Моя пражская весна-4

  КРЕПОСТЬ   КОМАРНО
   
Из армейского
дневника
• 30.03.1969 г.
« По последним статистическим данным, до «дембеля»  осталось 260 дней, или 6240 часов, или 374400 минут,  или 22464000 секунд. Это: 780 долек хлеба, 2440  кусков сахара,  примерно 130 кусков рыбы (около 4 метров), 2,6 кг масла,  около 400 литров воды.
Получить 536 крон сержантского жалования, а в Союзе за службу в советской валюте  75 рублей. Прослужить осталось 36 воскресений  (недель)».

       Отныне мы - ЦГВ (Центральная группа войск). Уже повыбивали эту аббревиатуру на  самодельных латунных значках, нацепленных на кители. Старинная крепость в Комарно возведена в форме круга, окружность которого составляют трехметровые по ширине кирпичные  бастионы- стены. Со стены открывается вид на Дунай, через который протянут  автомобильный мост в город Комарин на той стороне реки. Это уже Венгрия.
    Доставшаяся нам крепость – всего лишь кладка стен и провалы окон, в которых гуляет предзимний ветер. Что ни говори, наследство словацкие «вояцы» оставили нам незавидное: окна повыбиты, там и тут груды мусора – битые кирпичи и стекла, обрывки бумаги. Все, что можно, поломано и вывезено, нам оставили мусор и голые стены – пользуйтесь на здоровье, если надо!
   Так что разница с палаточным городком под Кошицей  для нас пока незначительна: спим на полу, укрывшись все той же шинелью, все так же гуляет над головой ветер.
    Но обживаем свою крепость. Оглядели окрестности, толстенные стены и казематы, нагулялись по широкой крепостной стене, где могут свободно разминуться встречные автомашины, облазили доступные подвалы. Говорят, можно заблудиться в подземных крепостных лабиринтах и выйти на другой берег Дуная, а в дальних тайниках подземелья, как во всяком уважающем себя средневековом строении, есть свои привидения.
Из Союза пришел эшелон  со стройматериалами. В казармах застеклили окна, из досок оборудовали спальные нары. Обживаемся…

Заметки на полях:
      
На Первомай чехи готовят, будто бы,  вооруженные выступления.
         Рядовой Грек чистит автомат:
- К праздникам готовлюсь, гитару настраиваю…
      *  *  *
В заботах и хлопотах по обустройству на новом месте наступил апрель.
И вот мы на полигоне, в летних лагерях. Будем  здесь, как уверяют   штабные слухи, где-то до июля. Солнце, лес и воздух - наши лучшие друзья. Успели облупиться носы и спины. Одна беда - жара днем и холод ночью, от которого дервенеет брезент палатки и спасает лишь жарко натопленная армейская «буржуйка»- ежевечерний  центр притяжения всех обитателей палатки.
        Наши солдаты, прибыв на полигон, прежде всего отцепляют от тягачей и устанавливают на позиции пушки. А по соседству с нами разгружают оборудование для учений войска братской Чехословакии: из машин для начала  выгружают ящики с пивом, и только потом берутся за пушки. 
     Мы, запыленные и усталые, в тяжелых сапогах и пропотевших гимнастерках стоим на посту, охраняя лагерь, а они, наши зарубежные коллеги, начистив до блеска солдатские  ботинки, машут нам на прощание кепи, отправляясь на все выходные домой, к родным и близким. На службу в часть даже рядовой состав возвратится теперь лишь в понедельник к 9 утра.  В таком режиме прослужат годик – и все, воинский долг пред Отечеством    выполнен! Не служба - малина…
 
       На очередных учениях, приехав на лесную полянку глубокой ночью, батальон остановился. Выбираемся из бронетранспортера, устраиваемся на ночлег. Я и Ходжаев на ощупь расстелили на сухие листья плащ-накидку, положили на нее мою шинель. Под голову- каску, накрылись второй шинелью. Постель и солдатский ночлег готовы.
      Глухо шумят деревья, темной стеной стоит незнакомый лес, сквозь сетку листьев над головой подмигивают далекие звезды.       
-  Такой ночлег не забудешь, - обобщает впечатления Ходжаев, бросая в темноту глазок окурка. Как выяснилось позже, он был не далек от истины.
   Туманным утром  нас разбудила гортанная речь. В сумраке ближайшей полянки просвечивал брезент чужих палаток, серебрился росой камуфляж машины с усиками антенны над крышей. А из палаток, потягиваясь, выбирались  солдаты в непривычной для нас форме, судя по говору - немцы!
   Как же угораздило нас с Ходжаемым завалиться спать этой ночью на охраняемую территорию  иностранной  воинской части?
      
