Идентификатор. Гл. 4. День рожденья

Глава 4. День рожденья


Я очень любил это время – июльское утро. Середина лета, мягкий теплый воздух, запах просыпающегося, свежеумытого города, его липовых и березовых аллей возле нашей Академии наук.

Веселенькие цветочные клумбы, поливаемые сосредоточенными дворниками. Звон трамваев, молодые нарядные женщины, спешащие на работу.

Приближался мой день рожденья, а вот его я не любил. Все люди как люди, родились в нужное время, и только я мыкался, как неприкаянный, один-одинешенек. В полуденную и вечернюю жару никто не хотел пить и веселиться, а какой же день рожденья без гостей и подарков? Обидно. Я всегда с благодарностью принимал приглашения своих друзей и знакомых, а они… Только отмахивались каждый год. Собственно, и отмахиваться-то особенно было некому – в июле все обычно разъезжались по отпускам.

Правда, в позапрошлом году произошло отступление от накатанного сценария, выпал исключительный случай.

Витя, тот самый, что разломал масс-спектрометр, привез из Ленинграда молодую жену. Оказывается, она тоже родилась в июле. Два именинника – это уже что-то, это сила. К тому же нам хотелось увидеть чудо, вывезенное из северной столицы.

Небольшой компанией мы отправились на берег Дёмы: пляж под заманчивым названием «Золотая рыбка» был достаточно популярен.

Пикник на природе – что может быть лучше!

Погода была замечательная. Мы расстелили на мелком песочке свои одеяльца и покрывальца, специально выделенные для этой цели из семейных запасов, достали яства и выпивку, и пир начался.

Женька произнес первый тост. Он попеременно глядел то на меня, то на Витину супружницу, которую звали Леной. Солнечные лучи радужно переливались в ее медных, необыкновенно роскошных волосах, тяжелым каскадом спадающих на чуть облупившиеся плечи.

В общем и целом она нам понравилась, несмотря на некоторую старомодность взглядов и зацикленность на детях, коих у нее, по всей видимости, со временем должно было вылупиться под миллион.

– Молодец, Витя! – хвалили мы его выбор.

Для меня тоже нашлись проникновенные слова, из которых я узнал, какой я хороший.

Собравшаяся с работы компания не относилась к группе людей, которым нечего сказать миру. Если бы кого-то из нас спросили:

– Завтра дадим тебе сделать свою программу на ТВ, осилишь проект? Есть идеи?

Уверен, мы ответили бы утвердительно.

– Вы пьете соки? – поинтересовалась Лена. – У нас все перешли на соки.

– В Москве тоже, – поддержала ее Марина. Подруга – приятельница, как у них говорят – звонила. Взахлеб рассказывала, как они пьют соки.

Мы переглянулись и разлили оставшееся белое вино по бокалам.

– Лена, твоя очередь! – мы с интересом ждали, что выдаст Витина жена.

Она на секунду задумалась.

– Если спросить его, сколько помидорок лежит в холодильнике, Витя с твердой уверенностью ответит: «Две». Открываешь холодильник – помидорка одна. Как он смог с отличием закончить матмех ЛГУ, защитить диссертацию и работать в институте математики Академии наук?

– Лена, математика не имеет ничего общего с арифметикой, – наставительно начал Женька, желая просветить ее, а заодно блеснуть в глазах очередной барышни.

Очевидно, ему не пришло в голову, что влюбленный Витя не хотел обижать новоиспеченную жену шокирующими подробностями из жизни математиков.

– «Так выпьем же за кибернетику!»  – шутливо провозгласил Виталик и мы зазвенели фужерами, словно англичане где-нибудь в джунглях.

За приятным времяпровождением, заключавшемся еще и в регулярном барахтанье наших ребят в прогретой солнцем дёмской водичке, в которой, кстати, я чуть не утонул, мы забыли о времени. Не сказать, чтобы я совсем плохо плавал, но и здесь злой рок в образе Женьки настиг меня. Произошло это следующим образом.

Будучи спортсменкой, Лена легко поплыла к высокому противоположному берегу, чтобы, как выяснилось, продемонстрировать свои акробатические умения по прыжкам в воду.

Женька тоже вскочил с подстилки, и, немножко погарцевав по бережку, приблизился к кромке воды. Оглянувшись в мою сторону – дескать, что сидишь, бодро двинулся на глубину.

Черти дернули и меня. Течение здесь было достаточно быстрым. Сделав поправку, я худо-бедно очутился там, где и рассчитывал.

Но под водой в этом месте таилась большая ветвистая коряга, оплетенная водорослями. Зацепившись ногой, я попытался выпутаться из осклизлого плена. Неудачно дернувшись, погрузился с головой во взбаламученную, и без того илистую воду, уже не казавшуюся теплой, вынырнул, снова ушел под воду с открытыми глазами, забился в безуспешных попытках нащупать дно и освободиться.

Я понял, что вот-вот утону. Стремительный, бурлящий поток не даст выбраться на вожделенную сушу.

Но судьба пощадила меня. Вдоволь нахлебавшись речной воды, я вскарабкался вслед за Леной по осыпающейся глине, и на автомате повторил за ней – как мне показалось – стойку на руках на краю обрывистого берега. И, секунду спустя, перекувыркнувшись через голову и чуть не сломав спину, снова бултыхнулся в воду.

– Жизнь ничему меня не учит, мало мне приключений, – корил я себя уже на нашем берегу, растираясь полотенцем, предусмотрительно положенным мне в сумку мамой.

Весь день светило солнышко, и я достаточно сильно обгорел – это ощущалось уже сейчас, кожа покраснела и болела. Ребята выглядели не лучше.

