Нургуль глава из книги третьей романа дорога без к

 
БУДЫЛЬСКИЙ
АНАТОЛИЙ ТИМОФЕЕВИЧ

НУРГУЛЬ

повесть

глава из книги третьей

«ПУТИ  И  ДОРОГИ – ЗЕМНЫЕ  И  ИНЫЕ»

романа

«ДОРОГА БЕЗ КОНЦА…»


Россия – Донецк
2015


ЧИТАПТЕЛЬ,
распахни окно своей души! А если сможешь, распахни и дверь!..
И Жизнь войдёт в твою, Читатель, судьбу так же, как она вошла и продолжает входить в судьбы описанных в романе людей.
Всё имело и имеет своё место во времени и пространстве, в судьбах людей из романа, в судьбе писателя и в судьбах читателей. Здесь нет вымысла. Это не сказка и не мечта, это реальность в её былом, настоящем и предстоящем состоянии:
- в том, что уже произошло в жизни, и в том, что происходит сейчас, многие  приняли участие и стали героями романа, не зная даже о его существовании;
- многие события, описанные в романе, были предстоящими – они были описаны до того, как реализовались, воплотились. Но они всё же произошли. Позже…
- а то, что ещё не произошло и пока не происходит, ждёт своего часа.
Это повесть для взрослых и детей… Это повесть  про взрослых и детей… Это повесть, в которой нет вымысла…
“Зри в корень! – Сказал Творец писателю романа. – Исследуй то, что Я дал тебе”.
– Читай, Читатель, что дано тебе не для развлечения – хоть и лёгким кажется роман. Исследуй – и тем  Жизнь свою исследуешь.
Если ты, Читатель, воспримешь роман как сказку, значит, ты существуешь в тени Жизни. Если ты, Читатель, воспримешь роман как мечту, значит, ты обретаешься в призрачном мире. Если ты, Читатель, воспримешь роман как реальность, значит, ты живёшь в действительности.
Поверь в Любовь, живущую в тебе, храни её и служи ей, ибо Любовь – творитель Жизни...


Арсению хотелось познакомиться с Башкирией, обычаи и традиции которой не знал совершенно, да и само происхождение народа ему было мало известно: то ли часть тюрков отделилась от прародителя и образовала свой этнос, то ли от хантов и мадьяр произошли, то ли...  Продвижение по Башкирии он, намечая маршрут своего пути в края тянь-шаньские, обговорил с братом в первую неделю пребывания у него.
Виталий посоветовал ему на поезде доехать до северного башкирского городка  Янаула и оттуда, как по лестнице, спускаться с северных широт в южные, чтобы добраться до Уфы. Ну а там уже, куда кривая выведет: сразу во Фрунзе или… заведёт путь-дорожка его в такую же неведомую Калмыкию.
И всё же, и тем не менее, даже собирая в путь по желанному для Арсения маршруту, Виталий попытался отговорить его от пешего прохода Башкирии, словно предвидел опасное в этом этапе странствия:
— На что тебе эти регионы? Если ты идёшь, чтобы освободиться, так дополнительным не загружайся, а если хочешь мечту давнюю осуществить, познав неведомое, то оно, конечно, оно дело такое, что всю жизнь мозолить будет, если не осуществишь. А в Китай, в Индию с Южной и Северной Америками не тянет?
— Издеваешься? Да я, брат, сам не знаю. Тянет что-то. Возможно, потому что когда-то была цель и от неё тоже необходимо избавиться. А лучший способ для этого – реализовать задуманное.
— И влипнуть в какую-нибудь историю, — подколол Виталий.
— Постараюсь не влипнуть, — усмехнулся на подкол Арсений. — Я ведь, кроме того что не хочу твои огорчения своими проблемами усиливать, обязан прийти к Настеньке, к Серому  и ко всем прекрасным лебединцам, которым пообещал вернуться, завершив путь свой.
— Ну-ну, постарайся. Как постарался в ту грозу, что тебя в дороге накрыла и почему-то  в живых  оставила.  Не  объяснишь,  почему  она  тебя  не  съела,  как  выразился  герой одного из рассказов Джебрана1?.. Ладно-ладно, решил – поперечники ставить не буду: давай, двигай. Сейчас позвоню товарищу, чтобы помог с билетами из Ижевска в Янаул и из Уфы во Фрунзе, и сгоняем за ними.  Ну а в Янауле определишься точно: сразу проехать в столицу Башкирии и по ней погулять или идти до неё пешком. И совершить свой очередной подвиг.

И вот он уже в Башкирии. Стоит на станции Янаул и решает, по какой дороге идти: по республиканской трассе на Уфу или по другой дороге, не загруженной индустриальной цивилизацией, вытеснившей коренную этническую культуру в резервации, в ареалы – далеко за пределы охваченных ею территорий. Выбрал второй вариант. Всё равно где-то  вдали  этот  маршрут приведёт его к магистрали. У него в запасе два дня до поезда из Уфы во Фрунзе – такой срок определился на этнологию и этнографию1 башкиров, потому что на большее у него не оставалось времени: в Киргизстане много наследил, так что многое и в ней надо сделать. Впрочем, сколько дней ни закладывай на ознакомление с народом – будет мало. Чтобы постичь, надо жить среди него.
Из Ижевска выехал на рассвете, а сейчас начало одиннадцатого местного времени. Ещё не жарко, просто тепло, припасов и напитков стараниями и настоянием брата с избытком – можно легко и уверенно шагать. Прошёл несколько километров, прежде чем выбрался за пределы промцивилизации.
Встречались люди разных национальностей, многие из них очевидно башкиры. Однако встреченные относились к жителям Янаула – то ли посёлка, то ли городка, судя по его размерам. В них нарушена генетическая ментальность. Каковы законы гостеприимства у местных жителей – неведомо; каковы обычаи у станционных обывателей – не стоит и гадать: вряд ли у них есть традиционные обычаи, потому что рабочие посёлки населены смесью индивидов из всех волостей.
______________
1Джебран Халиль Джебран, араб (06.01.1883 г., Бишари – 10.04.1931 г., Нью-Йорк) – ливанский философ, художник, поэт и писатель.


Поэтому старался пройти мимо попутчиков и встречных для них неинтересным, хоть и странным, пешеходом – пусть считают, что он в соседнюю деревню идёт. На просьбы дать закурить отвечал простонародной отговоркой: “Не курю – нога болит”.
Шёл дорогой вдоль полей, засеянных зерновыми, клевером, кукурузой. Шёл вдоль степных участков, то там то сям запятнанных лесными колками. Небольшие колки – обычное явление в лугах, в степи, среди пашни, болот в средней полосе России со всеми в неё входящими республиками и регионами. Каждый колок своеобразен. Здесь, куда цель и ноги, мечты и стремление к познанию занесли Арсения, на пути его встречали и звали отдохнуть под своей сенью берёзовые, широко распространенные в лесостепной части Западной Сибири и Южного Урала. Под ними уютно: укроют от жары и от дождя с его жестокими спутниками: ветрами и градом.
В обеденное время Арсений и остановился в таком леске, соблазнившись зеленью нескошенных трав под группой берёз. Благодать после города вновь окунуться в естество природы. Потому, пообедав порцией холодной закуски и горячим напитком, прилёг на мягкую траву с полчаса отдохнуть. Но сон незаметно просочился в тело, и оно крепко уснуло – всё из-за недосыпа во все ночи ижевского периода; а последнюю ночь в Ижевске всю провели в беседе друг с другом и в обществе с бутылкой белого вина «Riesling» под звучание любимых Виталием классических сонат, пьес, симфоний. И рок-оперы «Юнона и Авось», впервые услышанной Арсением.
Это было прощальное угощение брата брату, уходящему в неведомое обоим.
Устраивая Арсению ночной духовно-пищевой пир, Виталий был к нему особенно предупредительным, смотрел на него пронизывающим взором и все разговоры направлял на значимость пути и Арсеньева самоосознания в его странствии. Под впечатлением беседы странник на новом отрезке маршрута то и дело возвращался к их долгому диалогу, к предыдущим разговорам о познании Мироустроения, об управляющих факторах и силах Мироздания, об управлении ими человеком и всем сущим на Земле.
Проснулся в четыре часа и снова пошёл, влекомый идеей исследования впервые им увиденной страны и самого себя в пути по ней. Шёл, выбирая по карте, в какое бы селении зайти, чтобы найти собеседника в лице аксакала или местного руководителя. Но не успел и в одно селение войти, как вскоре выяснилось: не за тем он шёл, не за тем вообще прибыл сюда, что путь по сей земле назначен ему для иного. А он и не ведал того, несмотря на появившуюся уже способность предвидения, – закрылось ему знание. Потому что идёт он навстречу тому – или на встречу с тем, – чего никак не только не мог ожидать, но чего в «здравом»  – по-марксизму – уме и предполагать не полагалось.
Солнце не обжигало, не превращало в жаркое, а пекло, покрывая лицо и руки загаром. Чтобы под ногами не голое полотно асфальтированной дороги, а сочные травы стлались, Арсений сошёл с дороги на степной травяной покров. И радостно задышалось простором, осязанием живого аромата степей, в детские годы впитавшегося в обоняние и в память, пробуждавшего ностальгические чувства и воспоминания. Через два часа после отдыха прошёл мимо уходящего в сторону селения – почему-то заходить не стал: что-то в сторону от него увлекло.
Простор оказался на странность свободным от человеческого присутствия: ни машин, ни пешеходов, ни велосипедистов. Душой ощутимо пустынным оказался простор. Но вот послышался топот коня – тот бежит небыстро, хоть и не тяжела его поступь. Арсений оглянулся и…
Ошеломление… Мало так назвать то состояние, что охватило Арсения. Он оторопел: позади лежит нетронутая плугом необъятная степь, и нет на ней никакой дороги и посевов; и селения, только что пройденного, не видно. По нетронутым травам
_____________
1Этнология (греч. этнос – народ + логос – учение, наука) – наука, изучающая процессы формирования и развития различных этнических групп, их идентичность.  Этнография – наука, изучающая материальную и духовную культуру народов, особенности быта, нравов, культуры какого-н. народа.

