Злые создания

– Говорю тебе, они существуют! Я видел их; у них странные зубы, совсем не как наши, у них глаза совершенно безумных цветов, у них другой оттенок кожи…

– Да хорош заливать-то! Родители говорят, что их нет – значит, их нет!

– Но когда-то же они были – почему бы им не обнаружиться здесь, каким-то чудом сохранившись до наших дней?

Так спорили за кухонным столом двое детей; девочке на вид можно было дать не более тринадцати, а мальчику, несомненно, уже исполнилось одиннадцать.

– Мам, – окликнул он стоящую у плиты женщину,– а люди есть? То есть, я имею в виду – они существуют?

Женщина, всё это время помешивавшая что-то в большой кастрюле, обернулась и задумалась на пару секунд, глядя на сына, а затем уточнила вопрос:

– Ты хочешь знать, остались ли на Земле не инфицированные, Шон?

– Не знаю, как насчёт всей Земли, но в Ирландии их точно нет, и уже много десятилетий, – присоединился к разговору вошедший из гостиной мужчина средних лет, – Даже мой отец и ваш дедушка не застал здесь тех, кого называли обычными людьми.

– Но я их видел, – не унимался мальчик, – У них совершенно другие зубы…

– Зубы могли сточиться с возрастом, – саркастично заметила девочка, – А цвет глаз и кожи ты в темноте ну никак не мог определить! Мне порой тоже кажется, что красная радужка глаз в темноте похожа на коричневую, а то и вовсе на чёрную. Это не показатель!

– По-моему, вам обоим пора, – прервала горячий спор женщина, отогнув кухонные жалюзи и заметив за окном последние догорающие огоньки заката, – Ещё пять минут, и солнце окончательно сядет.

– Так, таймер никто не забыл зарядить, я надеюсь? – осведомился мужчина.

Дети почти синхронно подняли руки. На правом запястье каждого из них виднелся браслет, напоминающий обычные электронные часы. Девочка первой нажала на сенсорный экран, и монотонный женский голос мягко проговорил:
 
– Сегодня – 31 октября 2386 года. Погода за окном – 22 градуса тепла. Время заката – 17.54.  Время восхода – 07.32. Батарея полностью заряжена. Опасайтесь нахождения на улице в светлое время суток. Если Вы заметили на улице того, кто не успевает уйти с открытого пространства до восхода солнца – окажите ему помощь, предоставив возможность пройти в укрытое помещение у вас дома. Будьте бдительны и не оставайтесь равнодушны к чужим проблемам. Счастливого Вам Хэллоуина!

Сразу после окончания звукового сообщения на сенсорный экран своего браслета нажал мальчик, и все услышали тот же самый текст.
 
– Всё, теперь мы за вас спокойны, – проговорила женщина, – Шон, Эмили, передавайте привет О'Брайенам, если их сегодня встретите.

С этими словами она поцеловала каждого из детей и дала им по ярко-оранжевому ведёрку в виде тыквы с нарисованной зловеще улыбающейся рожицей на боку. Брат и сестра же, в свою очередь, поблагодарив мать за завтрак и попрощавшись с отцом, накинули свои карнавальные плащи и вышли из дома.

Дорогу освещала едва появившаяся, бледная полная луна, слегка прикрываемая набегавшими тучами.

– Наверное, этой ночью будет дождь, – рассудительно заметила девочка, указавшая брату на пасмурное небо.

– Тем лучше, – парировал мальчик, – Я бы хотел шататься по домам и клянчить конфеты до самого утра, аж до восьми! Если утром будет темно, можно не обращать внимание на предупреждение таймера.

– Ты дурачок, Шон, – раздражённым тоном проговорила сестра, – Во-первых, у наших родителей могут быть проблемы с полицией, если кто-то увидит в окно, что и после звукового оповещения об опасности двое несовершеннолетних гуляют по городу без присмотра и не думают прятаться в укрытие. И во-вторых, – ты хочешь, чтобы было, как в тот раз?

Шон вздохнул. Он вспомнил, как однажды проигнорировал звуковое сообщение, но не из хулиганских побуждений – ему просто хотелось хоть раз в жизни хоть единым глазком взглянуть на солнечный свет, хотя бы на самые первые лучи занимающегося восхода. Его затея почти удалась, если не считать того, что последующие две недели ему пришлось проваляться на больничной койке, залечивая ожоги кожи и роговицы глаз. Сейчас, когда рубцы и пигментные пятна уже почти сошли на нет, он хотел было возразить, что если утром будет пасмурно, то почему бы и не нарушить запрет ещё раз. Но, взглянув на посерьёзневшее лицо сестры, осекся, решив ничего больше не говорить.

Шон и Эмили прошли до самого конца улицы, на которой жили, и свернули за угол. Чем ближе они подходили к центру города, тем больше народу шло им навстречу. По дороге они встретили соседских ребятишек и своих одноклассников: долговязого МакКоннора в банальном костюме Дракулы из старинных классических фильмов о вампирах, белокудрую крошку Кейт, разодетую как персонаж популярной вампирской саги «Охотники», а также близняшек Энн и Грейс О'Брайен, которые, как обычно, были феями-вампирами, девочками в чудесных зелёном и розовом платьях, которых от обычных фей отличало разве что наличие острых маленьких клыков, которые, впрочем, ещё толком не выросли. Праздничный Уиклоу* пестрел детьми в ярких нарядах и сиял спелыми тыквами с мерцающими огоньками внутри. Помахав рукой всем своим знакомым, Эмили радостно окинула взглядом прохожих и подумала, что когда-то люди прошлого переодевались в таких, какими родились её отец и мать, и какими, конечно же, были с рождения и они с Шоном. Погружённая в свои думы, она не заметила, как со всей силы налетела на какого-то парня в костюме древнего вампира, украшенным жабо и высоким воротником.

Незнакомец беспомощно раскинул руки, на которых были надеты чёрные кожаные перчатки со шнуровкой, тщетно пытаясь не упасть, но так и не смог удержаться на ногах, свалившись на асфальт прямо перед Эмили.

– Чёрт, я такая неуклюжая! – воскликнула она, беря его за руку и помогая ему встать, – Прости, я не заметила, что ты идёшь мне прямо навстречу.

