Рембо Первая кровь

Маленькая ящерица серо-зелённой изломанной линией застыла на камне у дороги. Камень был большой, с плоской шероховатой поверхностью. Ящерка часто взбиралась на него и подолгу грелась на солнце. Вот и сейчас она наслаждалась его ласковыми лучами.

За поворотом дороги послышался шум, который стал нарастать и, наконец, вырвался из-за скального уступа в виде тёмной массы бронетранспортёра. Прежде чем быстрая тень машины накрыла камень, ящерка успела юркнуть под него. Там она не видела ни дороги, ни проносящейся по ней армейской техники. Только визжащее-ревущий звук волнообразно накатывался и отступал. Маленькая рептилия в испуге застыла, ощущая мощную вибрацию почвы. И вот, когда казалось, что эта, сопровождаемая невыносимым звуком, вибрация никогда не кончится, последняя волна рёва и свиста нахлынула и, достигнув своего пика, стала удаляться. На смену ей постепенно возвращалась тишина, прерываемая несмелым щебетом какой-то пичуги.

Ящерка зигзагообразными движениями снова выбралась на камень и ощутила незнакомый резкий запах, оставленный невиданными чудовищами. Вдоль склона горы по дороге вниз удалялась армейская автоколонна, состоящая из десятка укрытых тентами грузовиков, в сопровождении трёх бронемашин.

***
В это время, сидя на броне второго бэтээра, солдат по фамилии Бабенко веселил своих сослуживцев. Началось всё с того, что на резком повороте зазевавшийся Бабенко чуть не свалился с машины. Боец заверещал, словно перепуганный заяц, и, выпучив глаза, вцепился в металлическую скобу, чем рассмешил сидящих сзади.

Бабенко тотчас же смекнул, что есть повод повалять дурака. Он дождался очередного поворота и, отпустив скобу, стал имитировать падение, изображая на физиономии предельный испуг.

Почувствовав оживление сзади, молодой лейтенант, сидящий на переднем люке, повернулся и с полминуты наблюдал за кривляющимся. Затем наклонился и отвесил ему подзатыльник. Бабенко нападения с тыла не ожидал. От неожиданности он состроил такую идиотскую рожу, при виде которой все грохнули дружным хохотом.

Рядовой Савельев смеялся вместе со всеми. Вот уже три недели как он числился стрелком резервной заставы и вместе со своими сослуживцами колесил вдоль границы. Публика вокруг подобралась разношёрстная, но всех их объединяло одно – нелюбовь к ним их прежнего начальства.

В начале года, когда неизбежность столкновения между местными боевиками и военными стала очевидной, было решено создать резервную заставу. Возглавил её майор Лужин, который последние годы перекладывал бумажки в штабе. У простых солдат к штабным отношение не слишком доброжелательное, но всё же майора они зауважали. Во-первых, бывший афганец имел орден Красного Знамени, а такие награды, как известно, давали не за перекладывание бумажек. Во-вторых, Лужин относился к своим подчинённым как к родным сыновьям, ухитрившись найти единственно верную манеру поведения, одинаково далёкую как от уставного формализма, так и от излишней фамильярности.

Контингент майору достался ещё тот… В процессе формирования нового подразделения, все начальники линейных застав, в первую очередь, старались спихнуть своих самых неблагонадёжных солдат. Это сборище разгильдяев вначале казалось неуправляемым, но Лужин ухитрился, одними ведомыми только ему методами, создать всего лишь через месяц очень крепкий и боеспособный коллектив. На вопрос: «Как это ему удалось?» он шутливо отвечал словами булгаковского героя: «Лаской. Единственным способом, который возможен в обращении с живыми существами».

Рядовой Савельев майора Лужина в качестве начальника уже не застал. К тому времени его сменил капитан Козявкин, служивший до этого в Таджикистане.

Когда бойцы резервной заставы только узнали фамилию нового командира, то повеселились от души. Уж больно фамилия несерьёзной показалась. Даже когда на комендатуру, где и базировался личный состав резервной заставы, приехало несколько офицеров, и выяснилось, что среди них новый начальник, местные хохмачи во всеуслышание продолжали отпускать остроты в его адрес.

Когда на вечернем построении майор представил нового командира, шутки закончились. Капитан Козявкин оказался двухметрового роста, с широченными плечами и огромными кулачищами. Набитые костяшки пальцев свидетельствовали о том, что он периодически разминается на боксёрской груше, а может и не только на ней.

