Свекровь

Гильда Майнингер, жила в Ростовской области в небольшом шахтёрском городке, в своём просторном уютном доме, одна. Мужа давно уже не было, он погиб в шахте при взрыве. Но рядом с ней жил с семьёй её младший сын Иван.
В этом же городке, только в центре, жил с семьёй её старший сын, Рудольф.
Гильда была горда тем, что смогла одна, без мужа воспитать внимательных и добрых сыновей. Когда она нуждалась в их помощи, они по первому зову, всегда были рядом с ней. Но предпочтение, она оказывала младшему сыну. Толи любила больше, толи из-за того, что он жил рядышком. Но, как бы там, ни было, всю свою любовь и время, она отдавала ему и его детям.
Дни и месяцы текли у них благостно и мирно до тех пор, пока Гильда с сыновьями, не приняли решение уехать в Германию, на историческую родину.
Первая размолвка между братьями произошла уже в Германии, в первом переселенческом лагере, во Фридланде. Рудольф считал, что мать должна теперь жить с ним, со старшим сыном, а Иоганн, что мать должна жить у него в семье. И Гильда, конечно, выбрала семью Иоганна, так теперь звали младшего сына. Старший, Рудольф, как всегда уступил. Перечить матери он не привык.
Из второго лагеря Унна – Массен, они были отправлены в город Эссен, на постоянное место жительства. С тех пор как семьи Майнингер поселились в Эссене, прошло десять лет. За это время Гильда стала часто хворать. То сердце начнёт покалывать, то ноги опухнут, что шагу не ступит.
В остальном у них было всё хорошо, до тех пор, пока Иоганн однажды не узнал, что его младшая дочь беременна. Для семьи это была трагедия. На вопрос, кто же отец ребёнка: –  девушка отмалчивалась. Ни угрозы отца, ни ласковые уговоры матери, ни бабушкино – увещевание, не смогли заставить Эллу открыть имя человека, обесчестившего её и в большей степени, семью.
Так ничего не добившись, домочадцы отступили от неё, прекратив свои расспросы. И в доме, в котором всегда царили радость и понимание, поселилась угрюмая тишина.
За месяц до рождения ребёнка, жена Иоганна, Ирена, в отсутствии мужа несколько раз в день, ни к кому не обращаясь, начинала брюзжать о том, что с появлением малыша, в квартире будет тесновато и, что Иоганн показал свою жестокую отцовскую суть.
– Не понимаю, – продолжала она, как отец может вести разговоры о том, чтобы взять девочке отдельную квартиру! Ещё не известно, на каком расстоянии эта квартира будет. Как же она должна там жить с новорожденной крохой? Ведь у неё нет никакого жизненного опыта, чтобы ухаживать за малышом. – И сноха, ворча и вздыхая, каждый раз подолгу сетовала по этому поводу.
Фрау Майнингер, уже давно поняла намёк. Однажды её терпение лопнуло. И когда Иоганн после трудового дня, удобно устроился у экрана телевизора, Гильда, села рядом с сыном и, вздохнув, тихо сказала:
– Иоганн, нам надо поговорить!
– Да мама, я вас слушаю!
– Знаешь, сынок, сейчас, когда у Эллы появится малыш, у нас в квартире будет слишком тесно. – Поэтому я приняла решение пожить у Рудольфа. – Только ты поговори с ними прежде, объясни создавшуюся ситуацию и спроси, когда я смогу к ним перебраться.
Помолчав, Иоганн сказал:
– Знаете, мама, я бы не хотел, чтобы вы от нас съехали к Рудольфу. Зачем? Мы сделаем по-другому. В соответствующем органе попросим для вас апартаменты. И живите себе на здоровье в покое. Когда соскучитесь, придёте, погостите, а надоест, пойдёте обратно к себе.
– Нет, сын – этого не будет! Что бы все родственники, показывая на нас пальцем, говорили: „ Дожилась Гильда, выставили её любимый сыночек на улицу, на старости лет“. Они всю жизнь мне завидовали, что без отца, я сумела воспитать вас хорошими, добрыми парнями, и с уважением ко мне. А теперь, в одну секунду, ты хочешь уничтожить труд всей моей жизни? Нет, нет и нет! Я не вынесу насмешек за моей спиной, да и уважать себя перестану.
– Хорошо мама, как скажете, так и будет! – ответил Иоганн.