Мы засобирались домой. Налетел ветер, откуда-то пригнал тучки. Они сгущались над нашими беспечными головами, превращаясь в грозовые. Где-то над Уфой уже сверкали молнии – мы видели их с моста через Дёму, по которому почему-то решили пойти, не дожидаясь автобуса.

Скорее всего, идти пешком в город предложил Женька. Только он мог быть генератором этой «гениальной» идеи.

Поплатился, насколько мне известно, я один. Я и без этого накануне не очень хорошо себя чувствовал – умудрился простыть на сквозняке в лаборатории. А после двенадцатикилометрового марш-броска под проливным дождем и вовсе слег. Целый месяц потом пришлось париться дома под одеялами в летнюю жару и питаться таблетками и микстурами.

В этом году все было как всегда.

В свой, можно сказать, юбилей – двадцать пять, как-никак! – по пути с работы я решил заглянуть в наш ДК, где мы встречались на занятиях по бальным танцам.

Кружков летом не было, меня даже ломало от такой непрухи – ни дня рожденья, ни танцев, на которых я оживал, едва переступив порог ДК и заслышав праздничную музыку венского вальса: мое сердце сразу начинало биться сильнее, и я буквально взлетал на второй этаж, где проходили наши занятия.

Очевидно, эта картина представлялась таковой лишь в моих глазах. Я вдруг понял, что остальным она могла видеться по-другому. Не такой романтичной, вполне обыденной – пришли, чтобы научиться танцевать.

На самом деле наши собирались скорее для общения, нежели собственно танцев.

Я осознал это позже, когда вспоминал былые счастливые дни, настроение которых лучше всего передавали лирические песни Демиса Руссоса – мы делали под них разминку. Необыкновенно красивый тенор-альтино и проникновенные слова отзывались в душе звенящими струнами, словно гитара этого жизнелюбивого грека, достаточно холодно принимаемого в самой Греции, в отличие от всего остального мира.

Впрочем, греков можно понять: Руссос ни разу не спел ничего по-гречески.

Это ведь только для жителей нашей Родины шлягеры на английском были окутаны аурой таинственности и представлялись невероятно глубокими, а в действительности оказывались совсем простенькими, даже примитивными.

Но Руссос отличался от остальных зарубежных исполнителей. Его чудный голос и экзотические наряды воспаряли над повседневностью, и, несмотря на печальные слова, его песни оставляли в сердцах самые светлые чувства. Это прекрасно сочеталось с русским менталитетом, объясняло популярность певца в нашей стране.

В пустынных холлах было непривычно тихо. Пахло лаком и краской – рабочие устраняли результаты деятельности кружков и наплыва публики на мероприятия дворца.

– Славик, ты как здесь? Никого же нет, – незаметно возник за моей спиной Богуславский.

Я обернулся и застыл с раскрытым ртом, взирая на его брови, обычно золотисто-рыжие, а теперь угольно-черные, как у Марфушки из сказки «Морозко». Чурикова сыграла ее бесподобно, вопя с экрана свое незабываемое: «Хочу, хочу, хочу!!!»

– Аааа, подружка решила меня приукрасить. Дома ругаются, говорят, чтобы смыл. А как я смою – эта краска не смывается, – перехватив мой взгляд, нараспев пояснил Богуславский, переминаясь с ноги на ногу и прикрывая, по своему обыкновению, глаза бледными, как у птенчика, веками с сине-фиолетовыми прожилками.

– Даже у Богуславского есть подружка, – сетовал я, плетясь домой. – Небось, не замужем. Разумеется, не замужем. Он же приличный человек, хоть и рыжий. А я, что, неприличный, что ли? Тогда почему с замужней связался? Словно украл что-то.

Я стал вспоминать, как познакомился с Ритой. Это было не очень давно – опять же по меркам моих камней.

Камни. Рита.

В день нашего с ней знакомства я отправился, как и всегда по средам, в ДК на танцы.

– Представьте, что ягодицами сжимаете монетку, – объясняла руководительница кружка, плавно выписывая восьмерки своими танцевальными бедрами.

– Какую монетку – золотую? – шутил Женька, оценивающим взглядом окидывая ее голые ноги в разношенных босоножках.

Пытаясь повторить за ней упражнение, я не сводил глаз с ее белого живота, выглядывающего из-под приподнявшейся футболки, чуть-чуть нависающего над поясом коротенькой юбочки. Зрелище было не совсем привлекательное, но завораживало своим мягким женским естеством.

После разминки, как всегда, был «стандарт».

– Let my people go! – захрипел из стоящих на полу колонок Луи Армстронг.

Мы сделали несколько кругов по залу под ритмический фокстрот, а затем местные короли медленного вальса, Женька с «маленькой Венерой», плавно поплыли по паркету, четко попадая в такт мелодии, со всеми синкопами, из моей любимой «Moon river». Ребята, вопреки традиции, поставили еще один танец из «стандарта», чтобы порадовать меня.

Точно! Все было ровно год назад, в мой день рожденья. В прошлом году танцы продлились как раз до того времени. Руководительница не ушла отпуск из-за плохой погоды, и, чтобы не скучать, проводила занятия, и наши – те, кто не разъехались – тоже ходили в ДК. Поэтому я не стал суетиться с приглашениями домой или в кафе, а просто отправился на занятия.

Разбрелись мы достаточно поздно – шутили, смеялись, танцевали и после ухода руководительницы. Было очень хорошо.

Рита стояла почти у самого моего дома, ощипывала лепестки лилово-малиновой космеи и наклеивала их себе на пальцы, как накладные ногти.

На волне приподнятого настроения я смело подошел к ней, и мы почти не расставались до появления этих проклятых камней.



Продолжение http://proza.ru/2020/07/26/240