал мне, что работа была довольно сложной, и Курц не отходил от него ни на шаг, но оплата оказалась более чем щедрой, и он всегда поминает старика, когда ему удается добраться до церкви. На вопрос, не заметил ли он чего-то необычного, Збиг лишь припомнил, что работать пришлось во всех комнатах, заваленных каким-то барахлом и рухлядью, кроме одной - с массивной дверью и запертой на ключ, куда ему не разрешено было входить.

- Видимо, там и находилась его тайна, - предположил шеф, - так что же это могло быть?

- Подождите, это еще не все. Мне удалось поговорить с бессменным садовником Курца по имени Ганс Маннинг, довольно хитрым мужичонкой, но мне все же удалось разговорить его. Ключиком была его ревность к Майе, которая, по его мнению, подчинила себе Отто, заставив забыть все доброе, что он сделал для старика. Как-то раз, ухаживая за газоном, он наметанным глазом заметил, что некто ночью ходил с черного входа через сад к ближайшей лесополосе, о чем немедленно доложил Отто, чтобы показать свою бдительность и вернуть его расположение. Старик устроил очную ставку, на которой Майя не стала ничего отрицать и спокойно объяснила, что следы принадлежат ей, по вечерам перед сном она совершает прогулки к ближайшему лесу, это помогает ей уснуть после работы по дому, но если это запрещено, она больше не будет так поступать. Отто к разочарованию Ганса полностью встал на ее сторону и сильно разозлился на него, сказав чтоб тот занимался своими делами, а не плел интриги, суть которых ему очевидна. Ганс с тех пор зарекся говорить с Курцем по поводу Майи, да и следы почти перестали появляться.

Шеф нетерпеливо заерзал на стуле в предчувствии неожиданного поворота и не ошибся. После специально затянутой паузы я начал подводить его к версии, которую придумал с целью, чтобы шеф согласился на одну мою просьбу:
- Я считаю, что Отто Курц владел коллекцией картин, которые украл во время войны. Не имея возможности выставлять их напоказ, он тайно хранил их, не впуская никого в замок, но когда пришлось нанимать прислугу, перестроил перед этим часть замка, упрятав в ней коллекцию. Я уверен, что он был членом клуба черных коллекционеров краденных произведений искусства, о котором мы знаем по тому самому делу о наследстве картин, и через него сколотил приличное состояние на продаже нескольких из них. Для себя он решил уничтожить коллекцию сразу после своей смерти, договорившись с руководством местной общины, чтобы не оставить о себе плохую память, а скорее всего из чувства эгоизма и собственничества. Так бы и произошло, если бы не Майя, которая стала для него единственным близким человеком и кому он, насколько это возможно для подозрительного старика, доверял. Курц, видимо, решил не лишать ее единственного жилища, куда она вложила столько труда, а скорее хотел купить ее преданность перспективой стать владелицей собственного замка. Именно тогда он и решил переписать завещание в ее пользу, при этом поставив для надежности сигнализацию, раз после смерти он не сможет следить за коллекцией.

- Доказательства? – Неожиданно строго прервал меня шеф.

- Пожалуйста, - с готовностью ответил я, - из заключения экспертизы следовало, что пожар достиг наибольшей температуры в той самой тайной комнате, о которой упоминал Збиг. О том как высока была она, есть упоминание, что часть металлических конструкций была оплавлена. Я отметил это, а затем из своих источников узнал, что такое могло произойти, если в комнате хранилось горючее вещество с высокой температурой плавления, скорее всего ацетон, но самое интересное, что там же обнаружилось – о чем мне по секрету поведал Микаэль - нечто похожее на останки рам для картин. Кстати, в отчет это не попало – пожар был признан несчастным случаем и о дальнейшем расследовании речь не шла.

- Отличная работа, Алекс, теперь у нас есть след. Мы покопаемся в прошлом Курца, выясним, что он делал во время войны, как приобрел картины, проконсультируемся с твоим художниками-экспертами о возможных связях и все, что найдем, передадим в полицию с условием, что имя фирмы не будет упомянуто. Так мы обезопасим себя от неожиданных сюрпризов ее величества Правды.

- А что если предположить, что картины Курца целы и невредимы? – не обратив внимания на его похвалу, выложил я главную заготовку.

Шеф посмотрел на меня в полном замешательстве, приоткрыв рот и часто моргая; я даже не ожидал такого эффекта от своих слов.
- Я обследовал лесополосу, о которой говорил Ганс и куда любила прогуливаться Майя. На другой стороне от нее проходит проселочная дорога, ведущая к соседней деревне. Местный полицейский после звонка Микаэла с готовностью согласился поговорить со мной, и на вопрос о каких-нибудь необычных случаях, происшедших поблизости замка за последние несколько лет, он вспомнил, что как-то раз отловил деревенских мальчишек, которые пытались залезть в оставленную на проселке машину. Полицейский хотел поговорить с ее хозяином, но она под утро исчезла, тем не менее ее номер он на всякий случай записал.

— Это, конечно, интересно, но какая связь между машиной, Курцем, Майей, картинами и пожаром?

- Я выяснил имя водителя - Филипп Кастанье, совершенно неожиданно оказавшимся преподавателем колледжа, где когда-то училась Майя.

- Хорошо, готов допустить, что учитель приезжал к Майе, но не улавливаю связи, причем здесь картины и пожар?

- Дальше только моя интуиция, забудьте, что я скажу, если идея покажется вам нелепой. Я полагаю, что Майя была влюблена в Филиппа, но по понятным причинам он не отвечал ей взаимностью. После окончания колледжа и переезда на службу к Отто, ее не оставляли мысли о нем. Освоившись с порядками в доме и привычками хозяина, она, будучи хозяйкой не упускающей никаких мелочей, решила узнать тайну закрытой части замка. Пользуясь врожденным хладнокровием и бесстрашием то ли инков, то ли индейцев Амазонки, она делает копию ключей и обслужив Отто перед сном стаканом молока с парой таблеток снотворного, проникает туда. Увидев старинные картины, у нее тут же созревает план, как привлечь внимание Филиппа. Она связывается с ним и рассказывает о находке. Бывший учитель, заинтригованный загадочной коллекцией в старом замке, тайно приезжает к ней, чтобы лично убедиться, что это не выдумка влюбленной женщины. То, что он увидел, приводит его в состояние близкое к безумию - за прочной дверью в комнате без окон находятся шедевры, считающиеся навсегда утерянными во время последней войны.

- Очевидно, что ему приходит в голову выкрасть их, - опередил меня шеф - его проницательность и способность подхватить чужую мысль, чтобы выдать за свою, всегда удивляли меня, - но Отто, несомненно, часто проверял свое сокровище, а затем вообще поставил комнату на сигнализацию. Как же учителю удалось завладеть ими так, что это осталось незамеченным?

Видя, что шеф не отверг с ходу мою версию, а, напротив, заинтересовался ей, я, придав своему голосу как можно больше скромности, добавил к резюме учителя один из главных его талантов:
- Я забыл сказать, что Филипп в колледже, где училась Майя, преподавал курс европейского искусства. Кстати, он довольно известный реставратор и мастер репродукции.

Шеф, как-то по-особому прищурившись, посмотрел на меня, и сделал вывод:
- Когда бедный Отто ставил комнату на сигнализацию, там уже висели копии картин - полуслепой старик так ничего и не понял.

В этот раз я безо всякой иронии мысленно восхитился его проницательностью и продолжил игру, кто придумает самый неожиданный сюжет:
— Я думаю, Кастанье сразу же пришла в голову идея украсть картины, для этого он сначала сфотографировал их, объяснив Майе, что это необходимо для доказательства существования утраченных шедевров, а затем в своей студии изготовил копии. После этого ему оставалось лишь убедить Майю, что на вид они ничем не отличаются от оригиналов и чтобы спасти раритеты, их нужно подменить. Убедить было несложно: бутыли с ацетоном и местные слухи однозначно намекали, что безумный старик хочет сжечь их. Чтобы не потерять возлюбленного, ей пришлось пойти на риск. Расчет оказался верным - старик ничего не заметил. О подмене знали только Филипп и Майя. В их планы не входило разоблачать Курца при его жизни: для Майи это означало потерю работы, любовника и неопределенное будущее, а Филипп хотел оставить коллекцию себе. В случае неожиданной смерти Отто он рассчитывал как-нибудь выкрутиться, пообещав ей долю от продажи картин. Проблема возникла, когда Курц составил завещание в пользу Майи: она становилась пожизненной наследницей состояния Курца, включая и подмененную коллекцию. Чем не козырный туз, чтобы привязать к себе художника, шантажирую тем, что в любой момент может доказать, что именно он присвоил себе подлинники.

- Ты прав насчет Майи, у нее были основания для этого, - перехватил инициативу шеф, - при составлении завещания мы добавили условие, что последнее желание Курца теряет силу, если оно станет препятствием для расследования уголовного преступления. У Кастанье оставался единственный выход из трудного положения – сначала «помочь» Отто упасть с лестницы, когда Майи не было дома, обеспечив ей алиби и «подарив» замок в наследство, а затем избавиться и от нее, и от лже-коллекции, устроив пожар.

Теперь я смотрел на шефа, хлопая глазами, удивляясь с какой легкостью он пришел к столь радикальному выводу. Шеф одарил меня взглядом, умудренным жизненным опытом, и закончил совещание словами:
- Всегда надо исходить из самого худшего варианта, только так можно избежать неприятностей. А ты молодец, Алекс, как всегда отлично справился с заданием. Теперь этим делом займутся другие, ты и так достаточно «засветился». Тебе же поручаю пойти в архив – я дам распоряжение о допуске -и просмотреть все дела, связанные с черными коллекционерами и наследством краденных произведений искусств. Вдруг ты со своей интуицией найдешь еще какие-то зацепки.

Попрощавшись с шефом, я с удивлением осознал, что мой план сработал, причем безо всяких намеков с моей стороны: я получил доступ в архив, что возможно только по его личному распоряжению.


Завещание.

Для посещения архива предстояло выбрать правильный момент. Дело в том, что его хранитель по правилам, заведенным, как я полагаю, после случая с Марком, обязан был регулярно подавать шефу список всех выданных дел. Как часто и когда, мне было неизвестно. Завещание Бернардо никак не попадало в категорию краденных картин, поэтому шеф, обнаружив, что я заинтересовался им, тут же, следуя своему правилу «исходить из самого худшего варианта», заподозрит меня в интересе к наследству Эмили. После фиаско, которое он потерпел из-за предательства Марка, любое внимание к завещанию будет для него как красная тряпка для быка. Никакие оправдания, как и мои прошлые заслуги и его вполне уважительное отношение ко мне, не помогут, когда речь идет о репутации фирмы.

В кофейне шеф угостил меня лишь двумя чашечками кофе. Наступало время ланча, и по дороге в офис я решил перекусить (наконец-то стал возвращаться аппетит) в кафе, популярном среди сотрудников фирмы. Как только я вошел, меня тут же узнали и предложили присоединиться к ним, с чем я с готовностью согласился. В компании было человек двенадцать; молодежь делилась сплетнями о прошедших выходных: кто напился за гранью приличий, у кого с кем завязалась интрижка, в общем - обычный треп. Семейные и более серьезные сотрудники говорили о гольфе, яхтах и поездках на уикенд на курорты. Я получил два-три недвусмысленных взгляда - признаюсь, все от молодых женщин, - в нетерпении узнать о моих похождениях, но в ответ лишь вежливо улыбнулся. Рассказывать, что я делал в уикенд, не было ни малейшего желания. Представляю, как они смотрели бы на меня с отвисшими челюстями, забыв о своих непрожеванных гамбургерах, услышав, что я провел выходные в старинном особняке, занимаясь сексом с сестрой своей возлюбленной, которую пытаюсь выкрасть из психиатрической больницы, где она находится на принудительном лечении за убийство. От этой мысли я чуть не поперхнулся салатом.

Оставленный без внимания, я прислушивался к разговорам соседей, один из которых меня заинтересовал. Две молодые женщины справа от меня неожиданно перешли на шепот, но я все же мог поймать обрывки их беседы на фоне общей болтовни. Одна из них сказала: «Ты помнишь Марка? Ну того, который раньше работал у нас, а потом его «ушли»? Он еще пытался замутить с тобой…». Ее подруга, видимо, утвердительно кивнула, поэтому первая продолжила: «Так вот, он разбился насмерть, упал со скалы. Ходят слухи, что его убили, и в этом замешана какая-то женщина». «Какой ужас! Но, я почему-то не удивлена…», — отвечала вторая. Для меня это означало одно: гибель Марка, несмотря на медийный «карантин», уже не тайна. Если журналисты начнут выяснять, что за женщина замешана в этом, у Совета в дополнение к побегу появится еще одна причина «обезопасить» ее, упрятав в какое-нибудь еще более скрытное место, которое не только я, но и журналисты не смогут вычислить. Звонок Эльзы о предстоящем похищении становится уже не отдаленной возможностью, а неизбежной реальностью. Времени не остается - действовать нужно прямо сейчас.

Острота ситуации положила конец сомнениям. Сразу же после ланча я вернулся в офис и немедленно принялся за работу, и на следующий день с самого утра был в архиве. Хранитель проверил мое удостоверение, сверил с базой допуска, и, получив составленный мной список, выдал целую стопку папок под расписку. После чего забрал мой телефон и проводил в читальный зал, каждый уголок которого для надежности просматривался видеокамерами. Где-то в середине стопки лежало завещание отца Эмили. В целом оно было похоже на миллионы других, какие ушлые юристы и нотариусы пишут как под копирку, используя придуманный ими язык и страницами обговаривая самые немыслимые ситуации, чтобы затем выставить несуразные счета клиентам. В переводе с юридического на понятный всем завещание Бернардо укладывалось в несколько строк: Эмили автоматически вступает в права наследования при выполнении, по крайней мере, одного из следующих условий: 1) окончание колледжа, 2) замужество и достижение возраста 21 года или 3) достижение возраста 24 лет. Наследство не может быть получено в случае возбуждения уголовного дела против нее или недееспособности. В случае ее смерти до вступления в права наследования все средства переходят в благотворительный фонд.

Завещание объясняло поведение Марка: он начал обольщать Эмили, когда ей исполнилось двадцать лет, рассчитывая за год покорить ее сердце. Что же касается Эльзы, то ее вполне устраивало и окончание колледжа, и замужество с Якобом. Если бы Эмили вышла за Якоба, это никак не могло повлиять на отношения сестер - Якоб сидел бы у себя в кабинете, сочиняя стихи и эссе, и не вмешивался в их дела. Оставалось подождать чуть более двух лет и Эльза через Эмили могла бы получить куда больше чем жалкое ежемесячное пособие, но гибель Якоба смешала все планы - доступ к состоянию откладывался по крайней мере еще на три года и то, если восстановится здоровье сестры. Понятно, почему Эльза настаивала на выписке Эмили из клиники - она могла все время быть рядом и контролировать ее, но тут появился Марк. Как Эльза с ее проницательностью проглядела такую опасность и не увидела, что сестра тайно с кем-то общается? А что, если она знала о связи и была в курсе их планов еще до свидания? Тогда у нее был и мотив, и возможность убрать наглеца, что вводит ее в круг подозреваемых. Однако, эта версия опять упирается в то же самое противоречие: если она и была соучастницей, то чего она добилась? Надежды на получение доли наследства пусть отдаленные, но вполне реальные стали почти призрачными.