– Гильда, тяжело поднявшись, ответила:
– Я рада сын, что ты меня услышал.
На другой день, обдумав свою речь, Иоганн позвонил старшему брату.
– Добрый день, Рудольф!
– Добрый, добрый! – дружелюбно ответил ему тот.
– Тут такое дело, – замялся младший брат, – знаешь, …мама поручила мне с тобой переговорить. Она, хотела бы пожить у тебя!
– Как пожить! Почему? Что-то случилось?
Иоганн, растерявшись, умолк.
– Ты можешь мне вразумительно сказать, что происходит?
– Значит так! – взбодрился Иоганн, – мама решила пожить у тебя потому, что когда у Эллы появится малыш, то в квартире у нас будет мало места и…
– Ну, да! – перебил его Рудольф, – теперь, когда мама побаливает и не может целыми днями мыть, стирать, варить она стала вам мешать! Я всегда знал, что этим закончится! Но я рад, что мама наконец-то сможет отдохнуть от всех ваших проблем и забот. В субботу я её заберу.
Расстроенный отповедью старшего брата, Иоганн выпалил:
– Что ты говоришь такое?! И как ты мог, вообще, так подумать обо мне?! Если хочешь знать, то я в первую очередь думаю  о покое мамы. Ты же понимаешь, что маленький ребёнок, это одно беспокойство.… Одна суета… Пелёнки, распашонки, плач!
– Ладно, не сердись! Маму, я с превеликим удовольствием заберу к нам. Ты ведь знаешь, что я всю жизнь хотел этого. И пусть она живёт с нами столько, сколько захочет. А насчёт пелёнок, ты погорячился. Здесь в Германии памперсы.
– Спасибо брат! Я не сомневался в тебе.
– Ладно, пока благодарить не за что. Соберите мамины вещи.
– Да уже собраны! – ответил Иоганн.
Вечером, сидя в кругу семьи за ужином, Рудольф, в хорошем расположении духа, решил поделиться своей радостью с домочадцами. И сияя, как ясное солнышко, обратился к жене:
– Аннушка, хочу тебя порадовать, наконец-то сбылось наше желание!
Жена, посмотрела на него с недоумением:
– Какое желание?!
– Как, ты уже забыла?! Мы ведь всегда хотели, чтобы мама жила с нами.
– Так это когда было! Я об этом мечтала, когда дети были ещё маленькими. И когда мне нужна была её помощь. А теперь, это уже не желание, а…
– Ладно тебе, Анюта! – перебил он жену. – Ты же знаешь, что это моя мечта.
– Твоя, но не моя! Если бы твоя мать, с первого дня по приезду в Германию, согласилась жить с нами, а не с Иоганном, то и квартира была бы не трёх, а четырёх комнатная. Улавливаешь разницу? И потом, где ты собираешься её разместить?! Может быть, ты мне прикажешь, поставить Петеньке раскладушку на кухне?
Рудольф, поморщившись, как от зубной боли, тихо произнёс:
– Анна, прекрати истерику при детях! Будет так, как я сказал!
Анна, настроившись на сопротивление, глянув мельком на мужа, умолкла.
– Ну, вот и славно! – произнёс он тихо.
Но вдруг дети, атаковав отца, стали с апломбом возражать против бабушкиного переезда к ним, что он на миг опешил от такого натиска. Подняв руки, как бы сдаваясь на их милость, произнёс:
– Ребята, я не могу понять, вашего активного противодействия?! Почему вы, возражаете против бабушкиного переезда к нам? Вы же мечтали об этом, как и я!
Перебивая друг друга, они стали доказывать отцу, какие их ждут неудобства, когда с ними будет жить бабушка.
– Папа, ну как ты не можешь понять! – аргументировала дочь, я уже взрослая девочка и мне нужна, отдельна комната. Петя, тоже, уже не дитя, ему четырнадцать лет и он спит в зале на диване. Хорошо! Скажем Петя, будет спать на раскладушке, бабушка на диване. А дальше что?
– А дальше, моя девочка, будет так! Бабушка, будет жить в твоей комнате, ты спать на диване, а Пётр, переселится на раскладушку. Всё понятно? Возражения не принимаются!..
Сын, опустив голову, насуплено молчал. А дочь, шмыгая носом, украдкой вытирала слёзы.
– Всё, дорогие мои, свободны!
