Алистер. Сказка без идеалов

Посвящается моей подруге Саше, которая понимает меня так же, как Джоанна Алистера, моей сестре Вите и подруге Софии, которые рисуют такие же волшебные рисунки, и любимому старшему брату, который сердцем чувствует мои мысли. Ты дорог мне так же сильно, как Алистеру рисунки Джоанны.


1

На маленьком темном чердаке пахло бумагой, чернилами и копотью умственного труда. В крыше находилось всего одно малюсенькое окошко, на мутном стекле которого зияло лишь одно ясное, словно капля воды, протертое круглое пространство, куда, словно заинтересованный зритель, созерцающий оперу через бинокль, вглядывались потертыми обьективами старенькая видеокамера и ветхий телескоп. Окошко это, если и обладало способностью распахиваться, вряд ли ею пользовалось, предпочитая скрывать историю обитателя в своей густой, словно кисель, в который смешались все парящие за ним запахи, душе.

Любой, окажись случайно в этом крохотном, скрипящем от пола до потолка, темном помещении ни за что не открыл бы окна. Новое действие впустило бы резвый городской ветер (а около верхних этажей он особенно непослушный), и помещение скрылось бы за туманом из бумаг, записей и газетно-журнальных вырезок, в котором легко заблудиться.

Это и случилось с Алистером. Каждое утро, пока дедушка еще спал, юноша тихонько вылезал в окно, и ухватившись за неизвестный, но крепкий металлический выступ, оказывался на любимом чердаке. Походы всегда сопровождались обещаниями «ненадолго» или «к завтраку как раз буду внизу, дедушка и не заметит». Подобные фразы исчезали, словно знамена, упавшие в море, едва Алистер оказывался в царстве своей науки, в потрясающем обществе астрономических книг, звездных графиков и таблиц, замысловатых расчетов и карт.

Звездная граница не отпускала его. В нее никто не верил, кроме этого юного чудака в старом халате цвета космической дали, с торчащими во все стороны медово-пшеничными волосами, худыми, похожими на линии кривых созвездий от постоянного держания телескопа руками и ясно-голубыми, цвета лунного свечения, глазами, окруженными частым созвездием темных и светлых родинок. Юный ученый сердцем чувствовал приближение рассвета, вскакивал с постели и тихой кометой бежал к любимому чердаку, откуда во всей красе, словно континент с вершины горы, расстилалась резкая Граница Звездного Света и Тени. Спать Алистер ложился после ежевечернего произведения своих расчетов и сравнения их с каталогами звезд древних и современных ученых и поиска Границы на картах. Только убедившись, что его собственной теории еще нигде нет, он пролезал в свое (иногда и в соседнее, нежилое) окно.

Каждый раз, погружаясь в сон после долгой работы, он, не смея открывать отяжелевших век, слышал, как Звездная Граница говорит с ним, как рассказывает ему о течении галактики, доверяет тайны своих созвездий и спрашивает, какой он видит ее.  После отрадных и дорогих своих минут размышления он, чувствуя, как Космическая даль омывает уставшие и напряженные веки своим светом, медленно засыпал.

Сейчас Алистер, прижавшись глазом к холодной линзе телескопа и бездыханно замерев, разглядывал царственный выход Границы.

Полуденный свет играл, как на струнах, на стенах домов. В тот день солнце светило особенно ярко, и дома казались окутанными колючей оранжевой шалью.
На одном из строений шаль и свет были другими. Здание стояло буквой «Г», а такие редко строили... На одну из стен бросалась жесткая тень, сквозь которую светили... самые настоящие звезды.
Но почему светили? Они и сейчас светят. Иначе откуда берет столько яркой энергии солнце? Разгадка в свете звезд, скрывающихся за Границей Тени.

За Звездной тенью.
За Звездной границей...

Подобные случаи бывают и в земном мире: кто-то отдает весь свой свет, до последнего лучика и искорки, более важному, значимому и дорогому человеку. Последний начинает сиять, окутывая своим светом весь мир, или возлагает лучи к ногам собственных стремлений. Что играет более значимую роль? Вряд ли существует универсальный и однозначный ответ.