После прочтения, а по существу незаконного доступа к секретным документам, начался обратный отсчет времени. В конце месяца, на следующей неделе или даже завтра хранитель пришлет шефу список тех, кто воспользовался архивом и какие дела были запрошены. Шеф тут же уволит меня, но это неважно, лишь немного досаждала потеря доступа к поисковикам и базам данных. А вот то, что в любой момент может позвонить Эльза и назвать дату похищения, дамокловым мечом висело надо мной. Тянуть больше нельзя, я выполнил домашнее задание и теперь настало время встретиться с Доктором. На мой звонок никто не ответил, пришлось оставить сообщение с просьбой незамедлительно встретиться для обсуждения важных вопросов. Через полчаса мне перезвонил телохранитель Доктора и сообщил, что сегодня и завтра он занят, но после готов принять меня в любое удобное время. Если честно, я рассчитывал на ближайшие выходные, но услышав «в любое удобное время», неожиданно для себя предложил приехать уже в четверг. Сейчас, когда события уже не поджидают меня, а сами неумолимо несутся навстречу, каждый день имеет значение. Телохранитель пообещал перезвонить и через пять минут подтвердил дату, встреча была назначена, как и в первый раз, в особняке Доктора. Похоже, что я снова поймал ритм событий и контроль над ними.

Когда я отправился в путь, стал накрапывать мелкий дождь, совсем небольшой, но достаточный, чтобы смешавшись с пылью на дороге превратить ее в тонкой слой грязи. Пока вода полностью не смоет ее, приходилось ехать с особой осторожностью на крутых поворотах (почти серпантин), которыми изобиловал этот участок трасы. Но осторожничать в разговоре с Доктором я не собирался. Сюрпризом для него будет моя новая встреча с Эльзой, а козырной картой - Марк Феглер и его интерес к наследству Эмили, что – я уверен в этом - и послужило мотивом убийства. Несомненно, он и так это знает, поэтому разговор будет прямым, и на этот раз ему придется рассказать о его расследовании. Уже подъезжая к усадьбе, я задался вопросом, почему он согласился встретиться в любой день недели? Разве он бросил работу и вышел на пенсию? На него это не похоже - клиника его детище и вся его жизнь. Вскоре все прояснилось.


Откровенный разговор

На этот раз телохранитель проводил меня прямо в кабинет. Доктор полулежал в кресле-каталке, левая нога была укрыта пледом и покоилась на специальной подставке. После кратких приветствий он объяснил:
— Только вчера выписался из больницы. Представляете, через несколько дней после нашей встречи я поскользнулся в ванной комнате. И вот результат — сломал бедро, пришлось делать операцию, наконец-то разрешили поехать домой. Придется месяц провести в лежачем положении. Физиотерапия, антибиотики, варфарин от тромбов, дежурная медсестра и все такое.

Я выразил искреннее сочувствие и сожаление о случившемся и деликатно спросил, позволяет ли его самочувствие вести беседу. Получив утвердительный ответ, тут же перешел к делу:
— Нам нужно поговорить начистоту, поэтому я и настоял на этой встрече. Мне известно, кем был человек, убийство которого приписывают Эмили. Его имя — Марк Феглер, и его целью было завладеть ее наследством. В прошлый раз вы умолчали о нем, и я догадываюсь почему. Но раз мы договорились действовать сообща, то теперь самое время рассказать о нем и о ходе вашего расследования. Уверяю вас, это чрезвычайно важно.

Доктор, не удивившись такому началу разговора, спокойно воспринял мой вызов и даже улыбнулся, не выразив интереса, откуда у меня эта информация:
– Вы правы, убитый был довольно одиозной личностью, и упоминание его имени в связи с делом Эмили нежелательно. Но раз вы знаете кто он и, как вижу, собрали о нем сведения, подтвержу: все это правда. Теперь о расследовании. Как я уже говорил, по заданию Совета я собрал команду из частных детективов и привлек для этого сотрудников полиции - конечно, не безвозмездно. Нам удалось получить доступ к компьютеру Марка, изъятого полицией, и вот что выяснилось: в течение длительного времени, начиная с ее поступления в колледж, он следил за Эмили и собрал на нее обширное досье. Суть его интереса, как вы и сказали, было ее состояние — он был профессиональным донжуаном и жил, обманывая женщин. Не буду объяснять как, но он узнал о наследстве и о его величине. Пытаясь познакомиться с Эмили, он поселился недалеко от кампуса, но престижный частный университет — это как небольшое государство со своей полицией, жителями и порядками. Случайному человеку невозможно, не привлекая внимания, стать там своим. Близкие отношения Эмили и Якоба поставили под угрозу его планы, но он не терял надежды: есть свидетельства родственников Якоба его попыток поссорить их, посылая анонимные письма его отцу, человеку религиозному и очень консервативных взглядов. В колледже у него были осведомители, по крайней мере, одна из девиц, с которой у Эмили не сложились отношения.

Я кивнул, подтверждая, что мне это известно.

– Неожиданная гибель Якоба дала ему новый шанс, — продолжал Доктор. – Каким-то образом узнав о моей клинике, он терпеливо ждал, когда она выпишется, получая информацию о ее планах, не скрою, и от моего персонала. Как только это произошло и Эмили стала общаться в соцсетях, он тут же нашел ее и напросился в друзья, действуя- признаюсь как профессионал - психологически изощренно и даже талантливо. Ключом, который он подобрал к ней, стали вымышленные истории о его знакомстве с Якобом, которые он, поддерживая интерес к общению, излагал с стиле «продолжение следует». Единственным его требованием было, чтобы Эмили никому не рассказывала о их связи, туманно намекая, что свое знакомство с Якобом обещал держать в секрете. Когда сестры поехали на курорт, он решил, что момент настал, и предложил встретиться, солгав, что живет по соседству.

– Если Марк вел охоту на Эмили, — вставил слово я, – это могло вызвать серьезные опасения у тех, кто рассчитывал на ее состояние, например, у той же Эльзы. Чем не мотив для убийства?

– Вы нетерпеливы, молодой человек, и забегаете вперед. Уж позвольте старику немного поинтриговать. Но, шутки в сторону. Как вы отметили, серьезный мотив устранить Марка мог быть у Эльзы. Женившись на Эмили, он бы оградил ее от сестры и лишил каких-либо надежд даже на малую толику наследства. Однако, нет сомнений, что Эльза не убивала Марка - у нее есть алиби, но… – Доктор многозначительно замолчал и пояснил: — Алиби не исключает, что она могла вольно или невольно помогать настоящему убийце.

В комнату вошла медсестра со стаканом воды и небольшим блюдцем с таблетками на подносе. Запивая лекарства, Доктор вдруг встрепенулся:
– Какой же я стал забывчивый! Не предложил вам напитков. Мне спиртное сейчас запрещено, но это не повод лишить вас такого удовольствия. Я помню, что вам понравилось в прошлый раз, если вы, конечно, не предпочтете что-нибудь еще.

Шато О-Брион было настолько великолепно, что я не смог отказаться. Доктор отдал распоряжения, и в кабинет вкатили сервировочный столик с шеренгой бутылок, включая и ту, о которой он говорил. Пока медсестра проводила тест на сворачиваемость крови, Доктор с нескрываемым удовольствием, в котором присутствовала и определенная зависть, наблюдал, как я наливаю и дегустирую вино, а затем продолжил:
– После ареста Эмили мы сразу же установили наблюдение за Эльзой, но безрезультатно. Подозрительного поведения с ее стороны замечено не было, хотя это ни о чем не говорит: она достаточно умна и осторожна, чтобы не догадаться о возможной слежке. Тогда нам пришлось пойти по более сложному и долгому пути. С помощью друзей из полиции мы собрали сотни часов записей с видеокамер, которые теперь на каждом углу, со всех мест, где могли быть Марк или сестры с момента их приезда на курорт и до убийства. Просмотреть их было невозможно, но сейчас появились удивительные компьютерные технологии, о которых я даже не подозревал. С их помощью удалось узнать, что один и тот же человек появлялся как у отеля, где остановился Марк, так и у шале, где жили сестры. Он явно гримировался, меняя внешность, и всегда был либо в бейсболке, либо в куртке с капюшоном, закрывавшим лицо, но это был один и тот же человек. Нынешние технологии позволяют идентифицировать людей не только по лицу, но и по их сложению и, в частности, по походке. Вы удивитесь, но это так же надежно, как и отпечатки пальцев.


Таинственный незнакомец.

Описание незнакомца, вызвали смутные ассоциации и ощущение дежавю. Как часто случается со мной, бессистемно хранящиеся в разных уголках памяти воспоминания и факты вдруг начали посылать друг другу сигналы, вызывая догадки и предположения.
– А он случайно не хромал на левую ногу?

Доктор, наверное, подпрыгнул бы на месте, если не его сломанное бедро:
– Вы что-то знаете о нем?

Я рассказал про случай в ресторане на следующий день после похищения Эмили, когда стал свидетелем встречи начальника охраны больницы со странным персонажем, подходящим под описание, а затем видел похожего на него уже в капюшоне во время визита в колледж. Я также упомянул о том странном случае, когда меня чуть не сбила машина в парке. Тогда я счел его за хулиганскую выходку, но теперь смотрю на это по-другому.

– Это в корне усложняет ситуацию, – с тревогой в голосе отреагировал Доктор. – Получается, он ко всему прочему пытался устроить побег Эмили и покушался на вашу жизнь. Правда, в обоих случаях своей цели не достиг.

Спорить было трудно, ведь в противном случае я не сидел бы сейчас напротив него. Доктор покачал головой, осмысливая новый поворот в деле, и вернулся к рассказу:
– Мы внимательно проанализировали его действия и выяснили, что он вел слежку за Марком. Его появление у шале так же не было случайным. Хотя это не попало в поле наблюдения видеокамер, можно предположить, что он тайно проник в их дом. Я нанял одного из лучших специалистов по взлому компьютеров, кстати одного из моих бывших пациентов, и вот что он обнаружил: компьютер Марка и его аккаунты были взломаны хитроумным вирусом, который позволял злоумышленнику иметь удаленный доступ к нему незаметно для владельца. И что самое интересное, этот вирус был занесен с ноутбука… угадайте кого?

– Эмили, – не задумываясь ответил я. Что здесь угадывать, если это был единственный ноутбук, о котором я мог подумать.

– Браво! Но ни Эмили, ни Эльза не способны на такое. Это под силу только хорошо обученному специалисту. Единственное объяснение — вирус установил тот самый незнакомец, когда проник в шале, после чего стал скрытно следить за перепиской Марка, зная о каждом его шаге. Идеальная ситуация, чтобы спланировать и осуществить убийство. Теперь вопрос: какую роль во всем этом сыграла Эльза?

Настала моя очередь открыть карты:
– Она уверена, что Марку отомстил кто-то из его прошлых врагов и ни словом не обмолвилась о проникновении в их дом, а тем более о ноутбуке. Я говорю это, поскольку снова встречался с ней. Она сама попросила меня об этом и подробно рассказала, что произошло с ними на курорте и про то, как Эмили оказалась в больнице, все в точности, как рассказали вы.

– Я предполагал это, зная вашу настойчивость. Но должен разочаровать: нет никаких сомнений, что Эльза утаила правду. Отследив ее финансовую деятельность за последние годы, мы узнали, что она тайно снимала дом недалеко от родительского особняка, и собрали доказательства, что предполагаемый преступник какое-то время жил там.

Несложно было догадаться, что Доктор имел в виду уже известный мне дом. В тот день я был свидетелем, как Эльза беседовала с риелтором и еще удивился, почему она не забрала никаких вещей, съезжая оттуда. Получается, она арендовала дом не для себя и не для бизнеса, а для таинственного мужчины, с которым была хорошо знакома. Если это так, то она могла быть заказчицей убийства, на что и намекал Доктор. Но, несмотря на серьезность доводов, они разбивались все тем же простым аргументом.
- Я понимаю, куда вы клоните, но хочу обратить внимание на абсолютную абсурдность конечного результата всех этих действий. Получается, Эльза и сообщник делали все для того, чтобы Эмили не смогла получить наследство. Трудно заподозрить их в желании пожертвовать его на благотворительность.

– Соглашусь с вами, обвинения против Эльзы и ее приятеля разбиваются простым аргументом «cui prodest».

– А что еще известно об этом человеке? Его поимка решила бы все вопросы.

– Мы давно ведем его поиски, я не мог рассказать об этом при нашей первой встрече во избежание риска утечки информации, но, к сожалению, наши усилия ни к чему не привели, нам не удалось установить ни его местонахождения, ни его личность. Поэтому мы обратились в интерпол и передали туда всю собранную информацию. От них мы узнали, что столкнулись с опасным международным преступником, торговцем заложниками, оружием и наркотиками, на счету которого множество преступлений. Полиция начала его розыск и выяснила, что он действительно был стране, но после того, как был убит Марк, скрылся за границей. С полицией этой страны мы уже связались, и там его ищут. Нет сомнений, что его поймают.

– Не сомневаюсь, что это в конце концов произойдет, но поиски убийцы могут занять месяцы, а то и годы, –возразил я. – Возможно, он уже надежно спрятался где-то в джунглях Амазонки. Мы не можем ждать, когда он выползет оттуда. А что, если я поговорю с Эльзой и поставлю ее перед фактом, что мне известно кто убийца Марка, и потребую от нее объяснений. Если она поможет нам найти его, ей это зачтется. В противном случае она станет пособником убийцы и окажется в тюрьме вместе с ним.

– Что за чушь вы говорите! – возмущенно воскликнул Доктор. - Ни в коем случае нельзя этого делать. Вы только все испортите и спугнете их. Если мы не предъявим надежных доказательств и не припрем к стенке, правду она все равно не расскажет. По поводу знакомства с убийцей и аренды дома просто заявит, что сняла его для бизнеса, а затем за ненадобностью пересдала первому попавшемуся человеку. А то, что тот стал выслеживать ее и Эмили, и понятия не имела. Нам нужны серьезные доказательства их близкой связи, над чем мы сейчас работаем. Вы представляете, какие усилия предпринимаются для этого? Ваши неразумные действия выдадут все наши планы. Не забывайте, то что я рассказал – конфиденциальная информация. Надеюсь, вы отнесетесь к этому серьезно.

Я видел, что Доктор не на шутку рассержен моим опрометчивым высказыванием, и поспешил успокоить его:
– Извините меня за необдуманное предложение. Обещаю, что ничего не буду предпринимать, заранее не посоветовавшись с вами. Все мои мысли только о том, как побыстрее вызволить Эмили, отсюда и всевозможные идеи, как это осуществить – своего рода «мозговой штурм». Вы же согласитесь, что показания Эльзы против убийцы или хотя бы намек, где его искать, полностью изменят ситуацию. Одно лишь признание, что ей известно, кто совершил убийство, отправит дело Эмили на доследование и снимет с нее обвинения.

– Если она и знает, кто убийца, не так просто заставить ее пойти на признание, – уже успокоившись, задумчиво произнес Доктор, – если бы ей было выгодно, она давно рассказала о нем. Раз уж мы заговорили о ней, меня беспокоит одна мысль. Вы ей для чего-то нужны, иначе она не стала бы искать встречу с вами - я ее хорошо знаю. Она не просила о какой-нибудь услуге?

Предчувствуя этот вопрос, я еще по пути к Доктору принял решение не говорить о готовящемся побеге. Мне не были в точности известны план похищения и его время, а без конкретных деталей мои слова привели бы к обратному результату: только заикнись я об этом, он впадет в панику, потребует подробностей – сказал А, говори и Б, - свяжется с Советом, тот пойдет на крайние меры, максимально усилив охрану Эмили и срочно переведя ее в другую больницу, чтобы избежать малейшего риска. Эльза легко догадается, кто донес на нее, выставит меня предателем, нарушившим клятву, и навсегда лишит доверия Эмили и малейшей надежды на встречу с ней. Рассказать о побеге и попросить помощи можно будет только в случае, если он будет представлять опасность для Эмили. Поэтому, придав своим словам как можно больше правдивости, я предложил свое объяснение:
– По словам Эльзы, содержание Эмили в больнице сильно ужесточилось после попытки побега: установили камеры наблюдения, усилили охрану, ограничили переписку и посещения. Более того, она утверждает, что Эмили собираются перевести в другую больницу с еще более строгими режимом и правилами. Эльза против переезда и считает, что это сильно скажется на здоровье сестры. Я думаю, она пытается найти союзника в моем лице, полагая, что я встречусь с вами и постараюсь убедить не делать этого. Кстати, она упомянула вас и ваше расследование, не удивлюсь, что сделала это специально.

