Сага о вечной любви

«С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!»
Александр Кочетков.

    Их семейные кланы издревле враждовали между собой. Желчь взаимной ненависти годами отравляла души их родителей. Велика была цель соперничества – трон! Конец распрям положила война, ибо победить можно только объединив силы.
    ...Ранним утром они впервые безпечно стояли на ратушной площади – неприметные в многолюдье и забывшие о былых ранах от жал злых языков. Сизый туман заботливо скрывал их от глаз недругов. Откинув капюшон накидки, Она припала к могучей груди любимого и её соломенные волосы запутались в кольчуге. «Я вернусь. Так чем поклясться?», – тихо сказал Он, но, может, ей только послышалось? – «Вовсе не клянись; иль, если хочешь, поклянись собою, самим собой – души моей кумиром, – и я поверю»... Сердце, будто норовистая лошадь, металось в груди, и Она не смогла удержать слёз.
    Он нежно поцеловал её в лоб и положил руку на седло.
    Властный окрик старого ворона на островерхой колокольне послужил сигналом к походу. Пронзительные звуки рожков полоснули слух. Загрохотали цепи, заскрипело ржавое железо, огромные ворота замка медленно распахнулись, и через ров опустился мост.
    Она смиренно семенила рядом, держась за подпругу, и успела привязать к ней мокрый платочек, исполненный тайных воздыханий и молитв. Иногда отставала, и тогда почти бежала, не сводя взгляда с любимого. Поскользнувшись в грязи, ударилась о тяжёлый двуручный меч, который висел позади седла, – так похожий на могильный крест. Вот, что Она ненавидела больше всего! Его меч! Символ разлуки и горя. Людская молва хранила в памяти множество имён великих воинов, ушедших в чужие земли с подобными мечами, и не вернувшихся домой…
    Дальше идти было опасно, и Она остановилась. В сей миг и Он обернулся, прощально подняв руку в шипованной перчатке. Белая мантия, расшитая золотом фамильных гербов, сложилась складками на его плечах. Она вздрогнула, ибо узрела в ней траурный образ погребального савана. Губы его что-то шепнули, но Она прочла слова надежды: «Я пришлю гонца…» И долго стояла, прижав к груди ладони, пока туман не сокрыл во мгле последнего всадника: «…Молю, оставь свои исканья и предоставь меня моей тоске».
    ...Неделя миновала – уже и месяц на исходе. Ком невысказанных печалей обременял её сердце невыносимой ношей. С каждой зарёй Она выбегала на самую высокую стену замка и всматривалась в степную даль. Но там, в волнах ржи, гулял только ветер.
   
* * *
 
    Она не любила море, боялась его. Впрочем, так было не всегда. С того дня, когда упала в воду, прогуливаясь по пирсу с юными подругами, – залюбовалась синей далью, оступилась... И утонула бы, но рядом появился Он – чудом! Красивый, сильный... Влюблённые и счастливые, они наслаждались своей молодостью, но пришла пора взросления и они расстались. За годы разлуки Он обучился военно-морским премудростям и стал капитаном. А Она всё это время думала о нём, изнывая в безмерном томлении ожидания. Редкие его письма не утешали, но чаще огорчали, а иногда терзали душу, заставляя гадать на скупых строках – любит ли? Поэтому и ждала писем, и ненавидела их... Ей казалось – они так бедны на слова любви! И часто вспоминала, как они держались за руки и неотрывно смотрели друг-другу в глаза в блаженстве молчания!
    Но всему приходит конец. Настал день, и они вновь сплелись в объятьях. И всё бы хорошо, но слухи о войне разрушили все планы.
    Эскадра боевых кораблей теснилась в гавани, готовясь к выходу в океан: гремели якорные кабестаны, скрипели рангоуты, звенели струны такелажей, хлопали огромные паруса, суетливые матросы едва поспевали за командами...
    Она протиснулась сквозь пёструю и разноголосую толчею зевак в порту и стремительно бежала по высокому берегу, спотыкаясь о камни и путаясь в кружевах платья. Природа не пускала её: хлёсткий ветер сбивал с ног, уносил шляпу с лентами, а наглые чайки что-то дерзко кричали ей, почти касаясь лица крылами. Наконец, разглядела его сорокапушечный фрегат и на резной корме любимого: «Моя, как море, безгранична нежность, и глубока любовь. Чем больше я тебе даю, тем больше остаётся: ведь обе – бесконечны». Он что-то крикнул в ответ, но донёсся лишь обрывок «…вернусь» – ветер разметал слова. Сквозь искорки слезинок на ресницах она прощалась с родным образом, пока тот не растаял в ослепительной пляске света на водной глади.
    ...Месяцы сменяли друг-друга, но корабли не возвращались. Она тревожно вглядывалась в свинцовые воды морской пучины, едва сдерживая рыдания ладонью, другой же скользнула ниже своего унылого сердца, там, где билось другое, маленькое сердечко… Ступая по мокрой гальке, взывала: «Душа моя полна предчувствий мрачных: мне чудится – ты там стоишь внизу, как будто бы мертвец на дне могилы».
    И была услышана! Разом замолчали горластые чайки, и немилосердный ветер внезапно утих: бурлящие холодные волны выбросили к её ногам несколько досок бортовой обшивки – это всё, что вернуло ей море.