– Так может, надо меньше ворон считать и смотреть по сторонам хоть иногда?! – раздался за её спиной голос Шона, который не упустил возможности подлить масла в огонь потенциального конфликта, очевидно, мстя сестре за то, что она назвала его «дурачком» и по дороге отчитала, как маленького, – Ты и правда ужасно неуклюжая!

– Заткнись, Шон! Кто бы говорил! – огрызнулась старшая сестра, – А то ты никогда ни на кого не налетал в толпе!

– Что вы, что вы, всё в порядке, – подал голос незнакомец, благополучно вставший на ноги, – Я не ушибся. Ничего страшного не случилось.

 – Мне правда неловко, – ответила Эмили, видя, что от падения на слегка влажный после дневного дождя асфальт чёрный плащ незнакомца мгновенно стал грязным, – Если хотите, я постираю Ваш плащ…

– В этом нет никакой необходимости, – улыбнулся незнакомец. Во рту у него, также, как и у Эмили, сияли два гипертрофированных белых клыка, – Я пачкал его тысячу раз, наверное, и он всегда неплохо отстирывался.

– Тысячу раз? То есть, Хэллоуин в Вашей жизни случался не менее тысячи раз? Кажется, Вы намного старше меня, раз смогли надеть карнавальный костюм в свою тысячную ночь, – заметила Эмили.

Незнакомец растерялся, не зная, что ему ответить. На вид ему можно было дать немногим больше пятнадцати, но кто теперь ориентируется по внешнему виду? Сделав удивленнее выражение лица, он ответил:

– Ну, я образно имел в виду… На самом деле, я думаю, что мы с тобой – ровесники. Я живу совсем рядом, на соседней улице. Если хочешь, пойдём вместе собирать конфеты. Меня зовут Джек.

– А я – Эмили, – радостно отозвалась девочка, – А этот маленький зануда, кое-как плетущийся за мной, – мой братец Шон.

Услышав это, брат обиженно толкнул сестру в бок, но это не возымело на неё никакого действия – её взгляд был нацелен лишь на их нового знакомого, Джека. Она смотрела на этого высокого, бледнолицего парня так, будто сроду не видала в своей жизни других мальчишек. Пару минут послушав завязавшийся разговор между этими двумя, несомненно, приглянувшимися друг другу подростками, Шон со словами «О боже мой, нежные голубки» отошёл от непринуждённо болтавшей парочки и присоединился к вовремя подвернувшимся Энн и Грейс, чтобы ходить за сладостями уже без сестрицы, которую отныне интересовал лишь парень напротив неё.

– Я всю жизнь прожила в Ирландии, – мечтательно рассказывала Эмили Джеку, бесцельно держа перед собой обоими руками пластиковое ведёрко-тыкву так, будто она и не собиралась ничего туда складывать, и это было чем-то вроде красивого аксессуара, – Но как бы я хотела увидеть Берлин! И Санкт-Петербург, и Ниццу! Мы в школе на страноведении гуляли по всем крупным мировым городам в визуальной комнате, но ведь это совсем не то. Что толку от 9D-воспроизведения записей, сделанных в городе почти сто лет тому назад, когда там ещё всё было по-другому? И что толку от хождения в стереоочках, если ты только видишь со всех сторон готовое видео, но не можешь прикоснуться рукой к этим древним изваяниям, понюхать эти цветы, лечь на эту траву?..

– Неужели это для тебя так важно? – удивлённо спросил Джек. Он не поверил своим ушам. – Раньше я думал, что это не имеет значения для… Ни для кого не имеет значения, в общем.

 – Имеет, – вновь сообщила мечтательным тоном Эмили, – Потому что только так я могу ощутить жизнь во всём её великолепии. Больше всего я боюсь застрять здесь на несколько столетий. Иногда мне кажется, что это даже хуже, чем умереть.

Новоиспечённая парочка приятелей гуляла по городу ещё несколько часов, не замечая ни отсутствия Шона, ни криков «Привет!», исходящих от знакомых Эмили, которые тщетно махали ей, заинтересовано глядящей только на своего спутника. Успешно миновав пару улиц, они, не переставая болтать на самые разные темы, незаметно для себя вплотную подошли к причудливым воротам раунвудского парка «Путь Виктории».

– Ох, как далеко мы ушли от дома! Но, пожалуй, это того стоит – пойдём, здесь так чудесно! – воскликнула Эмили, хватая за руку своего нового знакомого и пытаясь увлечь его за собой в парк. Чёрная кожаная перчатка с готической шнуровкой от резкого движения девушки осталась у неё в руках, обнажив голую ладонь юноши.

В этот момент Эмили застыла от неожиданности, увидев ярко-красные полосы, растянувшиеся от указательного пальца до запястья. Багровая жидкость, вытекшая из ранок, уже запеклась, образовав корочку, но всё ещё была достаточно яркой для того, чтобы понять, что это такое.
 
– Не заметил, как поранил руку, когда упал при столкновении с тобой, – разочарованно произнёс Джек, доставая из нагрудного кармана серебряный крест с заострённым книзу концом, – Думаю, ты уже всё поняла. Отойди от меня, иначе я вынужден буду уничтожить тебя.

Эмили, державшая в руках кожаную перчатку Джека, конечно же, всё поняла, хотя увиденное настолько ошеломило её, что она на какое-то время лишилась дара речи. Инстинктивно мотнув головой в разные стороны, как бы стряхивая с себя мысли о самых безумных вещах, она наконец произнесла:

– Кровь… Живая кровь…. Не может быть… Но, если у тебя может идти кровь… Ты что, человек?

***

Эмили вернулась домой ровно в назначенный час, как только услышала предупреждающий сигнал со своего наручного таймера о том, что через пятьдесят минут начнётся восход солнца. Её ведёрко было пустым, будто она и вовсе никуда не выходила в этот Хэллоуин. Мать и отец встретили её, как ей показалось, осуждающими взглядами. За их спиной злорадно улыбался, светя своими крохотными острыми клыками, Шон.

«Уже настучал, что я гуляла с Джеком, – сразу догадалась Эмили, – Но он пока не знает, что Джек – не один из нас, и в этом – моё преимущество».

– И где это вы были, юная леди? – начал было отец, – Шон рассказал нам, что ты ушла куда-то с незнакомым мальчишкой, никого ни о чём не предупредив!