Доктор неожиданно легко согласился с моими доводами:
– Ну что же, такие многоходовки в ее стиле - использовать вас, чтобы остановить переезд, опасаясь потерять связь с Эмили. Разговор о переводе в другую больницу, действительно, поднимался в Совете, но конкретные сроки не обсуждались. Возможно, решение уже принято, но по уважительной причине я об этом ничего не знаю. Мне нужно будет навести справки, но сразу хочу заверить, что в любом случае все будет сделано так, чтобы не навредить ей. Как я уже говорил, больница совершила серьезную оплошность, допустив побег. Компетентность ее руководства подвергается сомнениям. Ваш рассказ о встрече разыскиваемого нами преступника с начальником охраны, подтверждает версию о подкупе. То, что охранник организовал побег, нам удалось выяснить почти сразу после происшествия, проведя собственное неофициальное расследование, найдя желающих помочь среди персонала больницы.

– Вам удалось его допросить?

– К сожалению, через два дня после побега он исчез. Видимо, почувствовал скорое разоблачение. Его до сих пор не могут найти, исчез без следа.

– А что Эмили говорит о побеге? Она могла бы объяснить, как это случилось, и почему она оказалась совсем не там, где рассчитывал похититель.

– Нам не удалось поговорить с ней. Руководство больницы не дало разрешения, сославшись на медицинские противопоказания, но, полагаю, настоящая причина заключается в нежелании признать факт коррупции, объяснив все стечением обстоятельств и халатностью охраны. Отвечая на второй вопрос, отмечу, что пациенты в характерном для Эмили состоянии чрезвычайно чувствительны к фальши в поведении окружающих людей. Я подозреваю, что она намеренно ослушалась инструкций, полученных от охранника, и поступила вопреки им. Эльза может что-то знать, лишь она общалась с ней после случившегося.

После этой фразы Доктор замолчал и прикрыл глаза. Видно было, что он сильно утомлен. Сестра несколько раз подходила к нему, чтобы поправить подушки и спросить о самочувствии, бросая на меня многозначительные взгляды. Беседа заканчивалась, я поблагодарил Доктора, пожелав скорейшего выздоровления, и на этом мы расстались.

По дороге домой я размышлял, как сопоставить, свести вместе обещание данное Эльзе с тем, что мне рассказал Доктор, а именно, что она каким-то образом знакома с жестоким и опасным преступником. Нет сомнений, что он и есть убийца Марка, но никаких доказательств этого нет, а сам он исчез. Если они действуют заодно, то я в смертельной опасности: против двоих мне не справиться. Правда, теперь я знаю о его существовании. Предупрежден, значит вооружен. Чтобы не терзать себя бессмысленными сомнениями и страхами, я успокоил себя тем, что дата похищения еще неизвестна и прежде чем дать окончательное согласие, у меня будет возможность для откровенного разговора с Эльзой. В конце концов, в безвыходной ситуации я всегда смогу рассчитывать на помощь Доктора.


Начало.

Когда на следующий день в пятницу мне позвонила Эльза, я нисколько не удивился и даже ощутил себя провидцем, на худой конец просто фаталистом. В конце концов, рано или поздно это должно было случиться. Эльза сообщила, что у нее есть очень важные новости и нам нужно срочно встретиться, и тут же назвала место – тот самый курортный город, где начались мои приключения. Не дав мне опомнится и произнести хотя бы слово, она продолжила: «У меня для вас есть письмо от Эмили. Вы с ней скоро встретитесь, но нужно спешить, приезжайте завтра как можно раньше. Все узнаете на месте». После этого она сообщила название гостиницы, где для меня будет забронирован номер, велела ждать ее там и, сказав, что не может больше разговаривать, отключила телефон. Я не успел ничего спросить или возразить. Лавина событий вплотную приблизилась ко мне, бессмысленно прятаться или убегать.

Мои мысли прыгали, как мячик по теннисному корту, от «Я скоро увижу Эмили!» к «Тебя заманивают в смертельную ловушку! Своим звонком она подстроила так, чтобы ты не мог не приехать.» Ну что же, у меня есть на это ответ: надо позвонить Доктору и поставить его в известность о новой встрече, назначенной Эльзой; без подробностей, чтобы он не смог вмешаться, просто сошлюсь на наш договор держать друг друга в курсе событий. Уверен, он поймет меня правильно и будет начеку. Я набрал номер, ожидая услышать хриплый голос и характерный то ли смех, то ли кашель. Наконец мне ответили, но это был не Доктор, а его телохранитель, которого узнал по голосу. На просьбу поговорить с Доктором, он, несомненно, также узнав меня, принялся дотошно выяснять, кто я такой и с какой целью звоню. После того, как я ответил на все вопросы и убедил его, что это именно я приезжал в поместье днем ранее, он решил, что я заслуживаю доверия и сразил меня новостью: «Доктор умер. Сегодня утром. Тромб. Публичное прощание в понедельник на следующей неделе в клинике».

Я растерянно смотрел на дисплей телефона, в памяти которого сохранились два последних звонка - один, входящий от Эльзы, и второй, исходящий к Доктору, - безжалостно исчеркавшие мои планы, оставив лишь маленький клочок для свободы действий. Бросив все дела, я направился домой; пустяки из прошлой жизни уже не имели никакого значения и не должны отвлекать от того, что ждет впереди. Вопроса «ехать или не ехать» не существовало, как его не было и раньше. Достаточно было одного письма Эмили, которое сейчас в руках ее сестры, но теперь я остался один без какой-либо поддержки, и только от моего хладнокровия и решимости зависит состоится ли наша встреча.

Дома я первым делом заказал билет на утренний рейс и арендовал машину, затем отметил на карте забронированную гостиницу, таверну, где мы провели ночь, и место, где нас разлучили, а также восстановил по памяти дорогу к больнице. Когда я соединил все точки, то гостиница оказалась в центре схемы, а к больнице на восток и к таверне на север вело лишь по одной дороге, но к смотровой площадке, расположенной к западу, можно было проехать из таверны, как мы тогда ехали с Эмили, или напрямую из гостиницы вдоль берега. С юга все пространство занимало море.

Управившись со сборами, я открыл бутылку Бароло Каннуби, одного из лучших вин в моей коллекции, - за бокалом вина проще обдумать то, что ждет впереди. Первым делом от Эльзы надо будет потребовать объяснений о таинственном приятеле, проживавшем в арендованном ей доме, о котором она предпочла не упоминать раньше. Кто он: посторонний, случайным образом замешанный в этой истории, о котором она не сочла нужным упомянуть, или реальное зло, держащее в своих руках судьбы всех нас? Заверения, что это случайный человек и не имеет никого отношения к делу, я расценю как очередную попытку скрыть правду: конечно, она знает, кто он такой и какова его роль в убийстве, но признав это, пусть тогда ответит, почему скрывала его преступления от полиции, Доктора и, не в последнюю очередь, от меня самого, поскольку на кону мое доверие к ней и желание помогать в похищении. Может припугнуть ее угрозой рассказать все полиции? Сделав еще несколько глотков, я отклонил опрометчивую идею шантажа. Для Эльзы не составит труда раскусить, что я блефую: ведь сорвав побег, я ни на шаг не приближу освобождение Эмили и лишусь долгожданной возможности увидеть ее, сделав бессмысленной саму поездку. Кроме того Эльза перестанет общаться со мной, Доктор уже никак не сможет помочь, и не исключено, что убийца Марка вновь попытается убрать меня как ненужного свидетеля, мешающего его планам, что он уже, наверняка, сделал с бывшим начальником охраны. Тут нужно играть тоньше и соглашаться на участие, при этом выяснить как можно больше деталей и продумать встречный план действий. Надо исходить из того, что я нужен Эльзе, иначе она не стала бы вовлекать меня. Зачем ей лишние свидетели и неоправданный риск, но тогда какова моя роль? Из того, что она шептала мне на ухо той ночью, похищение произойдет, когда их повезут в санитарной машине, и мне надо будет блокировать ее, после чего мы втроем уедем туда, «где нас не смогут найти». Возникает множество вопросов: как мы согласуем место и время похищения, где взять машину, чтобы не оставить следов, как Эльза заставит охранников выпустить их и, в конце концов, где это «никто нас не найдет» место? И главное, если о похищении знает приятель Эльзы, как избежать участи стать очередной жертвой убийцы-профессионала после того, как я выполню роль приманки?

Допивая вино, я только сейчас осознал, насколько хорошо оно. Отставив бокал и откинувшись в кресле, я решил: сделаю все, о чем попросит Эмили, и будь, что будет. Ясно лишь одно, вся операция должна состояться в понедельник, поскольку воскресенье - нерабочий дни. Завтра на встрече с Эльзой многое должно проясниться, и у меня будет достаточно времени продумать ответный ход. Удача на моей стороне, — подбодрил я себя, уже засыпая: —Не встреться я с Доктором днем ранее, так ничего бы и не знал о знакомом Эльзы.

Ночью мне приснился вязкий и повторяющийся сон, как будто я, одержимый неясной целью, карабкаюсь на вершину крутой горы. Я прикладываю максимум усилий, но мои ноги с трудом передвигаются, и после каждого шага скольжу назад, оставаясь на одном и том же месте. Там, куда я пытаюсь попасть, неподвижно стоит женщина в большой мужской шляпе с широкими полями и в темных очках, не могу узнать, лишь уверен, что знаком с ней. Наконец, оказавшись на вершине, я пытаюсь разглядеть лицо, но оно остается неподвижно-каменным и пугающе надвигается на меня. В ужасе я срываюсь с обрыва. Сон был прерван звонком будильника. Душ и легкий завтрак с чашечкой кофе полностью выветрили из головы воспоминания о ночном кошмаре, я уже давно взял за правило не верить никаким снам, приметам, предчувствиям и разным вещим знакам. Я думал только о том, когда в моих руках окажется письмо Эмили, а встреча с ней перестанет быть несбыточной мечтой и обретет точное место и время. Выйдя из квартиры и захлопнув дверь, я без сожаления подумал, что, возможно, навсегда прощаюсь с местом, где провел несколько лет жизни. Скажу честно, неплохих лет. Уже в такси я признался, что есть нечто, о чем действительно сожалею – о моей коллекции вин.

Поездка в аэропорт, перелет, аренда машины и дорога в гостиницу заняли четыре часа. В самолете меня развлекла заметка в отделе криминальной хроники газеты, предложенной мне стюардессой, в которой сообщалось, что полиции удалось обнаружить коллекцию ценных картин, похищенных во время Второй мировой войны. Преступник уже дал признательные показания и сознался в двойном убийстве. От комментариев, как удалось выйти на след преступника и найти картины, полиция воздержалась.

На стойке регистрации я назвал свое имя и, убедившись, что для меня нет никаких писем или устных сообщений, получил ключи и прошел в номер. Не представляя сколько придется ждать Эльзу, я решил, как мне посоветовала она, никуда не уходить и воспользовался свободным временем, чтобы записать события последних дней. Текст, появившийся на экране ноутбука, был озаглавлен: «Путевые заметки», что вызвало лишь ироничную усмешку: разве мог я предположить, какие события ждут меня впереди, когда больше от скуки написал эти слова?


Чарли.

Работа над текстом настолько увлекла меня, что я потерял счет времени и даже вздрогнул, когда услышал стук в дверь. На мой возглас «Войдите!» дверь отворилась, и на пороге появилась Эльза. В этот раз она была в летнем бежевом костюме, лицо выглядело сосредоточенным и напряженным. Всем своим поведением она сразу дала понять, что единственной темой нашего свидания будет Эмили. Я встал из-за стола, чтобы поприветствовать ее, и мы чисто формально обнялись. Я слегка прикоснулся губами к ее щеке, ощутив мягкость кожи и уловив знакомый дурманящий аромат. Эльза отказалась сесть в предложенное мной кресло и предпочла встать у окна, вопросительно глядя на меня и ожидая, что я начну разговор. Но я многозначительно молчал, показывая, что настроен серьезно и жду от нее объяснений. Обмен взглядами и оценка ситуации заняли долю секунды. Не дождавшись поддержки, Эльза, чтобы снять ощущение неловкости, начала со слов благодарности:
– Алекс, вы даже не представляете, как я рада вас видеть! Я так боялась, что вы не приедете. Только вы можете спасти Эмили. Она с нетерпением ждет встречи и передала вам письмо. Вот оно, смотрите. Возьмите и прочитайте! А потом мы обсудим наши планы.

Эльза открыла сумочку и протянула небольшой конверт. Я взял его и тут же положил во внутренний карман пиджака. Проигнорировав ее удивленный взгляд, я пристально посмотрел ей в глаза:
– Прежде чем я прочитаю письмо, и мы обсудим, что делать дальше, я хотел бы поговорить начистоту. – Эльза напряглась, удивление сменилось тревогой. - Это важно для того, чтобы между нами сохранилось доверие и не было никаких подозрений в нечестной игре, – я говорил спокойно и максимально убедительно, как пастор, призывающий заблудшую душу к покаянию.

– Вы хотите поговорить о Чарли, – после недолгого молчания неуверенно произнесла Эльза, отвернулась к окну, так что я мог видеть только ее силуэт, и склонила голову, приняв вид грешницы готовой к чистосердечному раскаянию.

Мне оставалось только поразиться ее молниеносной реакции на мою домашнюю заготовку. Если она соперник, то крайне опасный, если партнер, то незаменимый. Осталось только разобраться, кто она на самом деле.
– Да, о вашем знакомом, для которого вы сняли жилье. Он же, я подозреваю, является вашим сообщником и причастен к смерти Марка.

– Не знаю, почему вы решили, что Чарли мой сообщник, – придя в себя, Эльза резко обернулась и с обидой возразила, – и еще намекаете на мое соучастие в ужасном преступлении. Я не стала рассказывать о нем по многим причинам, и главная из них в том, что он исчез из моей жизни, я не знаю, где он, и я хочу всеми силами о нем забыть, - тон голоса повышался и в момент, когда я почти решил, что это всего лишь игра, обида сменилась покорностью и примирением, - если для вас это так важно, я расскажу всю правду, хотя молю Бога, чтобы этого никогда не было.

Она отошла от окна и начала ровным и монотонным голосом как ученик, повторяющий хорошо выученный урок:
– Мы познакомились в Эквадоре. Я тогда путешествовала с подругой, и как-то раз мы остановились в небольшом городке в гостинице для таких же перекати-поле как и мы. В наших планах был осмотр каких-то индейских развалин, от которых моя подруга была просто без ума. Ехать надо было на рейсовом автобусе с такими же туристами, и поездка считалась безопасной. На обратный рейс мы опоздали из-за одной легкомысленной дуры, это я о своей подруге. Следующего автобуса надо было ждать почти два часа. Пока мы гадали, как убить время, к нам подкатил симпатичный и очень доброжелательный на вид местный парень. Он предложил за умеренную плату довезти нас до гостиницы. Садиться в машину к незнакомым местным было очень опасно, и этим правилом мы всегда пользовались, но в тот день на другую легкомысленную дуру, я имею в виду уже себя, что-то наехало. Парень совсем не походил на бандитов, весело болтал на сносном английском и обещал, что мы еще обгоним автобус. Я уговорила подругу, и мы поехали. Подозрения появились, когда он свернул на какую-то пустынную дорогу, якобы сократить путь, но было поздно. Из кустов выскочили люди на этот раз уже с бандитскими рожами, и нас ограбили. Забрали все: документы, деньги, телефоны, фотокамеры и даже сняли с нас дешевые украшения. Хорошо, хоть не изнасиловали. Не успели мы нареветься и в сотый повторить: «Что же нам теперь делать?», как на дороге появилась машина, как выяснилось, полицейская. Полиция в этой стране – те же бандиты, но в форме, но нас уже ограбили, поэтому мы замахали руками и бросились ей навстречу. Машина остановилась, в ней сидели двое: полицейский и какой-то мужчина лет тридцати. Полицейский остался за рулем, а мужчина вышел к нам. Это и был Чарли. Он сразу произвел на нас впечатление: атлетически сложенный, загорелое лицо, широкая улыбка, прекрасный английский. Он источал спокойствие и уверенность, то что любая женщина ожидает от мужчины, а уж в нашем положении и подавно. Выслушав наш печальный рассказ, он снова улыбнулся, сказал, что все уладит, и мы можем на него положиться. Положиться…, да мы вцепились в него мертвой хваткой, буквально повисли на нем. Он был наш спаситель.