* * *
 
    Накануне вылета они поссорились. Разногласия не выглядели столь уж значимыми, но Он был непреклонен и становился чужим. Растерянная и утомлённая в догадках и домыслах, Она быстро исчерпала свои доводы. В словесных перепалках ускользало то, что виделось ей вечным. Может быть, ей вообще не стоило настаивать на своём? Недосказанность повисла в воздухе, доверие рушилось как карточный домик, а его невыносимое молчание развеяло надежды.
    Утром Он почти пожалел о вчерашнем, однако боевая тревога не оставила времени на телефонные звонки. Мысли о полётном задании и вовсе изгладили остатки уязвлённого самолюбия. Её же чувства сызнова опутала паутина давно забытой ревности. Имя – той, другой, оброненное им невзначай, жгло огнём...
    Она не хотела его провожать, но непокорные ноги сами привели её на аэродром. Пилоты и техники сновали между крылатыми машинами, подвозили на скрипучих тележках бомбы и другое оружие, и, похоже, не замечали хрупкую блондинку в бежевом плаще. Низкие грозовые тучи неслись со стороны океана и вскоре расплескались неласковым дождём. «О, небеса, уж сжальтесь надо мною!» Она едва удерживала лёгкую косынку, которую вырывал нещадный ветер. Редкие струйки обрушились хлёсткими и холодными потоками, но Она, непокорённая стихией, торопливым взором искала его.
    Боковой люк бомбардировщика был открыт, и Он неспешно поднимался по ступеням. Она не сразу узнала его – в кожаной куртке с меховым воротником и шлеме – таких непривычных, но не умаляющих его стати. В какое-то мгновение Он обернулся, словно кто-то его окликнул. Скорее не Он сам, но его суровое лицо отобразило улыбку, а губы прошептали, неуверенно, намёком: «Прости…» И на мгновение задержал взгляд – пронзительный, жгучий: капли дождя стекали по лицу любимой и скрывали её слёзы. Она же напрасно сжимала кулачок пред губами, пытаясь унять скорбный крик сердца: «Нет, милый, уходи!..» И уже не понять было, то ли душа её так стонала, или завыли моторы…
    Отчаяние околдовало душу безутешным чувством, с которым ещё предстоит ей смириться. Одна за другой поднимались грозные железные птицы со смертоносным грузом во чревах, и тут же растворялись в гнетущем поднебесье. Чёрные кресты на бортах и крыльях – последнее, что ей запомнилось.
    Где-то в штормящей дали заглохло пение моторов. С поникших небес спустились сумерки и тишина.
    …День прошёл и настал другой. Полоска облаков лениво застыла у горизонта, а над аэродромом беззвучно парили альбатросы. Она вслушивалась в шипение эфира, но радио молчало. Радисты не выдерживали силы её вопрошающих глаз и опускали головы к бездушным приборам.
   