- Алистер! – Раздался отзвучавший, но твердый и бодрый голос из окна снизу. - Живо спускайся и бегом завтракать! Я не позволю тебе третий день питаться космической пылью и Бог знает чем еще! Ты третий день оттуда не спускаешься, имей совесть и прекращай свое сидение взаперти! Или ты совсем переехать решил к своим книгам и телескопу? – Дальше голос дедушки стих, и слов было не разобрать. Он пошел кипятить молоко, а это занятие требовало от мужчины всей его сосредоточенности.

 - У нас еще много времени, - улыбнувшись, прошептал юноша Звездной Границе, и его голос летящим гудком прокатился комнате, - ему еще предстоит убирать сбежавшее молоко.

Дедушка очень любил внука.
Будучи юношей, он тоже мечтал стать астрономом. Но жизнь накатила на него, как торнадо и отбросила совсем в другом направлении, и телескоп в шершавом кожаном чемодане, книги, карты и таблицы унесло далеко за пределы пути. Выбросить их он то ли забыл, то ли не мог расстаться и надеялся, что эти вещи пригодятся такому же юному ученому, неотступному от своей мечты. Как комета, вопреки всем потокам воздуха летящая к сердцу планеты.
Его мечты не были ошибкой. Внутренний дом Алистера стал вмещать только телескоп, книги и телескопный чемоданчик, на котором юноша иногда отдыхал (а то и вовсе засыпал от переутомления. Мальчик начал рассматривать небо через дедушкин телескоп, едва научившись держать предметы в своих легких, маленьких ручках. В том возрасте наш звездочет еще не производил расчетов, поэтому рассматривал небо всегда, в том числе и в яркую солнечную погоду, не раз обжигая лучами глаза).

Дедушка соглашался на все, если знал, что это внесет хотя бы самый малый вклад в исполнение мечты внука – довести свою теорию (теорию Звездной границы) до мира науки. Взрослый мужчина в страхе просыпался от снов, в которых внук повторял его судьбу, где звездная мечта разбивалась.

Даже в эту квартиру, несмотря на небольшой размер, дедушка переехал скрепя сердце, потому что напротив стояла главная достопремечательность, в которую Алистер влюбился до беспамятства – дом буквой «Г», на который наилучшим образом падает тень Звездной границы.
Тишина и легкое позвякивание ложек, доносившиеся с кухни, говорили о том, что великая завстраковая битва закончилась, и Алистер, прокричав «Бегу, дедушка!», стал пробираться в окно своей квартиры.

2

Раскрытая книга лежала на письменном столе, похожем на сказочный город из-за разбросанной по нему акварели, напоминавшей разноцветные крыши. Пожелтевшие страницы были сплошь забрызганы ультрамариновыми, хинакридоновыми, краплаковыми и фиолетовыми капельками. Цвета, принадлежащие только страницам с рассказами Рэя Брэдбери.

Джоанна с огромной любовью погружалась в его истории. Девушка не просто зачитывалась, но и рисовала космос, так искусно описанный гениальным автором. Ее рисунки раскрывали перед читателем тайны марсианских пустынь, затерянных лунных коридоров и загадки, которые прячут в своих огромных, словно пещеры на Юпитере, глазах сказочные чудовища. Если бы читатель имел удовольствие видеть хотя бы один рисунок Джоанны, то незамедлительно признал бы, что нет на свете более искренних и правдивых этюдов, картин, даже фотографий, отражающих все загадки этой разноцветной, неведомой дали, чем эти спокойные, при этом цепляющие и яркие акварели.

