Наркотик

Наркотик

I

Из окна я видел, как луна висела над вечерней улицей, освещая всё вокруг. В этот вечер она горела особенно ярко. Лунная ночь... На асфальте виделся серебряный отблеск от ночного солнца. Я видел машины, проезжавшие возле дома, яркий свет от фар, бывало, слепил мне в глаза. В это время я думал. Как прекрасно и трепетно наблюдать за таким хоть и простым, но греющим душу пейзажем. Как прекрасно знать, что ты счастлив: знать, что твоя любовь, твой маленький ребёнок сейчас с тобой в одной квартире, в этом маленьком островке счастья.

Это была последняя счастливая ночь для нас всех.

II

Утром мой ребёнок, Гавриилушка, резко стал кашлять и задыхаться. На его маленьком невинном лице застыли ужас и непонимание. Его личико было красного цвета, словно закат, когда мы собирались ехать в поликлинику. Меня охватил вселенский страх, дрожали руки и подкашивались ноги. Я будто стоял у края пропасти и наблюдал за уходом солнца. Как жаль, что младенцы не могут сказать о их боли, указать на причину недомогания... Они могут лишь кричать. Как же я люблю своего единственного ребёнка, я не могу быть счастливым, пока ему плохо, пока вся моя жизнь словно бы плачет...
Моя любовь, Настюша, зашла с ребёнком в кабинет к врачу. Почему-то мне нельзя было там находиться. Дверь, отделявшая меня от родных, напоминала врата в Ад. Возле неё тягостно стояли люди, которые боялись войти туда, дрожащие, волнующиеся, опасающиеся... Я мучительно ожидал. Вся моя семья, все те, кто мне дорог, сейчас находились в этом кабинете. И я ничего не мог сделать, мне приходилось только ждать. Я словно бы стоял рядом со всем непостижимым смыслом жизни. Но мне было не дано его постичь.

III

Моя душа, Настя, лежала в палате вместе с Гавриилом. Стены были украшены в яркие цвета, различные краски интересными узорами органично вписывались в детскую палату. Но эти краски никак не поднимали настроение, внутри меня была серая пустота. Даже, если бы мы сейчас находились рядом со всеми чудесами света сразу, они вряд ли бы подняли нам настроение. Семью положили в больницу сразу после осмотра во врачебном кабинете. Я стрелой съездил домой за вещами, едой, моими рабочими принадлежностями и бумерангом вернулся к семье. Также я успел взять любимую игрушку Гавриилушки: одноглазого плюшевого медведя. В него играла моя покойная мама. Малыш так обрадовался, так улыбнулся, когда я его принёс! К сожалению, улыбка спала с лица почти сразу же.
Вид из окна больницы казался невыносимым. Как может также ярко светить луна? Как могут также безмятежно ездить машины, пока моё дитя лежит с температурой и неутешительным диагнозом? Жизнь не имеет значения, жизнь не важна для меня, пока болеет мой ребёнок. Человечек, не знающий жизни, уже прочувствовал все её тягости. Нельзя начинать жить с боли, нельзя. Нельзя, чтобы дети страдали и болели. Нужно, чтобы их единственное детство прошло в благополучии, в безграничном счастье.
Я не могу говорить о погоде, не могу думать о том, что мне поесть, не могу думать о своей работе учителя, о классе, ждущем меня. Но всё-таки утром я должен был отправляться на работу... Но какой это имеет смысл, какой я имею смысл, пока мой любимый, крохотный, беззащитный человечек в опасности? Моя жизнь важна лишь тогда, когда я могу помочь своим родным, в остальное время я не важен. Утром я поехал на работу.