Ужин не удался, дети, встав из-за стола, молча, удалились. Анна, стала собирать посуду со стола и составлять её в раковину. Рудольф, с какой-то щемящей тоской смотрел в пространство, совсем забыв об ужине. Он вернулся к действительности, когда жена загремела посудой. Встав из-за стола, он подошел к окну, закурил и с грустью произнёс:
– Аня, мне очень неприятно осознавать, что ты противоборствуешь мне. Ладно, это твоё право! Но, как ты могла, втравить детей в наши с тобой дрязги?
– Дети, да они уже взрослые люди и сами всё прекрасно понимают.
– Анюта, я тебя очень прошу, не ставь меня перед выбором. Ты же отлично знаешь, что мама для меня, святое! Давай не будем портить отношения! Мне очень неприятно, что ты перестала меня понимать. И вдавив окурок в пепельницу, подошел к ней. Обняв жену за плечи, он прижался всем телом к её спине, зарылся лицом в волосы и замер. Анна же, протестуя в душе, с яростью, молча, мыла посуду.
В субботу Рудольф, счастливый привёз маму к себе домой. Открыв дверь своим ключом, ввёл её в прихожую и, улыбаясь, произнёс:
– Ну вот, мама, мы и дома, если бы вы знали, как я счастлив!
Фрау Майнингер, смущенно улыбаясь, тихо ответила:
– Спасибо сынок! Я всегда была уверенна, если мне понадобится твоя помощь, ты её окажешь. Постараюсь найти общий язык с твоими домочадцами.
– Ну, что вы мама! Все очень рады, что вы наконец-то, будете жить с нами.
Гильда, обняла сына и с волнением ещё раз сказала:
– Спасибо сынок!
Рудольф, помог ей снять пальто, туфли, подал комнатные тапочки. И обняв её одной рукой за плечо, ввёл в зал и, усадив на диван, воскликнул:
– Добро пожаловать, мамочка!
Гильда, улыбнувшись, спросила:
– Сын, почему так тихо в доме? Где Анна, дети?
Рудольф, радостно возбуждённый, не обратил внимания на то, что в квартире подозрительно тихо. Он, растеряно оглянувшись, произнёс:
– Дети, наверное, занимаются уроками, а Аня, – но не успел высказать своё предположение, как из кухни раздался тихий звон посуды, и он с улыбкой продолжил: – а Аня, на кухне, накрывает стол к обеду! И он громко позвал:
– Анюта, мы уже дома, иди к нам!
Прежде чем прийти на зов мужа, Анна выдержала паузу, которая была очень выразительна. Войдя в зал, она холодно произнесла:
– Здравствуйте! Я и не слышала, что вы пришли. Рудольф, идите, мойте руки и милости прошу к столу.
И развернувшись, удалилась.
У Гильды, ёкнуло сердце, и она подумала: „Не очень-то невестка мне рада “. Но, не подав вида, встала и пошла за сыном.
Кухня, свекрови понравилась – просторная, светлая. Хорошо оборудована и главное, что ей импонировало, сияла чистотой. И она, в душе укорила себя: – эх, Гильда, Гильда! Как черства и слепа ты была по отношению к своему старшему сыну. Столько раз ты бывала здесь по праздникам, но ничего не замечала. Не мудрено, что тебе сейчас не рады. Всю свою жизнь, ты отдавала предпочтение младшему сыну. Теперь, пожинай плоды…
Её мысли, были прерваны появлением внуков. Они были насупленные, недружелюбные. Кое-как поздоровавшись с бабушкой, они сели за стол и стали молча, есть. Рудольфу, стало не по себе, и он стараясь разрядить обстановку за столом, стал рассказывать смешные истории. Но его байки были проигнорированы, и он умолк. Обед закончился в гнетущем молчании.
Анна, собрав посуду со стола, поставила её рядом с мойкой и вышла из кухни. Рудольф, смущённо накрыв своей ладонью, ладонь матери, тихо произнёс:
– Всё будет хорошо мама! Всё образуется!
Гильда, кивнув, встала из-за стола, подошла к мойке, открыла кран с горячей водой и стала мыть посуду. Анна, так внезапно появилась в дверном проёме, что Гильда вздрогнув, выронила тарелку из рук, которая разбилась в дребезги.
Анна, кинулась к свекрови и, оттолкнув её от мойки, крикнула:
– Кто вас просил мыть посуду?! Теперь придётся выбрасывать сервиз!
У Фрау Майнингер, дрожали руки и голос, она растеряно сказала:
– Прости, я хотела тебе помочь!