Начало истории, надо сказать, увлекло меня своей образностью. Нарочито грустно-ироничный тон как нельзя лучше показывал отношение Эльзы к происшедшему – сожаление о глупом поступке с серьезными последствиями. Начальная скованность была преодолена, и Эльза продолжала уже более свободно:
– На следующий день Чарли принес наши документы, сказав, что остальное уже не вернуть, дал на первое время денег и расспросил о планах. Еще через день мы с подругой расстались. Я приняла приглашение Чарли путешествовать вместе с ним, а она, став навсегда моим врагом, продолжила изучать развалины. Путешествие было очень странным, не похожим ни на какие другие. Мы переезжали из страны в страну по всей Центральной Америке, останавливаясь то в хороших отелях, то на каких-то ранчо, а один раз ночевали в лагере с вооруженными мужчинами, «местными охотниками», как объяснил Чарли. Чарли он был только для меня, для остальных Том, Гарри, мистер Смит, Гринго Сэм и так далее. На каждое имя у него, похоже, был отдельный паспорт, я как-то раз увидела у него их целую пачку, штук десять, не меньше. Быстро разобравшись в ситуации, я стала притворяться наивной дурочкой с интеллектом где-то между кошкой и говорящим попугаем, что не мешало замечать происходящее вокруг и делать выводы. А выводы были такие: когда-то Чарли помогал ЦРУ, МИ6, Моссаду, как говорится, нужное подчеркнуть, ловить торговцев оружием, наркотиками и заложниками, но потом, как это бывает, сменил амплуа и сам стал убегать от первых и помогать вторым. Так ли это было на самом деле, или он был двойным агентом, я вдаваться не стала, меня больше беспокоила собственная судьба, я невольно становилась свидетелем его многих темных дел. Как мне хотелось тогда поменяться местами с подругой и сидеть где-нибудь среди бесформенных камней вместо нее! Пытаться убежать было бесполезно, когда Чарли исчезал на несколько дней, он всегда оставлял при мне двух телохранителей из местных, «для твоей безопасности», как говорил он. Возразить было невозможно, с ними можно было появляться даже в самых криминальных районах, и они выполняли все мои пожелания, но это была их вторая обязанность, а главная – следить, чтобы я никуда не сбежала. Тогда я часто думала, для чего я ему нужна? Вряд ли просто как женщина, женщин у него было предостаточно, он даже не пытался скрывать их от меня. Я решила, что для прикрытия - мы часто ходили на приемы и вечеринки в местное, так называемое, «высшее общество», для этого он даже купил мне несколько дорогих вечерних платьев. Там он меня представлял то своей племянницей, то дочерью важного европейского чиновника или бизнесмена. А один раз предложил пойти в пеший поход, что я очень люблю, но согласилась, испытывая жуткий страх: вот сейчас он меня убьет и где-нибудь в джунглях закопает. Все обошлось, мы с Чарли шли впереди, изображая пару веселых и шумных туристов, а в километре за нами шла остальная группа, шестеро низкорослых, жилистых индейцев с громадными баулами за плечами, «гуманитарная помощь по линии ЮНЕСКО». Чарли время от времени переговаривался с ними по рации на их немыслимом диалекте. На ночлег они присоединялись к нам, но держались в стороне, а на меня даже не смотрели. Тот день, когда мы дошли до конца маршрута и носильщики передали баулы другим индейцам, похожим на них как близнецы, а мы с Чарли вернулись обратно на небольшом самолете, я решила считать своим вторым днем рождения.

Эльза слегка закашлялась. Я открыл мини-бар и предложил ей напитки, она выбрала воду, я же остановился на коньяке. Сделала глоток и перешла к заключительной части ее приключение в Южной Америке:
– В один прекрасный день Чарли неожиданно велел мне быстро собраться и повез в аэропорт. Там он вручил билет на рейс в Таиланд, пачку денег и сказал, что дальше мне с ним будет неинтересно и нам нужно расстаться. Еще добавил, что я была прекрасной попутчицей, он благодарен мне за все, будет всегда помнить и надеется когда-нибудь снова увидеться. Я с трудом выдавила из себя несколько слезинок прощания, но в душе все ликовало, я снова была свободна!


Гость из прошлого.

История их знакомства мало отличалась от романтических похождений героинь бульварных женских романов. Но все же, этот человек реально существует и подозревается в убийстве Марка и, возможно, в десятках подобных преступлений. Продолжение истории уже серьезно отличалось от накатанных сценариев.

Для перехода ко второй главе потребовалась небольшая интерлюдия: Эльза покашляла, сделала глоток воды, прошлась по комнате, снова подошла к окну и глубоко вздохнула.
– Когда после пансионата Эмили поступила в колледж, - словно нехотя начала она, -Чарли вдруг позвонил мне, сообщил, что приехал по делам в Европу, и предложил встретиться. Если честно, я даже обрадовалась его звонку, связь со старыми друзьями потеряла, новых еще не завела, пыталась заниматься бизнесом, но дело не пошло. При встрече я его даже не узнала, так сильно изменилась его внешность. Усы, бородка, длинные волосы - сказал, что старается следовать европейской моде. Впрочем, все это оказалось фальшивым, лишь для маскировки, к чему у него определенно есть талант. Даже хромоту, появившуюся с тех пор, как я видела его в последний раз, ему удавалось скрывать. Он настоял, чтобы о наших встречах никто не знал, «ради твоей же репутации», поэтому я сняла для него дом в месте, где он указал. Его требованиям я не удивилась, зная о его прошлом, и восприняла их как должное. Иногда мы виделись, как правило в отелях, встречи всегда назначал он, объясняя тем, что много времени проводит в поездках. Меня все устраивало, он занимался своими делами, о которых я ничего не знала и знать не хотела, и не лез в мои.

Так не похоже на нее – осмотрительную и осторожную, какую я ее знал. Допустить в свою жизнь призрака из прошлого, международного авантюриста выглядело в лучшем случае легкомысленно и инфантильно, тем более, что она подвергала опасности не только себя. Что заставило ее продолжить их южноамериканские отношения, а не выдать его полиции: любовь, желание иметь надежного и сильного мужчину, прошлое, жалость, долги, страх, выгода? Пусть рассказывает, а мне остается догадаться.

– Я как-то упомянула, что у меня есть сестра и она учится в колледже. Чарли отнесся к этому с вежливым интересом, иногда расспрашивал о ней, но только когда я сама заводила разговор. Я также упомянула, что у Эмили есть молодой человек, на что он безразлично заметил, что рад за нее. Его равнодушное отношение сильно изменилось после того как погиб Якоб, а Эмили попала в клинику. Он стал часто спрашивать о ней, беспокоился о здоровье и интересовался ходом лечения. В постоянных мыслях о Эмили я не приняла это во внимание, полагая, что он просто проявляет несвойственную ему чуткость, видя насколько я потрясена происшедшим. Когда я забрала Эмили из клиники и мы с ней стали проводить все время вместе, наши встречи с Чарли прекратились, несмотря на его настойчивые просьбы. Мы несколько раз разговаривали по телефону и пару раз на довольно высоких тонах, я уже собиралась потребовать, чтобы он оставил нас в покое, как вдруг он заявил, что понимает мое состояние и нам, действительно, лучше расстаться, лишь попросил разрешения иногда звонить, чтобы быть в курсе наших дел. Один из таких разговоров состоялся перед тем, как мы с Эмили поехали отдыхать в горы, Чарли, узнав об этом, даже не спросил куда мы едем, более того, сообщил, что завершил свои дела и уезжает из Европы. Я с трудом сдержалась сказать «наконец-то»; моим самым большим желанием было спокойно заняться здоровьем Эмили и чтобы никто не вмешивался в нашу жизнь. Для этого я уже начала строить планы путешествия по свету. За время долгих скитаний я узнала множество тихих и безопасных мест, где Эмили могла бы отдохнуть и забыть о прошлом. Но задуманному не суждено было сбыться, ее обвинили в убийстве. - Эльза замялась, виновато посмотрела на меня и решилась: – Теперь, когда я рассказала о Чарли, хочу признаться, что обманывала вас, когда сказала, что узнала о связи Эмили с Марком только после происшествия на горе.

Ее признание упредило мой следующий вопрос, я уже задумывался (где-то раньше в тексте), каким образом Эмили, постоянно находящейся под присмотром, удавалось так долго скрывать связь с Марком. Какие у сестер могут быть друг от друга секреты, если они росли вместе и по мельчайшим непроизвольным жестам, выражению глаз и интонациям голоса могут читать мысли друг друга? Поэтому я с каменным выражением на лице отреагировал на ее признание, а мог бы и саркастически улыбнуться - как ни как еще один фрагмент в пазле.

– Выйдя из клиники, - уже преодолев психологический барьер сокрытия правды, продолжила Эльза, - Эмили сразу же увлеклась интернетом и соцсетями, и меня это стало беспокоить. Она по-прежнему была открыта в общении, делилась мыслями и своими интересами, но вскоре я поняла: она что-то утаивает. Как сестре мне не составило труда заметить это. Я пробовала поговорить с ней, но когда спрашивала, чем она занимается, закрывшись на так долго в своей комнате, она как обычно отшучивалась, мол, соскучилась по мальчикам и рассматривает их фотографии. Я предложила поехать отдыхать в горы как раз с целью отвлечь ее и сменить обстановку, но там подозрения, что у нее есть от меня тайны, переросли в уверенность. Я стала опасаться, что это как-то связано с Якобом. В клинике меня предупредили об опасности такого поведения и возможности нового кризиса.

– Почему вы не позвонили и не сообщили об этом в клинику? - вспомнив об уговоре Доктора и Эльзы, предположил я, оправдав вопрос репутацией настырного Алекса со «способностями, которым трудно удивляться». - У вас, наверняка, были инструкции на этот случай.

– У меня не было никаких доказательств, только предположения и догадки, - тут же стала оправдаться Эльза. – В клинике не стали бы разбираться в нюансах, для них звонок означал только немедленное возвращение Эмили в палату для больных. Когда я попыталась поговорить с ней о своих подозрениях, она в свойственной ей легкомысленной манере обозвала меня мнительной старухой и сказала, что мне не о чем беспокоиться. Пришлось выбирать между двумя одинаково плохими решениями. С одной стороны я рисковала ее здоровьем, закрыв глаза на очевидные сигналы, а с другой, боялась обидеть ее, сдав врачам из-за надуманных подозрений, и потерять ее доверие. Сделав очевидный выбор, я уже собиралась позвонить в клинику, как вдруг получила звонок от Чарли - попрощаться перед отъездом. В его голосе чувствовалась искренняя грусть от скорого расставания, а сам он был так мил и заботлив, что я расчувствовалась и совершила роковую ошибку.


Роковая ошибка.

Перед новым рывком в недосказанное была необходима пауза; Эльза сделала несколько торопливых глотков воды, дав мне возможность угадать, в чем же заключалась ее ошибка. Я предположил, что она в какой-то момент пригласила Чарли для прощального свидания, и он незаметно сделал слепки входных ключей, а затем тайно проник в шале и взломал ноутбук Эмили, но не угадал - она опять удивила меня:
– Я рассказала Чарли о решении вернуть Эмили обратно в клинику и объяснила, что она тайно общается с кем-то и интуиция мне подсказывает, что это как-то связано с Якобом. На что он резонно возразил, что сколько бы времени Эмили не провела под присмотром врачей, она по-прежнему будет одержима этим человеком, поэтому куда важнее найти его, понять мотивы и разоблачить в глазах Эмили, тем самым положив конец их знакомству. Я опрометчиво допустила, что это был бы наилучший вариант, но возразила: как это осуществить? Чарли предложил решение в своем стиле: «Почему бы не взломать ноутбук Эмили и не узнать, что происходит? Ты, как старшая сестра и опекунша, имеешь полное право пойти на такое, исключительно ради ее блага». Я долго отказывалась, но в конце концов он убедил, как только он мог это сделать: «Все будет хорошо, ты можешь на меня положиться». Как и тогда в Эквадоре эти слова произвели на меня магическое действие, я не смогла устоять и полностью доверилась ему.

Очередное опрометчивое решение, - подумал я. – Что за человек этот Чарли, и почему он обладает таким влиянием на нее?

– Он пообещал, - возникло ощущение, что Эльза спешит выложить свою тайну, - что взлом ноутбука займет не больше двух часов. Я оставила ему ключи от шале в условленном месте, а мы с Эмили уехали на прогулку. Чарли все сделал, как и обещал, и переслал мне доказательства переписки Эмили с неким Жаном. Мои предположения подтвердились: этот Жан манипулировал ей, выдавая себя за друга детства Якоба, и придумывал истории, в которые она охотно верила, обещая помочь в его поисках, если она никому не расскажет про это. Их отношения зашли настолько далеко, что тот уговорил Эмили встретиться, предложив выбрать удобные время и место для свидания. Чарли узнал еще больше: под именем Жана скрывался тот самый Марк Феглер, альфонс, о котором вы уже знаете. Новость ужаснула меня, очевидно, Эмили была куда в большей опасности, чем я до этого предполагала. Я решила немедленно поговорить с ней и рассказать, что мне известно, кто такой Жан, и запретить встречаться с ним, но Чарли возразил, что хотя мой план и хорош, но тогда мне придется признаться, что я тайно влезла в ее ноутбук и читала ее личные письма - пусть ради нее самой, но все равно это будет выглядеть низко и подло по отношению к родной сестре. Вдруг она решит, что я клевещу на него, замкнется и перестанет доверять мне, а желание общаться с Жаном станет еще сильнее из-за чувства вины перед ним? Он предложил другой вариант — не препятствовать их встрече, но сделать так, чтобы Марк не явился на него, выставив его в глазах Эмили обманщиком. Это даст повод открыть правду, кто он такой на самом деле.

Эльза посмотрела на меня, но я лишь растерянно почесал подбородок. Неожиданно в объяснении ее поступков появилась некоторая логика, но нельзя было не увидеть, что она выбрала довольно рискованный путь, поддавшись уговорам Чарли.

– Он убедил мня тем, - пояснила Эльза, - что уже нет необходимости шпионить за Эмили, вызывая у нее подозрение, поскольку он взломал аккаунт Марка и теперь все будет знать о его планах. Вскоре он сообщил, где и когда состоится их встреча. Место не удивило меня - Эмили выбрала одну из смотровых площадок на горной тропе, а свидание назначила на время, когда мы планировали поехать в ближайший город, очевидно, под каким-то предлогом собираясь отказаться от поездки. Чарли установил слежку за Марком и придумал, как обеспечить его опоздание. Моя же роль заключалась в том, чтобы заранее прийти на место встречи и незаметно наблюдать за Эмили, не выдавая себя. Как только, она убедится, что Марк не пришел, мне следовало «найти» ее, придумав объяснение с «забытой сумочкой» и, пользуясь моментом, потребовать признаться, как она оказалась здесь, и заставить рассказать всю правду.