скачет вороной конь с всадником – с всадницей! Странно: почему женщина одна скачет по степи? Но нет, не женщина…  Как только конь с всадницей, замедляя ход, приблизился, Арсений увидел, в седле девушку, очень юную башкирку в богатой национальной одежде!
Причём она не прямо сидит, как следовало бы, а прилегла к гриве коня и… И из спины и из груди её торчат две стрелы с оперениями. В коня также возились стрелы: две – в один бок и одна – в другой. Но все три, в него попавшие, поразили его наискось, не то, что девушку; однако вонзились глубоко. Вороной, чутьём доверяя встреченному человеку, остановился подле него.
— Светлый батыр, ты кто? — напрягаясь, в тревоге спросила девушка.
— Арсений, — назвался странник только именем, не поясняя о себе ничего.
Поражённый представшим его взору: раненной красивой девушкой; стрелами в ней, диким, варварским способом поразившими её и торчащими из её тела; усиливающейся с каждым мгновением болезненностью в своей душе от вида истекающей кровью ещё почти девочки, он не мог в сей миг ничего другого сказать о себе. Не мог что-либо ей сказать, всё более воспламеняясь гневом на покусившихся на юную жизнь её врагов и воспринимая их противоестественную жестокость через усиливающуюся ярость огня, вдруг запылавшего в его груди – впервые запылавшего.
— А;рсен1? — произнесла девушка исходную форму имени; и пояснила, констатируя то ли встреченному человеку, то ли себе: — Да, ты Солнцерождённый. Значит, доверять тебе можно. Моё имя Нург;ль2. Сними меня с ;арасап;ыра3, Арсен.
Арсений стал осторожно снимать девушку со скакуна. Внезапно его пронзила мысль о суженой, как будто он, нежданно оказавшись в неведомой бескрайней степи, её утратил: “Настенька!”, – и даже оглянулся в ту дальнюю сторону, где встретилась и стала суженой девушка из северных лесов (именно в этот миг Настя, поступавшая в сельхозинститут, потеряла связь с ним – он для неё с Земли исчез).
— Не оглядывайся назад, Светлый батыр, дорогу потеряешь, — проговорила со стоном подло раненная, в спину, Нург;ль.
Судя по тому, как стрелы пронзили её тело через лёгкие, и, вероятно, через артерии, ранена девушка смертельно. А она, юная, не старше пятнадцати лет, держится и поучает его, мужчину.
Осторожно неся обвисшую на его руках девушку, прошёл к берёзовому колку у края лощины4, чтобы за деревьями укрыть её от преследователе, если те проскачут вблизи. А это было важно – она ведь бежала от кого-то жестокого, убивающего её в спину стрелами. В низине лощины близ  крутого склона её вьются ручей; немолодые уже берёзы создавают тень и своей пестротой прикрывают от чужого взгляда нашедших среди них убежище для себя.
Спустился до половины откоса, прикрывая девушку тенью и от Солнца, чтобы оно не усиливало её страдания. Бережно усадил её на коврик. Конь следовал за ними; у склона опустил передние ноги, став на колени, затем подогнул задние и лёг так, чтобы стрелы не вошли в его тело глубже, не причинили ему ещё боль.
Арсений подошёл к нему, осторожно вынул стрелы из корпуса коня, погладил его голову и попросил:
— ;арасап;ыр, я помогу твоей Нургуль, а потом тебе, хорошо?
У скакуна на ласку и доброту голоса слёзы выкатились из глаз – слёзы благодарности за помощь, за то, что человек оказался не врагом, за то, что не надо больше бежать.
______________
1А;рсен (арм. ;;;;;) – армянское личное мужское имя, христианизированное греками, а от христианства перешедшее в список и исламских имён. Распространено во всех странах Европы и исламской Азии. Означает «Солнцерожденный», «Благородный воин». Ударение в имени, как и в большинстве армянских христианизированных именах, падает на первый слог. В переводе с древнегреческого «арсений» и с арабского «арсен»  означает: «мужчина», «смелый», «герой».
2Имя Нург;ль (Нургуль, Лучистый, Светящийся, Лучезарный цветок) – образовано сочетанием двух тюркских слов: «нур» – «свет», «луч» и «гуль» – «цветок».
3;арасап;ыр (кара сапкыр) – вороной (чёрный) скакун.
4Лощина – этот термин имеет различные толкования: низко расположенная долина; овраг с пологими склонами; балка.

Поглаживая плечи и спину Нургуль, Арсений сказал ей:
— Потерпи немножко, я сломаю стрелы за спиной, чтобы ты могла лечь. Вытаскивать их не буду, а то кровь потечёт.
Нургуль не ойкнула, вытерпев Арсеньевы манипуляции с древками; подождала, когда ослепительно светлый человек, каким увидела встретившего её, расстелет коврик, легла на него правым боком – одна из стрел прошла вблизи сердца.
Арсений достал термос с тёплым ещё напитком, налил в кружку и стал поить девушку, поддерживая голову. Напоив Нургуль, оглянулся на коня, а тот неподвижен –  лежит, не шевелится. Неужели он уже ушёл?
Однако отвлекаться на вороного в эти минуты не мог – раненая страдала, а он не имеет возможности спасти её жизнь. Надо хотя бы уменьшить боль и ужас девушки Нургуль перед близким концом её едва начавшейся жизни. И чтобы она не поняла, что коня уже нет, и не расстроилась бы совершенно и глубоко, не стал ей говорить о скакуне. Однако Нургуль, не спрашивая, пристально посмотрела в его глаза.
“И влипнуть в историю какую-нибудь”. — “Постараюсь не влипнуть”, — Арсению вспомнились предрекание Виталия и своё обещание. А влип! И вспомнился подростковый обет вырывать из рук смерти молодых и всех, кому ещё должно жить. Значит, нарушит обет, не исполнит долг.
Как теперь с таким грузом в душе идти что-то там исследовать? Как с обрушившимся на сознание грузом гибели на его руках надеющейся на него девушки, и с осознанием собственного бессилия, невозможности для него, здорового, спасти её, что-то делать? Ведь этот долг он никогда и ничем не искупит, не погасит.
— Жалеешь, что конь мой подвёз меня к тебе? — спросила светлоликая Нургуль, пытливо глядя чёрными очами на Арсена.
Арсений поразился: второй раз девушка прочла его мысли.
— Жалею, Нургуль милая, что не был там, где тебя ранили или хотя бы когда в тебя попали стрелы. Тогда, быть может, помощь моя была бы полезней, чем сейчас: я опоздал, не успел прийти тебе на помощь.
— Нет, Арсен, хоть ты и добрый и благородный, ты не смог бы помочь там, где меня  ранили. Я из племени уран1. На мой ауыл2 напали люди чужого народа. Они не башкорты3. Язык у них другой. Похожий на наш, но другой. И обычаи не такие. Совсем другие они, злые.
— Почему, Нургуль, не помог бы?
— Тебя никто не стал бы слушать: ни мои родичи, ни враги, потому что между нами давняя вражда. Живём с ними по соседству, и у нас всё время война друг с другом из-за пастбищ и воды, рек и озёр. Они пришли в нашу страну в трудное для них время, а мы, башкорты, дружественно приняли их; но они не отплатили добром, всё время делают нам плохое. Они на наших землях поселились, а относятся к башкортам надменно и немирно. Потому и меня, и тебя там убили бы или, схватив, увезли бы в плен.
Нургуль почувствовала и увидела, с каким состраданием Арсений относится к ней – будто близкий родич или даже муж, – и в то же время чувствуя, какой огонь ярости на её врагов в нём бушует, стала, напрягая силы, рассказывать, что вместо праздника в ауыле страшное случилось:
— Враги напали, когда меня замуж выдавали: уже выпили кумыс, жених выплатил калым и приехал за мной. У нас был туй – мой отец очень богатый, он подготовился к празднику хорошо, созвал много гостей, начались скачки, борьба. Гости устроили игру – шутливо мешали моему отъезду из родного дома.
___________
1Уран – древнебашкирское племя в составе северо-западных башкир.
2Ауыл – тюркско-башкирское название поселения. В нём проживают родственные семьи и даже роды. У народов Казахстана и Средней Азии, Башкирии  первоначально этот термин (аул, аил, айыл) означал подвижное поселение, которое циклично перемещается с мест зимнего выпаса скота (кыстау) на летнюю кочевку (жайляу-джайлоо). Становление аула, как постоянного поселения связано с переходом народов (казахов, киргизов, башкир, туркменов) к оседлому образу жизни.
3Башкорты – башкиры (башк. (мн.) баш;орттар; (ед.) башкорт, башкурт).