IV

Неясно отработав день, я вернулся в больницу. Все ученики спрашивали меня, почему я какой-то вялый. Я не мог работать.
Пять миллионов рублей. Столько стоит операция для сына. Врачи порекомендовали собрать сумму как можно скорее. Иначе...
Я жил в прострации, пытаясь понять, что мне делать. Давно уже упал я с края пропасти, сейчас я безысходно падал вниз. Мы с женой оповестили всех родственников, всех друзей и знакомых, всех неравнодушных граждан. Настенька горько плакала, опираясь на моё плечо, я обнимал её и пытался утешить. Несколько локонов её русых волос запутались и били мне прямо в глаза, но мне было всё равно. Я крепко обнимал её стройное женское тело. Не хотелось её отпускать. Врачи говорили, что болезнь крохи развивается слишком стремительно, что они никогда такого не видели. Я не разбираюсь в болезнях, но наш случай они  назвали уникальным. Малыш лежал почти бездвижно и даже не плакал, мне так хотелось услышать его голос. Раньше казалось, что я стоял пред течением молодой и чистой реки, бурно бежавшей по земле. Я слышал её. Но сейчас казалось, что река остановилась, а внутри виднелись грязь и пыль, которые попали сюда в связи с бурным потоком тяжёлой жизни. Гавриилушка будто бы вобрал в себя вселенскую печаль мира и держал её в себе. Было больно смотреть на кроху, нельзя было наблюдать за ним без слёз. Наблюдать за тем, как смысл жизни угасает, теряет счастье и возможность существовать...

V

Помощи от родственников и друзей было недостаточно. Общими усилиями мы собрали только два миллиона. Я уже хотел начать продавать нашу однокомнатную квартиру, но она и так была куплена в ипотеку... Да и Настя запрещала. На телефон мне постоянно поступали странные сообщения, в которых говорилось о какой-то прибыльной работе. Я знал, что это такое, рассказывали друзья  и знакомые. Нужно было заниматься очень грязным делом. Наркотиками. Я знал историю, в которой мужчина не попался... И заработал много денег. Но я игнорировал сообщения.
Мы находились в больнице уже неделю. Отработав целый день в школе, я возвращался в больницу. Работать было невероятно сложно, самые внимательные ученики постоянно спрашивали, что со мной такое. Думали, что я заболел и предлагали мне уйти на больничный. Но я не хотел. Мне нужно было работать, чтобы помочь Гавриилу. Но я понимал, что на этой работе я никогда не заработаю такие деньги.
Моя Настенька всё время находилась рядом с сыном. Они были словно одним целым, соединённые невидимой пуповиной. Именно в этот момент можно было понять смысл жизни любого человека: чтобы твои родные были счастливы и здоровы. Кроме этого не нужно больше ничего. Это основа счастья.

VI

Вечером я пошёл в магазин. Он находился рядом с больницей. Шёл я очень быстро. Мне казалось, что именно в период моего отсутствия произойдёт что-то страшное. Когда я находился рядом с сыном, я видел его и мне становилось спокойнее. Я видел реку, хоть и остановившуюся, но такую же прекрасную.
Сообщения о работе начали мне надоедать. Они приходили всё чаще и чаще. Когда я блокировал один номер, мне начинали писать с другого. Придя обратно в больницу, я увидел слёзы на лице своей жены. Мы летели вдвоём с этой пропасти и обнимали друг друга, наш сын тоже летел вниз, но он был чуть ниже и нельзя было его догнать, обнять и прикоснуться, успокоить его. Оказалось, что ребёнку действительно стало ещё хуже. Не надо было мне уходить, не надо было работать! Так и знал... Мне было больно видеть плачущую Настю и больного Гавриила, сердце разрывалось на части... Почему это происходит со мной? Почему?
Этой ночью меня одолела бессонница. Мне надоело смотреть на удручающий пейзаж из окна, поэтому я начал смотреть на стены и пол. В палате стояла гробовая тишина, слышны были лишь стоны и всхлипывания малыша. Казалось, что я сойду с ума от этого больничного антуража.
И всё-таки я решил ответить на одно из сообщений о работе с большой прибылью... Я жил в прострации, в безрассудстве, я не понимал, что делал. Я хотел только лишь помочь сыну. Других вариантов не было, всех денег наших родственников, всех денег добрых людей не хватало. Мне ответили мгновенно, будто знали, что я отвечу именно сейчас. Это очень странно.