«И кого это я должна была предупредить – своего дурного младшего братца? – мысленно огрызнулась Эмили, – вот так прям и сказала бы: «Эй, малыш, я тут пройду полгорода с парнем, которого я впервые вижу и с которым познакомилась пару минут тому назад. Ах да, потом ещё окажется, что он – настоящий человек, про существование которых ты мне рассказывал, и в конце он попытается убить меня серебряным колом, – так что ты не волнуйся, братишка, я в безопасности, чао!»

В этот самый момент Эмили поняла, как же сильно она на самом деле рисковала, шляясь по городу с незнакомцем, и каких глупостей могла натворить. Это охладило её внутренний пыл, и она сразу же решила выбрать оборонительную тактику взамен нападения.

– Пап, а тебе Шон не рассказывал, как он уговаривал меня погулять с ним после оповещения о рассвете, мотивируя это тем, что сегодня будет пасмурно и солнца можно не бояться?

В этот момент младший брат понял, что совершил за день аж две непростительные ошибки: вначале сообщив сестре о своих намерениях относительно планов на Хэллоуин, а затем сообщив родителям о том, как она сама неплохо провела ночь праздника с чужим мальчишкой. Эмили прочла смятение в его глазах и с чувством собственного превосходства добавила, обращаясь к нему:

– Язык твой, враг твой – не так ли, Шон?!

– Так, это меня уже не волнует! – сердито заявил отец, – Завтра я разберусь с вами обоими! А сейчас – марш спать, быстро! Утро на дворе, гуляки!

Оба отпрыска, виновато потупив головы, поплелись наверх, каждый – в свою спальню. Шон, насупившись, начал уплетать выклянченные на празднике конфеты, чтобы снять стресс перед сном. Эмили же, скинув свой красивый карнавальный алый плащ,  делавший её своеобразной Красной Шапочкой из мира вампиров, упала на кровать – уставшая, но почему-то счастливая. Она уснула с улыбкой, даже и не поняв, что провалилась в глубокий и долгий сон. Ей снилось, как они с Джеком снова идут по парку, и она вновь смеётся над ним и его заблуждениями.

– Мы не боимся крестов, глупыш, – говорит в своём сне Эмили, – Мы же не какие-то там адские создания, как думали люди в Средневековье. Это всего лишь инфекция – сто пятьдесят лет тому назад почти все люди на Земле были инфицированы через укусы,  так как единственным способом сохранить себе жизнь было употребление человеческой крови. Но наука не стоит на месте: тогда же был изобретён и запатентован заменитель крови, полностью возмещающий её недостаток в организме инфицированного. С тех пор никто никого не кусает: заразиться просто невозможно, ведь вирус передаётся только чрез клыки, слюна и кровь безопасны, когда нет укуса. И единственное, что осталось у заразившихся, как некий атавизм, это те самые гипертрофированные верхние резцы, да, пожалуй, излишняя бледность, которая есть не признак того, что вампир – это живой мертвец, как думали люди в древности, а всего лишь следствие постоянного недостатка крови в организме, который теперь не способен вырабатывать её самостоятельно.

– А как же боязнь чеснока, света и серебра? – не унимается в её сне образ Джека, и Эмили беспокойно ворочается наяву, лёжа в своёй постели, – Мой отец говорит, что вы – злые создания…

– Ты что, не смотришь ТВ? – смеётся образ Эмили, – В чесноке и серебре содержится сульфоновая кислота, у нас у всех на неё аллергия, а солнечный свет пагубен для тонкой кожи того, чей организм не вырабатывает собственных клеток крови. Это всего лишь действие инфекции, не более.

– Мой отец говорит, что всё ваше вампирское ТВ – от лукавого. Бог послал кару на род человеческий, и грешники обратились в тварей ночных, а праведники стали надеждой на новое светлое будущее…

– А ты сам-то веришь в это? Веришь в то, что кто-то виновен в том, что он заболел или родился с врождёнными особенностями крови?

Джек молчит пару секунд, а потом, лукаво улыбаясь, отвечает:

– Если честно, то нет. Я достал крест и приготовил кол, потому что боялся твоей реакции – думал, что ты вдруг превратишься из милой, романтичной девушки в дикого зверя, и бросишься на меня, как только узнаешь, что я – человек, чтобы попробовать хоть немного человеческой крови вместо этих ваших заменителей.

Эмили снова смеётся.

 – Пить кровь – негигиенично! Мало ли что там намешано! Там могут быть другие инфекции и вирусы, следы антибиотиков или алкоголя, излишний холестерин. Не представляю, как можно желать испить чужой жидкой субстанции, когда можно купить такую же, но абсолютно чистую, с разными вкусами, обогащённую всякими витаминами и микроэлементами, в удобной и практичной упаковке?

Джек рассеяно пожимает плечами, а потом долго рассказывает, что он с детства мечтал увидеть тех самых демонических страшных созданий, о которых говорили ему родители. Отец его, пастор закрытой религиозной общины людей, многие десятилетия живущих в домах за высокими заборами, чьи внутренние стены сплошь покрыты иконами и распятиями, каждую субботу читает своей пастве душеспасительные лекции о священной миссии тех, кто остался человеком, «ибо наша есть Земля, а не Сатаны», и также, как родители Эмили, следит, чтобы все дети возвращались домой в назначенный срок, но не до восхода солнца, а до малейших признаков заката.
 
Напоследок Джек говорит, как он нашёл на чердаке старую коробку с Хэллоуинскими атрибутами, принадлежавшую, наверное, ещё его прапрапрадедушке, и решил тайком от своей семьи выйти и посмотреть на этих странных существ, предварительно напялив на себя вампирский костюм и вставив пластиковые клыки поверх своих собственных обычных резцов.

– И ты жалеешь, что вышёл, Джек? – мягко спрашивает маленькая вампирша.

– Нет, Эмили, – отвечает ей молодой человек.

В тот момент Джек впервые назвал её по имени. Две пары глаз смотрели друг на друга – красные и голубые.
 
– Встретимся завтра на том же месте – в спешке бросает ему она, когда таймер громко произносит: «Внимание! До рассвета осталось ровно пятьдесят минут, просим Вас покинуть открытое пространство и зайти в помещение, плотно закрытое от солнечных лучей».