Шумной суматохой и воспользовались наши враги. Один из того народа захотел меня взять в жёны. А это нельзя делать – каждый башкорт знает, что, если для подтверждения согласия на свадьбу обе семьи отпили из одной пиалы кумыс или мёд, родители невесты уже не могут выдать дочь за другого мужчину. Если только жених не погибнет… Но врагу было всё равно, какой у нас обычай. Он решился нарушить все наши древние законы, чтобы увезти меня.
Приехал со своими слугами в то радостное время, когда шло веселье, пели песни и танцевали, пили кумыс, ели угощения. И сразу громко, чтобы услышали все, заявил: “Она будет моей или не достанется никому”. Как будто он господин над башкортами. Только не знал враг, что башкортские девушки лучше убьют себя, чем прейдут запреты предков.
Наши егеты-яугиры1 схватились за оружие, но из-за того, что враги напали внезапно, и их было много, завязалась настоящая битва. Иманбай, мой жених, велел мне сесть на скакуна и с двумя его егетами умчаться в его ауыл, потому что из-за меня началась битва. А сам остался защищать моих отца и мать и других родственников. Иманбай ещё не стал моим мужем: и я сама не прошла все обряды – все они ещё должны были произойти, и мать жениха моего не провела со мною обряд посвящения невесты в невестки2.
Мы прорвались сквозь вражеское окружение и быстро ускакали из ауыла – у нас хорошие кони. Но враг оказался хитрым – он нам устроил засаду. Мои егеты погибли от вражеских стрел, а чужаки погнались за мной. Однако не смогли догнать ;арасап;ыра и стали стрелять в меня. ;арасап;ыр умчал меня от них.
Но мы оба были ранены, и я не увидела, куда он меня завёз, поэтому не знаю даже, где находится ауыл Иманбая и где я сейчас. И теперь уже не узнаю, жив он и родственники мои или погиб. Хоть имя его Иманбай3, но в войнах и битвах погибают и самые сильные. Мне приходилось это видеть, потому что привозили в ауыл погибших егетов и ещё тех, кто был пронзён, как я, стрелами, из-за чего они умирали... Хорошо, что  ты встретился нам, Арсен-Солнцерождённый.
— Как называется ауыл твоего жениха, Нургуль?
— Красиво называется – «Йондо;»4.
— Красиво, — согласился Арсений, сравнив это башкирское название с киргизским, привычным, «джылдыз».
“Как-то странно, — подумал Арсений, — причём тут стрелы?  Луки только как спортивный инвентарь остались, а Нургуль ранена не из огнестрельного оружия. Может, из-за того, что игры национальные проводились? Межплеменные войны – в СССР вообще забытый термин, как и вражда межплеменная, межнациональная; а межреспубликанское и с ним и межрайонное, межхозяйственное межевание решили проблемы землевладений, их границ. Так что произошло и почему?..”.
Вдруг осенённый, он спросил у девушки:
— Нургуль, скажи, какой сейчас год?
— Арсен, ты же умный, почему не знаешь, что тысяча двести тридцать первый год хиджры5.
“Начало девятнадцатого века?!”, — поразился Арсений, и снова уточнился: — Это точно? Понимаешь, Нургуль, я из другой страны иду, поэтому и спрашиваю, какой в вашей стране год.
— Конечно, это точно. В прошлом, в тысяча двести тридцатом году хиджры мой отец  ___________
1Егет – джигит; яугир – воин.
2Обряд посвящения свекровью невесты в невестки (килен ;;й;;) сопровождается особыми магическими заклинаниями и действиями, направленными на наделение ее плодовитостью, удачливостью, благополучием, изобилием.
3Иманбай – крепкий, как дуб, и счастливый (от слов Иман – дуб, бай – счастливый, богатый).
4Йондо; – звезда.
5Хи;джра (араб. букв. «переселение») – переселение мусульманской общины под руководством пророка  Мухаммада  из Мекки в Медину, произошедшее в 622 году. Год хиджры стал первым годом исламского лунного календаря (лунной хиджры).

вернулся из Франции войны с наполеоновскими войсками. Наших башкортов тогда много воевало – тысячи. Вернулись домой с медалями серебряными. И поют песню «Люби;ар»1.
“Да, всё верно. В войне с 1812-го года по 1814-й год в войсках Кутузова три тысячи башкиров добровольно воевали, защищая Россию, — это немногое из богатой истории Башкирии Арсений знал. — Парижане, когда увидели башкирских всадников с луками и стрелами, назвали их «Северными Амурами». В Германии башкиры встретились с Гёте и подарили ему своё оружие”.
— Арсен, мне холодно, — жалобно воззвала Нургуль. — Обними меня, согрей.
Арсений прилёг к девушке, осторожно привлёк её к себе, обнял, отдавая ей своё тепло.  Это  всё, что он мог сейчас дать. Да надеяться на чудо – а вдруг?
“Господь! В воле Твоей всё возможно, так почему бы Тебе не спасти этот красивый Лучезарный Цветок самой Жизни?! Дай ей спасение Твоё!”.
— Ты очень горячий, Арсен, — отметила Нургуль окрепшим голосом, как будто уже возродилась, избежав ужасного. — Это потому, что ты Солнцерождённый.
— Что ещё сделать для тебя, Нургуль?
— Ничего не надо: ты согрел меня, согрел мою душу, и теперь она не умрёт, а будет жить – я буду жить. Только ещё об одном попрошу тебя – и для меня, и для тебя. Вот возьми два яблока. Одно побольше – мужское, а второе, поменьше, – женское. Съешь их, а зёрнышки не выбрасывай, спрячь раздельно и надёжно, чтобы никто не мог бы у тебя похитить забрать. Я потом скажу тебе, для чего они. А теперь давай поспим – я сильно устала, в сон меня утягивает.
Взволнованно-дремотный сон, самовластно охвативший странника, всей душой своей отдающего раненной юной девушке тепло, силы и любовь, потревожился топотом коней, промчавшихся в стороне от скрывшихся за берёзами Арсения и Нургуль. Потревожился, но не покинул.
— Враги всё же прискакали. Не беспокойся, нас они не найдут, потому что ты хорошо укрыл нас от их глаз... Арсен, ты очень нежный и чуткий, очень чувствительный, хорошо понял меня и мою душу, — Нургуль говорила ему о нём; он слышал её сквозь сон, но открыть глаза, пробудиться у него не получалось из-за того, что много силы отдал ей. — Потому ты легкоранимый, хоть и скрываешь свою душу от людей.  Не раскрывай никому её – враги поранят, и ты будешь болеть. У тебя много знакомых и приятелей. Однако не доверяйся первому встречному – он может оказаться плохим, злым человеком. Не называй другом каждого из тех, кто приходит к тебе. Тебя многие хотят использовать, потому что не боишься работы и трудностей, мастер во всех делах, потому что отзываешься и на боль  каждого. Но ты служишь – всегда будешь служить – только Всевышнему как Его верный воин, и ты будешь давать отпор иблису и его злу, спасать души людей.
Арсений укорил себя за то, что не может проснуться, чтобы помочь девушке, в то время как она, раненная, говорит о нём, назидает. С трудом всё же открыл глаза и увидел, что уже наступило утро, что лежит он на склоне откоса на коврике и обнимает… Нет, не девушку Нургуль он обнимает, а нижнюю часть ствола яблони, прижимаясь к ней всей грудью. И подле него лежат два яблока – одно чуть побольше другого. А голос Нургуль продолжает звучать – откуда? – наставляя:
— Яблоки съешь сейчас же – они наполнят тебя силой. Ты мне много её, не жалея, отдал. А зёрнышки – это дети: твои и мои. Из большего яблока – сыновья, из меньшего – дочери. Дашь своей избраннице. Первых наших детей назови именами Арсен и Нург;ль. Обязательно. Иначе я не смогу быть с ними, в них, они заболеют, а я снова буду страдать. Пусть они никогда не разлучаются надолго. В них я буду
____________
2«Люби;ар» – песня башкирского войска 1812-14-х годов о том, как Кутузов отозвался о башкирских воинах: “Любезные вы мои башкирцы, молодцы!”. Башкирским народом были сложены исторические песни о войне 1812 года, о ее героях. Среди них до сих пор поются «Марш Кутузова», «Эскадрон», «Вторая армия», «Кахым туря», «Баик» и другие. В песне «Люби;ар» предупреждение возможным недругам России о необходимости извлечь уроки прошлого: “Враг Россию взять не смог, Получил он здесь урок: Русский и башкир прижали – Побежал, не чуя ног”.