Увы, юная художница (по крайней мере, на тот момент своей жизни), с читателем бы не согласилась. Более того, если бы читатель встретил Джоанну, то счел бы ее ничем не увлекающимся подростком, потому что она ни за что не показала бы рисунков, так как  не любила свои произведения. Отец как-то сказал ей: «Настоящий художник – тот, чьи творения похожи на работы Д'Авинчи, Ван Гога и... прочих этих... живописцев.»
Стоит ли говорить, что папа Джоанны был экономистом, совсем не разбиравшемся в живописи (Даже в свой перечень "художников" он умудрился впихнуть Антуана Де Сент-Экзюпери и Рафаэля Саббатини). Но девушка не приняла во внимание это обстоятельсво и стала рисовать тайно, запасаясь чаем и пряча акварель и рисунки в старую разноцветную сумку. Туда же в последствии отправилась и книга Брэдбери, потому что Джоанна влюбилась в его яркие, четкие, словно звездная россыпь, описания, и при каждом чтении плотно закрывала дверь комнаты, даже на всякий случай задергивала плотные шторы. В этой уютной темноте с густым запахом чабреца и разнообразной бумаги сказка начинала воплощаться, выбираясь из заселенных словами и мыслями страниц на чистый белый лист, ведомая дрожащей от волнения рукой юной любительницы неведомых космических глубин.


***


Разум Алистера настолько потонул в расчетах и звездных схемах, что он, как всегда, поставил ногу не на тот подоконник. Ничего не заподозрив, юноша запрыгнул в открытое окно, и пытаясь выпутаться из плотных штор (разве на их с дедушкой кухне такие?), прокричал:

- Дедушкая, я... - БАМ!

Алистер не успел договорить, и повалился на пол из-за резко обрушившегося на него чайника.


***


- Что я наделала, что я наделала?! – Градом стучал беспокойный шепот Джоанны, молниеносно перелистывающей страницы книги о первой медицинской помощи в поисках хотя бы легкого упоминания об ударах чайниками. - А вдруг он не вор... Тогда почему лазает по чужим окнам?

- Дедуш... ка... Сегодня мои любимые блинчики? – Слова лежавшего на кровати и начавшего пробуждаться Алистера показались грозой на фоне тишины комнаты.

- Тише! – От неожиданности девушка подскочила.- Нельзя чтобы папа вас видел!
Когда взгляд незнакомца прояснился (точнее сказать, еще больше наполнился недоумением), Джоанна продолжила:

- Кто вы такой? Вы – вор?! Отвечайте мне немедленно! – Она старалась выглядеть грозной, но от волнения ее голос дрожал и превратился в фальцет.

- О чем вы, я не похож на вора! Я – приличный ученый, в конце концов! – Во взгляде Алистера словно передернулся занавес эмоций, недоумение резко сменилось возмущением, - И если бы вы, как я и прочие ученые были столь же наблюдательны к окружающему миру, то заметили бы, что... - он сделал небольшую паузу, словно проверяя дальнейшие слова на адекватность, - на меня упал чайник! И упал он явно не сам! Не могли бы вы сказать, кто это сделал?

- Нет... Я не знаю... - залепетала девушка, стараясь спрятать за спиной чайник, который (только что заметив...) до сих пор не выпускала из рук, - у нас чайники сами падают с полок...

- А разве чайники не должны стоять на кухне, как и вся другая посуда?
При этих словах руки Джоанны словно ударились об лед. Нет, она не может раскрыть ему свою художественную тайну!

- Эм... Ну... Нет, конечно не должны! За кого вы нас держите?! Уж мне ли не знать, что чайник должен, а что нет?! Вы, должно быть, прилетели с другой планеты, раз не знаете наших  простых обычаев! – ее щеки запылали не столько из-за гордости, столько от осознания того, что краски космических сказок ее рисунков вопреки всем обстоятельствам не просочились за завесу тайны.

- Ну, не совсем с другой планеты, из другого города; и советую вам от лица всей науки перестать нести вздор, потому как прежде чем упасть, я видел вашу прелестную руку, сжимавшую чайник, который вы прячете за спиной!

Джоанна так и замерла с приоткрытым ртом, потому что в следующую секунду послышался звон ключа, сопровождаемый дрожанием дверной ручки...

«О нет!  Я забыла вытащить ключ...»