– Да, давай завтра! – отвечает он, глядя ей вослед.

Эмили видит саму себя, убегающую во сне, и сладко улыбается, переворачиваясь на другой бок.

***

Эмили и Джек встретились в том же месте и на следующую ночь, и через ночь, и продолжали встречаться во все последующие ночи ноября. В их вторую встречу Джек со смехом рассказывал, как он ловко и тихо проник в свою спальню через окно, умудрившись не разбудить никого в доме, снял грим обычными влажными салфетками, спрятал клыки и плащ, и как ни в чём не бывало лёг поспать часа на два, чтобы затем проснуться от звонка будильника. Эмили же делилась с ним подробностями серьёзной разъяснительной беседы с отцом, которую он затеял со своими детьми, пытаясь вразумить их обоих; беседы, которая, впрочем, так и не закончилась никаким реальным наказанием – глава их вампирского семейства всегда был для этого слишком мягок.
 
Так, в прогулках по «Пути Виктории» проходили все ночи этой странной, случайно образовавшейся парочки; вплоть до той самой ночи, которая разделяла осень с зимой, и за которой следовал первый день декабря.

– Через двадцать пять дней наступит Рождество, – сказал однажды Джек, когда они шли мимо зловещих бронзовых скульптур, изображавших жизнь, смерть и перерождение, – Если бы ты могла… ммм… прийти к нам… на праздник…

– Это было бы просто здорово, – воскликнула Эмили. В глубине души она давно ждала этого предложения. – Такие, как мы, и такие, как вы, должны выйти друг к другу и начать жить вместе, в одном обществе. Представляешь, ведь многие из нас даже не знают о вашем существовании, думая, что последние люди, не являющиеся носителями вампиризма, остались в далёком прошлом. Мы все были уверены, что потеряли вас навсегда. Даже мой братец, частенько докучавший родителям с расспросами о тех, у кого нет клыков, и чья кожа имеет совершенно другой оттенок, до конца не верил в ваше существование, скорее, просто придумывал байки о том, что вы – есть.
 
– Я бы тоже этого хотел, поверь, – доверительным тоном продолжил свою мысль Джек, – Но мои родители, ммм… Видишь ли, они слишком… религиозны. И я подумал, что мне обязательно нужно познакомить тебя с ними, объяснить им на твоём примере, что всё, во что мы верили эти годы, оказалось ложью. Понимаешь, все люди из нашей общины до сих пор думают, что вы – дети Сатаны, если можно так выразиться. Никто из них не знает, да и я не знал до твоих рассказов о себе, что те, кого принято называть вампирами – не живые мертвецы, а носители определённой болезни, неудобства от которой с лёгкостью купируются определёнными препаратами. Ты станешь нашим светом во тьме невежества и непонимания! Сначала я расскажу о тебе своей семье, а потом, в Рождество, я познакомлю тебя со всеми людьми своей общины, мы вместе отпразднуем, а потом люди, обычные люди, поняв, кто вы на самом деле, выйдут из своих закрытых домов, снимут все серебряные кресты с заборов и повыкидывают все колья к чертям собачьим! О боже, это же будет событие покруче промышленной революции 2132 года!

– Наши мысли удивительным образом совпали, – улыбнулась Эмили, – Так значит, конец всем тайнам и жизни в отшельничестве! Пусть и те, и другие станут членами одного мира!

Услышав эти слова, Джек приобнял свою спутницу, смущённо отводя глаза – он никогда раньше не прикасался к девушкам. Вместе они прошли почти весь парк, остановившись у затянутого ярко-изумрудной тиной пруда, в середине которого возвышалась зловещая статуя упыря-лодочника*, будто вынырнувшего из глубин ада, чтобы перевезти туда на своей жуткой ладье как можно больше грешников. Эмили задумалась о том, что такими, должно быть, представляют их люди, живущие в общине, – по крайней мере, такими представляли их в те далёкие годы, когда была сделана эта скульптура. Джек же думал о том, как потактичнее познакомить свою семью с девушкой, схожей с этим злым созданием разве что парой острых резцов в верхней челюсти.
 
***

В день (а это был именно день), когда была назначена судьбоносная встреча с родителями Джека, землю уже покрыл тонкий слой первого снега, хотя холода в воздухе почти не чувствовалось. Эмили, предусмотрительно убедившая свою семью в том, что легла спать сразу после объявления о восходе, покинула свой дом через окно и тем же путём проникла в дом своего нового друга, где они вместе начали приготовление к первому знакомству с его близкими. Фронт работ был не таким уж и большим: нужно было изменить цвет глаз с красного на голубой или карий при помощи жидких линз и обработать кончики клыков специальным лаком, который изначально был изобретён для восстановления разбитых автомобильных стёкол и полностью маскировал глубокие трещины, делая их абсолютно невидимыми и прозрачными. Когда лак-невидимка и глазные капли для колорирования сделали своё дело, Джек незаметно провёл Эмили в прихожую и громко хлопнул дверью, создав иллюзию прихода в дом гостя. Многие из членов человеческой общины были дружны между собой; приятели Джека и раньше приходили к нему в дом в светлое время суток, не вызывая никаких опасений у домочадцев, что было вполне объяснимо – вампиры днём не ходят.
Эмили аккуратно сняла пальто (чтобы создать эффект своего прихода через входную дверь) и, повесив его на крючок рядом с куртками и плащами других домочадцев, прошла из прихожей в гостиную. Мать Джека как раз вышла из кухни, привлечённая звуком открываемой двери и шорохом снимаемой верхней одежды, а отец по той же причине только что спустился с чердака, где увлечённо что-то ремонтировал.
 
– Мам, знакомьтесь, это Эмили – новая девочка в нашей общине, – представил Джек свою подругу, – Она – племянница Лэсли МакКоэна, нашего соседа, переехала сюда только что из Уэльса вместе со своей семьёй. Эмили будет посещать с нами воскресную школу и примет участие в совместном праздновании Рождества.

За окном уже вовсю занималось солнце. Спектр распространения его лучей не превышал тридцати сантиметров возле окна, и без того почти полностью задёрнутого шторами, поэтому об ожогах можно было не беспокоиться.