жить, Арсен! Жить, благодаря тебе!.. Потом, когда подрастут и наберутся сил, они придут сюда, где мы встретились, где ты меня обнимал и любовью и теплом своими сделал мою душу живой. Меня ты сделал живой, Арсен Солнцерождённый! И я буду с ними и в них, и восстановится род предков моих. И твой... Арсен, уходи отсюда – это не твоя земля, для тебя здесь много опасного, а ты должен сохранить зёрнышки детей и спасти меня. Соверши это! И Всевышний да не оставит в пути тебя, Благородный воин Солнцерождённый.
Голос девушки стих.
Арсений, возмущённый тем, что позволил дремоте поразить, одолеть его, тревожно-призывно воскликнул:
— Нургуль!
Девушка на призыв не отозвалась, лишь только шорох, шелест листвы яблоньки – от случайно залетевшего ветерка, вероятно, – прозвучал над головой.
“Как же так? Где Нургуль?”, — Арсений провёл руками по лицу, по яблоне от корней до первых ветвей, пытаясь уяснить, как и почему, обнимая девушку, он вместо неё стал обнимать яблоню.
Оглядел её, молодую, ветвистую, но без плодов – неужели два яблока, полученные им, были единственными? Потом поднялся и увидел, что, прикрывая яблоню от ветров и от посторонних глаз, на вершине лежит конь каменный. ;арасап;ыр! И степь не бескрайня, а разделена дорогой с бегущими по ней автомобилями и значительно засеяна.
Что произошло? Как одна действительность сменилась другой, и потом вновь они поменялись местами? Как он оказался в прошлом? Или оно вошло в него? В каком мире – Мире?! – он оказался?
Не явилось ли это следствием той его духовно глубокой работы, о какой говорил с братом, той, вследствие которой он оказался одновременно и над процессами, и внутри процессов, сторонним наблюдателем и участником внепространственных преобразований, вневременного воздействия? Не оказался ли он в той сфере, где хранятся реализованные идеи и ещё не реализованные, но ожидающие своего часа?
Значит, состоявшееся событие того дня в девятнадцатом веке, приведшее Нургуль к её трагедии в часы радости, пересеклось с ним… Для того он и спешил сюда, потому?..
Что с Нургуль? Яблоня – это она? Камень над яблоней очень похож на её скакуна, и лежит он точно так, как ;арасап;ыр лёг перед… Где реальность и где нечто иное? И то, и другое – реальность. До сих пор он ощущает нежность тела девушки, её дыхание, в нём звучат её речи и даже интонации голоса.
“Психиатры непременно назвали бы событие бредовым, следствием солнечного удара, придуманного ими для своей убедительности. Пусть что угодно говорят (только кто же им поведает о происшедшем?) – им не познать и не понять основополагающие процессы Мироздания”, — пронеслась мимолётностью мысль в сознании, потрясённом событиями: переходом в иной Мир; видом раненной стрелами на своей свадьбе и умершей в его руках  очень юной красивой башкирочки с жизнеутверждающим именем Нургуль – «Лучезарный Цветок»; погоней кровожадных озверелых врагов-самцов за нею, беззащитной девочкой; его попыткой вернуть её к жизни...
Арсений не стал исследовать происшествие с Нургуль как таковое – не позволил себе даже так невинно оскорбить его. И своё восприятие её ранения, все свои чувства не предал анализу по той же причине – не подвергнуть оскорблению психологическим копанием саму Нургуль и её безмерную трагедию. Принял встречу с юной девушкой как несомненно произошедшую, как данность.
Так же воспринимал данностью и странные события, подобные невероятные явления, уже накопившиеся в жизни, – все раньше случившиеся, которые объяснить никто не мог (а посмеяться над ними – сколько угодно).
Все они – данность сущая, а сколько их ещё ждут в разрозненности и в совокупности! Но вот это! Оно самое глубинное, насквозь пронзившее его душу и духовную сущность своей силой, содержанием, смыслом. Что оно ему открыло, куда, во что ввело?!
В миг переживаний Арсений ещё не мог понять и осознать, что он уже другой, что стал уже другим – в момент встречи с раненной девушкой-девочкой он изменился: более, чем за всё странствие до сего изменился, потому что тот человек, кем он был до мига встречи, ярко вспыхнул и сгорел, воспринимая боль, трагедию и уход из жизни.
Но ещё не осознавал себя иным, совершенно иным, каким здесь стал – нужно было ещё воздействие: капля, песчинка – чтобы импульсом воздействовать на него и чтобы его структура перестроилась, как от слабого толчка перестраивается весь узор в калейдоскопе. Чтобы он ощутил свою полную трансформацию.
И потому он пока по инерции, по обыкновенно земному воспринимал и анализировал произошедшее с ним. Даже просто, без глубокомысленности удивился языку общения с башкирской девушкой: они ведь говорили друг другу – но на каком языке? Если звучала русская речь и в его сознании, то почему в таком случае в башкирском произношении – она говорила по-башкирски, потому что русским языком на то время девушки Башкирии не могли владеть? А как он понимал, ни одного башкирского слова (не общетюркского) не зная? Даже тюркизм в башкирской речи звучит с разницей от привычного произношения среднеазиатскими языками.
И ещё конь. Но не мог же живой конь окаменеть… Нургулькызы стала Нургульалма1 – это понятно. Но конь и камень… Нет, это у него ошибка в восприятии произошла из-за острого и сильного соболезнования в пятнадцать лет раненной стрелами Нургуль и из-за невероятной чрезвычайной ситуации. А на самом деле он, оглянувшись, попросту принял чёрный камень за чёрного ;арасап;ыра, по странности на живого скакуна похожий? Или?
“Ну что ж, пусть камень, столь похожий на него, будет ему памятником и пусть он так и зовётся – ;арасап;ыр. Он и сейчас собою прикрывает Нургульалма, защищая от бурь и символизируя верность. Конь всегда был другом человеку – более преданным, чем человек ему. Во всяком случае, кони людей не предают и не превращают в мясо”.
Сел на коврик и медленно, прожёвывая плоть фруктов до того, что она превращалась в жидкость, впитал плоды в себя, тщательно и бережно выбирая семечки.
“Пора отправляться дальше. Уходить из этой земли – так велела Нургуль, а она знает. Сейчас она знает всё…”.
В реальности Нургуль, в реальности события Арсений не сомневался, принял в себя её и все обстоятельства трагичной встречи, нанёсшие до конца жизни неисцелимую рану его душе.
Достал карту, чтобы сориентироваться, как ему лучше и скорее покинуть Башкирию, и при этом рассмотрел все окрестности близ того места, где мог, предположительно мог бы находиться ауыл Иманбая, Йондо;. В относительной близости от своего пребывания не обнаружил населённого пункта с подобным названием, только в середине республики увидел отметку села с наименованием «Кызыл-Йондоз»2.
Вряд ли это село – то, что было родовым ауылом жениха: девушек отдавали замуж в пределах своего племени, хоть и в другой род. В Башкирии около сорока  племён, Нургуль из северного. Враги тоже из северных земель. Значит, ауыл должен был здесь где-то располагаться. Что с ним сталось? Быть может, после вполне вероятной гибели Иманбая и его родителей, бывших с ним на Малой свадьбе в ауыле отца Нургуль, род их захирел и слился с другим, подпав под его власть?
Враги напали на соседей не для того лишь, чтобы присвоить Нургуль, а для избиения рода, мешающего им распространяться и вольготно выпасать стада, использовать реки и озёра. Нападение на свадьбу – только дурной подлый повод, приведший к трагедиям.
“Когда люди перестанут убивать друг друга?.. — спросил у себя Арсений; и, у себя же переспросив: — Перестанут? — ответил категорично: — Никогда они не прекратят войны: зависть, жадность, ненависть не дадут…”.
___________
1Нургулькызы, Нургульалма – девушка Нургуль, яблоня Нургуль.
2Кызыл-Йондоз – Красная Звезда.