-Джоанна! – Настойчивый голос отца был настолько тверд, что, казалось, одним  звучанием вот-вот проломит дверь... - С кем ты разговариваешь?
- О нет! Это мой отец! Прячьтесь, прячьтесь же немедленно! Что вы застыли?
Алистер, не готовый к такому повороту (Только представить, какое умиротворение царит сейчас на его чердаке!), нырнул головой под кровать, и в попытках стремительно увильнуть вслед долговязым телом, вызвал неимоверный грохот, приземлившись прямо под ноги вошедшего соседа.

- Добрый день! Я... то есть мы с дедушкой, он сейчас кипятит молоко на кухне, ваши новые соседи! – Добродушно улыбаясь и едва разглядывая лицо слегка недоумевавшего собеседника из-под темноты матраса, проговорил юноша.
Про себя наблюдательный звездочет отметил, что ни за что не подумал бы, что этот приземистый и строгий мужчина с черными, идеальной формой усами и бородой, одетый в такой же черный пиджак – отец Джоанны. Первый был совершенно не похож на тонкую, нежную, словно утренний свет, милую красавицу с копной золотистых кудряшек и большими голубыми глазами (К слову, только их блеск и просматривался за большим жестяным чайником с подозрительно знакомой Алистеру вмятинкой на боку, за которым девчушка надеялась спрятаться). Ее обьемный розовый свитер был испещрен блеклыми точками акварельных капель, особенно на рукавах.

- Меня очень радует, что вас воспитывает дедушка! – Яростно и вычурно жестикулируя, проговорил отец Джоанны, - Будет кому научить вас хотя бы не лазать без спроса по чужим квартирам. Джоанна! – Обратился он к изо всех сил старавшейся исчезнуть дочери, - Потрудись, пожалуйста, обьяснить, ЧТО этот... молодой человек делает у тебя на кровати?!

К своему несчастью, Алистер не удержался от смеха, наступившего по причине невероятного сходства манеры речи этого комичного мужчины с выплевыванием безвкусной жевачки.

- Я... Я ударила его чайником! – Единым писклявым словом выпалила девушка, тряся называемым предметом с такой силой, словно надеялась вызвать у живущего там джина тошноту.

- Что ты мелешь?!

- Товарищ, позвольте мне обьясниться, - попытался спасти положение голос из-под кровати, - Я – начинающий ученый, работал над важным... - нет, нельзя произнести «открытием!» - проектом, как вдруг – дедушка завтрак приготовил, ну я и побежал со скоростью света... Кто же знал, что мои ноги случайно наступят на ваш подоконник? Между прочим, многие академики отмечают невероятное свойство скорости света: своим быстрым течением она...

- Так вот где ты околачиваешься на этот раз! – Позднее Алистер клялся, что никогда так не радовался ругани дедушки. – Хватит пудрить людям мозги своими звездными скоростями и световыми системами, последний разум от них потерял! Живо иди завтракать, пока я сам тебя на телескопе в открытый космос не отправил!

Угроза подействовала на редкость эффективно. В следующую секунду Алистер уже свисал одной ногой в своем окне, сопровождаемый криками нового соседа о «распущенной молодежи». Прокричав самое добродушное «Еще увидимся, Джоанна!», юноша отправился рассказывать дедушке о своих утренних приключениях.

3

Алистер смотрел в окно. Сквозь единственный ясный круглешок на окне в комнату проливался закатный свет.
А закаты Алистер любил, особенно фиолетовые. Юноша всегда мечтал вживую увидеть их насыщенную даль, но мощность телескопа вылавливала только мерцание далеких, холодных и неприступных звезд...
Вздохом преодолев ком в горле, всякий раз вздымавшийся при этой мысли, он свесился головой из окна.

Невозможно работать в условиях, в которых не видишь глубины своей же теории.
Как у любого гения, у Алистера случались моменты, когда он выключался из жизни, становился непроницаемым, словно театральный занавес, призванный прятать от любопытных глаз магию представления. Он не мог и не желал чувствовать, ходил, словно окунувшись в огромную серую тучу. В периоды подобных приступов плоской серости он желал одного: вылезти из чердачного окна и сесть на участок рядом с железным выступом, за который он обычно хватался, и погружаться с головой в фиолетовую закатную даль, растворяя в ней снежинки своих мыслей.
В один из таких вечеров он снова встретил Джоанну, сидевшую на подоконнике своего окна.