Разъярённая Анна, продолжала кричать:
– Я всю жизнь обходилась без вашей помощи и теперь обойдусь! 
Опустив голову и со слезами на глазах, свекровь вышла из кухни. Вся эта безобразная сцена произошла так быстро, что Рудольф не успел отреагировать. Но через минуту, он обрёл дар речи и свистящим шепотом сказал:
– Если ты сейчас же не извинишься перед мамой, я соберу свои вещи и уйду вместе с ней.
Анна, всё ещё собирала черепки от разбитой тарелки, ярость клокотала и искала выход. Она медленно поднялась и изо всех сил швырнула осколки в мусорное ведро. Обидные слова, были готовы сорваться с языка, но, бросив быстрый взгляд на мужа, поняла, что шутки с ним плохи. Потупив глаза, она опустила голову. Мысль об угрозе мужа, пульсировала в голове и болью отдавалась в висках. Анна, поняла, что другого выхода нет, надо идти, и извинятся перед свекровью. Стиснув зубы, она удалилась.
После этого инцидента в семье наступило молчаливое перемирие. Никто больше не смел, протестовать против присутствия Фрау Майнингер. Но и, никто не проявлял к ней тёплых чувств. Так в холодных, односложных репликах прошла неделя. Это очень мучило Фрау Майнингер. Что-либо делать на кухне она больше не решалась. Но однажды она нашла выход.
Теперь, каждое утро после ухода сына на работу, она одевалась и уходила из дома вслед за ним. Анну, это поведение свекрови очень злило. У неё был пятичасовой рабочий день и, приходя домой в час дня, она, недовольно ворчала:
– Интересно, где она пропадает целыми днями? Могла бы, по крайней мере, почистить картофель. Но, просить об этом свекровь, не решалась.
Как-то в один из дней Гильда, пришла домой позже обычного. Рудольф был уже дома и, волнуясь, задавал жене один и тот же вопрос:               
– Аня, ради Бога, скажи честно, вы не ругались с мамой? А дети, дети не обижали её? Давно ли она уже ушла?
Злорадствуя, Анна рассказала мужу о том, что свекровь, уже больше месяца покидает дом, сразу же после его ухода на работу. А возвращается перед его приходом.
Рудольф, не находя себе места, метался по квартире. Его осенила мысль, надо идти искать маму. И он, быстро стал одеваться, чтобы пойти на поиски матери. Но, услышав, как поворачивается ключ в замочной скважине, бросился к входной двери со словами:
– Мама, мама, где Вы были, я чуть с ума не сошел?! – и, помогая ей, растерянной и озябшей раздеться, всё твердил своё. Она же смущённо молчала. Но он настаивал, и ей пришлось ответить.
– Знаешь, сынок, я встретила мою старинную подругу, и мы засиделись у неё за разговорами. Прости меня, сын, я постараюсь больше не засиживаться.
– Ну, что Вы мама! Встречайтесь со своей подругой, только, пожалуйста, не задерживайтесь. Или звоните, если это может снова произойти. Хорошо?!
У Гильды, перехватило дыхание так, что сказать, что-либо в своё оправдание была не в состоянии, и она только кивала головой в ответ.
Время летело незаметно, но в отношениях свекрови и снохи оставалось всё по-прежнему. Так же каждое утро, Фрау Майнингер, уходила из дому сразу же после ухода сына, а возвращалась перед его приходом. Анна, осмелев, стала жаловаться на неё мужу.
– Знаешь, говорила она, твоя мать каждый день уходит к своей подруге, лучше бы дома мне чем-то помогала. Я же не говорю о том, чтобы она готовила обед или ужин. Хотя бы картофель почистила. А тут на днях иду с работы домой и вижу, она заходит в „KAISER’S “, в самый дорогой магазин в нашем районе. Денег у неё, видите ли, много! Лучше бы своим внукам по шоколадке купила, чем чужим подарки раздаривать. В конце концов, могла бы…
– Анна, – произнёс возмущённо Рудольф, – с каких это пор ты стала считать чужие деньги? Это, деньги мамы, поняла?! И она вправе делать с ними, что ей угодно! Слушай, тебе ещё не надоело ворчать? Я лично уже устал от твоего брюзжания. Потому, мама и уходит из дома, чтобы ни видеть твоего кислого лица и не слышать твоего ворчания. Эх, да что там говорить! – и махнув рукой, он взял сигарету и вышел покурить.