Простившись с ;арасап;ыром, с Нургульалма… с Нургуль… – с Нургулькызы или Нургульбикэ? (как называть её – «кызы», поскольку она ещё не прошла инициацию1, и мать жениха не провела с нею свой обряд, или уже – «бикэ2», как женщину, поскольку уже сосватана?) – Арсений в задумчивости об этом, о значении происшедшего – с ним или в Мироздании? – о самом событии пошёл к дороге, чтобы на попутном транспорте доехать до республиканской магистрали и дальше, в Уфу.
Но сделал десяток шагов, остановился и, обернувшись к видневшейся над склоном яблоне, признался себе, что не может покинуть яблоню и Нургулькызы – всё же так решил он называть девушку из начала девятнадцатого века. Она настолько глубоко вошла в него, что если бы… Если бы не любимая Настенька с Серым, не ожидающие его Лебеди, не его путь очищения самого себя от накопившегося и давно ненужного, он поселился бы здесь и общался бы с Нургуль, поразившей его глубиной мудрости. И к тому же очень несчастной. Как её оставить?!..
Опять в Пути Арсения образовалась дилемма – идти или остаться. Ведь и за девушку Нургуль взял на себя ответственность. А что? Если бы он остался и… сумел бы всё же, несмотря ни на что, вылечить её, Нургуль, девушку из прошлого века? Что в таком случае могло произойти в последующие времена? Он не изменил бы эволюцию человеческой истории, он лишь тоненькой струйке ручейка в её русле позволил бы течь далее. Так что произошло бы?..
— Солнцерождённый, не останавливайся, не оглядывайся назад – путь потеряешь! — прозвучало воззвание Нургуль, за него вынесшей решение дилеммы.
В голосе её были и непреложность воли, и страх безысходности, и доверие к Арсену, вера в него, в то, что он совершит её спасение.
Арсений отрицательно покачал головой, не отвечая и не принимая указания. Он ещё не решил ни нравственную степень ответственности, ни физическую – Нургульалма совсем беззащитна.
— Спаси меня, Арсен, — проговорила Нургуль просьбу уже мольбой с великой болью страдающей души. — Если ты останешься, остановишься, я не вернусь к жизни.
“Господь, Повелитель мой! Что это за рок, что за участь? Что за испытание для меня Ты создал? Я всё время вынужден разрывать себя, свою душу, свою честь. Что же за служение Тебе, если я там и здесь вынужден оставить нуждающихся во мне? И сколько ещё подобных встреч в пути меня ждёт? Кому в таком случае я помогу без чувства невыполненного долга, чтобы ответственность меня не укоряла?”.
Ответа от Творца не получил и знал  –  не получит: он ещё не завершил свой путь. Ради других людей обращаясь, получал ответы и наставления, а тут – нет.
Но ведь привёл Господь его, странника по Руси, в Башкирию! Потому он, вероятно, подчиняясь Воле, так настоятельно, даже сквозь отговоры брата, целеустремлённо сюда шёл. Именно сюда, чтобы оказаться среди трав с их ароматом, вызвавшим ностальгию, вблизи колка, где пряталась от взоров яблонька. Нет, не просто сюда! Он шёл на встречу с нею, с прекрасным Цветком, – шёл, чтобы дать ей Любовь и Сиду Жизни!
А воззвание и мольба, излучавшая боль и страдания девушки, её жажду жизни, – разве то не было указанием Господа, обязывающим идти как можно скорее, чтобы где-то там, вдали возродить её, кызы Нургуль, и уже тем освободить её от стрел, от боли, от горя?..
“Моя любовь всегда будет с тобою, Нургуль, — проговорил Арсений, вливая Волю Творца в своё решение и сопровождая слова потоком нежного чувства. — С тобою вовек”.
И, осияемый встречно наплывшим духовным облаком любви, двинулся исполнять свой новый долг. Пошёл к дороге, устремив взор в землю, не оглядываясь, но преодолевая сопротивление в себе самом, тянущее обратно духовной пружиной, привязанной к колку.
Уходил, так и не повидав, не познав манившую Башкирию с её историей, культурой, ____________
1Инициация (вводить, посвящать в таинство) – общее название ритуалов и обрядов, обозначающих изменения социального, полового или возрастного статуса.
2Кыз – девушка, бикэ – женщина, госпожа.

менталитетом и колоритом. Что ж, брат оказался прозорливым. И Нургуль, заботясь о его и их обоих безопасности, велит то же: покинь. Но если бы он прислушался к совету брата миновать Башкирию, то не встретился бы с Нургуль и разрушил бы никому не ведомую связь событий. К тому же, как ни тяжело ему сейчас, считает ли он себя несчастным? Нет! Нет!.. Ему как никому дано счастье встречи, ему было дано помочь погибающей девушке, поделиться с нею теплом и силой Любви. Вернуть ей жизнь.
Яблоки придали бодрости, и ни голод, ни жажда не беспокоили его…


— Эй, ят кеше1! — услышал Арсений суровый, даже сердитый оклик на подходе к дороге и приостановился в шаге – остановиться не мог себе позволить, чтобы не поддаться тянущей обратно силе, чтобы не вернуться.
Поднял голову и удивлённо воззрел на направляющегося к нему гневного старика-башкира. А тот уже по-русски, но столь же сурово повторил оклик:
— Эй, чужак, стой!
— Стою. И что?
Старик приблизился вплотную, стал перед странником, преграждая ему путь к трассе.
— Ты что делал возле яблони?! — спросил старик с истекающей из него злобностью.
— А тебе, карыя2, какое дело?
— Ты знаешь, что это тылсым алма – волшебная яблоня?! — злобился старик.
— И что? Мне нельзя подходить к ней? — спросил Арсений, наполняясь уважением к местному жителю, оберегающему Нургульалма. — Может, нельзя стоять и ходить здесь?
— Нельзя! — резко отказал ему селянин. — Тебе ничего здесь нельзя.
— Почему? Объясни, карыя.
— Потому что ты совсем чужой – сит-ят кеше.
Старец намеренно то и дело переходил на родной язык, зная, что «чужак» не поймёт. Он старался унизить увиденного здесь русского. На Арсения его отношение к впервые увиденному прохожему навело восприятие настороженности: старик злобой – очевидно, что природной или нажитой за долгие годы, – быстро разрушил нарождавшееся  уважение к себе и всё более переставал импонировать, внушать почтение.
Весь выжатый страшной трагедией, произошедшей на его глазах, утратой Нургуль и тем, что отдал ей всё из себя, пытаясь спасти, он нёс в себе горестную боль трагедии и неутихающий гнев на врагов. В душе его сейчас не было благорасположенности вообще и не было в ней места для расположенности к чьему бы там ни было раздражению или к чьей-то злобе.
— Ты, старик, или говори, почему мне нельзя быть здесь, быть возле яблони, или уйди с дороги, не мешай мне идти туда, куда мне надо. Почему яблоня волшебная и почему мне ты запрещаешь быть подле неё? — проговорил он уже неспокойно.
Старик то ли не заметил перемену в незнакомце, то ли заметил, но проигнорировал и сам потребовал ответа:
— Ты, ят кеше, мне скажи, что делал возле тылсым алма, как посмел подойти к ней.
— Я бы тебе сказал, но ты не поймёшь, потому что ты злой, — неприязненно указал ему Арсений.
— Ты, ят кеше, кто такой, что говоришь мне, почтенному бабаю3, мерзкие слова?!
— Ты не бабай. Нургуль права была, когда предупредила меня, что первый встречный окажется плохим и злым человеком.
— Ты что болтаешь? Какая Нургуль? Кто она такая?
— Ты что, старик, не знаешь, что это за яблоня? Ты не знаешь её имя?
Арсений не стал ждать ответ, а продолжил спрашивать старожила этих мест, дивясь, что он называет яблоньку волшебной, но имя её ему не известно:
____________
1Ят кеше – чужак, незнакомец.
2Карыя (кирг., по-башкирски: ;артай, ;арый) – старик, дед, старец.
3Бабай – уважаемый, почитаемый старец, дед.