Благодаря гениальной способности видеть в каждом новом (или знакомом) человеке внимательного и чуткого собеседника, ему посчастливилось обрести искреннего, верного и главное – понимающего друга. Джоанна стала часто заходить на чердак, чтобы понаблюдать за его работой и послушать про теорию Звездной Границы.
Очень странными и непонятными казались Алистеру ее постоянные внезапные исчезновения, которыми заканчивались их посиделки. Начавшись с самой первой их встречи, «убегания» вошли в негласную традицию.

- Я обязательно стану почетным звездочетом, - начал юноша после небольшого приветствия, - потому что все люди в моем роду – звездочеты.
Чтобы читать небесные тела и души, открывать загадки их туннелей для одного конкретного человека, совсем не обязательно просиживать за телескопом. Достаточно просто один раз показать кому-нибудь невероятную красоту космических глубин...

Но для этого ты должен сам увидеть их фиолетовую даль, и как можно ближе... А я... Да что я могу! Всю жизнь просиживаю за двумя железяками с вкрученными в них стекляшками... Разве я кому-нибудь что-нибудь открою? Если бы ты знала, как я хочу увидеть лиловое сердце галактики... Подожди, куда же ты?

- Я скоро вернусь! – прокричала девушка, с одухотворённо-задумчивым выражением лица выбегая из мансарды и неуклюже пробираясь в свое окно.

Рухнув на подоконник в обьятья чистых листов и ласковых кистей, девушка принялась быстро, словно в погоне, рисовать услышанные от Алистера небывалые красоты... Вот он обрадуется, когда увидит!

Радостные мысли испарились из юной головы, отдалившись, подобно звездам, которые она рисовала, едва рука коснулась чистого листа...

И слезы Джоанны вылились розово-синим красочным вихрем, превращая белый лист в завораживающе-тихое лунное поле, обьятное малиновым космическим морем...
Окончив рисунок, бедняжка совсем расплакалась. Разве Алистер обрадуется, увидев такой ужасный, неправильный кусок бумаги с кляксами?! Скорее, еще больше расстроится и глубже погрузится в бездну уныния...

Какой толк от ее рисунков?
Как ему повезло! Он умный и способный, может легко посчитать сложные астрономические значения и замечает много интересного вокруг... Вот бы быть, как Поль Гоген или Леонардо Д'Авинчи...

- Перестаньте смотреть на меня столь безжалостными глазами! – прокричала она портрету Гогена, который всегда хранила на столе, как духовный ориентир, - Мне никогда не стать такой, как вы! Так зачем же вам портить глаза лицезрением глупой бездарности?!

Бедная девочка... Она даже не представляла, насколько дороги сердцу могут быть ее рисунки и какой чудесной, исполняющей мечты силой они обладают...

4

Однажды желание помочь другу выбраться из запустелого и отрешенного состояния, в котором он пребывал уже больше недели, взяло верх над «светлым разумом», шептавшим о «негениальности» и стыде своих прекрасных работ, и Джоанна явилась к Алистеру на чердак с охапкой рисунков, зажатых под подбородком. К тому времени она уже научилась пролазить по выступам, но иногда оступалась.
Так случилось и в этот раз, и магические полотна разлетелись по темным скрипящим доскам, наполнив комнату лиловым космическим сиянием и мерцанием звёзд, которые смотрели гораздо теплее настоящих небесных.

Это обстоятельство не могло не заворожить и не влюбить в ее милые и душевные творения даже самого далекого от искусства человека (Осмелюсь сказать, что если бы отец Джоанны хоть раз взглянул на одну из ее пусть неточных, но искренних и прекрасных работ, то переосмыслил многое).

Алистер так и замер с тяжёлым телескопом в тонких руках, устремив широко распахнутые, покрасневшие от бесконечного напряженного вглядывания в Звездную Границу глаза, сияющие непреодолимым восхищением. В одно мгновение скучный, холодный и серый пол превратился в волшебное королевство созвездий, в котором все мы так мечтали побывать в детстве.