– Очевидно, что что-то пошло не так, – бесцеремонно вмешался я, помня об услышанном раньше: – Марк вместо того, чтобы опоздать, оказался на дне каньона, а вы пришли на место встречи позже, а не раньше Эмили.

– Сомневаетесь в моей искренности? – вдруг оскорбилась Эльза, уловив иронию в моем голосе. – Я уже извинилась перед вами и обещала рассказать всю правду, какой бы горькой она не была. Вам остается только выслушать, и вы все поймете: Марк собирался приехать на машине, и Эмили предложила ему запарковаться на стоянке, откуда боковая тропка ведет от шоссе к каньону. После выхода к нему, как указал мне Чарли, Марк должен был повернуть НАЛЕВО в сторону от нашей деревни; там в паре сотен шагов его должна была поджидать Эмили, и туда же мне надлежало успеть прийти до нее и спрятаться. В тот день, как и ожидалось, она отказалась ехать со мной, сославшись на головную боль. Я оставила машину на тихой улочке в стороне от шале и пошла к месту, указанному Чарли. Поскольку я шла не привычной дорогой, мне пришлось искать главную тропу, стараясь по памяти выдерживать правильное направление. Из-за постоянных мыслей о Эмили я отвлеклась и заблудилась. В панике стала метаться и, когда наконец сориентировалась, поняла, что Эмили обогнала меня. Мне ничего не оставалось, как догонять ее. К своему удивлению я нашла ее гораздо раньше, чем ожидала – примерно в десяти минутах ходьбы от места, куда шла я, еще ДО выхода соединительной тропы к каньону. Эмили стояла на краю обрыва, глядя на скалы и речку на дне каньона и время от времени оборачиваясь, чтобы бросить взгляд вдоль тропы. Ее поведение я объяснила тем, что не дождавшись Марка, она возвращается обратно, поэтому через какое-то время окликнула ее и бросилась навстречу, на ходу придумывая причину, как я здесь оказалась. В душе я ликовала, что она спокойно отнеслась к неудавшемуся свиданию, но на словах строго потребовала объяснений. В конце концов, она призналась в переписке с мужчиной по имени Жан, который когда-то знал Якоба, и хотела встретиться с ним, но он обманул ее и не пришел. Знакомство с ним она скрывала, зная мое отношение ко всему, что связано с Якобом, и не хотела огорчать меня. Ее готовность рассказать правду означала, что история с Марком закончена, и от радости я обняла ее и расцеловала.


Браслет и алиби.

– Следующие два дня у меня было прекрасное настроение, -не встретив с моей стороны вопросов, продолжала Эльза, — план сработал, и о Марке можно было забыть. По моему настоянию Эмили рассказала все, что знала про Жана, а я стала убеждать ее, что он похож на обычного мошенника и авантюриста; Эмили особо не возражала и не стала спорить. Чарли вылетел у меня из головы и я, как страус, прячущий голову в песок, не желала думать, как ему удалось избавиться от Марка, просто радовалась, что он не звонит и не спрашивает, как все прошло. Дальше вы все уже знаете: тело Жана-Марка нашли на дне каньона, недалеко от выхода к нему от стоянки, а рядом с ним браслет Эмили.

– А что если предположить, - задал я вопрос, который Эльза оставила мне как приз за внимательное слушание, - что Эмили не возвращалась, а ждала Марка там, где назначила ему встречу? Тогда получается, что Чарли намеренно обманул вас, указав ложное место. Если бы вы не заблудились и пришли туда вовремя, то, не дождавшись Эмили, начали беспокоится, решили вернуться назад в деревню и прошли мимо места убийства, став главной подозреваемой. У вас бы не было никакого алиби. Не так ли?

Мне показалось, что после моих слов, Эльза облегченно вздохнула, по-видимому, ей очень хотелось, чтобы я сам пришел к такому выводу. Она изобразила восхищенное удивление и воскликнула:
– Алекс, вы просто гений, сразу ухватили суть! Я же заподозрила неладное, только когда полиция сообщила о найденном теле. Сомнений не было – это мог быть только Марк. Только тогда мне пришло в голову спросить Эмили, и она подтвердила, что ждала Марка именно там, где я нашла ее. Как вы и сказали, Чарли указал мне ложное место. Он и не собирался строить козни Марку, прокалывая шины или что-то в этом роде. В его планах было убить его, сбросив со скалы, и подстроить все так, чтобы полиция подумала на меня. Если бы его план удался, он устранял и Марка, и меня, самого близкого Эмили человека, направив полицию по ложному следу. Меня арестовывают, мотивов предостаточно: ревность, наследство, чрезмерная опека. Попытайся я объяснить, что настоящий убийца – человек, настоящее имя и место проживания которого я не знаю, мне бы никто не поверил. Решили бы, что я выгораживаю себя, перекладывая вину на вымышленного персонажа. Эмили остается на свободе, и у Чарли появилась бы прекрасная возможность подчинить ее себе, как это он умеет, тем более, что он столько знал о ней, ее прошлом и душевном состоянии.

Ситуация, описанная Эльзой, как только я представил ее себе, поразила меня. Только после ее слов до меня дошло, насколько хладнокровным и жестоким был план Чарли: Эльзу арестовывают, Эмили остается одна, потеряв единственного близкого ей человека и не зная как помочь сестре, испытывает от этого безнадежное отчаяние. Помочь ей некому - друзей нет, Совет только и ждет повода упечь ее обратно в клинику, и тут вдруг появляется обаятельный, уверенный в себе мужчина, представляется близким другом Эльзы, знакомым с ней по путешествиям, рассказывает несколько милых историй и обещает: «Я все улажу, можете на меня положиться». Любой бы на месте Эльзы рассказал бы полиции о Чарли, но как она могла доказать его существование, а тем более помочь найти его, если даже Доктор со своей командой не смог ничего толком узнать про него? А стала бы она вообще помогать полиции, — пришла мне в голову неожиданная мысль, — если у Чарли вдруг остался компромат на нее с тех времен, когда они путешествовали по Центральной Америке? Какие-нибудь документы или фотографии, свидетельствующие о ее соучастии в его преступлениях, которые он мог хранить на случай, если она решит выдать его.

– Чарли все великолепно продумал, – не обращая внимания на мою внутреннюю борьбу, возбужденно продолжала убеждать Эльза. – Я уверена, что это он анонимно сообщил полиции, что мы были на месте убийства, а затем затаился и не звонил, ожидая моего ареста. Узнав, что вместо меня арестовали Эмили, понял: что-то пошло не так, его план провалился, и после этого исчез и больше не связывался со мной.

Эльза вдруг опустила голову, намеренно не желая встречаться со мной взглядом, и отошла к окну. Пальцы ее рук нервно сплетались и расплетались – поведение, которое я заметил у Эмили, когда она рассказывала о себе в таверне.
– Я теперь уверена, что главной причиной приезда Чарли в Европу была Эмили, точнее, ее наследство. Помните, у него в руках был мой паспорт? Видимо, он навел справки по своим каналам и узнал многое о нашей семье. Я же, как полная тупица, во всем помогала ему. Даже подсказала пароль ноутбука Эмили, который у нее был один и тот же на все случаи: Эмили_Эльза, лишь добавляла в конце разные цифры. Меня постоянно мучает совесть, что ей приходится брать вину за меня и за те глупые поступки, что я совершила…

– Стойте, в эту картину совершенно не вписывается браслет, – нарочито грубо прервал я ее в самый кульминационный момент раскаяния. – Он же стал уликой против Эмили. Какой смысл был в этом для Чарли?

– Вы правы, я совсем забыла пояснить, как он попал к нему, – признав допущенную оплошность, вздохнув, согласилась Эльза. – Для его коварного плана ему нужна была улика против меня, и когда он был в шале, нашел мою шкатулку с украшениями и выкрал оттуда этот браслет. Только он не знал, что это был не мой, а Эмили. Я когда-то взяла его, а она может и не заметила. У нее раз в десять больше украшений, и она всегда была рада, когда я пользовалась ими. В свою очередь она брала у меня всякую экзотику, которую я насобирала за время путешествий по свету. Ведь мы же сестры…

Как банально и в то же время непредсказуемо, - подумал я, еще раз убедившись, как и избежавший множества ловушек преступник, что любой даже самый хитроумный план может быть разрушен непредсказуемостью женского поведения, - мужчины никогда не стали бы обмениваться галстуками, кольцами или запонками. Несмотря на желание Эльзы закончить разговор на неприятную тему и перейти к плану похищения, я непреклонно продолжил искать брешь в ее запутанной истории:
– Разве вам не приходило в голову рассказать полиции о Чарли? Они обязаны были расследовать эту версию, —допытывался я, заранее ожидая услышать в оправдание самые убедительные причины кроме тех, которые грозили ей самой тюремным сроком.

– В первое время я была как во сне, обманывала себя, что все как-нибудь утрясется, - покорно ответила она. - Обвинения против Эмили были настолько нелепы, что надо было только подождать, когда полиция в конце концов найдет улики против Чарли. Каждый день я ждала, что ко мне придут с расспросами о нем, и не собиралась ничего скрывать. Когда же этого не случилось, а адвокаты к моему ужасу пошли на сделку со следствием, я поняла, что он оказался хитрее всех, и ужасно испугалась. Уверена, что на его совести множество смертей. Однажды я стала случайным свидетелем, как он убил человека. Это было на одном из ранчо во время нашего путешествия по Центральной Америке. К нему привели какого-то мужчину со связанными руками, тот что-то быстро говорил, как будто пытался оправдаться или просил прощения. Чарли выслушал его, затем достал пистолет и два раза выстрелил в него, в сердце и в голову, не произнеся ни слова. Мне повезло, что меня никто не заметил - я притворилась, что спала в доме и ничего не видела, и не слышала.

Так ли это было на самом деле, или она стояла рядом в момент убийства, а может и держала в руке пистолет? Но нет, не стоит строить из нее монстра… - промелькнуло у меня в голове. Эльза уже не сдерживала слезы, размазывая потекшую тушь по щекам – я даже представить не мог, что эта женщина способна на такие чувства. Совладала с эмоциями, привела себя в порядок.
– Мне очень стыдно, но я боялась, что если дам показания полиции, об этом станет известно журналистам, и тогда Чарли, не задумываясь, убьет меня, как того беднягу. Вы не представляете, сколько у него связей в криминальных кругах и возможностей. Я практически перестала выходить из дома. Как вы заметили, у меня вошло в привычку принимать самые серьезные меры безопасности. Понимаю, что это эгоистично и малодушно, но я оправдывала свое молчание и тем, что мои признания не принесли бы никакой пользы. Я не знала, по существу, ничего о нем: из съемного дома он давно выехал, куда - неизвестно. Описание внешности тоже ничего не дало бы, он мог менять ее до неузнаваемости хоть каждый день. У меня не было против него никаких фактов или улик. Можно было рассказать о взломе ноутбука Эмили, но как я могла доказать, что это сделал именно он? Полиция решила бы, что я пытаюсь выгородить Эмили, выдумав мнимого преступника. И самое отвратительное, чему нет никакого прощения, я считала, что Эмили будет безопаснее в больнице, где у нее будет защита от Чарли. Теперь я горько сожалею, что у меня не хватило смелости и силы воли. Я предала Эмили, каждое мгновение меня мучает совесть, но готова искупить вину и прошу вас помочь мне.

– Вы упомянули, что Чарли перестал звонить и исчез. Как вы думаете, где он сейчас и чем занимается? – я в очередной раз беспристрастно проигнорировал очевидный намек покончить с темой Чарли.

– Думаю, он сперва прятался где-то в Европе, стараясь понять, что происходит, сохраняя возможность вмешаться в события, но когда узнал, что Эмили помещена в тщательно охраняемую больницу, бежал обратно в Центральную Америку, полагая, что полиция в конце концов выйдет на его след. Со мной он перестал связываться, справедливо опасаясь, что после его предательства, я не захочу разговаривать с ним, а он только выдаст себя, если за мной установлена слежка и мой телефон прослушивается. У Чарли особый нюх на такие ловушки.

– Но дело прекращено, зачем полиции следить за вами?

– Полиции незачем, но, если помните, Совет проводит частное расследование убийства Марка. Я знаю, что нанятые им люди следили и, скорее всего, продолжают следить за мной. Если бы вы знали, какого труда мне стоило скрытно приехать сюда. Если им удастся найти связь между мной и Чарли, он пойдет на все, чтобы выследить и убрать меня как свидетеля. Я до сих пор живу в страхе, что он строит новые планы в отношении нас с Эмили.

Мне предстояло подтвердить ее опасения, но, чтобы усилить впечатление, выдержал паузу, использовав для этого мини бар. Еще одна бутылочка, на один глоток, коньяка:
— У меня есть сведения, что это он организовал ее побег из больницы, подкупив охрану, а также пытался совершить покушение на меня.

Эльза посмотрела на меня широко открытыми от ужаса глазами, затем судорожно вздохнула и бросила испуганный взгляд на дверь, как будто Чарли стоит за ней и готов в любую минуту войти:
— Значит, он все время был где-то рядом и никуда не уезжал, — наконец шепотом промолвила она. – Я ничего не знала о покушении на вас, - извиняющимся голосом заверила она, - а Эмили мне сказала, что подружилась с охранником, которому очень понравилась, и уговорила устроить побег. Он посадил ее в мусорную тележку, забросал сверху картоном и вывез из больницы, приказав сидеть тихо и ждать, когда ее заберут. В какой-то момент ей надело прятаться, она выбралась прогуляться и заблудилась. У меня не было никаких сомнений, что это была ее очередная сумасбродная затея и Чарли здесь ни причем.

Не дав возможности задать следующий вопрос, Эльза с нескрываемым отчаянием в голосе опередила меня:
— Теперь вы видите, что действовать надо немедленно. Чарли одержим идеей похитить Эмили, и даже страх быть пойманным его не остановит!


Новый план.

Она буквально замерла и пристально, не моргая, словно гипнотизируя, смотрела на меня, ожидая ответа, чем-то похожая на ребенка, который неуверен, сдержат ли взрослые свое слово; но я не спешил. Очередная история, очередная порция правды, только все ли она рассказала на этот раз или продолжает водить за нос? Следовало бы отругать ее, рассердиться и наказать, хорошенько отшлепать как ребенка за ложь и непослушание (мысль, несомненно, объясняемая коньяком), но с другой стороны, она выполнила мое условие и призналась в знакомстве с Чарли, пусть настаивая, что он исчез из ее жизни. Хорошо, поверим ей, но это не исключает, что он прямо сейчас находится в этом городе, несмотря на поиски Интерпола, и вынашивает какие-то неизвестные мне планы. Неизвестные только мне, но не Эльзе? Маловероятное предположение, учитывая, как он пытался подстроить улики против нее и засадить в тюрьму, и лишь благодаря чистой случайности его план не сработал. Вся эта история, рассказанная Эльзой, оказалась настолько запутанной, что могла бы стать сюжетом детективного романа. Попадись такой мне среди рекламируемых «бестселлеров №1», что я покупаю, чтобы скоротать время в долгих поездках, я бы точно дочитал его до конца, а не выкинул в мусор, ругая себя за впустую потраченное время, едва дотянув до середины и разочаровавшись в нелепо состряпанном сюжете.