На следующий день он подтвердил это наблюдение, проведя показательную тренировку. Через пятнадцать минут беспощадного избиения, местная боксёрская груша, не выдержала и лопнула, вылив на землю своё песочное содержимое. Личный состав приуныл – перспективы открывались безрадостные.

Как оказалось потом, страхи были напрасными. Продемонстрировав в первый же день, кто в доме хозяин, капитан Козявкин больше своих подчинённых не запугивал. Те, в свою очередь, памятуя о печальной участи боксёрской груши, перестали шутить по поводу его смешной фамилии.

С лёгкой руки рядового Бабенко капитан получил новое прозвище – Рэмбо. Оно прицепилось к нему прочно, как репьё к хвосту дворняги.

***
В последнее время напряжение с местными спало, но резервную заставу начальство решило сохранить. Чтобы бойцы попусту не ели казённую тушёнку, им поручили охрану транспортных коммуникаций.

Савельев оказался в этом подразделении случайно. Когда его бывшему командиру пришло распоряжение доукомплектовать личный состав резервной заставы за счёт бойцов комендантской роты, он без сожаления расстался с несколькими раздолбаями, добавив к ним для ровного счёта одного из молодых солдат. Этим, не прослужившим ещё и полгода, бойцом и оказался рядовой Савельев. Он очень быстро осознал своё везение – неугомонная жизнь на колёсах выгодно отличалась от скучного хождения в наряды и постоянного козыряния перед гарнизонным начальством.

Особенно ему нравилось сопровождать автоколонны. Сидишь себе на броне бэтээра, подставляя встречному ветру лицо, и глядишь по сторонам, наблюдая за жизнью местных придорожных базарчиков и пыльных сельских остановок.

Вот и сегодня, их группа на трёх бронетранспортёрах приняла под охрану два десятка мощных Уралов и ЗИЛов. Грузовики загрузили углём и провиантом, большую часть которого занимала картошка, заготавливаемая на зиму. После выезда за КПП погранотряда колонна двинулась в направлении застав левого фланга.

На первой бронемашине, свесив ноги в командирский люк и облокотившись на его крышку, сидел капитан Козявкин. Если на обычном военнослужащем бронежилет выглядел внушительно, округляя или, скорее, квадратотизируя фигуру, то на Рэмбо он походил на кургузую жилетку с кармашками. Савельев хорошо видел его широкую спину, возвышавшуюся над остальными солдатами.

Колонна прошла только половину пути, оставляя разгружаться на каждой заставе по паре машин. Впереди предстояло ещё часа четыре езды по горным дорогам. Иногда на пути следования вставал какой-нибудь населённый пункт, через который они проносились, не сбавляя хода.

Проскочив очередной посёлок, колонна углубилась в горы. Натужно взревев моторами, машины пошли на подъём. Скорость заметно снизилась. Путь пролегал через безлюдный скальный массив, отделявший предыдущую долину от следующей, ещё более глубокой. Там внизу находилась застава с ещё одной комендатурой, и там уставших бойцов ждал обед. Интересно, чем их сегодня покормят?

Мысль о еде расслабила Савельева, и он, прикрыв глаза, начал мысленно себе представлять сегодняшний обед. В его воображении возникла миска аппетитно дымящегося мясного борща с ложкой густой белоснежной сметаны и огромным ломтём свежеиспечённого хлеба. На смену этой соблазнительной картинке пришёл не менее заманчивый вид тарелки с гороховым пюре, увенчанным большой горкой мясной тушёнки. Савельев сглотнул слюну и, открыв глаза, отсутствующим взглядом посмотрел по сторонам. Потом вспомнил, что его видение осталось незаконченным, ведь всем известно – стандартный обед состоит из трёх блюд. Боец уже начал было представлять кружку ароматного крепкого чая с вертикально торчащей в сахаре ложкой и сдобную булочку с грушёвым повидлом, как вдруг вокруг что-то изменилось… Ему показалось, что оборвалась струна.

Савельев не сразу понял, что произошло. Он только повернулся на крик лейтенанта, как прямо у него над ухом грохнул автомат, сидящего рядом, сержанта Дорофеева. Вертясь и подскакивая, зазвенели по броне гильзы. Одна из них угодила Савельеву прямо за шиворот. Он дёрнулся – гильза обожгла ему спину. Затрещали выстрелы с переднего бронетранспортёра и тотчас же им откликнулись с конца колоны, где находилась третья бронемашина. Бабенко, сощурившись и искривив рот, откинулся назад, и бил очередями в сторону каменистого склона, поросшего редкими кустами.