Долговязый юноша, словно котёнок за бабочкой, радостно бегал от одной работы к другой, поднимая каждую на руки и боясь задеть драгоценные листы краешком ботинка.

Когда мы счастливы, то случайно превращаемся обратно в детей и начинаем радоваться самому малому. Потому что самое малое всегда будет с нами, если сохранить в сердце.

Бедная девушка так и стояла у окна, не понимая, почему Алистер не разозлился, не попросил унести ужасные рисунки с его обители гениальности, или хотя бы не раскритиковал их в пух и прах за... Да за все что угодно!

- Джоанна! - Голосом Алистера в тот момент говорили только люди, благодарившие за самое важное счастье, - Твои рисунки... Они великолепны!

- Они неточны... - Со смущенной улыбкой ответила космическая художница.

- Вот именно! Это самое подходящее и самое лучшее слово, которое я когда-либо слышал! Ты знала, что космос НИКОГДА не бывает полностью точным? Звёзды, каметы... да что там - галактики - движутся путём настоящего броуновского движения? Да, звёзды редко сходят со своего пути, но движутся-то они вразнобой! Клянусь своим научным именем, я никогда не смог бы себе вообразить более живой, правдивый, и главное - прекрасный космос! Видишь, учёный может быть в сотни световых дней дальше от истины, чем самый чуткий человек с самым искренним воображением!

Джоанна крепко обняла друга, чтобы он не заметил, как она плачет. Ее картины не видели света, потому и не получали искренних слов, которых заслуживали безгранично много. Алистер тоже обнимал ее, продолжая шептать «Спасибо! Ты исполнила мою мечту!» или «неужели я наконец вижу ту чудесную даль, откуда пришла моя теория? Неужели могу называть себя настоящим звездочетом?». Все это время юноша не отрывал взгляда от рисунков, которые успел поднять и которые устилали пол лиловым ковром.

- Джоанна, - немного развея эмоции, попросил Алистер, - ты и так сделала очень много для меня - открыла двери неведомого космоса, но я осмелюсь попросить тебя ещё об одном... Не могла бы ты подарить мне хотя бы один, самый нелюбимый (как можно их не любить?) твой рисунок?

- Они несовершенны, в них не используются никакие законы, поэтому можешь взять и все... - Все ещё пряча глаза, пролепетала девушка.

- Но ведь есть те, которые тебе дороги? Из-за воспоминаний, связанных с ними, идей или сюжетов?

- Я не умею придумывать сюжеты... - Показав Алистеру рисунки, Джоанна не останавливалась. Она была из людей, отважных в проявлении чувств, - Я не такая умная и наблюдательная... Вот если бы я имела хотя бы капельку того интеллекта, которым обладаешь ты, тогда...

- Зачем тебе столько ненужных проблем? - С искренним недоумением перебил подругу Алистер, но тут же сменился серьёзностью. - Иногда я сам не хочу быть гением. Это больно. Ты проживаешь, страдаешь и волнуешься за каждый сантиметр твоего открытия. Очень сложно в таком состоянии оставаться настоящим человеком, таким, как ты: добрым, чутким, с радостью живущим для других... Мне иногда бывает неимоверно тоскливо, словно мою жизнь смяли и выбросили в чёрную дыру... Но твои рисунки... Своей  простой искренностью и яркими красками они помогли мне тем важным, чем не могли помочь все заумные книги, которые я прочитал! Иногда я думаю, что нужно сделать больше, больше, больше...

А, может, людям нужно меньше?

Ты поняла это гораздо раньше меня, и я искренне благодарен тебе за твою помощь... Так какой рисунок я могу взять? - Заметив, что его слова сильно трогают ее сердце, Алистер поспешил сменить тему.

- Когда ты сказал про воспоминания... Есть один рисунок, вот этот, с темными силуэтами балконов с людьми на фоне космоса... Его я рисовала ровно перед тем, как... как ударила тебя чайником. И я хочу, чтобы именно он остался у тебя. - Она улыбнулась и протянула Алистеру рисунок.
Он, выбрав ещё парочку, развесил их вокруг большой астрономической карты.

