Цыганка

     Поезд мчался сквозь поля и перелески к пункту назначения. В вагоне было душно. Пахло обжитым человеческим теплом. «Тук-тук-тук» – стучали колеса, под их мерный стук Маша проснулась, открыла глаза и увидела мужа. Павел сладко спал на соседней полке, по детски подложив ладошку под щеку. За окном еле брезжил рассвет. Вдоль дороги мелькали чахлые кусты, с шумом пронесся, прогрохотал встречный скорый, и опять потянулись кусты, кусты. Спать больше не хотелось. Маша осторожно спустилась с верхней полки, нащупала ногами шлепанцы, оправила сарафанчик. Привычным движением скрутила волосы в тяжелый узел и заколола его шпильками, огляделась. Не вагон, а сонное царство! На нижних полках спали их детки. Старший Тарас во сне сбросил одеяло и сейчас подзамерз – свернулся калачиком. Маша бережно накрыла его, и он тут же расправился. Маша улыбнулась, ее всегда смешило, как расправляется Тарасик под одеялом – каждую ночь одно и то же: сначала сбрасывает одеяло, потом замерзает, а когда его накроют, блаженно вытягивается. Она перевела взгляд. Младшие спали на одной полке валетом. Трехлетний Тошка раскинулся во сне, Маша залюбовалась сыном, не мальчик, а пасхальная открытка: щечки разрумянились, золотые кудри разметались по подушке, одна ножка на сестренке, ручка свисает. Пятилетняя худенькая Танюшка чуть не падает с постели, лежит на боку и, как будто, куда-то бежит. Куда, интересно? Вот бы узнать! Маша поправила детей: сняла пухлую розовую ножку с бусинами пальчиками, уложила малыша к стенке, дочку подвинула на середину. Присела на край. Задумалась.

     Вот и заканчивается отпуск. Месяц в гостях у свекра и свекрови пролетел как один день. Родители Павла нарадоваться не могли на внучат, не знали, чем угодить невестке, как побаловать детвору: тут тебе и парное молоко, и мед с пасеки. Машу любили как родную дочь. Приветливая расторопная невестка сразу пришлась им по нраву. Выбор сына одобряли. Сначала они заволновались, как узнали, что сын женится на москвичке. Слышали, что столичные девицы все с норовом. А как привез сын молодую жену в гости, так все страхи и рассеялись: красивая, умная, никакой работы не чурается, а главное характер хороший – покладистая да сердечная. Маше родители Павла тоже сразу понравились, Павел много о них рассказывал, и у нее сложился определенный образ. Они такими и оказались, дружные, приветливые – сельская интеллигенция – оба преподавали в местной школе.

     С тех пор и повелось в отпуск ездить к родителям. Молодые помогали, чем могли, по сезону: косили сено, окучивали или копали картошку, помогали с ремонтом.
     С детьми ходили в лес по грибы, по ягоды, купались, удили рыбу, ходили в поход на родники. В полутора километрах от околицы было удивительное место, где у подножия горы било два десятка родников. В маленьких с ладошку мергелистых углублениях бились фонтанчики живой воды. Серебряные копытца с живой водицей сверкали на солнце, а их козлята, перескакивая с камешка на камешек, кричали: «Здесь самая вкусная, а здесь еще вкусней!» Но больше всего детям нравилось на сенокосе, когда их будили на заре и везли на телеге на дальний луг, все было таинственно и сказочно, они приобщались к настоящей взрослой жизни, изо всех сил помогая ворошить сено, метать его в стога, а потом ехали домой, важно восседая на душистом сене. Хорошо в деревне!

