Последний год. Сцена 6

Сцена шестая
Первый пиит
Действующие лица:
Тредиаковский Василий Кириллович31 – секретарь Российской Академии наук, поэт, переводчик.
Нарочный офицер, солдаты охраны.

Явление первое
6 февраля 1740 года. Петербург. Каземат при дворцовой охране. Василий Кириллович Тредиаковский измождённый, в изорванных и местами запачканных кровью одеждах, стоит посередине маленькой холодной комнаты. Его трясёт. Глаза смотрят  в какую-то невидимую точку и сами при этом ничего не выражают – пусты. Он, то что-то невнятно бормочет, то начинает говорить громко и отчётливо, явно разговаривая с кем-то невидимым, кажется с Императрицей.
Тредиаковский
(невнятное бормотание в очередной раз понемногу превращается в речь. Обесцвечено.)
… и припадая к Вашим ноженькам,
Царица-Матушка скажу,
Что бит Волынским, я, вельможею,
И в том злодейство нахожу.

Вопрос – за что? - Служу исправно я
Хоть и попович, но пиит,
Каких Россией не представлено
Ни разу не было. Всяк - зрит!
(гордо)
Я - Тредьяковский! – В Академии
Отнюдь не слабый человек.
Я переводы и трагедии
Несу читать, куда? –
(поднимая указательный палец, значительно)
                Наверх!!

Да, я – безроден! – Тем гордее мне,
Что при Дворе стихи творил…
Так из каких соображениев
Сей Муж, за так, меня побил?!
(опять затихая, уходя куда-то в себя)
Кадет Криницын – шельма злобная,
Не мог сказать, куда везёт.
Что за таинственность особая?!
Лишь кучеру: «Вперёд! Вперёд!»

С начала к Вашему Величеству,
Потом я вижу – не туда!..
«Слоновый двор»32! – Уж там количество
Людей в костюмах… шум… гульба.

Меж них  Его Превосходительство
Волынский. Я им речь веду:
«Страшусь!», мол «чаю покровительства…
Уж не попал ли я в беду?

И отчего кадет спроказничал,
Да не сказал куда везёт?!»
В ответ Волынский запохабничал,
Да как с размаху мне свезёт!
(опять приходя в себя, с гневом, начиная ходить по камере)
Ещё! Ещё! Уж я шатаюся,
А он кричит кадету: «Бей!»
Я от обиды задыхаюся,
Стою – реву! А тот: «Сильней!»

Тогда ему в лицо, заплаканный:
«Помилуйте! Не надо бить!»
А он мне: «Прихвостень Куракина33,
Ты мерзок тем, что можешь – жить!

Писать стишки – и теми средствами,
На Благородных хвост задрав,
Вновь оскорблять МЕНЯ соседствами
С такою голью!» - В морду дав

Разбил мне голову без жалости;
Теперь не слышу справа я.
Не вижу слева. Барски шалости –
Узри пиит, что ты – свинья!
(начиная плакать)
И трясся я пред маскарадою,
Пред голытьбою, сам, как голь,
И оглушаемый тирадою,
Не чуял землю под собой.
(мечтательно, отирая мокрое лицо)
Вдруг вспомнил я Париж… Лютецию
Где я, Царица молод был,
Где полюбил Античность, Грецию,
Где каждый камень был мне мил…
(устало опускаясь на тахту, зябко ёжась)
Нет, Родину люблю! - Но с заграницы!
Я разве виноват, что вырос – капуцин34?!
Что полюбил в Париже я страницы
Античные, с которых звук букцин

Мне ведал Ганнибаловы победы,
Стихи Овидия, стихи… стихи… стихи…
(закрывая голову руками, с горечью)
О, Господи! – Зачем мне эти беды;
Волынский этот, маски, дураки!

Министр, Уставши избиваючи,
Велел кадету, взяв меня
Искать Еропкина. Играючи
Взашей толкнул, что б я кряхтя

Уже искал того Еропкина…
Нашли его. Он мне  вручил
Конверт с цидулкой35; тихо, робко так.
И восвояси отпустил.
(пауза)
Уж ночью дома, весь израненный,
Открыл конверт – прочёл письмо.
Гляжу, а сам, как одурманенный.
И страх и гнев и весь - ОДНО!

В письме приказ не медля выдумать
Стихи для свадьбы шутовской.
Притом они должны так выглядеть,
Что б захотелось бы одной

Рукой побить невесту старую,
Другой убить бы Квасника.
Обхаять случку их поганую,
Грехи припомнив их слегка…

Пишу стыдобу - сам решаюся,
С утра к Бирону на поклон,
Мол, герцог, крайне извиняюсь я,
Но кабинет-министр…
(с дрожью)
                «ВО-ОН!» -

Вскричал Волынский, снова мучая,
Когда, фортуне вопреки,
В приёмной Светлости – верх случая –
Наутро встретились. С руки

Вновь получил я. Взят за шиворот,
В «Комиссию» тащён сюда.
Исподнее порвав навыворот,
Был бит прутами без стыда.

Мундир содрали! Шпагу выдернул
Мою дежурный офицер,
Потом на лавке меня вытянул,
И ну ходить палчиной! Цел

Как я остался и не ведаю.
Два к ряду дня, считайте, бит.
И столько ж дней уже обедаю
Своею кровью! – Всё гудит!!