Теперь он не будет впустую просиживать за телескопом. Ясно, со всеми глубинами и во всех красках он видит свою теорию. Рядом с картой расстилались прекрасные полотна звёздной границы, нарисованные Джоанной по рассказам Алистера и Рэя Брэдбери.

Нужно иметь, как минимум, чуткое сердце, чтобы раскрыть всю искренность, скрытую в научных рассказах.

5

Ещё много ярко-жемчужных дней и фиолетово-закатных вечеров Алистер и Джоанна провели в старой дощатой мансарде. Во внутреннем доме юного ученого появилось что-то помимо телескопа, старого чемоданчика, книг с записями и Звёздной Границы. Этим чем-то была Джоанна.

Каждым возгласом искреннего восхищения, каждым объятием и рисунком она продолжала обставлять его душевное жилище. Благодаря ней он научился не просто производить точнейшие расчёты и замечать малейшее движение в самой дальней галактике, но и чувствовать свою науку, понимать космос. Теперь звёзды представлялись ему не просто космическими телами, но так же и сиянием, дорожку из которого каждую ночь они бросали на непроглядный жизненный путь.

Новое качество похвалил профессор Гудхарт, учёный-астроном, заведовавший кафедрой в местном астрономическом университете. Давно наблюдавший за юным, погружённым в свою работу Алистером, мужчина успел хорошо изучить не только его путь, но и характер. И потому, когда появилась Джоанна, он трепетно радовался и ждал перемен к лучшему в своём почти ученике.

И вот, когда долгожданные перемены наступили, ознаменовав начало новой жизни для Алистера, не подозревавшего о своей подлинной гениальности, профессор незамедлительно объявился у него на мансарде. Наука должна знать тех, кому предстоит ее вести.

«Учитель» (важно заметить: не без труда) вскарабкался на железный выступ, по которому обычно спускался в своё (или чужое) окно Алистер. Только там возможно было с ним пересечься.
- Здравствуй, Алистер! - Его мягкий, радушно приветливый голос показался громовым раскатом для задумчивого и одухотворенного юноши, и последний едва не рухнул в пропасть каменных стен.

- Д-добрый день, сэр! - Бегая глазами и стараясь ровно стоять, поздоровался Алистер.

- Я очень рад за тебя, мой юный друг! В твоей жизни произошли настоящие счастливые перемены! - серьёзный и постоянно отчуждённый профессор долго готовился к этому разговору, но был настолько счастлив видеть своего ученика погружённым в суть космической дали, что слова давались тяжело, - теперь ты настоящий учёный, особенной, далекой, всеобъемлющей любовью обожающий свою науку...

- О да, вы абсолютно верно вычислили мой настрой! - Не дал договорить Алистер, видевший в каждом человеке доброго собеседника, и если тот продолжал внимательно слушать и разговаривать с ним, то и вовсе мог забыть, что встретил его только пару мгновений назад.

Вот и сейчас, стоя на неудобном чердачном выступе и поправляя забивающиеся в глаза и рот длинные пшеничные волосы, разбрасываемые непослушным городским ветром, он с радостью рассказал и о своей теории, и о чердаке с телескопом и записями, и о способах, которыми он вычислял расположение Звездной Границы.

Профессор Гудхарт в очередной раз искренне поразился гениальному дару, который Господь даровал его ученику. Алистера он по-другому называть не мог, ему (а, возможно, и обоим) казалось, что слишком много они прошли вместе.

- Мой друг, что сделало тебя таким? Что стало той самой отправной точкой, от которой космические корабли отрываются, чтобы покорять новые дальние и неизведанные просторы? - Задал профессор волнующий его вопрос. Не все ответы можно получить путём наблюдения. Иногда требуется ещё и сблизиться, понять.