На груди у Эмили красовался массивный кельтский крест, поэтому никто из присутствующих даже и не подумал уличить новую знакомую Джека в связях с «дьявольскими отродиями». Все придомовые дворики жителей человеческой общины были соединены между собой дверями в соседских заборах, чтобы люди, живущие рядом, могли беспрепятственно приходить в гости друг к другу, минуя выход на общую улицу, в связи с чем Эмили вполне могла быть обычной «девчонкой с соседнего двора». И хотя встретить живого вампира днём было абсолютно нереально, первобытный страх перед этими существами всё же сидел глубоко в сознании людей, и они старались как можно реже покидать пределы своей обители, перемещаясь через все соседние дворы к пункту назначения. Так, чтобы дойти до церкви – места, где собирались члены общины, сохранившие себя от вампирской заразы, нужно было миновать три двора по прямой, а затем повернуть налево и перейти ещё через два. Церковь общины представляла собой обычный жилой дом без каких-либо опознавательных знаков, хотя внутреннее его убранство ясно давало понять, чем именно он является. Коттедж семьи Джека тоже слегка напоминал церковь по количеству икон и крестов на стенах и дверях, но Эмили это, конечно же, нисколько не смущало.

– Я – племянница мистера МакКоэна, – дружелюбно протягивая вперёд ладонь для рукопожатий, сказала Эмили. Они с Джеком заранее договорились, что сперва соврут его родителям, чтобы не отпугнуть их преждевременно, а постепенно подготовить к грядущим переменам, – Я живу через пять дворов отсюда.

– Очень приятно, юная леди, – простодушно ответил на её приветствие отец семейства, – Мой  сын даже не сдосужился предупредить нас всех, что приведёт в дом свою новую знакомую. Впрочем, накрыть стол для гостя в нашей семье – пара минут!

При этих словах он жестом указал на большой стол в гостиной, куда мать заботливо вынесла поднос с печеньем. За считанные мгновения на столе стали появляться и другие образцы её кулинарного искусства, и Эмили сразу же подумала: до чего же, наверное, эта женщина добродушна и гостеприимна, раз так печётся о любом пришедшем.

День в компании семейства Джека прошёл почти незаметно – вскоре к чаепитию присоединились его младшие сёстры Агата и Морин, погодки Эмили, и беседа «по интересам» стала ещё более оживлённой. Дети непринуждённо обсуждали свои любимые книги, хобби, делились планами на будущее и мечтами. Казалось, между ними нет, и никогда не было никаких границ; будто бы Эмили не жила в мире современности, а сёстры Джека не обитали в мире людей, навсегда оставшихся в том самом времени, когда эпидемия вампиризма только начала распространяться. Сам же Джек с радостью отметил про себя, что его подруга оказалась достаточно смышленой, чтобы не рассказывать во всеуслышание о достижениях нового века. Эмили говорила только о простых и понятных каждому вещах и, если бы она каким-то чудом перенеслась в век девятнадцатый или двадцатый, то и там с лёгкостью смогла бы найти общий язык и интересные темы для обсуждения с любым встретившимся ей на пути незнакомцем, не вызывая никаких подозрений или непонимания с его стороны.

***

Вечерело; солнце уже скрылось далеко за горизонт, хотя до наступления ночи ещё оставалось несколько часов. «Племянница мистера МакКоэна» (который на самом деле не имел никаких племянников и немало бы удивился внезапно образовавшейся «родственнице») вежливо попрощалась со всеми присутствующими и, накинув пальто, вышла из дома, уверив всех, что пойдёт к себе напрямую через дворы.

– Только за ворота двора – ни шагу! – напоследок крикнул ей отец Джека – Они, наверное, уже повыползали из своих нор…

Эмили молча кивнула и пошла прочь.

***

Ещё несколько часов родители Джека сидели в гостиной перед камином, обсуждая новую подругу своего сына; в то время как он, затаив дыхание, прислушивался из своей комнаты к каждому слову их разговора.

– Какая воспитанная, благочестивая девушка, – говорила мать, – Не думала, что таких можно встретить в наше время.

– Я удивлён не меньше твоего! – отвечал ей отец, – Молодёжь-то сейчас какая пошла – книги читать не заставишь, дома ничего делать не хотят… Только наши дети и радуют – воспитанные, глубоко верующие и чтящие традиции. Но это мы их такими воспитали, конечно же. И дочь сестры старика МакКоэна – подумать только, а я и не знал, что у него есть сестра! – такая же хорошая, как и наши дети.

 – Если Джек впервые привёл к нам домой девушку, значит, они не просто друзья, – не без радости в голосе констатировала мама, – Наверное, у него к ней есть чувства! Возможно, они будут парой и даже поженятся!

– Не форсируй события, милая, – ответил отец, – Может быть, они действительно когда-нибудь станут супругами, ведь и мы познакомились с тобой в таком же возрасте. А может быть – и нет. Но в любом случае, я рад, что у Джека появилась именно такая подруга. И да, я бы тоже хотел, чтобы она стала частью нашей семьи. Нормальных, хороших девушек во всех наших общинах осталось не так уж и много.

Джек, до того колебавшийся и потевший от волнения каждый раз, когда думал о том, как сказать родителям об истинной сущности Эмили, понял, что момент икс настал. Чисто теоретически, он мог бы скрывать этот факт ещё долго, но не стал этого делать по двум причинам: во-первых, всё тайное неизбежно становится явным, и тогда правда, не рассказанная вовремя, становится ещё более страшным фактом, чем какой она была на тот самый момент, когда превратилась в тайну за семью печатями. А во-вторых, Джек просто устал. Устал жить в обособленности от мира, где люди имеют право пользоваться всеми благами цивилизации и не считают болезнь, немного переменившую структуру организма, чем-то особенным, или же карой, посланной свыше. Если вампиры давным-давно питаются искусственными заменителями человеческой крови и даже самые старые из них уже не помнят, что такое охота, то какой смысл в этом отшельническом существовании, в это пренебрежении ко всему, что было создано для удобства и комфорта за последние сто пятьдесят лет?..

– Мам, пап, – начал было Джек, собравшись с духом и выйдя из своей комнаты на откровенный разговор, – Я хочу поговорить с вами об Эмили… Она вам понравилась?

– Конечно! – почти хором ответили мать с отцом.

– На редкость вежливая и общительная! – прибавил папа.