Тут только Савельев осознал, что вместо того, чтобы стрелять вертит головой. Он вскинул АКС и дёрнул на себя рукоятку затворной рамы. Затвор сорвался, беспомощно лязгнув, – автомат был на предохранителе. Чертыхнувшись, Савельев щёлкнул переводчиком огня и, загнав патрон в патронник, дал короткую очередь по всё тому же склону с чахлым кустарником.

Одиночный трассер, заряженный через четыре обычных патрона, чётко показал, что пули ушли ниже зарослей, где бы мог кто-нибудь находиться. Савельев снова нажал на спусковой крючок. После нескольких выстрелов, ещё один яркий трассер ушёл немного в сторону от выбранной цели.

Дорога поворачивала. Ещё несколько секунд и опасные склоны скрылись из виду, уступив место отвесной каменной стене с одной стороны и, постепенно углубляющейся пропастью с другой. Колонна по-прежнему шли в том же темпе, совершенно не потеряв скорости.

- Ну, ни хрена себе! Вы, это видели!? Вообще оборзели сволочи! – Бабенко был взвинчен. Он торопливо перезаряжал автомат. Наклонившись к Савельеву, он прокричал ему в ухо. – Откуда они стреляли!? Ты видел?

Молодой солдат пожал плечами. Теперь он понял, что случилось. Колонна попала под обстрел, и её охранение открыло в ответ огонь. С ним это произошло впервые. Только теперь он почувствовал, как учащённо застучало сердце, и от напряжения стала дрожать нога, которой он упирался в боковой уступ бронированного корпуса. Всё было настолько быстро, что Савельев даже не успел испугаться. Понимание опасности догнало его только теперь. Он с интересом прислушивался к своим ощущениям.

- Все целы!? – крикнул лейтенант, скорее для формальности, так как сам видел, что у его бойцов всё в порядке. Затем, услышав что-то снизу, он нырнул в люк. Савельев догадался, что его вызвали по радиосвязи. Через минуту офицер вылез наружу и стал с тревогой смотреть назад, пытаясь что-то разглядеть в конце колонны.

***
Машины, наконец, достигли наивысшей точки подъёма и, перебравшись через неё, покатили вниз, увеличивая скорость. Перед солдатами открылся вид небольшой долины с несколькими хаотически разбросанными селениями и чёткими квадратами полей и садов. Там внизу их ждал обед, отдых и защита от выстрелов.

Тревога и напряжение лейтенанта передались подчинённым. Они тоже стали оборачиваться назад, не понимая ещё причины беспокойства.

Через пять минут дорога стала выравниваться. На какое-то мгновение передний бронетранспортёр, где находился Рэмбо, притормозил и капитан, ловко соскочив на обочину, замахал руками, давая понять следом едущим, чтобы они не сбавляли ход. Савельев проводил командира взглядом, догадавшись, что цель его – последний бэтээр. Однозначно, там что-то случилось.

- Товарищ лейтенант, что там такое? – стараясь перекричать шум ветра и вой мотора, спросил Дорофеев.

- Кого-то из наших ранило! – мрачно бросил тот.

Наконец, показалась комендатура с прилегающими к ней складами и стрельбищем. Преодолев виадук над пересохшим руслом, колонна съехала вниз. Грузовики, как стадо огромных тёмно-зелёных животных, тряся тентами, медленно с рёвом стали заползать в узкие ворота и распихиваться по огороженной территории.

Бронетранспортёр, на котором сидел Савельев, ухитрился заехать прямо на плац и остановился как раз перед входом в здание комендатуры. Вскоре все машины оказались внутри охраняемого периметра. Последним в ворота втиснулся третий бэтээр. Его водитель, беспрерывно сигналя, пытался расчистить себе путь, но два шедших впереди Урала застряли в узком проезде.

Рэмбо проскочил между двумя грузовиками и, обматерив на ходу обоих водителей, с озверелым выражением лица направился к крыльцу. В этот момент из здания комендатуры вышел заместитель местного начальника. Весь его вид говорил о том, что он только что сытно пообедал. Во рту офицера торчала спичка, которой он ковырялся в зубах. По каким-то причинам Рэмбо недолюбливал старшего лейтенанта, и надо такому случиться, что в этот момент они столкнулись на крыльце комендатуры.