— Ты не знаешь, что это Нургульалма и что яблоня – это Нургулькызы? Что камень  возле неё – это её скакун ;арасап;ыр. Ты не знаешь это?
— Какая Нургулькызы? Какой ;ара сап;ыр? Что ты мелешь? — старик не потерпел, чтобы у него выспрашивали, да невесть что и о чём; а выговариваясь, проявил неприятие  того постороннего на его пути, что пресекает его намерение как проявление  его натуры.
С Арсения слетела завеса неведения: он увидел, что перед ним стоит убийца – убийца Нургуль. Этот старик пришёл не для того, чтобы позаботиться о яблоне, которую называл «тылсым алма», а для того, чтобы срубить её. Срубить Нургульалма! Яблоню Нургуль! И понял, что старый башкир отнюдь не из вздорного самолюбия вздумал срубить яблоню, что не со случайного позыва заявился сюда с топором, а пришёл как враг её.
— Ты, башкорт, хочешь убить яблоню башкортской девушки?! Хочешь убить её?!!
Старик опешил от обрушенной на него ярости «ят кеше». Сам хотел излить на того свою злость, а подпал под  удар. И говорит чужак ему о яблоне, которую он сам будто бы защищал от посторонних. Уличённый, старик в злости выхватил из-за спины плотницкий топор:
— Да, я срублю эту поганую яблоню! Я срублю её! — закричал он в исступлении.
“Ах!”, — разнёсся в пространстве возглас испуга – возглас Нургуль!
Арсений вздрогнул и воспринял боль девушки, уже поражённой стрелами, а сейчас и угрожаемой убийством топором, воспринял её страх перед новым страшным злодейством. Испуг Нургуль явился тем, что в один миг сотворило перестройку структуры его психики, и он изменился – трансформировался. Вся его ярая ненависть к хладнокровным, хищным убийцам юной девушки обратилась на злоумышленника.
Заполыхавший в его душе при встречей с Нургуль огонь, которым он ещё не умел, не успел научиться управлять, ярым пламенем взметнулся и охватил всего Арсения, затопив жаром его сознание. Опалённый Арсений весь гнев, сумевший вырваться из запоров его души и предназначенный для убийц Нургуль, выметнул на убийцу – этот старик её враг, он пришёл убить её. Убить Нургуль! Голос его для старика зазвучал громоподобно:
— Ты старый дурак! Ты глупый старик! — возопил он и сила голоса шатнула злодея.
Ухватив посох двумя руками, Арсений толкнул им старика поперёк груди, вложив в удар всю всколыхнувшуюся в нём мощь. Толчок оказался чрезмерной даже для крепкого башкортского крестьянина: отлетев на три метра, он свалился навзничь в травы, раскинув руки. И топор отлетел в сторону. Встав одной ногой на грудь убийцы, Арсений поднял посох и направил  остриё ему в горло.
Старик в ошеломлении и перепуге закрыл глаза, чтобы не видеть, как в него вонзается орудие смерти. Ещё миг – и жизнь злодея вытекла бы с его чёрной кровью в башкирскую землю. А Арсений… Арсений превратился бы в палача.
“Не убивай его, благородный воин Арсен! Не убивай, Арсен Солнцерождённый!!!”, — вскриком остановила Нургуль движение его напора, его рук, его посоха.
— Почему, Нургуль! — возмутился останавливаемый Арсений, неспособный в сей час и миг оценивать свои действия и последствия их – настолько им овладела ненависть.
“Так ты меня не защитишь, благородный Арсен. Остановись, прошу тебя!”.
— Он хочет убить тебя ещё раз. Он твой враг, Прекрасная! — воскликнул Арсений, и посох в задрожавших от сдерживаемой ярости руках заходил над приговорённым к смерти  безумцем.
“Но так зло не победишь, Арсен! Не победишь!”.
— Этого твоего врага я убью! — отказался Арсений помиловать этого врага.
Старик боялся своей смерти – убийцы ужасаются своей смерти: все злоумышленники боятся возмездия; посох в руках дрожащего от ярости чужака вгонял его в ужас. А к тому же его ещё охватил мифический страх непонимания: чужак с кем-то о нём разговаривает, убеждая, что должен убить его.
Бледный, он посмотрел на приговорившего его к гибели таинственного пришельца и осипшим голосом спросил:
— Ты кто?! Ты диуана1?!
Арсений не ответил ему. Он его и не услышал, внимая голосу Нургуль.
“Да, ты можешь убить его, но этим породишь большее зло. А зёрнышки наших детей не сумеешь сохранить, сберечь. И я без них и без тебя не буду жить, Солнцерождённый!.. Убей в нём злость иначе – ты знаешь, как. И прошу тебя, Арсен: говори тише – твой голос далеко разносится”.
Силой выдираясь из ослепившего гнева, Арсений опустил посох на грудь старика и, опершись на него, не замечая, что давит на поверженного, воззвал к Творцу и к той, что сейчас заполняла всё его существо:
— О, Боже! Господь, дай мне силы! Нургуль, прости меня! Прости! Я люблю тебя!
“Арсен, ты любовью своей спасёшь меня. Любовью!”.
— Вставай, злой глупец, — сходя с груди старика, бледного от двойного потрясения, и сдерживая рокот голоса, проговорил Арсений. — Нургуль попросила, чтобы тебе жизнь я оставил.
— Ты кто?! Ты диуана?! — снова вопросил старик, ещё не поднимаясь, но понемногу приходя в осознание, что остался жив.
— Нет, я не диуана, — коротко ответил Арсений и поднял топор.
Старик проследил за его действиями, за движением топора в его руке и, увидев, что его собственный топор не угрожает хозяину прекращением существования, поднялся на ноги. Потирая придавленную ногой и посохом грудь, угрюмо посмотрел на чужака.
— Я не диуана, — повторил Арсений отрицание связи с дэвами. — А ты старый злобный душман2, а не бабай.
— Я не дошман! — выкрикнул было старик, но страх перед чужаком, способным убить его, остановили его норов.
— Ты себе душман, — презрение к негодяю-супостату3, мало-помалу вытесняя ярость из груди, явно выразилось в лице Арсения. — Ты говоришь, что ты бабай, а Нургулькызы пришёл убить.
— Нург;ль;ы;ы? Алма Нург;ль? Скакун ;арасап;ыр? — снова переспросил старик, вспомнив, что чужак называл эти имена. — Кто они?
— Сначала ты мне скажи, почему ты называешь яблоню «тылсым алма», если ты не знаешь  ничего о Нургуль?  Потом  я  скажу, если  сочту  тебя достойным знать тайну. Я жду. Говори! И не вздумай больше дурить, не то меня ничто и никто уже не остановит, и твой топор разрубит тебя.
— Тылсым алма растёт здесь уже больше сотни лет – её ещё мой дед видел. И она всегда молодая. Поэтому считается волшебной.
— И ты, башкорт, вздумал срубить её?! Ты душман для своего народа. И знай, ачуулуу карыя4, что, если бы я не стал у тебя на пути и ты замахнулся бы на яблоню Нургулькызы топором, он ударил бы тебя по ноге, а не по стволу яблони. И ты умер бы от потери крови. Или от заражения крови – а это ещё хуже.
— Почему? Откуда ты это знаешь? — торопливо спросил старик.
— Потому что её хранит Всевышний. Если вздумаешь хотя бы веточку её сломать, ты сломаешь себя. А вздумаешь сжечь её, ты отсюда увидишь, какой пожар в твоём доме заполыхает. И в нём сгорят все, кого ты там оставишь.
— Откуда ты это знаешь? Ты кто? К;р;;; – предсказатель? — начиная понимать, что говорит не с простым прохожим, а с тем, кто много знает, старик заговорил смирённее.
____________
1Диуана (дувана дубана, девона,  дивана, дуана, дубана): у тюркских народов (киргизов,  узбеков,  туркменов,  казахов, башкир, татар,, азербайджанцев), а также у таджиков  – странный, сумасшедший, юродивый, одержимый духами. Термин происходит из таджикско-персидского (фарси)  девона и буквально означает «одержимый дэвами». По традиции девона уважается и как пророчествующий, как человек Аллаха, к которому приходят видения, почитается населением.
2Душман (кирг.; башк.: дошман) – враг.
3Супостат – недруг, враг.
4Ачуулуу карыя  (кирг.; башк. злобный – асыулы) – злобный старик.