                *   *   *
  -   Ой, дождь-то налетел, словно лягушки на палатку прыгают! - удивляется рядовой Балыкин, проснувшийся сегодня первым. - Построения, наверное, не будет, - мечтательно потягивается он.
      Ефрейтор Витт:
-     Ха! Можно подумать,  ты первый день в армии.
    За палаткой  и верно слышна команда на построение.
   -   Теперь узнаем, что же произошло в природе за наше отсутствие? – выглядывает из палатки Витт и торопит:  - Так и есть, выползаем, ребята, первый взвод уже строится…
   На построении мне и  еще двоим бойцам определена задача - выбрать в лесу площадку для полгона. Отправились в путь вместе с комбатом на его  « уазике».
     - Слушай, камрад, помоги! - водитель- чех  у застрявшей на обочине автомашины в растерянности развел руки.
Мы остановились.
- Да-а, - тянет наш водитель, - придется его буксировать. Только тяжелая больно машина…
- Ничего, потянем! – подбодрил его комбат.
     И вот наш «уазик», натужно урча, тянет на буксире  чужую машину.      Прохожие удивленно провожают нас взглядом, а девушки с улыбками бросают в   нашу армейскую машину  полевые цветы. Это лучшая награда и лучшие заверения в дружбе.
    Комбат с водителем мусолят в губах незажженые сигареты – ни у кого не оказалось в карманах спичек. В одной из деревенек  остановились у группы мужчин, комбат приоткрыл кабинку:
- Камрад, запалку маемо?
     Все поспешно зашарили по карманам. Один из мужчин с готовностью протянул коробок. Когда военные прикурили, он  еще раз протянул нам коробок:
  - Камрад, рус содруг, просимо! - предложено было так искренне, что отказаться и вернуть «запалку» владельцу представилось  невозможным.
      Не зря, выходит, наши флаги полощутся  на ветру рядом с чехословацкими.
                *  *  *
     Своего друга рядового Ходжаева нашел в автопарке. Он лежал под машиной, грязный и злой, безуспешно копаясь в коробках переднего моста.
- Ходжаев, тебе письмо дать? - обратился к нему безмятежно.
- А что, письмо есть? – сразу воспрянул он, выбираясь из-под машины.
- Ну, если ты очень ждешь – могу и дать! – продолжал я с напускным равнодушием.
- Я из дома жду, - засуетился он, вытирая руки замызганной тряпицей и  обшаривая меня взглядом, - а где оно, письмо-то?
- Ну, в таком случае  получи! – великодушничаю я, вынимая конверт из кармана гимнастерки. – По носу, так и быть,  хлопать не стану, поскольку оба мы с тобой старослужащие.
   Я видел, с какой радостью пробежал он глазами по обратному адресу, с какой поспешностью вскрывал конверт.
- А что, может тебе и еще письмецо дать? - полушутливо интересуюсь я.
- А что, у тебя есть? – неуверенно оторвал он взгляд он неровных рукописных строчек.
- Есть, получи! – и я вынул еще одно письмо.
  Он взглянул на меня с такой благодарностью, что я не смог долго тянуть и с третьим, последним письмом.
- Вот, возьми тогда и это.
- Ну, спасибо, Володь! – только и смог вымолвить он. Но сказано было так, словно именно я написал ему эти письма.
     Уходя, слышал, как весело насвистывал за работой Ходжаев, как радостно позвякивали ключи в его умелых, приободренных руках. Письмо в армии – безошибочный барометр настроения солдата.
                *  *  *
       Все чаще звучат в чужом эфире русские песни, еще раз убеждая нас в растущем международном авторитете России…Дорогая земля моя! Скоро ли вновь ступлю на родные дорожки, пусть не везде асфальто - бетонные, как здесь, на Западе, но много дороже для русского сердца всех этих ухоженных магистралей. Тоскуем по русской природе, языку, песням.
      Не так строги стали командиры, чувствуется  возросшая свобода, но и ответственность: то, о чем мечтает солдат долгие 24 месяца службы, что согревает его в морозы или дает свежесть  прожженным солнцем дням, ощутимо близко. Но, чувствуя окончание службы, беспокойство заползает в душу: все ли успел, правильно ли поступал, с чистой ли совестью уйду на «гражданку»?
      Эти мысли, как и планы  на будущее, гонят сон по ночам, заставляя в полумраке ночной казармы ворочаться в постели, тянуться за сигаретами. И потому старослужащие на последних месяцах службы острее воспринимают свою ответственность за дела в отделении, во  взводе и роте, строже спрашивают с подчиненных и молодежи.
       Налаживаем связи с местным населением: будем ходить в городской бассейн, в городе прошла торжественная встреча вернувшегося с учений полка, будут экскурсии на заводы, совместные вечера. На катере по Дунаю комсомольская делегация нашего батальона выезжала на встречу с городским молодежным активом в Зволен. Время – лучший лекарь взаимных обид и упреков. Разве могли подумать о таком  год назад, 21 августа?
        Но бывают и рецидивы - на днях ворота нашей крепости обстреляли из проезжавшей автомашины, в городе вновь появились плакаты - «Вы нас в августе, мы вас - теперь!». Имеется в виду недавнее поражение советских хоккеистов во встрече с чехами со счетом 0:2.