Совсем некстати я ощутил сильное чувство голода. Возможно, это было просто нервное, но скорее всего следствие того, что йогурт и кофе с круассаном на завтрак, а вместо ланча две порции коньяку держали последнюю линию обороны в поддержке моих сил и требовали подкрепления. Желая подразнить ее и показать свое недовольство, я вместо ответа предложил перекусить и продолжить обсуждение в каком-нибудь кафе, но она посмотрела на меня как на человека, собирающегося устроить пикник на железнодорожных путях. Троллинг удался: выражение растерянности, недоумения и детской обиды на ее лице вполне удовлетворило меня, и я объявил о своем задолго принятом решении:
– Жаль, что вы не рассказали обо всем раньше — это помогло бы нам наладить более доверительные отношения и быстрее выйти на след убийцы, – начал я с упрека, – но что случилось, то случилось. Главное сейчас— вызволить Эмили из этого ужасного места.

Я достал из кармана конверт и вскрыл его. Пробежав по строкам письма, я на какое-то время задумался и вложил его обратно. Написанное от руки оно было кратким, но содержание заставило по-новому взглянуть на все происшедшее до сих пор. Какие бы испытания не ждали впереди, уверенность, что мое решение - единственно правильное, только окрепла. Показывать письмо Эльзе я не собирался - его содержание касалось только нас с Эмили. Если она из любопытства и прочитала его, то это было бы очень некрасиво с ее стороны. Эльза в нетерпении и с явным любопытством наблюдала за моими манипуляциями, затем пожала плечами и понимающе усмехнулась; если это была роль: мне очень хотелось узнать, что в нем, но раз вы так решили…, - то она была сыграна тонко и убедительно. Сделав вид, что не заметил иронии, я невозмутимо произнес:
– В письме Эмили просит помочь с побегом, но хочет перед этим получить мое письменное согласие. Я безо всяких оговорок готов выполнить ее просьбу. Это главное. А теперь давайте перейдем к вашему плану. Мне хотелось бы узнать все детали и во всех подробностях. Полагаю, что переезд запланирован на понедельник. Вы потребуете у администрации сопровождать ее и будете рядом с Эмили в момент побега. Какова же моя роль?

Эльза смущенно улыбнулась и отвела глаза, щеки слегка зарделись, видимо, вспомнила, как у меня могла появилась такая идея.
– Этот план неплох, и я даже подумывала о нем, - застенчиво возразила она. - Проблема в том, что при переезде будут участвовать две машины, одна с Эмили и санитарами, а другая с охраной - таковы новые правила после того случая. Так что никакого гоп-стопа не получится.

Выдержав паузу, чтобы я успел изобразить на лице непонимание, она предложила новый план, согласно которому сестры просто переоденутся и поменяются местами во время свидания, назначенного на завтра в воскресение.

– Мы продумали и учли абсолютно все, – возбужденно принялась объяснять она, явно вернувшись в свою стихию, – я подготовила парики, один под цвет и стиль моих волос, а другой – Эмили, мы их наденем, и я превращусь в блондинку с короткой стрижкой, а Эмили в шатенку с длинными волосами. Вот, смотрите!

Эльза достала что-то невесомое из сумочки, затем быстрым движением сняла с головы то, что оказалось париком, заменив его на другой, короткий и светлый, и посмотрела на меня с видом фокусника, выполнившего удачный трюк. Меня поразила не столько ловкость, с которой она все это проделала, сколько происшедшая с ней удивительная метаморфоза: ее осанка изменилась, она стала чуть выше ростом, плечи расправились, нос вызывающе вздернулся, а на лице появилась незабываемая озорная улыбка, волшебным образом преобразившая ее серьезное лицо. Эльза убедила меня, что может стать очень похожей на Эмили, какой я ее помнил.

— Это еще не все, — увлеченно продолжала она, опять превращаясь в шатенку, — Эмили сделает такой же макияж, как у меня, а я изменю свой под нее, мы заранее наденем одинаковые украшения: кольца, сережки, цепочки, браслеты и все такое, чтобы не терять времени на замену. И не только это, я подготовила контактные линзы, чтобы изменить цвет глаз, и мы поменяемся духами. Вы удивитесь, мы даже учли, что я хотя и правша, но часто пользуюсь левой рукой. И, конечно, мы переоденемся, я приду к ней в большой мужской шляпе, темных очках и плаще. В последнее время я всегда навещаю ее в таком виде, так что этот стиль одежды не вызовет никаких подозрений.

После этих слов странный холодок пробежал у меня по спине, но я тут же перестал думать об этом, увлекшись обсуждением деталей:
– Но как вам удастся незаметно проделать все эти действия? Вы же говорили, что в комнатах установили камеры, а в коридорах дежурят охранники. И разве посещения не происходят в специальных для этого помещениях?

– Помилуйте, это же не тюрьма, а больница для богачей, пусть некоторые из них находятся на принудительном лечении. У Эмили там большая палата со всеми удобствами, но вы бы видели апартаменты других постояльцев! Свидание будет в ее комнате, конечно, под присмотром видео камер, и более того, через окно в двери всегда может заглянуть медсестра. Но и здесь мы все учли. Эмили попросится в туалет и, сославшись на головокружение, попросит меня проводить. Через пять минут из ванной комнаты выйдет Эмили в моей одежде и я в ее больничном халате. Я притворюсь, что устала и собираюсь лечь спать, а Эмили попрощается со мной и, надев плащ, очки и шляпу, выйдет из палаты, сядет в машину, которую я оставлю в оговоренном месте, предъявит мои документы и пропуск охране на выезде, и все… Она свободна! Ей нужно будет лишь пройти сотню шагов спокойным и достойным шагом уважающей себя леди, а не прыгать, как кузнечик, что она обычно делает. У нас все получится, вот увидите!

Не зная, как отреагировать, я высказал первое, что пришло в голову:
– А как же вы? Ведь вам грозит тюрьма за организацию побега, даже если невиновность Эмили будет доказана.

– Не беспокойтесь обо мне. Это мой выбор, я иду на это сознательно и безо всяких сомнений. Я хочу искупить вину. Как последняя эгоистка я бросила сестру, когда ей было тринадцать лет. Девочкам в этот трудный для них период жизни так нужны советы и помощь старших, особенно, если это единственная сестра. Я навела на нее, пусть невольно, Чарли, необдуманно забрала из клиники, своей нерешительностью привела к обвинению в убийстве и заточению в это ужасное место с клеймом сумасшедшей. Я малодушно предала ее, не рассказав полиции правду о Чарли. Каждый день я испытываю муки совести из-за того, что причинила ей столько горя, а она верит мне и не разу ни в чем не упрекнула, по-прежнему любит и даже восхищается мной. Поймите, я обязана ей жизнью. Если бы не ее наследство, Чарли легко и без сожаления убил бы меня как опасного свидетеля еще там, в Центральной Америке. Теперь пора платить по счетам, я постараюсь как можно дольше держать в неведении персонал больницы, чтобы дать вам время скрыться, а когда меня разоблачат, не выдам вас ни словом. Когда меня арестуют, я буду только рада этому и расскажу полиции все, что знаю о Чарли, мне уже нечего будет терять и нечего бояться!

– Предположим, что все так и случится, —все еще под впечатлением ее слов постарался я понять свою роль в свете новых обстоятельств. – Что же предстоит делать мне?

– Никаких налетов и других ковбойских трюков, - придя в себя после эмоционального самоуничижения, деловым голосом продолжала Эльза. - Вы поедете со мной в больницу, но так, чтобы вас никто не видел, я высажу вас недалеко от нее в укромном месте, о котором дам знать Эмили, где вы спрячетесь и будете ждать. Мы устроим так, что свидание займет не много времени. Примерно через полчаса Эмили выедет из больницы на моей машине, вы выйдете из укрытия, сядете за руль и поедите в хижину, которую я приготовила для вас, там вы сможете провести несколько дней на время активных поисков полицией. Это неприметный дом в безлюдном месте в горах. В нем будет все необходимое: еда, сменная одежда, поддельные документы для Эмили и даже небольшой сюрприз для вас. В гараже будет другая машина, на которой вы уедете, когда все стихнет, а мою оставите там, чтобы ее не смогли сразу найти. Завтра до поездки в больницу я покажу дорогу к хижине и место, где спрятаны ключи.

- Согласитесь, без вашей помощи шансы на удачный исход побега равны нулю. Эмили долгое время была отрезана от внешнего мира, постоянно в своей палате под воздействием лекарств, она плохо знакома с местностью и наделает столько глупостей еще до того, как ее начнут искать, что полиция непременно обратит на нее внимание. С вами же она будет в полной безопасности, никто не заподозрит вас в похищении, ведь никому не известно о вашем с ней знакомстве, и вы лишь один из тысяч человек, приехавших сюда по делам или в отпуск. Я уверена, вы найдете способ, как спрятать ее, уберечь от глупостей и вывезти в безопасное место, где ее не найдут ни полиция, ни Чарли. Там вы переждете, пока Доктор не завершит свое расследование и невиновность Эмили будет доказана. Я уверена, что у вас все получится. Вы смелый, сильный и опытный мужчина…, - она с надеждой посмотрел мне в глаза, попыталась сделать шаг, словно ожидая ответный от меня, но тут же смутилась, потупила взор и скомкано закончила: -Во всем... – Через мгновение, придя в себя, с вернувшейся к ней беспристрастностью произнесла: - В конце концов, Эмили согласилась на побег только ради встречи с вами. - Если она хотела использовать это как последний аргумент, то это было эффектно, но необязательно.

По сравнению с предыдущим ее новый план выглядел не столь авантюрным. Большую часть ответственности Эльза брала на себя, мне же отводилась довольно простая роль: увезти Эмили из больницы, переждать в укромном месте первые несколько дней, а затем подготовить переезд в какую-нибудь тихую страну, лучше всего в Новую Зеландию на ранчо к моим родителям. Раз никто не знает о моем участии в похищения, я смогу спокойно заниматься всеми необходимыми приготовлениями, не вызывая никаких подозрений. Эльза добровольно жертвует собой ради сестры, и ее мотивация вполне убедительна. Это ее выбор, нет никакого смысла ее отговаривать. Правда, надо не забывать, что Чарли может быть где-то рядом. Принципиальных вопросов больше не было, оставалось обсудить детали. Эльза объяснила, что свидание с Эмили назначено на час дня, после ланча, но она заберет меня из гостиницы в одиннадцать, чтобы показать дорогу к хижине. Мою машину следует вернуть в арендную компанию - брошенной она вызовет подозрения у полиции.

– Это надо сделать уже сегодня, - деловито сыпала наставлениями она, - сдавать машину в день отъезда, а затем возвращаться в гостиницу, чтобы поехать со мной, может не хватить времени и будет выглядеть подозрительно в глазах персонала. Расплатиться за проживание лучше наличными, мимоходом упомянув, что вас подбирают друзья на машине. Ведите себя доброжелательно и естественно, не жалейте чаевых. Такие постояльцы всегда оставляют приятное впечатление и не вызывают подозрений.

Согласно плану из гостиницы мы поедем на ее ауди, которую она запаркует в подземном гараже в скрытом от камер наблюдения месте и не станет запирать двери. Около одиннадцати утра я спущусь в гараж и спрячусь на заднем сидении. Когда полиция будет проводить расследование, все подтвердят, что Эльза выехала из гостиницы одна. На сегодняшний вечер она посоветовала прогуляться по городу, изображая из себя праздного туриста, и для практики проехать от больницы до смотровой площадки на главном шоссе, остальную часть пути до хижины она покажет завтра. После побега полиция первым делом начнет поиски ауди, поэтому надо будет избегать мест с видеокамерами и, на всякий случай, заляпать номера грязью. Чтобы никто не заподозрил подмену водителя, мне следует надеть шляпу, очки и плащ, в которых будет Эмили, а ей самой спрятаться. Сама Эльзы этим вечером собиралась заняться последними приготовлениями к завтрашнему маскараду и избавиться от телефона и ноутбука, чтобы не дать полиции возможности выйти на наш след. На этом мы расстались. Эльза осторожно подошла к двери, незаметно приоткрыла ее и, убедившись, что в коридоре никого нет, тихо выскользнула наружу.

Советы Эльзы были лишь частью необходимых дел на сегодня. Я вышел из гостиницы и наконец-то поел в одном из кафе. После этого направился к центру города, удивляясь, насколько изменился он за несколько месяцев моего отсутствия. Улицы и стены домов, прогретые солнцем, избавились от зимнего холода и источали тепло, от которого хотелось спрятаться в уютных двориках кафе в тени деревьев. Туристы, праздно шатающиеся без какой-либо определенной цели или лениво сидящие под навесами с бокалами прохладительных напитков, всем своим видом показывали, что стали здесь полноправными хозяевами, утвердив свои манеры поведения и моду. Дыхание близкого моря причудливо смешивалось с запахами еды из многочисленных кафе, крема для загара и чада от проезжающих машин, создавая неповторимый аромат курортной жизни. Я прогулялся по центру города, зашел в несколько магазинов и вернулся в свой номер. Аккуратно развернув письмо Эмили, уже спокойно перечитал его, вдумываясь в каждое слово. Чтобы убедиться в его реальности, я достал из портмоне тщательно хранимую в пластиковом пакетике записку, оставленную ей в таверне. Сомнений в том, что они написаны одной и той же рукой не было. Этот вывод приободрил меня — за время нашей разлуки Эмили из божественного совершенства во плоти и крови стала пугающее превращаться в некое мифическое существо из мира легенд и грез.

К реальности меня вернула необходимость подготовиться к завтрашнему дню. Почти не пользуясь навигатором и полагаясь лишь на память, я проехал по уже известному пути к больнице. Чтобы не попасться на камеры видеонаблюдения, я развернулся у въезда в аллею с запрещающим знаком и начал репетицию побега, отмечая малейшие детали: знаки, крутые повороты, боковые дороги и указатели видеофиксации. Найти безопасный путь в объезд центра города не составило большого труда, миновав его, я выскочил на шоссе, ведущее вдоль берега моря на запад, а затем резко уходящее по извилистому серпантину на горный массив к перевалу. В какой-то момент справа из ущелья к нему примкнула дорога, по которой мы с Эмили ехали из таверны в тот памятный день. Очевидно, что смотровая площадка, упомянутая Эльзой, была именно тем местом, где похитили Эмили. Подъехав к ней, я припарковал машину почти на том же самом месте и подошел к краю обрыва. Вот здесь она и хотела, чтобы я произнес важные для нее слова. А если бы я не нашел их, и судьба вновь разлучила нас? Тогда кто-нибудь другой мог стать для нее Якобом, и она по-прежнему ждала бы его, — подумал я, глядя с почти вертикальной скалы на море с белыми барашками прибоя далеко внизу.


Хижина.

Из того, что мне сказала Эльза, у меня возникло впечатление, что хижина находится где-то недалеко, поэтому решил испытать удачу и попробовать найти ее. От смотровой площадки я поехал довольно медленно к большому неудовольствию местных водителей, выискивая предполагаемый съезд к ней. Наконец, проехав чуть больше километра, я увидел проселочную дорогу, уходящую вглубь густого леса. Особо не рассчитывая на удачу, а скорее из необходимости пропустить вперед очередь из выстроившихся за мной машин, то и дело пытающихся совершить опасный обгон, я свернул на нее, внимательно выглядывая по сторонам. Каменистая, но довольно ровная дорога использовалась местными крестьянами для доступа к оливковым рощам и виноградникам на склонах горы и пастухами, перегоняющими стада коз и овец. Вдоль нее то и дело попадались полуразвалившиеся овчарни и крытые листами железа шалаши сборщиков оливок. Мое внимание привлекла неожиданная в таком месте свалка мусора, рядом с которой одиноко ржавел кузов машины, когда-то желтого цвета, на вид ФИАТ 70-ых годов прошлого века.