Ненависть к воплощённому злу, каким виделся Арсению старый селянин, всполохами в душе не позволяла проявлять к тому малейшее милосердие. И он выдал ему приговор:
— Кто я – знают Всевышний и Нургулькызы. А ты знай, что тебя ждёт возмездие за твоё желание сгубить яблоню Нургуль.
— Какое возмездие? Зачем ты так говоришь? Я и так пострадал – у меня умер сын!
— Значит, ты останешься совсем без потомков. Потому что у тебя заболеет и,.. — Арсений остановился, прислушался и кивнул в знак принятия головой.
— Кто заболеет?! — сжавшись, вскричал испуганный старик.
— Уже заболел. Твой любимый внук Азамат.
— Ты лжёшь, чужак! Азамат был здоровый... Откуда ты знаешь про Азамата?!
— Был? Ну что ж, был так был… Был! — жёстоко усмехнувшись, утвердил Арсений. — А теперь уже нет. Смотри, вон едет девушка – твоя внучка? Она тебе сейчас скажет.
По дороге к ним на велосипеде подъезжала девочка, уже переходящая в пору юности. Велосипедным звонком она привлекала внимание и в тревожности вскрикивала: “Олатай! Олатай!1”. Подъехав поближе, остановилась в отдалении из-за того, что увидела рядом с дедом незнакомого русского, и взволнованно проговорила:
— Олатай! Олатай! А;айым Азамат ауырып китте!2
Старик подбежал к внучке, встряхнул её за плечи – с нею он не опасался проявить  раздражительность и гневливость – и потребовал рассказать, что случилось. Первые фразы он произнёс по-русски, но тут же перешёл на родную речь, чтобы чужак-дошман не понял сказанного, хотя  и говорит на каком-то близком языке.
Арсений его не слушал. Он вновь был с Нургуль и, стоя недвижно, всматривался в возникший перед ним её лик.
“Ты защитил меня, Солнцерождённый! С нами Всевышний!..”, — изливалась девушка ему в своём благодарении; в её взгляде слились страдание, счастье и радость ожидания спасения жизни.
Обращение старика прервало общение Арсения с Нургуль:
— Что мне сделать, чтобы внук не умер? Скажи, К;р;;;! Ты всё знаешь!
Голос его прозвучал с отчаянием и – одновременно – подобострастно, как происходит с тираном, чья властность сталкивается с неодолимым препятствием, угрожающим его личному благополучию. Злобствующий старик превратился в смиренного страдальца: из него исчез агрессивный напор самоуверенности, злобность растворилась. Он узрел перед собой могучего диуану, повергшего его на землю и едва не убившего – не убившего лишь по просьбе неведомого духа. И не просто диуану, а прорицателя, понявшего, для чего он сюда пришёл, ведающего всё о внуке и что внучка везёт горестное известие о том, чего не должно было быть.
— Почему ты пришёл с топором? — спросил Арсений, не поверив его смиренности.
Старик понурился. Внучка видела топор в руках незнакомца и не понимала, почему тот спрашивает у деда о нём, не понимала связь между обращением деда о спасении внука и топором. В недоумении она посмотрела на чужого человека и даже подошла, чтобы лучше слышать разговор.
— Почему? — переспросил Арсений.
— Ты всё знаешь – ты к;р;;;, — отговорился старик, не желая в злом намерении признаваться при внучке.
— Если ты, карыя, сам не скажешь, я уйду, а ты получишь то, чего заслуживаешь.
— Не уходи!.. Скажу. Люди говорили, и от деда ещё я слышал, что тылсым алма может дать счастье, только надо получить от неё яблоки. Она цветёт каждый год, но мало таких счастливых, кому достались её яблоки. Я их не видел и не знаю. Каждый год ходил к ней и ни разу не видел на ней ни одного.
— Из-за этого ты и решил срубить её? — гневно спросил Арсений, поразившись, как  ____________
1Олатай – дедушка.
2Дедушка! Дедушка! Мой брат Азамат заболел.

хорошо Нургульалма прятала два плода, чтобы дождаться его и доверить их ему.
— Нет. У меня сын… болел. Я просил её помочь. Но она не помогла, и сын мой – её отец, — указал старик на внучку, — умер.
— Он много пил… — начала  было внучка, но дед её прервал.
— Т;гел ;;йл;1! — резкой командой он запретил раскрыть семейную тайну чужаку.
Внучка вздрогнула, сгорбилась, отвернулась, испугом и обречённостью показав деда не только как злобствующего по отношению к посторонним, но и домашним деспотом. К тому же втягивающим в свои дела, в своё горе яблоньку и его, Арсения, возлагая на них ответственность за свои грехи. Старик стал ему более омерзителен. Но из опасения, что он в безумии попытается-таки устроить подлость Нургуль, Арсению пришлось разбираться в его проблеме.
— Пусть говорит! — повелел он и опять его голос внушил страх старику. —  Всё, что мне надо пусть скажет.
— ;;йл;2 — старик, глядя на него исподлобья, нехотя произнёс позволение внучке вступить в разговор.
— Как тебя звать? — спросил Арсений у юной девушки.
— Агиля.
— Сколько тебе лет, Агиля?
— Пятнадцать исполнилось, а;ай3.
— Пятнадцать?
— Да.
— Посмотри, Агиля, на яблоню. Видишь её? Знаешь её? — несмотря на то что Агиля была внучкой злодея, Арсений говорил с нею ласково, потому что видел, как она забита дедом.
Ласковостью он вызывал  взаимную доверчивость девушки.
— Да. Это тылсым алма – так её все называют. Приходят к ней с просьбами и к веткам привязывают кусочки ткани.
Арсений не увидел на Нургульалма ни одного ленточки – вероятно, этот старик из корысти срывал тряпочки.
— Агиля, эта яблоня – башкортская девушка Нургулькызы... Возможно, что она из твоего племени. Она из племени уран.
— Да, а;ай, мы тоже из племени уран.
— А камень возле неё – её конь Карасапкыр. Нургуль было столько же лет, как и тебе, когда она погибла.
— Погибла? — губы девушки дрогнули.
— Да, Агиля, её убили враги в день, когда была её свадьба. Это произошло давно – сто семьдесят три года назад. Карасапкыр унёс её от врагов, но те в спину ей выстрелили из луков. В Нургуль попали две стрелы, а в коня – три. Здесь, Агиля, закончилась их жизнь. Нургуль стала яблонькой, а Карасапкыр – камнем.
— А;ай, почему её убили?! Она была такая молодая! — воскликнула огорчившаяся печальной тайной яблони Агиля, сопоставив Нургуль с собой.
— Враги хотели захватить её, но Нургуль не сдалась бы врагам башкортов. Она сказала мне, что девушки башкортские скорее себя убьют, но не предадут законы предков. Когда враги увидели, что не смогут догнать, стали стрелять. Агиля, ты понимаешь, что Нургуль, как и тебе сейчас, было пятнадцать лет, и она хотела жить, но не сдалась. Тогда хотела и сейчас хочет. А твой дед, башкорт из племени уран, пришёл к ней с топором, чтобы ещё раз убить её, башкортскую девушку.
Судьба неведомой Нургуль из далёкого прошлого огорчила юную Агилю до слёз; но ещё более поразило её то, что дед пришёл сюда с умыслом топором убить уже 
____________
1Т;гел ;;йл; – не говори.
2;;йл; – говори.
3А;ай – дядя, старший брат (принятая у башкир форма обращения к старшему мужчине).