Алистер на мгновение задумался, уставившись в жемчужно-голубую Даль с силуэтами многоэтажек, а затем произнёс:

- Это были рисунки Джоанны. Не достаточно только вычислять и смотреть издалека, чтобы всегда находится рядом со своей наукой. Именно ее космические акварели помогли мне увидеть космос во всей глубине, взгляните сами! - И юноша протянул мужчине немного помятый от частого ношения в нагрудном кармане, но не утративший своей ослепительной загадочности рисунок, - Она изображает космос по моим описаниям. Взгляните, какое чудо получается!

Стоило морщинистой, грубой руке лишь коснуться нежно выведенной на бумаге космической дали, как взрослый мужчина унёсся в полёт по бескрайним фиолетовым просторам, словно ему было не больше пяти лет. Он живее всего видел каждую пролетающую звезду, пробивающую путь сквозь сине-лиловую мглу, слышал свист далеких комет и гудение планет, переговаривающихся между собой...

- Ничего не говорите, пожалуйста! - Затараторил Алистер, - Я сейчас ее приведу... ДЖОАННА!!!

Он не хотел, чтобы добрые слова, припасённые Гудхартом для Джоанны, услышала не она. У него было по-настоящему доброе сердце, пусть он и не замечал этого. Его доброта могла проявляться только к одному человеку.

Спустя мгновение он втащил слегка растерянную и недоумевающую подругу на выступ, и увидев свой рисунок (ужасный рисунок!) в руках у профессора, девушка расплакалась...

Но мудрого профессора это не удивило. Напротив, он отреагировал весьма спокойно:

- Дорогая... Твои рисунки творят с людьми настоящие чудеса! Они переносят их в мир самой заветной мечты, самых светлых чувств, и для этого им совсем не нужно быть идеальными. Никогда не смотри на других, тем более на гениев. Им и не снилось иметь столько искренности, доброты и любви, сколько скрывать твоё большое сердце. Светлых чувств, спрятанных в нем, хватит на всех! И твои рисунки - способ дарить эти чувства. Запомни: даже если вокруг тебя сидят сплошные профессионалы и разными видами кистей и точными расчётами в головах, это никак к тебе не относится. Ты пришла за своей целью - дарить светлые чувства.

Всегда помни именно про цель и иди к ней. На ней держится состояние и даже - он с улыбкой посмотрел на Алистера, не перестававшего повторять «почему ты плачешь?» (он больше всего не любил, когда плачут), - научная карьера некоторых отдельных лиц!

Затем последовали объятья.
Долгие, крепкие, искренние. Каждый в тот момент отдавал какую-то частичку своей души, благодаря чему все ушли с ощущением полноценности.

Алистер и Джоанна не могут друг без друга, в этом не может быть сомнения.
Кто же откроет тайны космоса, а кто - дверь, ведущую в него, легким нажатием кисточки, если каждый из них будет по отдельности? Как-то Алистер сказал Джоанне: «Мы слишком разные люди: даже вкус арахисовой пасты для нас разный: для тебя - сладкий, для меня - слишком солёный».

Разные люди нужны, чтобы, отдавая что-то своё, родное и искреннее, дополнять друг друга.

***

P.S. Джоанна всё же разрешила мне вставить в книгу парочку её волшебных рисунков.

6

Вместо эпилога
Джоанне от Алистера

В красках вылились ее слёзы,
Осветили мой серый миг,
Проводили меня в мои грёзы,
Космос чувствовать я не привык...

Я просиживал за телескопом,
Цифры с буквами сопоставлял,
И не ведал... За облачным снопом
Дышит небо в лиловых лучах…

Звёзды скрылись за тёмной вуалью,
Солнцу дарят свой свет и тепло...
Дом согрели колючею шалью,
Превратив его стены в пано...

Она слышит меня, и рисует...
Все сомнения снимет рукой...
Словно космос ладони целует
И уводит на время с собой...

Я люблю твоё сердце и щёку,
Что тепло всё со звёзд собрала.
Для науки открыла дорогу,
И галактику в дом принесла!

Два рисунка над картой повесил,
А один я в душе сохраню...
Это облик твой! С радостью светлой
Я тебя бесконечно люблю!