Свалка означает цивилизацию, впрочем обратное тоже верно. Конечно, это был сарказм, но тем не менее место следовало обследовать. От кучи мусора в сторону от дороги шла неприметная колея, заросшая травой, возможно, как-то связанная с ее появлением. Не желая упираться в тупик, откуда придется выбираться задним ходом, я проехал чуть дальше до русла пересохшего ручья, где лес немного расступался, и запарковался так, чтобы не мешать случайным машинам. Невзрачная колея, по которой, судя по примятой траве, недавно проезжали, вывела на небольшой холм с рощей старых оливковых деревьев, толщина стволов и высота которых намекали на возраст в сотни лет. В центре стоял дом, больше похожий на сарай, окруженный какими-то мелкими постройками, самая крупная из которых вполне могла служить гаражом на две машины. Оглянувшись, я убедился насколько идеально место подходит для тайного укрытия - разглядеть хижину с дороги было невозможно.

Выглядело как удобное место спрятаться от посторонних глаз, оставалось проверить, то ли это место, о котором говорила Эльза. Обойдя дом со всех сторон, я убедился, что окна плотно забраны ставнями, а на двери висит большой замок. Ответ нашелся при осмотре сарая. Его ворота также были заперты на засов с внушительным замком, но в дощатой стене нашлись довольно большие щели, через которые в лучах солнца можно было разглядеть, что скрывается внутри. Там стояла машина и не просто машина, а тесла. Ее появление в таком глухом месте не оставляло никаких сомнений. Кто еще, как не Эльза, мог оставить здесь дорогой электрокар? Ее выбор можно было объяснить лишь тем, что полиции вряд ли придет в голову останавливать для проверки такую необычную для беглецов машину.

Если честно, мне нравится тесла своим формами, ощущением престижа и причастности к технологиям будущего, но как-то раз прочитав о случае, когда попавшая в аварию машина загорелась, заблокировав внутри водителя и испепелив его дотла, я охладел к идее влиться в ряды ее фанатов. Уже покидая место, где нам с Эмили скоро предстоит прятаться, я остановился, озадаченный внезапно пришедшей мыслью: - как Эльза могла пригнать сюда машину? Может хозяин, у которого она сняла дом, сопровождал ее на своей, а затем отвез обратно? - Глупая мысль - Эльза ни за что не стала бы вовлекать в свои планы незнакомого человека. Скорее всего она приехала сюда одна, оставила теслу в гараже, а затем пешком вернулась к шоссе и вызвала такси. Я сам часто пользуюсь такси в своих походах «в один конец». Или все же кто-то сопровождал ее на другой машине, а, может, заранее пригнал сюда теслу, а Эльза потом забрала водителя? Можно будет спросить ее завтра, но что-то мне подсказывает – она предложит первый вариант.

Вернувшись к месту, где оставил машину, я по навигатору решил разобраться, куда меня занесло. Карта показывала, что примерно через три километра дорога снова выходит на главное шоссе. Отлично, не надо будет возвращаться назад, когда мы с Эмили поедем дальше, - подумал я и поехал вперед. Дорога заканчивалась неожиданно резким левым поворотом и крутым спуском. Место выглядело довольно опасным, особенно, если ехать на большой скорости или по мокрой дороге. На выезде я остановился, решая: поехать налево - обратно в гостиницу, или направо – в следующий по побережью довольно крупный город. Если мы поедем в него после побега, имеет смысл осмотреться, – подумал я, поворачивая направо. – Прогуляюсь, присмотрю тихий райончик с неприметным отелем, перекушу в кафе, пройдусь по магазинам, сдам машину, а в гостиницу вернусь на такси.

Так я и сделал. Вернувшись в отель, я нашел в интернете подробное описание управления и устройства теслы, завершил начатый еще дома перевод всех средств на анонимные счета и в биткоины и ответил на письмо Эмили. Чтобы у нее не было сомнений в его подлинности, я упомянул одну деталь, которую могли знать только я и она, а именно записку, оставленную в таверне, написав: «…милая, я каждый день перечитываю строки письма, оставленного тобой после той незабываемой ночи. Теперь судьба никогда не разлучит нас».

Завершив с неотложными делами, я, наконец, добрался до своих «заметок» и заполнил их событиями прошедшего дня вплоть до настоящего момента - вечера субботы за день до похищения, - и последующий текст будет посвящен не прошлому, а моим будущим планам и возможному развитию событий. Моя роль представляется простой, но, как показывает опыт, простота может быть обманчива. В таких случаях следует уделять особое внимание моментам, которые поначалу не вызывают подозрений, поскольку кажутся естественными и очевидными, и в них искать зацепки на изъяны в безупречном на первый взгляд рисунке «простоты». На это у меня есть сегодняшний вечер и утро завтрашнего дня.

А сейчас я собираюсь составить список необходимых действий. Важная роль в нем отводится моим «Путевым заметкам», задуманным вначале как дневник, а затем превратившимся в хронику невероятных событий и в повесть о нашей с Эмили любви, и которым теперь уготовано стать главным доказательством ее невиновности. Признаюсь, что работа над «заметками» со временем все больше увлекала меня. Предложения научились складывались сами собой, и мне все больше импонировал мой стиль, особенно внимание к деталям и логике изложения. Конечно, литературный критик не согласится со мной, но что с меня взять - дилетанта без какого-либо литературного образования. Если на то пошло, и дилетант, и профессиональный акробат могут прыгнуть в бассейн, только профессионал красиво и с десятиметровой вышки, а дилетант с бортика, отбив живот и подняв массу брызг. Оба ощутят удовлетворение от достигнутой цели, и неважно, как это выглядит со стороны. Так и моей рукописи хотелось бы не оставаться просто «заметками», а стать историей или любовно-детективным романом о любви Якоба и Эмили, как этого хотела Мэри.

Мечта каждой рукописи – найти своего читателя, пусть и единственного, и сейчас я изложу замысел, как осуществить ее на случай непредвиденных обстоятельств. Вдруг она поможет столь уважаемой моим бывшим шефом Правде открыть тайну нашей с Эмили любви и восстановить справедливость, а теперь, что предстоит сделать завтра:
1. Подъем в семь тридцать, получасовая пробежка по пляжу и купание в море.
2. Восемь тридцать. Душ и плотный завтрак.
3. Девять часов: копирую рукопись на флэш-карту и иду в магазин канцелярских товаров, с владельцем которого уже договорился сегодня днем, и распечатываю текст.
4. Девять тридцать: возвращаюсь в гостиницу, пишу от руки сопроводительное письмо, чтобы не было сомнений в моей личности, в котором прошу считать рукопись свидетельскими показаниями невиновности Эмили и настаиваю на дополнительном расследовании обстоятельств убийства Марка Феглера. Там же беру на себя полную ответственность за ее похищение. Подпись, дата.
5. Начало одиннадцатого: запечатываю рукопись, а с ней свое сопроводительное письмо и последнее письмо Эмили в конверт, отношу его на почту и отправляю на свой адрес с уведомлением о вручении. За отправителя указываю «Отдел криминальных расследований» одной известной газеты. Мне по работе приходилось работать с ее сотрудниками - они серьезные профессионалы и, если рукопись попадет к ним в руки, она не останется без внимания. Вы, конечно, понимаете, для чего я это делаю. Если побег пройдет успешно, я вернусь домой и заберу рукопись обратно. Если что-то пойдет не так, то почта попытается безуспешно доставить конверт и через две-три недели вернет его по указанному на нем обратному адресу.
6. В одиннадцать возвращаюсь в гостиницу, собираю вещи и спускаюсь в гараж.

День выдался эмоциональным, но я чувствую себя уверенно и готов к любым неожиданностям. Все будет хорошо, главное, что я уже завтра увижу Эмили. За окном темнеет, наступает время довольно позднего по местным обычаям ужина. Перед тем как пойти в знакомый мне по предыдущему визиту ресторан, где собираюсь заказать самое роскошное рыбное блюдо и бутылку самого дорого вина, я в последний момент добавляю короткое предисловие к началу рукописи, с которого мой уважаемый Читатель начнет знакомство с ней. Я не отрицаю, что нас с Эмили ждут серьезные испытания, когда из-за одного неверного шага все наши надежды могут рухнуть в пропасть. Но я ко всему готов, и ничто не сможет нам помешать. Ничто, кроме безумия нашей любви.

Ну что же, мой незнакомый Читатель, – теперь все, это мои заключительные строки. Если ты еще со мной и не бросил читать после нескольких страниц, значит тебя заинтересовала моя история. Если же такового не найдется, то рукопись постигнет незавидная судьба, и она теперь живет другой жизнью в виде оберточной или газетной бумаги. Как бы то ни было, я все же надеюсь, что она вернется ко мне, и я продолжу рассказ о том, как прошло похищение Эмили и какие приключения нас ждали после этого… А пока, прощаюсь.


ДОПОЛНЕНИЕ К РУКОПИСИ, НАПИСАННОЕ ЖУРНАЛИСТОМ ПЬЕРОМ СИМОНОМ.

Мое имя Пьер Симон. Я журналист отдела криминальных расследований «одной известной газеты». Рукопись попала ко мне многие месяцы спустя после последней сделанной в ней записи и блуждания по бюрократическим лабиринтам нашего издательства. По чистой случайности я оказался одним их тех, кто пересекался с Алексом Лемером по довольно запутанному делу о наследовании краденных картин и черных коллекционерах, правда, тогда он представился адвокатом малоизвестной страховой компании, а не консультантом очень престижной адвокатской фирмы. Прочитав рукопись, мне не составило труда установить связь между описанными в ней событиями и тем, что действительно произошло одним солнечным летним днем в маленьком курортном городке на берегу Средиземного моря.

То, что вы прочтете ниже, будет продолжением повествования Алекса на основе газетных статей, выдержек из полицейских отчетов и официальных заявлений, включая слухи и собственные домыслы – все, что может иметь хоть какое-то отношение к судьбе Эмили и Алекса, совершивших дерзкий побег из тщательно охраняемой больницы. Чтобы не утомлять читателя «журналистским» изложением фактов, я попытаюсь описать их в литературной форме, стараясь следовать стилю основного повествования.


Приключения рукописи.

Одним дождливым утром в отдел доставки почты одной крупной газеты вбежала молодая девушка, студентка местного факультета журналистики, проходившая там практику. Сегодня наступила вторая неделя ее стажировки, и первым заданием после недельного инструктажа была сортировка входящей почты. Она опоздала на пять минут и очень боялась получить нарекание от наставницы. Увидев, что до нее никому нет дела, она облегченно вздохнула и принялась за работу. Задание было простым: посмотреть кому адресована корреспонденция и положить ее в соответствующую корзину, чтобы потом разнести по отделам. Первый же конверт, взятый из кучи, накопившейся за выходные, вызвал у нее недоумение, на нем стоял штамп «Вернуть отправителю», а им значился «Отдел криминальных расследований» без указания имени отправителя. Изначально конверт был адресован некому Алексу Лемеру, но был отправлен не из издательства, а, судя по почтовому штампу, из-за границы. Столкнувшись с такой сложной проблемой, никак не упомянутой в объемистой инструкции по сортировке почты, девушка поискала глазами наставницу и, не найдя ее, расстроенно вздохнула.

В это момент ей позвонили - это был парень, с которым она познакомилась на вечеринке в прошедшее воскресение. Все утро она гадала: «позвонит – не позвонит» и даже опоздала из-за этого на работу. Он позвонил. Мгновенно позабыв о своих обязанностях, практикантка сунула конверт в ящик стола, чтобы позже показать наставнице, и побежала в укромный уголок, где можно было спокойно поболтать. Ни в этот, ни в последующие дни она о конверте так и не вспомнила, а затем ей дали другое задание и перевели в следующий отдел. Конверт был случайно обнаружен месяцы спустя и, наконец, переправлен в Отдел криминальных расследований, где он попал в стопку входящей почты без имени адресата и пролежал какое-то время среди рекламных буклетов и прочего почтового мусора, пока секретарша не взялась наводить порядок. Вскрыв конверт, чтобы выяснить кому он предназначается, она опытным взглядом определила рукопись как литературное произведение, не имеющее никакого отношения к тому, чем занимаются здесь серьезные журналисты. Для романа маловато, а для рассказа слишком много, —оценила она, на ощупь определив ее объем примерно в девять авторских листов. Решив, что рукопись попала к ним по ошибке, она переслала ее внутренней почтой в Литературный отдел. Сопроводительное письмо, написанное от руки, секретарша не удосужилась прочитать, не желая разбираться в незнакомом почерке, и оно оказалось в корзине вместе с мусором.

В Литературном отделе рукопись легла на стол рецензента, собиравшегося уходить на пенсию и меньше всего желавшего загружать себя лишней работой, поэтому он сунул конверт в самый низ стопки «Входящее» и забыл о нем. Новый рецензент, разгребая завалы на столе предшественника, наконец добрался до него и долго не мог понять, почему кто-то из-за границы отправил конверт некому Алексу, указав обратным адресом Криминальный отдел, но оно неисповедимыми путями оказалось в Литературном отделе, и что теперь со всем этим делать. Чисто из любопытства человека на новой должности он решил пролистать рукопись. Увлекшись, он дошел до места, где упоминается имя героини, Эмили Дессел, и тут ему в голову пришла неожиданная мысль, что это не плод воображения бесталанного писателя, а свидетельство реально происшедших событий. Разговоры и слухи о наследнице миллиардного состояния, таинственно исчезнувшей при странных обстоятельствах, все еще будоражили общественность. Понимая, что рукопись попала к нему не по адресу, рецензент, как порядочный сотрудник уважаемой фирмы, лично отнес конверт в Криминальный отдел. Так она оказалась у меня.


Побег из больницы.

Узнав, кто является автором, я отложил все дела, отключил телефон и закрылся в офисе. После прочтения стало ясно, какой уникальный материал оказался у меня в руках. Все говорило о том, что это не розыгрыш искусного фальсификатора, а описание реальных событий и персонажей, проливающее свет на тайну Эмили Дессел. А дата и адрес почтового отделения на конверте, совпадающие со временем и местом ее загадочного исчезновения, развеяли бы сомнения любого скептика. Факты, изложенные в рукописи непосредственным участником событий, Алексом Лемером, трудно было переоценить. Начать хотя бы с того, что теперь мы знаем, что у Эмили при побеге помимо Эльзы был еще один соучастник. Полиция и все, кто интересовался этим делом, подозревали это, но не было ни малейшего намека на его личность. Все свидетели утверждали, что Эмили одна уехала из больницы на машине сестры, но как молодая женщина с диагнозом дисассоцивного восприятия реальности, проведшая столько времени в изоляции от общества и незнакомая с местностью, смогла в одиночку обмануть всю полицию и уйти от погони, несмотря на блокпосты, прочесывание местности и контроль на границе?

Читателям хорошо известно из многочисленных газетных статей и официальных заявлений властей, что произошло в тот день, но я взял на себя труд кратко обобщить факты, поскольку они потребуют совершенно иной интерпретации. Вот типичный репортаж о событиях тех дней:
«В воскресенье в час дня в частную психиатрическую больницу, где как выяснилось, содержатся пациенты на принудительном лечении, на свидание с Эмили Дессел, наследницей миллиардного состояния, приехала ее сестра, Эльза Кронинг. Примерно через полчаса она уехала, не вызвав у охраны никаких подозрений. Через некоторое время после ее отъезда персонал больницы обнаружил, что произошла подмена, сестры незаметно переоделись и Эмили Дессел совершила побег, оставив вместо себя в палате сестру. Руководство больницы немедленно связалось с полицией и сообщило о происшествии, указав приметы автомобиля, на котором скрылась пациентка. Там заверили, что займутся поиском и вышлют машину для задержания Эльзы. Несмотря на воскресный день и сиесту, уже через десять минут в больницу приехал полицейский. Офицер заявил, что Эльзу Кронинг, которая к тому времени уже готова была дать признательные показания, необходимо немедленно доставить в участок для допроса, надел на нее наручники, посадил в машину и увез с собой. Примерно через сорок минут в больницу приехал еще один полицейский патруль, который ничего не знал о том, что Эльза Кронинг уже задержана. Только тогда выяснилось, что Эльза, как и ее сестра, совершила побег, в котором ей помогал сообщник, переодевшийся полицейским. Как выяснилось позже, для этого он использовал угнанную машину и форму лейтенанта Кантероса, тело которого было обнаружено на следующий день недалеко от места угона».