– Она будет тебе прекрасной подругой! – отозвалась мама.

«Полдела сделано, – подумал Джек, слегка расслабившись и почти перестав волноваться, – Сейчас я расскажу им то, что изменит жизнь всей общины».

– Люди бывают разными, – начал он рассказ, придуманный и отрепетированный им накануне, – Каждый из нас имеет уникальную внешность, уникальный набор генов. Ни один человек не похож на другого. Иногда что-то извне меняет нашу внешность, но не нашу суть.

Родители не понимали, к чему он клонит, но продолжали молча слушать его.

– Иногда нас меняют жизненные обстоятельства, или экология, или вирусы, например… – неуверенно добавил Джек, глядя на посуровевшие лица своих слушателей.

– Она что, чем-то больна? – подозрительно спросил отец.

– Нет, нет, что ты – конечно же нет! – горячо заверил его сын, – Там, в другом мире, это не считается заболеванием уже давно. Это просто немного изменило внешний облик тех людей, они уже рождаются с некоторыми особенностями. И, если говорить простым языком, то Эмили в какой-то степени… вампир.

Пару секунд мать с отцом молчали, оглушённые страшной новостью и лишённые дара речи.

– Но у неё же был крест на шее... – с ужасом в голосе прошептала мать, – и она пришла к нам днём…

– Мам, вампиры не боятся крестов и икон – это просто средневековые сказки…

– О боже, эти твари нашли способ, как не бояться креста! – почти в панике закричала мать, обращаясь к отцу, – И теперь они будут знать, где мы живём!

– Ты привёл её сюда! – в ярости заорал отец, подскочив к Джеку и отвесив ему сильную пощёчину, – Теперь они будут знать, где мы живём! Ты подставил под удар всю общину!

Удар. Ещё удар. Кажется, если бы мать не остановила отца, то он бы забил сына до полусмерти одними только руками. «Дьвольское отродье!» – слышал Джек сквозь град ударов – «Я отучу тебя водить тварей в дом! Ты вообще больше никогда не выйдешь из своей комнаты!» Потом, когда Джек уже сидел взаперти в своей комнате, утирая с губ выступившие капли крови и тихо содрогаясь от слёз обиды, он слышал, как мать, скрипя старыми половицами, подошла к столу, на котором так и остались стоять неубранные чашки. В доме Джека иногда оставляли грязную посуду «на утро», если чаепитие закончилось очень поздно и мыть всё это на ночь глядя было одинаково лень всем домочадцам. Мать брезгливо взяла двумя пальцами чашку, из которой пила Эмили.

– Подумать только – здесь остались частицы её слюны, – раздражённо сказала мать, – Эта дрянь могла бы заразить всех нас…

С этими словами она со всей силы оглушительно швырнула чашку о стену, отчего та разбилась на десятки крохотных осколков. У Джека зазвенело в ушах так, словно эту чашку разбили ему прямо об голову. Мать ещё что-то пробурчала вроде «Теперь сервиз неполный, а всё из-за нашего дурня. Где я возьму новый?» и в гостиной воцарилась тишина. Точнее, родители перестали разговаривать на повышенных тонах, и Джек слышал лишь отголоски тихого шёпота, слова которого был не в силах разобрать. Воображение рисовало ему, как мать с отцом, должно быть, переговариваются об усилении охраны в общине, о новых способах защиты и о необходимости отныне нести посменное ночное дежурство, чтобы предотвратить нападение «дьявольской нежити». И о кольях. Да-да, надо напилить новых кольев, пока кто-нибудь не пришёл вонзить нам в горло острые зубы!

Джек бессильно сжимал кулаки; новые капли крови выступали из рассечённой губы, а мысли о возможных родительских переговорах вселяли в его сердце бескрайнее отчаянье. Всё пропало! Как ему теперь объяснить всем, что нельзя заразиться вирусом от посуды или бытовых предметов и что вампиры вовсе не собираются ни на кого нападать? Мрачные думы одолевали его, пока он наконец не уснул тем тревожным и беспокойным сном, каким засыпают люди во время жара или тяжёлой, изматывающей болезни.

***

Спустя ровно два дня после ухода из гостей Эмили нашла у себя в почтовом ящике красивую картонную открытку – такую, какие раньше, в далёком прошлом, присылали друг другу влюблённые, желающие как можно более романтично рассказать о своих чувствах. На щеках девушки зарделся едва заметный румянец, на какой только была способна её кожа, только что получившая свою дозу питательных веществ из искусственной крови на завтрак. Эмили подумала о том, что парни, должно быть, уже лет двести не пишут настоящих, живых писем своим подругам, и единственное место, где теперь можно получить подобное признание – всемирная паутина. Недолго думая, она раскрыла картонку, аккуратно раскрашенную вручную, и принялась читать текст, старательно выведенный большими буквами готического шрифта:

«ЭМИЛИ! МОЯ ДОРОГАЯ, ЛЮБИМАЯ ЭМИЛИ! МНЕ НУЖНО ВСТРЕТИТЬСЯ С ТОБОЙ ТАМ ЖЕ, ГДЕ МЫ ВСЕГДА ВСТРЕЧАЛИСЬ. ПРОСТИ, РАНЬШЕ Я НЕ МОГ ВЫЙТИ ИЗ ДОМА – БЫЛИ ПРОБЛЕМЫ. МНЕ НУЖНО ТЕБЯ УВИДЕТЬ ЭТОЙ НОЧЬЮ, РОВНО В ПОЛНОЧЬ. НЕ ОПАЗДЫВАЙ. БУДУ ЖДАТЬ. ЛЮБЛЮ. ЦЕЛУЮ»

Раньше Джек никогда не писал Эмили ни писем, ни открыток, – теперь же она впервые увидела его почерк – такой ровный, нарочито аккуратный, почти что девичий.
 
Опасаясь, что письмо заметят её родители, она быстро сунула его за пазуху и, довольная и счастливая, отправилась к себе в комнату ждать назначенного часа встречи. До «романтического свидания» (а судя по открытке, вечер действительно обещал быть романтическим) оставалось ещё три часа, и за это время девочка успела сделать уроки, помочь матери на кухне и даже поиграть со своим братцем Шоном, хотя до этого они только и делали, что ссорились на протяжении целого месяца. Когда часы пробили одиннадцать, Эмили отпросилась у матери погулять с близняшками О'Брайен, по которым она якобы соскучилась и, не дожидаясь привычных нравоучений на тему того, что прийти домой надо точно после первого сигнала таймера, выбежала во двор.