* * *
 
    Письмо от него пришло слишком поздно – до старта ракеты оставался всего лишь день. Несколько часов Она гнала машину под палящим солнцем, надеясь успеть. Они расстались, но Она по-прежнему любила его. Безсонными ночами изводила себя, сотый раз вспоминая тот роковой день, и свои слова… Ещё можно было всё исправить, но Она зарылась в мокрую от слёз подушку, сокрушённая и изнурённая обидой. И Он ушёл, хлопнув дверью.
    Она оставила автомобиль на стоянке космодрома перед ангаром, где собрались журналисты и родственники астронавтов, и поспешила в зал. Там царила суета; от вспышек фотокамер слепли глаза, корреспонденты, толкая друг-друга, ломились к подиуму со своими микрофонами, друзья и близкие норовили прорваться сквозь цепь военной охраны, и никто не обращал внимания на женщину в оранжевой футболке и джинсах. Забывая дышать от волнения, страстно искала его взгляда – Он же будто смотрел в пустоту. Предполётные интервью закончились и их глаза, наконец, встретились. Она едва прошептала дрожащими от неуёмного сердечного трепета устами: «Не стану вспоминать, чтоб ты остался; лишь буду помнить, как с тобой мне сладко». Он выходил последним, и, задержавшись в дверях, шевельнул губами в ответ неразборчиво, но Она без сомнений прочла: «Меня какой-то дух уносит ввысь над землёю…» Дверь закрылась, и уже не увидел, как взмахнула прядями русых волос, пряча за ними слёзы.
    И вот свершилось: громом ударили могучие двигатели и нестерпимо яркое пламя опалило провожающих. Ракета, похожая на древний обелиск в пустыне, вонзилась носом в небеса. Чудовищный титановый торс плавно поднимался над планетой, набирая скорость, и возносил на орбиту мертвящую тайну, запечатанную в свинцовом коконе. Чтобы потом, в зловещий миг, разрешиться от своего бремени в безмолвии космоса мириадами ядовитых стрел, удерживая в страхе все племена земные.
    Порыв тёплого вечернего ветра донёс до неё возгласы восхищения и шорох редких аплодисментов. Но звуки потускнели в безумствованиях её души. Предчувствие, назойливое и липкое, болезненно теснило сердце. Она нервно сплетала пальцы в единый кулак и молитвенно прижимала его к остывшим губам: «Сложу всю жизнь к твоим ногам, и за тобой пойду на край вселенной».
    Звёзды приняли её моления, но не простили вторжения.
    Прошли минуты, и там, в небесной вышине, с ракетой содеялось неведомое и не предусмотренное планом создателей: едва заметная, но, по-прежнему яркая звёздочка на темнеющем своде, вдруг полыхнула блеском тысяч солнц! И тотчас обратилась в сияющее плазменное облако – на полнеба, которое мгновения спустя излилось огненным дождём.   
    …Она безвольно взирала, как догорали и гасли в ночи последние струи и капли того, что уже не было ракетой, и не ощутила, как истомившееся в муках сердце притихло, и, наконец, замерло. Лишь едва дрогнула плечами от рёва сирен служебных машин – силы покидали её, и Она рухнула на колени, нелепо укрыв лицо одеревенелыми ладонями.

* * *

    – Ужель слаба моя любовь?
    К чему такие испытанья?!
    Иль Смерти нет печали в страданиях людских?
    Иль дело мужа непростое,
    Исполнено неблагородных целей?
   
    – И первое вернo', и дело не благое…
    И Смерти нет забот в людских стремленьях.
    Беда в другом: обмануты надеждой ожиданья,
    Тогда как миг решает всё.
   
    Мы не прощаемся навек,
    Когда приходит час разлуки:
    Сердца полны мечтаний там,
    Где сто дорог судьбу вершат...

    Санкт-Петербург. Июль, 2020 г.