Как-то вечером Рудольф, сказал жене, что должен уехать в командировку по делам фирмы дней на десять. И после паузы добавил, что когда вернётся, то он решит, как дальше быть в создавшейся ситуации.
Зима в это время года выдалась очень холодной и ветреной. В городе возникла эпидемия гриппа и разные простудные заболевания. Однажды, придя с работы Анна, ещё в прихожей услышала душераздирающий кашель дочери, хотя в это время Фрида, должна была ещё быть в колледже. Войдя в зал, она увидела свернувшуюся калачиком дочь, лежащей на диване и беспрерывно кашляющей. Потрогав её лоб – Анна, поняла, что у неё высокая температура. Укрыв дочь пледом, она поспешила в аптеку.
Купив нужное лекарство она, сокращая путь к дому, торопливо пересекала скверик. Вдруг, на одной из скамеек заметила свою свекровь, которая сидела, скукожившись от холода. Анна, в недоумении направилась к ней. Подойдя ближе, она увидела, что у Гильды, в руках булочка и она, дрожащими руками подносит её ко рту и, откусывая, ест её всухомятку. Острая жалость пронзила сердце Анны. Она бросилась к скамейке со словами:
– Мама, почему вы здесь сидите?! Господи, да вы совсем окоченели! Вставайте, вставайте, идёмте домой.
Она помогла свекрови, подняться со скамьи и, взяв её под руку, повела к дому.
По возвращению домой, Анна помогла ей снять обувь, пальто и тут же отвела на кухню. Налила чашку горячего ароматного чая, поставила её перед свекровью и тихо произнесла:
– Мама, попейте горячего чая! И прошу вас, не обижайтесь!
Пока Гильда, пила горячий чай с малиной, Анна в комнате дочери устроила лазарет. Убрав из комнаты лишние стулья и журнальный столик, поставила раскладушку на освободившееся место, положила на неё матрас, подушку, одеяло и предложила Фриде, эту постель. Свекровь, она уложила в кровать дочери. Заставив их принять микстуру от простуды и таблетки от гриппа, она отправилась на кухню готовить ужин.
На следующий день Анна, решила поговорить со свекровью и выяснить, почему она, в такой холод сидела в парке на скамье, а не была у подруги. Гильда, печально ответила:
– Да нет никакой подруги, не могла же я сказать Рудольфу правду. Вот и выдумала её.
– И вы, всё это время, ходили по улицам?
– Да нет, иногда, когда становилось слишком холодно, я заходила в KAISER’S, чтобы согреться. А если на меня посматривали косо, покупала булочку и уходила в скверик, чтобы там её съесть.
Анна, горько расплакавшись, взяла свекровь за руку и сквозь слёзы, тихо сказала:
 – Мама, простите меня, ради Бога, если сможете! Я ненавижу себя за своё неблаговидное поведение!..
– Не плачь, доченька! Это я во всём виновата. Слишком мало любви и тепла дарила я вам, вот всё и вернулось ко мне бумерангом. Это вы, мои родные, простите меня.
Рудольф, возвращался с командировки с тяжелым сердцем, он всё это время был занят одной только мыслью, как разрубить этот „гордиев узел“. Но так и не нашел решения. Эта проблема не отпускала его. И сейчас, находясь в кругу своей семьи, не замечал произошедшего изменения в отношениях своих близких. Вечером он сказал жене:
– Анюта, всё это время я думал только о том, что предпринять. Но так и не нашел правильного решения. Кроме, как позвонить Иоганну. Пусть он забирает маму обратно к себе.
Анна, молча, взял мужа за руку, и повела к комнате дочери. Тихо приоткрыв дверь, они увидели трогательную сценку. Бабушка, окруженная внуками и рассказывающая им о проказах их отца в детстве. Он недоумённо перевёл взгляд на жену. Но, она, приложив палец к губам, увела его подальше от этой идиллии.
Рудольф, стоял в недоумении, не понимая, что послужило в его отсутствии такой перемене. Аня, улыбнувшись мужу, сказала:
– Понимаешь, я прозрела! Пока я не умела прощать, я была в тупике, и эмоциональном, и физическом. А как только смогла простить маму, пришло просветление. И теперь я уверенна, что ни что больше не будет угрожать спокойствию нашей семьи.             
    
20. 03. 2011. Ратинген


         


Рецензии