VII

Мне предложили вакансию курьера наркотиков. Я сразу почувствовал что-то неладное, но другого пути у меня не было. На своей обычной работе такие деньги я не получил бы даже за несколько лет монотонной работы. Я стоял перед выбором, где была лишь одна дверь, а сзади стояли несчастные Анастасия и Гавриил, самые дорогие для меня люди.
Через несколько часов я стоял на окраине города посреди ночной тиши. Виднелся туман, сквозь который просвечивался свет от фонарных столбов. Звёзд видно не было. Вероятно, я отпугнул их своим ужасным поступком. В потных ладонях я держал груз. Он был маленький, размером с конфету. Мне необходимо было положить его в укромное место и сообщить координаты местонахождения вещества. Когда я осознал все возможные последствия, мне захотелось убежать подальше отсюда. Но я знал, что не выйдет. Я бежал бы босиком по раскалённой беговой дорожке, которая бы всё время увеличивала скорость. Человек по телефону сказал мне: "Если ты сделаешь что-то не так, тебя и твою семью ждут большие проблемы". Я находился между двух огней, с одной стороны – закон, а с другой стороны – моя жизнь, моя жена и мой ребёнок.

VIII

За ночь я доставил три груза и остался незамеченным. На работу я решил не идти, не видел смысла, сказал, чтобы меня подменили. Звёзды на небе так и не появились, казалось, что они всё видели. Мне было очень стыдно. Утром я вернулся в больницу. Настя к этому моменту уже проснулась и заметила моё отсутствие. Я оправдался тем, что решил прогуляться, подышать свежим воздухом... Она не должна была знать, чем я занимаюсь. Врать было очень неприятно, это самое подлое и страшное, что может быть... Видимо, за эту ночь я стал плохим человеком... Наркотики изменили меня... Изменили человека, который их даже не употреблял.
Следующей ночью я находился в другой части города. Туман рассеялся, не было слышно машин и даже сверчков. Я выполнял свою грязную работу. Угрозы по телефону стали приходить всё чаще, я очень боялся сделать что-то не так. Я был покорным, как слуга, как раб. Я молчал и безукоризненно подчинялся.

Тишину нарушила внезапно появившаяся полицейская машина.

IX

Я сидел за решёткой в отделении полиции. Я не знал, что будет дальше. Я был отдан судьбе на растерзание, в её кровавые лапы, не щадящие никого. Я оказался между двух огней и был опалён одним из них. Что теперь будет с моим сыном? Я не переставал думать о нём. Всё, что я делал, было ради него, я был рождён, чтобы сделать его счастливым... Я не смог выполнить своё предназначение. Что я скажу Богу на страшном суде? Что я совершил грех во имя добра, но так и не смог никому помочь?...
Я был один в этой сырой камере. Меня было видно всем, кто проходил рядом. Отчётливо прослеживалась граница между добром и злом: я – преступник, зло, а полицейские – хорошие, добро. И мне было стыдно, я не хотел сидеть здесь. Зачем я пошёл на эту "работу"? Сидел бы сейчас рядом с сыном и женой, мы бы обязательно что-нибудь придумали... Был бы в камере кто-то другой, с кем можно было бы поделиться своим горем... Хотелось увидеть другого преступника и понять, что я не один такой.
Я приземлился, упал на самую глубочайшую пропасть, в Тартар, где был обречён на вечные страдания. Но я был один! Неужели я самый плохой человек? Видимо, так.