Тайна лесной хижины.

Побег стал главной темой всех средств информации, поэтому я постараюсь быть краток, воспользовавшись газетной заметкой в хронике происшествий:
«Через некоторое время после того, как обнаружился побег Эльзы Кронинг, в полицию поступил сигнал о катастрофе, происшедшей на главном шоссе вдоль побережья. Со скалы в одном из самых высоких мест над морем сорвалась машина. Свидетелей происшествия не было, но о трагедии стало известно по проломленному ограждению и дыму, поднимавшемуся с места падения. Полиция обнаружила на дне пропасти на берегу горящую машину. До нее можно было добраться только по морю, но налетевший к вечеру неожиданный шторм задержал операцию до следующего утра. Достигнув места трагедии, спасатели обнаружили выгоревший дотла кузов машины, как в последствии выяснилось электрокара тесла, и в нем обгоревшие до неузнаваемости тела мужчины и женщины. Полиция пришла к выводу, что тело женщины принадлежит одной из исчезнувших сестер, Эльзе Кронинг, поскольку машина была зарегистрирована на ее имя, а тело мужчины – сообщнику, который помог ей бежать из больницы. В пользу этого свидетельствовал найденный рядом с трупом обгоревший жетон убитого им накануне офицера.
После прочесывания местности в лесу через несколько дней была обнаружена хижина с угнанной полицейской машиной, а в машине и в самой хижине найдены отпечатки пальцев Эльзы, а также отпечатки разыскиваемого интерполом преступника. Полиция пришла к заключению, что Эльза и ее сообщник заехали в хижину на короткое время, чтобы заменить полицейскую машину на теслу. При выезде на шоссе по невыясненным причинам, предположительно из-за превышения скорости, произошла катастрофа. Хозяин хижины опознал Эльзу по фотографии, но утверждал, что видел ее только один раз, когда показывал ей дом. Эльза заплатила за месяц вперед, не дав никаких объяснений о причинах найма жилья.
Розыски Эмили Дессел ни к чему не привели. Машина, на которой она уехала из больницы, была обнаружена брошенной в безлюдном месте на окраине соседнего города. Полиция пришла к заключению, что Эмили сразу после побега поехала в заранее условленное место, где сменила машину на подменную, оставленную, вероятно, для нее сестрой. Как она передвигалась дальше и помогал ли ей кто-нибудь, осталось невыясненным. Просмотр немногих камер видеофиксации показал, что в ауди, на которой бежала Эмили Дессел, был замечен только водитель в большой мужской шляпе и темных очках, именно так выглядела Эмили при выходе из больницы».

Теперь благодаря рукописи стало ясно, что в дерзком двойном побеге участвовали две пары: Эмили с Алексом и Эльза с ее знакомым, матерым преступником и убийцей Марка Феглера. Каждая из них могла побывать в хижине, полиции и в голову не пришло, что возможны два объяснения происшедшей трагедии. Я попробовал в общих чертах воссоздать каждое из них, но перед этим небольшое отступление.


Кто такая Эльза?

В который раз перечитывая рукопись, я все больше поражался, насколько гениально и дальновидно Эльза выстраивала отношения с Алексом, и как до самых мелочей были продуманы ее поступки. Вдумайтесь, кроме рукописи Алекса не осталось никаких прямых доказательств ее знакомства с ним, все встречи проходили без свидетелей, письма были напечатаны, а звонки делались с одноразовых телефонов. Она уничтожила все упоминания о нем, избавившись от своих телефонов и ноутбука в ночь перед похищением. Исчезни Алекс, никто не догадался бы о его знакомстве с сестрами и причастности к побегу. В этом отношении все складывалось для нее крайне удачно: Доктор, несколько раз встречавшийся с ним и знавший о его участии в судьбе Эмили, умирает. Лейтенант Кантерос, который задержал Эмили и опрашивал Алекса, погибает от рук Чарли при угоне полицейской машины. Начальник охраны больницы таинственно исчезает. Сам Алекс, как следует из рукописи, делал все, чтобы ни друзья, ни его шеф не знали о его знакомстве с Эмили.

Пресса долго обсуждала роль Эльзы в побеге, давая разные оценки ее мотивации и возможной выгоды. После прочтения рукописи я могу дать характеристику, никогда не встречавшуюся даже в самых маргинальных комментариях: Эльза – необычайно умная, безжалостная, легко манипулирующая людьми женщина и по-настоящему талантливая актриса. Несомненно, ее целью было получение как минимум части наследства Эмили, поддерживая с ней самые близкие отношения и рассчитывая на ее щедрость. Простой на первый взгляд план столкнулся со множеством препятствий: гибель Якоба, Чарли, с которым ее связывало сомнительное прошлое, профессиональный охотник за состояниями Марк и не останавливающийся ни перед чем влюбленный в Эмили Алекс, но ей каждый раз удавалось повернуть ситуацию в свою сторону. Не кажется ли вам странной ее перемена в отношении к Алексу? После первой встречи она потребовала оставить ее и Эмили в покое, а когда он ослушался, на его жизнь была предпринята по крайней мере одна попытка покушения, когда же она решила использовать его для своего дьявольского плана то, нисколько не смутившись, затащила в постель. А ее длительные и утомительные монологи, наполненные многочисленными подробностями и вызывающими сочувствие деталями? И все для того, чтобы оправдать предыдущую ложь и скрыть новую.

Если Алекс, ослепленный влюбленностью, был для нее относительно легкой добычей, то Чарли с его коварством и талантом подчинять себе людей, ни во что не ставя их жизни, был куда более опасным противником. И тем не менее ей удалось провести и его, превратив в своего подручного, выполняющего за нее грязную работу, как в случае с Марком. Чарли не был бы самим собой, не попытавшись предать Эльзу и избавиться от нее ради единоличного контроля над Эмили, но Эльза и тут оказалась на высоте, то что она пришла на место свидания позже сестры, тем самым полностью разрушив его изощренный план, меньше всего кажется простой случайностью. Как она могла раскусить его? Очень просто: обнаружив украденный из ее шкатулки браслет, она поняла, для чего Чарли сделал это, и догадалась, что он хочет убрать ее, сделав виновной в смерти Марка, далее обеспечила себе алиби, надеясь, что полиция пойдет по следу Чарли. Когда же Совет согласился признать Эмили невменяемой, тут же придумала новый план.

Догадывался ли Алекс, что Эльза лгала ему, утверждая, что Чарли из опасения быть пойманным исчез и она не поддерживает с ним контактов? Мог ли он предполагать, что несмотря на попытку Чарли выдать ее за убийцу Марка, Эльза оказалась настолько циничной и хладнокровной, что не стала разрывать с ним отношений после предательства и предложила новый план завладеть наследством, когда, казалось бы, уже никаких шансов не оставалось? Если Алекс и не догадывался, то наверняка подвергал ее слова сомнениям. В рукописи можно найти много мест, где он с подозрением относится к ее словам и поступкам, но нет ни одного примера, когда он открыто обвиняет ее в двуличии. Либо он так и не понял ее сущность, либо у него не было серьезных улик и он не хотел быть голословным. В конце концов, он писал эту рукопись не только для себя, но и для Эмили.


А теперь две версии на ваш суд, назовем их: Эмили-Алекс и Эльза-Чарли:

Эмили-Алекс.
Алекс, усомнившись, что Чарли «навсегда исчез» из жизни Эльзы, догадывается о ее намерении с его помощью вслед за Эмили бежать из больницы. Этому есть несколько косвенных свидетельств в тексте, например, подозрение, что кто-то пригнал теслу в хижину и, возможно, скрывался там, перед тем как Эльза забрала его на своей машине. Понимая, что за ними устроят погоню и что встреча с профессиональным убийцей не сулит ничего хорошего, он привозит Эмили в хижину лишь для того, чтобы она могла переодеться и забрать приготовленные для нее документы. Понимая, что дорога каждая секунда, он, опасаясь подвоха, решает не использовать теслу и, убрав за собой все следы, чтобы не выдать своего пребывания, они едут на ауди Эльзы в соседний город, где меняют ее на другую и благополучно заметают следы.

Тем временем Чарли и Эльза приезжают в хижину и никого там не находят. Это означает только одно — их планы раскрыты. Чарли прячет полицейскую машину в гараже, как всегда, тщательно заметая все следы, чтобы полиция не смогла уличить его в убийстве и похищении, а затем они с Эльзой мчатся на тесле в ближайший город, единственное место куда могли поехать Алекс и Эмили, в надежде догнать их. Чарли торопится, превышает скорость и на выезде с лесной дороги, не справившись с управлением, срывается в пропасть. Не исключено, что Алекс, предчувствуя погоню, мог что-то сделать с тормозной системой теслы, ведь в тексте он отмечает, что интересовался ее устройством, но не упоминает с какой целью. Однозначного ответа на этот вопрос нет: с одной стороны, он мог бы таким образом предотвратить преследование, а с другой, если бы его подозрения не подтвердились, полиция, обнаружив поврежденную теслу, зарегистрированную на Эльзу, могла заподозрить, что Эмили сбежала не одна, а с кем-то, кто хорошо разбирается в машинах.

Выскользнув из ловушки, Эмили и Алекс прячутся в тихом месте за границей, где ожидают ее оправдания и подходящего момента для возвращения и получения наследства. Почему Алекс не появился у себя дома, чтобы забрать рукопись? Можно предположить, что по каким-то причинам он не успел или в силу обстоятельств не имел возможности сделать это. Почему не связался с друзьями и не объяснился с шефом о своем исчезновении, если о его связь с Эмили была тайной? То, что он знал о завещании, а затем исчез в то же самое время, как Эмили бежала из больницы, не могло не вызвать подозрений у его шефа, всегда полагающегося на наихудший вариант. К тому же, по иронии судьбы рукопись могла сыграть роль, обратную задуманной им, став доказательством его соучастия в побеге. Самым разумным в такой ситуации было сделать вид, что он без следа исчез.

Эльза–Чарли.
Алекс и Эмили приезжают в хижину, где решают переждать в безопасности несколько дней. Это всего лишь их вторая встреча, тем более после долгой разлуки, и им не терпится насладиться близостью друг друга. В рукописи есть место, где Эльза говорит о сюрпризе, оставленном в хижине для них. Зная любовь Алекса к хорошему вину, о чем он неоднократно указывает в повествовании, можно предположить, что она оставила беглецам бутылку редкого коллекционного вина, перед которым Алекс не смог бы устоять. Испытывая радостное возбуждение после удачного побега, они выпивают за встречу по бокалу с подмешанным снотворным. Если не вино, снотворное могло быть добавлено, например, в бутылки с водой.

Чарли с Эльзой, обманув охрану больницы, едут к хижине и находят там спящих Алекса и Эмили. Они убирают все следы их прибывания в хижине: отпечатки пальцев и улики со снотворным, оставив впечатление, что никого кроме них самих там никого не было, затем переодевают Алекса в полицейскую форму, а Эмили в одежду Эльзы и переносят тела в теслу. Чарли уезжает на ней, а Эльза ставит полицейскую машину в гараж и едет вслед на ауди. Чарли доезжает до места, где дорога круто спускается к шоссе, пересаживает спящего Алекса за руль и, улучив момент, сталкивает теслу в пропасть. Эльза подбирает Чарли и они едут в ближайший город, где бросают ауди и исчезают.

Эльза, якобы погибшая в автокатастрофе, собирается получить все наследство, выдав себя за Эмили.

Так, что же произошло на самом деле? Предлагаю вам самим подумать над этим и решить. Ответ однозначный, и вы можете найти его в тексте.

В моих руках был сенсационный материал, о котором любой журналист мог бы только мечтать. Представьте заголовки на первых страницах газет: «Тайна побега наследницы миллиардного состояния из психиатрической больницы раскрыта!», «Шокирующие подробности двойного побега сестер!», «Что же на самом деле произошло в лесной хижине?». Меня ожидало всеобщее внимание, уважение и, естественно, зависть работников по цеху, - а как без этого. Не говоря уже о гонорарах, наградах, предложениях дать интервью, написать книгу или принять участие в ток-шоу. Для всего этого надо было лишь выйти из офиса, пройти несколько шагов до кабинета главного редактора и выложить материал ему на стол.

Без всякого сожаления и каких-либо сомнений я ничего этого делать не стал. Во всем мире было только одно место, где я мог показать рукопись. Туда я и позвонил и договорился о визите. Неделей позже встреча состоялась, мы обсудили все детали и согласовали подробный план действий. Оставалось только ждать.

Уже через несколько месяцев в газетах появилось сообщение, что в силу вновь открывшихся обстоятельств, полиция вернулась к делу об убийстве Марка Феглера. В ходе дополнительного расследования было установлено, что убийство совершил находившийся в международном розыске преступник по заказу своей сообщницы Эльзы Кронинг, сестры Эмили Дессел. Через полтора года он же организовал побег Эльзы из психиатрической больницы, после того как она подменила там Эмили. Дело об убийстве Марка Феглера было закрыто в связи с гибелью Эльзы и ее сообщника в автомобильной катастрофе, произошедшей сразу же после побега из больницы. В заключение говорилось, что в связи с установлением личности преступника все обвинения против Эмили Дессел в убийстве Марка Феглера сняты и она полностью оправдана. Решение суда о принудительном лечении также отменено, а ее розыск прекращен.

Те люди, которым я показал рукопись, знали свое дело. Ну что же, справедливость в отношении Эмили восстановлена, — подумал я. – то что Алекс сделал смыслом своей жизни – свершилось.


Эпилог.

Одним ясным майским утром в офис престижной адвокатской фирмы «Клаус и Фишер» вошла молодая женщина одетая в изящное бирюзовое платье, которое так шло к ее коротким светлым волосам. Легкой, немного ребяческой походкой, слегка вскидывая колени и размахивая руками, она подошла к стойке приема посетителей и, широко улыбаясь дружелюбной и несколько озорной улыбкой, попросила встречи с руководством фирмы. На вежливый вопрос секретарши: «По какому делу?», она охотно ответила, понимая какое впечатление произведут ее слова: «Мое имя Эмили Дессел. Я здесь для того, чтобы получить наследство моего отца, Бернардо Дессела. Сегодня мой день рождения. Мне исполнилось двадцать четыре года».

Секретарша, которой, несомненно, было известно это имя, принялась суетливо звонить руководству и одновременно предлагать посетительнице кофе и прохладительные напитки. Не прошло и пяти минут, как сам владелец фирмы торопливо вбежал в приемную и, изображая саму любезность, и услужливо предложил гостье пройти к нему в кабинет.


Письмо Эмили, приложенное к рукописи Алекса.

Милый Алекс,
Ты удивлен, что я называю тебя так? После нашей встречи словно пелена наваждения спала с моих глаз. До этого я была в невыносимом состоянии, демоны моих фантазий и страхов овладели мной. То что случилось тогда с Якобом – было ужасно. Я не могла принять это и, наверное, сошла с ума. Теперь я все вижу по-другому. Я многое поняла. Как только мы встретимся, я тебе все объясню. Мне не нужно никаких слов признаний. Я знаю, что ты любишь меня, также сильно, как и я тебя, только намного мудрее и достойнее. Стоять над пропастью в неизвестность – очень страшно. Не дождусь, когда ты обнимешь меня, а я прижмусь к тебе изо всех сил.
Твоя Эмили.
P.S. Пожалуйста, напиши мне письмо и передай с Эльзой, я хочу знать, что это ты.