Волынский лично здесь присутствовал;
Велел мне семь десятков дать.
В конце, я разумом отсутствовал,
Желая Богу жизнь отдать!
(в полном изнеможении ложась на деревянный настил)
С отцовских служб, я с детства, кажется,
Так не молился, как вчера.
Чего просил – не помню… мажется…-
Что б боль, наверное, ушла…

Да не зашибли что б главу мою –
Ведь ей работать! - Вот исход…
Сейчас же мысль одну лишь думаю;
Что это – жизни разворот!

С юнейших пор я силу чувствовал
В уменьи остро говорить.
Во мне всегда «философ» буйствовал,
Что словом мог любых побить

Я столько смог  добыть усердием,
Что к благородным сев за стол
Казалось мне, что путь мой тернием
Уже не устлан… что за вздор!

Теперь я вижу ясней ясного,
Что я ни стою, ни чего!
И сколько впереди опасного
Не ведаю. И никого

Со мною нет. Бирон? Куракины?
Стихи мои?! – Кто станет меж
Мной и министром? Кем оплаканы
Останутся клочки одежд?
(садясь, снова смотря в одну точку)
Проблемы с юности решаю я,
Став перед зеркалом один,
Так все наветы разрушаю я -
Велик, среди зеркальных льдин.

Лишь зеркалу могу я жалиться!
Лишь с ним во гневе говорить!
Пред ним лишь с призраками справиться
Могу. И зеркала - судить!!
(всё громче и громче)
Ведь и сейчас в своём безумии,
С Царицей будто говорю.
Господь! Душа подобна мумии!
Что я творю?!.. зачем творю?!!
(будто бы обретая ясность в голове, падает на колени около нар)
Неужто, лишь «зеркальный воин» я?
Ужель – всего лишь балабол?
Коль есть ты Боже, есть Гармония –
Спаси меня! - Я нищ! Я гол!

Я в гордости подумал - будто бы
Раз я поэт, не будет впредь
Суда над гением! – Ах, будто бы!..
Что ждать Господь?! – Ответь! Ответь!!
(стоит на коленях опустив голову)


Явление второе.
Открывается дверь в камеру, и в неё заходят два солдата. Один держит кадушку с водой - от неё идёт пар; другой, проходит, кладёт аккуратно сложенную одежду на тахту заточенца и встаёт у двери. Первый солдат ставит кадушку на единственный табурет в камере и с силой поднимает  Тредиаковского с колен.
1-ый охранник
(Тредиаковскому)
Скорее мойся. Вот обтирное.
(показывает на рушник среди одежды)
Сейчас на праздник поведут.
2-ой охранник
(ему же, угрюмо)
Что ж за натура ты противная -
Орёшь, бормочешь, чинишь суд!

Иной сидит, тихонько молится,
И видно - скромный, не подлец.
(1-му охраннику)
А этот, ишь,  всё с кем-то ссорится,
Всё не смирится – знать гордец.

Побить тебя – да не приказано! -
Что б ты вчера ещё замолк.
1-ый охранник
Да, шумен ты, то верно сказано!
Наговорил за целый полк.

Ты шут?
Тредиаковский
(умыв голову, почти сняв с себя разорванную одежду. Еле слышно)
Поэт.
2-ой охранник
     Чудно название!
Ну, это – шут?
Тредиаковский
(разворачивая смотрит на принесённый маскарадный костюм)
     Похоже да.
Поэт – такое наказание.
1-ый охранник
(гораздо мягче)
Теперь понятно.
(весело)
       Не беда!

Мы тоже, вот, гляди – служивые.
Шути исправно – будешь цел!
Да выкинь мысли все строптивые –
Таков уж братец наш удел.


Явление третье
Из коридора доносится шум быстро приближающихся шагов. В камеру заходит офицер, в руках он держит карнавальную маску. Солдаты, тотчас, вытягиваются по стойке смирно.
Офицер
(солдатам в сторону Тредиаковского)
Он тот поэт?
1-ый солдат
     Так точно! Вверено
Умыть, одеть и ждать гонца.
Офицер
(Тредиаковскому, уже одевшему свои одежды, протягивая маску)
Надеть на вас мне маску велено,
Из-за разбитости лица.

Мне Кабинет-министром сказано -
Тотчас же с вами в машкарад.
А коли, что не так – приказано
Взыскать телесно. Так, что б - Ад!
(Тредиаковского опять начинает трясти. Возвращается страх и полубессознательное бормотание)
Помилуйте в таком смятении
Читать забвенно – нету сил.
Я понимаю, что в терпении,
  «ОН» - не силён; и не шутил,

Но я…
Офицер
(беря поэта под руку и направляя его к двери)
    Позвольте! Праздник нАчался,
Вы сударь, слышали приказ.
Тредиаковский
(дрожащим голосом)
Мне не отмыться – как запачкался…
(надевая на себя маску, обречённо)
Бог! – Я услышал Твой наказ!!
(Офицер выводит Тредиаковского из каземата, за ними выходят охранники. Откуда-то издалека доносится музыка, треск фейерверков -  звуки начинающегося празднества)

Конец шестой сцены.