X

Меня лишили свободы на восемь лет. Суда практически и не было, как их показывают в фильмах: не было разбирательства, судьи, свидетелей, адвокатов. Понятые дали минимальные показания, сказав, что у меня было несколько граммов наркотиков и ушли. Так называемый "суд" проходил в очень тесной комнате, похожей на шкаф или гроб.
Думал должно было быть нормальное следствие. В итоге преступники осудили меня за преступление. Будто у меня нет никаких прав... Казалось, что я прошёл официальный процесс суда Линча. Единственное отличие в том, что убили меня не физически, а внутренне. Никогда не думал, что за два ничтожных грамма порошка можно получить такой большой срок, никогда не думал, что несколько граммов могут сломать всю жизнь.
Никто из моих родных не пришёл, а на мои звонки никто не отвечал. Где моя семья? Почему они не пришли? Настя, Гавриил?... Простите меня, я всего-навсего хотел вам помочь. Теперь я даже о состоянии сына не могу узнать! Я конченый человек.
Безопасный быстрый заработок, низкая загрузка, большие деньги... Я даже ничего и не заработал толком, жалкие пятьдесят тысяч рублей. Как я мог быть таким идиотом? Самый глупый человек. Преступник. Ничего в жизни не бывает легко и безопасно. Несколько граммов...

Но сколько бы граммов наркотиков не было – в итоге они стали сотнями тысяч миллионов тонн груза на моей душе, на моей семье, на моей жизни. И их тяжесть я, Настенька и Гавриил будут чувствовать всю жизнь.

XI

Я вышел из тюрьмы через восемь лет. Никто за это бесконечно долгое время не пришёл ко мне. Не хочу много про это говорить. Мой сокамерник убил человека и ему дали за это шесть лет. А мне за два грамма – восемь лет. Вскоре я узнал, что он убил своего отца, каждый день избивавшего его маму. Но всё равно... Я ведь никого не убивал и сидел больше, чем он! Я сидел восемь лет. Это просто слова, но за ними стоит целая жизнь, целая череда мучений, слёз и страданий. Все эти года я варился в адском котле и не вылезал оттуда. В реальности же ожоги наносились моему сердцу, моей душе, я забыл, что значит добро, радость, любовь. Мне некому было рассказать о своём горе. Я попытался один раз выговориться одному человеку в тюрьме, но после этого он меня жест
око избил. У человека свои страдания, у меня – свои. Зачем я полез – непонятно. Я стал молчаливым и замкнутым, злым и раздражительным.
Выйдя из тюрьмы, мне хотелось кричать, просить прощения у всего мира, у каждого человека, животного, дерева, травинки. Простите меня! Я был не прав. Больше всего в жизни я хотел узнать о здоровье своего Гавриила, моей родной души, у того, кому я посвятил свою жизнь. Я очень скучал по Анастасии и всячески пытался узнать, где моя семья, почему они не приезжают, почему не хотят меня видеть? Эти вопросы вертелись в голове все эти годы, каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Мне хотелось наконец-то обнять Настю, Гавриилушку... Объяснить им всё, что произошло. Может, они не знали, где находится тюрьма? Я никогда не думал о том, что Гавриил погиб, я искренне верил, что он жив, каждое мгновение я думал о сыне. Я ненавижу тюрьму и ненавижу свою жизнь. Единственное, что меня заботит – Гавриил.

XII

– Зачем ты пришёл, Пётр? – сердито спросила Анастасия, открыв дверь, в которую я позвонил.
– Как же... Мы же с тобою родные люди.
В это время из двери выглянул ребёнок лет восьми, одетый в домашнюю одежду. Я не сразу узнал Гавриила. Но это был он.
– Это кто, мама? – с негодованием проговорил малыш.
– А это, мой мальчик, преступник и наркоман! Которого я больше никогда не хочу видеть.
Анастасия отвела мальчика в другую комнату и вернулась ко мне:
– Ты скрывал от меня свою зависимость от наркоты, ушёл принимать их, когда я лежала в больнице с нашим единственным больным ребёнком! Ты вообще кто после этого? Ты не человек, ты подлое животное. Ты не достоин жизни.
Сказала она и закрыла дверь, не дав мне выговорить и слова. Я кричал на коленях, сквозь слёзы, объясняя ей, что это не так. Мой крик напоминал звуки ада, мой голос не был человеческим в тот момент. Анастасия вызвала полицию и меня вновь увезли в участок. Мне хотелось обратно в тюрьму. На всю жизнь.