- Что за херня, старлей!? – заорал Рэмбо на разомлевшего зама. – Почему на вверенной вам территории чёрт знает что творится!? Только что, в километрах семи отсюда, меня обстреляли, а вы даже не чешетесь!

- А мы тут причём!? – выронил спичку старший лейтенант. – Мы что, каждый километр дороги должны контролировать!

Зашедший уже в двери капитан, вернулся и прорычал в ему лицо:
- Не надо контролировать каждый километр! Надо с местными договариваться, чтобы они в нас не стреляли! Понял!? – затем секунду побуравив взглядом слегка отпрянувшего от него офицера, Рэмбо уже спокойнее спросил. – Где комендант?

Старший лейтенант молча кивнул на дверь.
- Что случилось, Саша? – в дверях стоял комендант.
Рэмбо при виде майора сразу же остыл.
- Ой, и не спрашивай! Полный капец! Только что какие-то уроды нас обстреляли.
- Ну, они не в первый раз это делают. Твоя задача отвечать огнём и уводить колонну из зоны обстрела. Твои ребята ответили?
- Ответили, блин! Лучше бы они не отвечали! Короче, у меня раненый!

Лица обоих офицеров комендатуры тотчас же помрачнели.
- Как так!?
- А вот так! Твой фельдшер тут? Пускай его осмотрит.
- Хреново! – произнёс комендант. – Совсем местные обнаглели! Я звоню в отряд!
- Да подожди звонить. Тут не всё так просто, – встретив недоумённый взгляд обоих офицеров, Рэмбо объяснил. – Когда стрельба началась, один боец случайно в сидящего рядом попал.
- И куда попал?
- В ухо! Так ухо и отстрелил напрочь! С того кровища, как с кабана, хлещет, а они сделать ничего не могут, сволочи! Три перевязочных пакета  израсходовали, пока башку ему забинтовали.

Секунду помолчав, капитан добавил:
- Это у меня первый раненый здесь в Закавказье.
- Ну, с почином тебя, – попытался пошутить старший лейтенант.

Наконец третий бэтээр пропихнулся между грузовиками и въехал на плац. Савельев увидел, как с брони спустили бледного солдата с неряшливо забинтованной головой. На месте уха, сквозь бинты проступило тёмное пятно.

Раненого поставили на ноги, и он поддерживаемый двумя сослуживцами, пошатываясь, побрёл в помещение. На встречу ему выскочил фельдшер с большим цинковым ящиком, на боку которого красовался облупленный красный крест в белом круге. За ним бежали два молодых солдата, неся сложенные носилки. Раненый махнул рукой, как бы отгоняя от себя муху. Солдаты с носилками отступили. Фельдшер заботливо взял подстреленного под руку и повёл его в помещение.

Попутчики раненного остались стоять на плацу, и Рэмбо подозвал одного из них. Это был неудачливый стрелок, отстреливший ухо своему соседу.

- Ты чего, недоносок, наделал!? Ты хоть понимаешь, что могло бы быть? Пару сантиметров в сторону и всё, конец! Половину башки снесло бы! – капитан долго смотрел в серое от дорожной пыли лицо солдата, потом махнул рукой. – Иди, чтоб я тебя не видел!

Виновник происшествия повернулся и понуро заковылял к своим товарищам, стоявшим поодаль. Савельев, наблюдавший всю эту картину, невольно поёжился, вспомнив, как грохнул дорофеевский автомат у него над ухом. Уже сидя в столовой перед аппетитно дымящимся борщом, правда без сметаны, он облокотился на спинку стула и почувствовал, как что-то давит ему в области поясницы. Он расстегнул ремень и поёрзал. Одинокая гильза звякнула об пол и откатилась к плинтусу.

Между сидящими за столами солдатами, переступая через лежащие тут же под ногами автоматы и бронежилеты, пробирался рядовой Бабенко с подносом, заставленным мисками, кружкой и стопкой нарезанного хлеба. Увидев друзей, он направился к ним.

- Я только что звонил нашим на базу. Пацаны нас ждут. Они где-то раздобыли новую кассету, так что сегодня вечером будем смотреть видик.
- А как фильм называется ты, конечно, не спросил?
- Почему не спросил? Спросил. «Рэмбо: Первая кровь».