На небе показался большой серебристый диск луны, как и в тот день, когда Эмили встретила Джека. Лунный свет так ярко освещал дорогу девочки, что ей впервые в жизни показалось, будто бы она идёт, словно по красной ковровой дорожке, к своей мечте, а свет софитов освещает ей путь, и вот-вот случится что-то грандиозное, вроде получения Оскара или Нобелевской премии. От этих мыслей она невольно начала улыбаться, и свет отражался от её белозубой улыбки, светясь в темноте, как фликер* под лучами автомобильных фар.
 
Миновав ещё пару улиц, она дошла до того самого парка, где они с Джеком гуляли почти каждую ночь с первого дня их встречи. Пройдя через ворота и попав в мир огромных бронзовых статуй, Эмили стала расхаживать между ними, ожидая своего приятеля, который почему-то попросил её не опаздывать, хотя она и так всегда приходила в одно и то же время и всегда – вовремя. Дойдя до озера, уже почти затянувшегося льдом, и оттого превратившегося из ярко-изумрудного в светло-зелёное, она взглянула на изваяние страшного лодочника, тянувшего к ней свои руки, и успела подумать о том, что в середине зимы, когда весь парк будет покрыт плотным слоем снега, эта фигура, торчащая из сугроба, будет выглядеть ещё более зловещей.
 
Резкая боль в затылке прервала её мысли, перед глазами всё поплыло, слившись в единоё чёрное пятно, а потом она упала, как подкошенная, в эту молочную холодную белизну, раскинувшуюся у неё под ногами.

Эмили очнулась уже в вертикальном положении и сразу почувствовала, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Её пронзила острая боль, будто что-то давило и врезалось в кожу, не давая даже вдохнуть воздух полной грудью. Приоткрыв глаза, она увидела плотные верёвки, туго обмотанные вокруг тела. Рядом послышались тихие смешки.

– Он придёт через час, – Эмили сразу узнала голос Морин, – Я ему тоже написала открытку, но встречу назначила на час ночи. А пока мы можем развлечься с тобой, наглая ты тварь, посмевшая переступить порог нашего дома.

При этих словах кто-то пнул Эмили в районе колен. Она наконец подняла голову и инстинктивно оскалилась, хотя и ничем не могла помочь себе. Вокруг неё собрались дети из общины – это она поняла по одинаковым крестам на шеях. Мальчики и девочки переглянулись, улыбаясь друг другу и мерзко хихикая.

– Я же говорила вам, что будет шоу! – радостно заявила Морин, – Это настоящий вампир, тот, на которых наши прадеды всегда охотились. Она посмела припереться в наш дом, хотя другие давно уже не осмеливались, значит, время великих охотников снова настало. Эй, кто там хотел себе в коллекцию зубы вампира? Кто хотел его когти себе в ожерелье?

Её последние слова потонули в одобряющем гуле разъярённой детской толпы. Морин подошла к Эмили совсем близко, так, что маленькая вампирша почувствовала её горячее дыхание.

– Я сделала вид, что сочувствую своему брату, – не без удовольствия в голосе поведала она, – узнала у него, где вы познакомились и где гуляли всё это время, выведала, где ты живёшь. Я жалела его и говорила, что ни я, ни Агата никогда не расскажем этой тайны своим родителям, но ведь мы же и правда взрослым ничего не сказали? Мы никого не обманули!

– Хорошие девочки – не врут, – с расстановкой проговорила Агата, подходя к Эмили с каким-то блестящим предметом, зажатым в руке, – А ты – плохая.

С этими словами она прикоснулась им к щеке маленькой пленницы. Вначале Эмили почувствовала лишь холод, но затем ей стало жарко, впоследствии жар сменился острой болью, и она застонала. Воздух тут же наполнился запахом гари, и по толпе прокатился удивлённо-восхищённый ропот.

– Это серебро, – пояснила Морин, когда Агата убрала блестящий предмет от лица Эмили. На щеке у девочки зияла огромная жжёная рана, успевшая слегка обуглиться по краям, – Вот так на них действует серебряная монета. Представляете, что может сделать серебряный кол?

Толпа опять восхищённо загудела, когда Морин достала из кожаного заплечного рюкзачка длинный заострённый стержень, блестевший под светом полной луны так же, как и монета.

– Они стали приходить в наши дома, представляясь друзьями, значит, пришло время стать настоящими Охотниками, во имя наших прадедов, которые были последним поколением, убивавшим вампиров!

Толпа детей, как один, взорвалась шквалом оваций. Внезапно откуда-то издалека послышался истошный крик. Чёрный силуэт кричащего человека становился всё больше по мере его приближения к толпе, и Эмили успела узнать Джека, бегущего к ней.

– Делаем ноги! Живее! – скомандовал кто-то из толпы.

– Я не затем пришла сюда, чтобы уйти ни с чем. – Огрызнулась Морин, занося кол высоко над собою. – Теперь я – охотница.

Эмили вдруг почувствовала резкую острую боль в груди и услышала странный глухой звук, будто кто-то проткнул спицей плотную полиэтиленовую плёнку. За этим звуком последовал выкрик «Нет», исходящий от бегущего Джека (между ним и ей оставалось кж метров пять, не более) – и стойкое, упорное жжение от плеч до самых рёбер. Дети, пришедшие посмотреть на «казнь вампира», с визгом разбежались кто куда, и вскоре всё стихло.

Джек подбежал к Эмили и резко выдернул кол, а затем начал развязывать верёвки. Когда путы наконец-то ослабли, и измученная девочка упала ему на руки, он заметил, что чернота на её груди продолжает расходиться в разные стороны, расползаясь по маленькому тельцу, словно мазутные пятна по речной воде. Чернела даже ткань на её сером пальтишке, будто кто-то приложил к нему невидимую спичку, от которой материал тлел, превращаясь в тёмное, скукоженное нечто.

– Аллергия на серебро, – с грустной безучастной улыбкой проговорила Эмили, едва шевеля губами. Только сейчас Джек заметил, как на глазах сереют её губы и резко проступившие впадины у самых глаз, – Дурно выглядит, правда ведь?