Из армейского 
дневника
• 14.11.69 г.
    Прямо не верится: не все провожать на «гражданку» друзей - наступает и мой «дембельский» час. Через неделю – Ура! - еду домой! Прощай, на время, дневник, перехожу на  походный записной блокнотик…
                *  *  *
- Полк,  ра-вняйсь!  Смирно!  На  одного  линейного  дистанция,  первая  рота  прямо, остальные – напра-во!
          Военный оркестр  грянул «Славянку». Роты повзводно рубят шаг, а мы,  сегодняшние «дембели», принимаем парад у полковой трибуны рядом с офицерами. На нас отутюженные мундиры, в погоны, сержантские лычки и петлицы вопреки Уставу  вставлены вкладыши, еще с вечера до блеска начищены сапоги,  надраены пастой пуговицы и ременные бляхи.
Преклоняя колени, по очереди целуем боевое знамя части – прощай, армия!
А потом сами, на глазах у полка, в последний раз проходим  мимо  казарм  и товарищей торжественным маршем. У  ворот крепости  нас поджидают грузовики с загруженным «дембельским» имуществом, а мы с особым усердием в последний раз печатаем строевой шаг, прощаясь с боевыми товарищами.
По парадному четок наш строй, а в горле теснится ком: здесь остаются  армейская юность, друзья, с которыми столько прожито и пройдено! А что ждет впереди, на желанной, но полузабытой «гражданке»?
          В  такие минуты с особой остротой понимаешь: армия- это  школа,    которую не пройти заочно.

        *  *  *
Карпаты, Карпаты, Карпаты-
Вы в Татры потом перешли.
Когда-то, когда-то, когда-то
Мы этой дорогой прошли…
Солдаты, солдаты, солдаты –
Мы этой дорогой прошли…

Так вспомни, как шли через горы
Как в Кошице приняли бой.
И как под горячие споры
Отчизну прикрыли собой….
Горели машины и ели,
И трассер чертил свой пунктир.
Пробитые пулей шинели
Просил поберечь  командир…

Об этом мы только читали,
Чтоб ночью светло, словно днем.
По каске мне гильзы стучали,
Когда прикрывал ты огнем…
А после плакаты, плакаты:
«Иван, ты мне больше не друг!»
А мы ведь всего лишь солдаты,
Но в каждом из нас политрук…

А мы им мосты охраняли,
Со смертью играя на ты,
А мы им детишек спасали
Из рук озверевшей толпы.
А сами чернели от пыли,
От боли за гибель друзей,
По братски с тобою делили
Последний запас  сухарей…

Так вспомни, как мерзли на сопке
Приказом отмеренный срок.
И как застрелился в подсобке
Совсем молодой паренек…
Мы снова шагаем поротно,
Но в сердце остался прострел:
Словацкая крепость Комарно
И русский солдат- самострел…

Карпаты, Карпаты, Карпаты,
Вы Татры прикрыли собой…
Солдаты, солдаты, солдаты -
Не все мы вернулись домой…

      P.S.  Есть на просторах России заповедные родники, из которых веками черпают силу большие и малые реки, среди которых и наша красавица- Волга. У истока  ее, неприметного родничка под Осташковом Тверской области, оборудована часовня, откуда весной начинается ежегодный  Крестный ход. А неподалеку, в Селижаровском районе, в заповедном Оковецком лесу со времен Ивана Грозного бьет незамерзающий святой источник, температура которого в любое время года всегда одинакова – 4 градуса тепла. Даже в крещенские морозы здесь не пустует купель - окунувшихся не берет простуда. В таких вот заповедных местах и таится, видимо, сила  земли русской, вобравшая в себя веру и мудрость поколений.
         У каждого из нас тоже есть свои заповедные места, события, годы, которые, вбирая мудрость поколений, проверяют на прочность, дают  настрой и силы на многие годы. Для одних – наших отцов – это Великая Отечественная  война, для других, завтрашних воинов – Афган  или Чечня . Для моих армейских ровесников заповедным стал август -68, проверивший на прочность закалку характера.  Кто был тогда прав –  не нам решать. История и политики расставят по местам события и факты. Но в одном время не властно: в нашем отношении к своему долгу перед Отечеством. Его мои ровесники исполнили как смоги: и те, что остались молодыми на  армейских фотографиях, и те, кто вернулся домой, нашел свое место в жизни, перешагнул рубеж очередного века.
          Однажды, годы спустя, в разговоре с коллегами упомянул словацкую крепость Комарно.
     -  А мы служили там с мужем!  - оживилась  сотрудник отдела Антонина . -  Ты  в Комарно входил, а мы из этой же крепости через 22 года последними выходили, в сентябре 90-го, когда  наши войска из Чехословакии вывели…
         Давно нет  той страны, которой мы присягали и которую защищали, не повернуть вспять время. Другие события и заботы сменяют друг друга, иными стали убеждения и многие ценности. Но заповедный уголок юности, давший возможность проверить себя,  в душе не иссяк. А жизнь в который раз убеждает: велик, многогранен, но крайне хрупок и  тесен окружающий нас мир.

Фото из интернета