однажды пострадавшую её ровесницу, соплеменницу. Настолько поразило, что сквозь страх перед  дедом, то и дело разражавшимся гневом, она подошла к нему близко и, прижав кулачки к груди, простонала:
— Олатай! Олатай!
Старик молча воспринимал речь ят кеше и всё более убеждался, что он – диуана-к;р;;;, проникший в тайны бытия и в мир духов, потому и знает всё. А против такого не скажешь слово, ибо он под защитой самого Аллаха. Не в силах противиться ят кеше (и по силе мощнее, а ещё в нём волшебство), он склонил в горести голову, осознавая, что уличён в желании погубить не принёсшее ему благополучия дерево, хоть оно и считается в народе волшебным; а из-за этого внук внезапно и тяжело заболел, и только диуана знает, как его вылечить. Да ещё такое узнаётся! Дерево оказалось башкортской девушкой, человеком!.. А диуана рассказывает всё, не жалея его, старого, о нём рассказывает родной внучке, и та упрекает деда, а он не может её осадить.
— Твой брат Азамат заболел сразу, когда дед пошёл сюда. Верно, Агиля?
— Да, а;ай. Откуда вы это знаете?
— Я знаю. Знаю, потому что мне многое открыто, Агиля. Ты ещё не подъехала к нам, а я уже сказал твоему деду, что его любимый внук опасно болен. Болен, потому что ваш дед пришёл убить Нургуль. И может погибнуть. И ты, девочка, можешь погибнуть вместе с братом из-за этого его дела и из-за его злости.
— Олатай! — почти шёпотом, но крайне удручённо воскликнула Агиля, отошла в сторону, села в траву и тихо заплакала.
— Все окрестные жители просят у неё для себя счастья. Но никто ей ничего не даёт, не приносит. А она живая. Эта яблонька Нургулькызы сама нуждается в вашей помощи. К ней должны приходить не просить и не требовать от неё, а петь ей песни, которые она слышала, играть на курае и на других старых инструментах, говорить с нею, чтобы ей было хорошо. И тогда Всевышний  –  не Нургуль, потому что Нургуль ничего не сможет дать сама, а Всевышний – дал бы награду. Он знает, как ей плохо, и делает благо тем, кто делает доброе, не ожидая награды за труды. Дед твой хотел, чтобы тылсым алма сделала счастливым его, а сам ничего ей не дал, ничего доброго не сделал. Он даже не просил, а требовал. Он не привык просить, ему надо, чтобы все подчинялись ему… Твой отец, Агиля, пил и умер из-за того, что его отец сделал своего сына ничтожным…
Арсений говорил внучке, а не самому её деду, чтобы в того сильнее проникли его слова. Старик подошёл к Агиле, наклонился, погладил её, но внучка резко оттолкнула руку деда – это он виноват в смерти отца, в болезни брата, в возможной его и её смерти.
— Твоё, твоего брата спасение только в прощении Нургуль. Если она злодейство деда вашего простит, Всевышний освободит вас от злой участи.
Агиля вскочила и побежала к Нургульалма, в отчаянии крича:
— Нург;ль, ;;ф; ит! ;;ф; ит мине, Нург;ль! ;;ф; ит уны!1..
Деда резануло, он кинулся за внучкой, но Арсений встал у него на пути:
— Тебе туда нельзя. Нургуль тебя не примет, не позволит там быть. Отсюда проси у неё и у Всевышнего прощение. Проси мирно, всей душой, а злостью своей свою же злобу задави. А если не изменишься – всех родных убьёшь, а Всевышний тебя в наказание в живых оставит, никому не нужным… Каждый день приходи и раскаивайся: искупай всё скверное, что натворил. Раскайся.  И пой ей песни – ты знаешь, какие были в те времена. Мне она одну назвала – «Любизар». Её пели отец и егеты-аугиры, вернувшиеся с войны с Наполеоном. И никому не позволяй привязывать тряпочки и приходить с несчастиями своими. Нургуль и без ваших бед тяжело. Пусть все ей помогут. Подойдёшь к ней только тогда, когда она допустит – ты услышишь её голос. Не жди награды – Всевышний, если пожелает, сам тебя одарит. Если ты сделаешь всё, если Нургуль простит тебя, внуки твои обретут здоровье, и  дети их никогда не будут болеть. Ты понял меня?..
___________
1Нургуль, прости! Прости меня, Нургуль! Прости его!..
         
Потрясённый открывшимися простыми, но всесильными, непреложными истинами, что их остаётся только принимать, старик кивал головой, а глаза уже наполнились слезами боли и осознания невосполнимости утрат.
— Ещё слушай, что скажу важное для тебя. Бабаем станешь в тот день, когда будешь прощён, потому что бабай не тот, кто состарился, а кто по возрасту своему стоит между молодыми и их предками, кто обучает детей и молодёжь традициям и законам предков, традициям и законам башкортского народа: языку, культуре, древним обычаям, легендам, сказаниям.
Старик глянул на диуану, обязывающего возложить на себя дело мудрецов, но ничего не мог промолвить – душа его стенала. Арсений и не стал ждать от него слов – и так много ему дал. Завершил назидание, обошёл старика и, сопровождаемый его взглядом, пошёл продолжать свой путь и исполнить святой долг.
Он уходил, но уходил уже не Арсений, пришедший сюда… Пришедший остался там, где старик преградил ему путь. А этот, кто уходил – он иной, он будто вышел из панциря. Но и сейчас он не осознал, что в его сущности произошла грандиозное преобразование; он почувствовал лишь, что шаг его лёгок стал, взор – пронзающим суть: старика, и внучку его, и мир вокруг видит внешне и внутренне, форму и содержание. И понял, что лишился присущих ему с детских лет возможности и права распространять свою любовь на всех, а взамен отяготился обязанностью вершить суд, выносить приговор.
Пересёк дорогу – выбросить в зерновое поле топор. Не нужно, чтобы у старика он был: станет напоминать ему о злом умысле, о злости и доведёт до отчаяния. А там до беды недалеко: с ума сойдёт либо натворит несуразное. Размахнулся и метнул орудие в горизонтальной плоскости; и тут же, не глядя, куда оно упадёт, вновь пересёк трассу, ожидая, что вот-вот подойдёт автобус.
Водитель автобуса остановил машину, издали увидев пассажира. Арсений с улыбкой и словами благодарности доброму водителю прошёл в салон, сел с правой стороны и, не удержавшись, посмотрел, куда ему не следовало даже оборачиваться.
У Нургульалма увидел в горе лежащую ниц Агилю, а там, где вершил суд – лежащего в траве старика; плечи его судорожно вздрагивали. С большим трудом Арсений удержался в порыве, пробежав мимо пытающегося раскаяться преступника, оказаться подле Нургуль и уже двух девушек обогреть, облачить своей любовью.
“Не смотри туда, Солнцерождённый. Ты уже сделал, что должен был сделать. Каждый из этой семьи получит всё, что сможет понять и принять. Агиля – умная и чуткая, она сумеет помочь брату. И деду… Ты мне сделал и дал, Арсен! Слава Всевышнему – сбылось Его предначертанное: мы встретились!”.
Горячее светящееся облако охватило Арсения, и он умиротворённо вздохнул…

...А топор пролетел значительно большее расстояние, чем если бы Арсений метнул его накануне, вчера хотя бы; значительно большее, чем старик мог бы определить его для себя, чтобы найти свой инструмент.
Люди разошлись, и у топора своя судьба сложилась. Комбайнёр, убирая ниву, не увидел его и даже вывалил на него копну соломы из накопителя. Спустя некоторое время к копне пришли семи-восьмилетние озорники: они стащили дома сигареты и спички и устроились в стожке покурить. Но курение не пошло им впрок: закашлялись огольцы, закружилось у них в головах, затошнило их. Бросили недоразвитые курильщики сигареты раскуренные в копну и побежали домой.
А сигареты поделились своим жаром с соломой; она восторженно вспыхнула и… сожгла топорище, сработанное  стариком. Потом по стерне прошли трактора с плугами и под горкой пепла трактористы тоже не увидели сам топор, лишившийся важной своей части. Запахали его в почву.
Когда, каким он выйдет вновь на свет? И вспомнит ли бывшего своего хозяина, из-за которого претерпел столько мытарств?..