– Я вызову скорую, – быстро тараторя, выпалил парень, – В каком кармане у тебя телефон? Какой номер набирать?

– Я кое-чего не сказала тебе про нас, Джек, – добавила Эмили, продолжая угасать на глазах, – Я просто не успела, прости меня… Видишь ли, аллергия на серебро… Неизлечима. Совсем. Процесс остановить невозможно. Никому никогда не удавалось. Лекарств от этого нет.

Джек смотрел на неё безумным, невидящим взглядом. Из его немигающих глаз сплошным потоком потянулись прозрачные непрерывные нити, но он не стирал их, позволяя им свободно мочить себе ворот старой, поношенной куртки.

– Обрати меня, – наконец сказал он голосом отчаянного безумца, требовавшего палача поскорее исполнить страшный приговор, – Я хочу отомстить за тебя… Только так я смогу…

– Не уподобляйся им, – прервала его девочка. Голос её звучал всё тише, – Ты лучше их, ты их чище. Не позволяй себе хоть когда-нибудь в жизни стать таким, как они.

– Но я больше не хочу быть человеком. Я хочу стать вампиром.

– Неужели ты думаешь, глупенький, что мы – не люди? Любой из нас продолжал быть человеком на протяжении всей своей жизни. Разве какой-либо вирус или генетическое отклонение от нормы может сделать человека – не-человеком? Быть человеком – значит совершать человеческие поступки, и ничего более.

Джек наконец моргнул, и поток прозрачных капель с новой силой покатился по его щекам. Эмили, по шее и нижней челюсти которой тоже стала расползаться чернота, в последний раз грустно улыбнулась, и поднесла руку юноши – ту самую, с которой она когда-то случайно сдёрнула перчатку в ночь Хэллоуина, – к своим губам.

– Наш первый поцелуй, – сказала она, медленно погружая клыки в холодную мякоть ладони, как в спелый созревший плод, – И как же мне жаль, что последний…

Глаза Эмили, всегда живые и весёлые, стали похожи на скованное льдом озеро напротив. Чернота расползалась по её лицу, и вскоре ничего не осталось даже от её застывших зрачков. Когда кончики рыжих кудрей потемнели и скукожились, и на теле не осталось ни единого светлого пятна; то, что раньше было человеком, вдруг совсем обмякло и начало рассыпаться, просачиваясь сквозь пальцы Джека, подобно пеплу. Минуту спустя пошёл снег; он сыпался и сыпался с неба, покрывая чёрное пепельное пятно, и вскоре на месте черноты не осталось совсем ничего, одна лишь белая земля, укрытая холодным сверкающим покровом. Джек, всё ещё стоявший на коленях, вдруг заметил, что там, где раньше была рука Эмили, осталась какая-то штуковина, внешне напоминающая обычный широкий браслет. Он стряхнул с неё налипший снег и погладил по квадратику в середине. От прикосновений сенсорный экран замигал голубым цветом.

– Сегодня – 3 декабря 2386 года. Погода за окном – 0 градусов. Время восхода солнца – 8.35  Батарея полностью заряжена. Опасайтесь нахождения на улице в светлое время суток…– привычно проговорил таймер.

Джек приложил к своей руке таймер, и он с лёгкостью обвился вокруг его запястья, приняв нужный размер. Взгляд юноши остановился на руке, которую очень слабо и нежно надкусила Эмили. Укус полностью исчез, так же, как и давний шрам от прокола гвоздём, который был получен ещё в детстве во время беспечного лазанья по заборам. Ладонь его изменилась, стала выглядеть более бледной и сухопарой, но при сжимании её в кулак юноша вдруг почувствовал в себе неведомую доселе силу. Ярость поднималась в нём волнами, достигая самых больших высот, захлёстывая его горячим потоком; ему казалось, что кровь прилила к его глазам, ему стало жарко, хотя снег стал таять на нём гораздо медленнее. Он схватил валявшийся рядом серебряный кол, принесённый Агатой и Морин, и лёгким движением разломил его на две части.

По дороге домой Джек почувствовал, как чешутся дёсны в верхней челюсти, и, ощупав языком резцы, убедился в том, что они прилично увеличились в размерах. Подойдя к дому, он оскалился, вспоминая события прошедшей ночи, готовый напасть на его сонных обитателей – ведь они не  знают, что вампиров нельзя остановить этими жалкими крестами, покрывающими внутренние стены дома и забора, а он знает, знает!..

Уже подойдя вплотную к воротам, он явственно услышал у себя в голове голос Эмили – тихий, но отчётливый:

«Не уподобляйся им. Не будь таким, как они. Оно того не стоит».

Наказание? Что может быть большим наказанием для человека, кроме его собственной гнилой сущности?

Что может быть для него большей карой, чем отсутствие разума, невежество и зашоренность?

Джек в последний раз с тоской поглядел на дом, когда-то казавшийся ему райской обителью, и презрительно сплюнул себе под ноги. Дотронувшись кончиком пальца до таймера Эмили, он увидел, что до рассвета осталось ещё несколько часов, но небо уже посветлело, охваченное хаосом пляшущих снежинок. Они попадали Джеку в глаза и ложились на его лицо и руки, но больше не таяли. Он посмотрел на горизонт, постояв ещё пару секунд возле ворот, пытаясь принять окончательное и бесповоротное решение, и наконец, пошёл быстрым шагом прочь от улицы, на которой располагалась его бывшая община. И, если бы кто-то спросил в этот час бледного растерянного юношу о том, куда он идёт, он бы, не задумываясь, ответил с той же грустной улыбкой, с которой недавно смотрела на него Эмили:

– К людям. Я впервые иду к настоящим людям.


30 ноября 2018

Коллаж-иллюстрация к рассказу – авторская


Примечания:

Уиклоу – графство в Ирландии

Victoria’s Way находится в Раунвуде, и там действительно есть на что посмотреть.
Просто наберите в гугле парк «Путь Виктории» и вы сами можете увидеть всевозможные необычные скульптуры, в том числе и зловещую статую лодочника-упыря с клыками, выглядывающую из местного пруда.

Фликер - в данном контексте имеется в виду обычный светоотражатель