     Но по дому она тоже соскучилась. По дому в прямом смысле, она любила сам дом, в нем она родилась и выросла. Она знала здесь каждую трещинку, каждую половицу. Она любила ободранные бабушкины кресла на веранде, с торчащей их них соломой на сгибах, любила высокое зеркало в подзеркальнике, в котором ничего уже не отражалось кроме пятен старости на тусклом серебре. Любила его дух – «преданья старины глубокой». Их старый бревенчатый дом на окраине города когда-то в незапамятные времена построил наркомат для четырех инженеров, в том числе и для Машиного дедушки. По две комнаты с верандой и крыльцом на каждого, четыре стороны – четыре отдельных жилища. С каждой стороны по небольшому приусадебному участку.
     Постепенно жильцы поменялись, машин дедушка умер, родители получили квартиру и уехали несколько лет назад, и сейчас в доме кроме Маши с семьей жила еще медсестра с мужем, а также большое предприимчивое семейство Шкуркиных – они занимали полдома на два крыльца.
     Сами Шкуркины работали на заводе и стояли в очереди на квартиру, а их бабушка с дедушкой выращивали астры на продажу. Когда астры зацветали, было очень красиво. До поры до времени Маша любовалась цветочным великолепием. Но потом цветы срезались, ставились в ведра, обвязывались тонкой белой марлей и отправлялись на рынок.
     Как-то там поживет их старый дом? «Тук-тук-тук» – стучат колеса, и все ближе и ближе дом. Правильно люди говорят: в гостях хорошо, а дома лучше!

     Маша встала. Надо сходить умыться, пока все спят, а то потом очередь будет. Взяла полотенце, мыло, зубную щетку и пошла по проходу. Вагон был плацкартный. С
полок свешивались выбившиеся простыни, углы матрасов. Она осторожно огибала препятствия, пару раз набросила на спящих людей потерянные одеяла. В конце вагона наткнулась на живописную группу цыган. А ведь вечером здесь кто-то другой был, наверно, ночью те пассажиры сошли, а эти сели. На то он и поезд дальнего следования! И здесь сонное царство! Цыгане спали не раздеваясь, подоткнув под голову большие цветастые узлы. Только с края сидела пожилая цыганка, внимательно наблюдавшая за машиными действиями. Ну вот, оказывается, не только она за другими наблюдает, кто-то наблюдает за ней. Застигнутая врасплох Маша широко улыбнулась цыганке и пошла умываться. Она вышла через несколько минут свежая, влажная, с мелкими бисеринами воды на пушистых волосах. Старуха приветливо смотрела на нее, как будто ждала.
     – Садись, посидим, все равно все спят, – пригласила она. Маша послушно села. Ей было интересно.
     – Хочешь, погадаю? – предложила старуха. Маша замотала головой.
     – Не надо, про себя я уже все знаю. Вы мне лучше о себе расскажите, как Вы живете? У Вас тут одни женщины и дети, а где же Ваши мужчины?
     Они разговорились. Неторопливо текла беседа. Вопросы – ответы, случаи из жизни своей и чужой – неспешный дорожный откровенный разговор двух женщин, таких разных, а в чем-то одинаковых. Любовь, муж, дети, работа – для всех женщин близкие понятия. Оказалось, что между людьми много больше общего, чем можно было бы предположить. Кажется, что общего у цыган и русских, помимо Бога? Много! Одна у них женская доля: по поговорке «я – и лошадь, я – и бык, я – и баба, и мужик».
     Маше, конечно, повезло с мужем, живут душа в душу. Павел не пьет, не курит. И хотя материально трудно, стараются выкручиваться. Маша обновки себе и детям шьет. Сострочит Танюшке юбочку, по подолу тонкое кружевце пустит, а на карман веселую аппликацию пришьет, и ходит дочка нарядная. А ребятам приспособилась из тонкого зеленого брезента брюки шить, главное карманов побольше – мальчишки это любят. Летом и осенью закручивают банки с соленьями и вареньями на зиму. Покупают только самое необходимое. И Павел на все руки мастер. Все, что нужно по дому, сам делает. Сама понимает, что повезло ей в жизни. Некоторые так мыкаются!
     Маша только головой качала, слушая рассказ о том, что где-то в южных краях, на острове есть цыганская столица, там обитают мужчины цыганского племени, там они живут, пьют, гуляют и дожидаются своих жен-добытчиц. А если мало добыла, можно и поучить, покуражиться.

     Маше от таких откровений взгрустнулось.
     – Да, тяжело Вам, – вздохнула она.
     – Что ж поделать, – согласилась женщина, – доля такая. Не надумала погадать? Я тебе даром погадаю.
     – Нет, спасибо, я пойду, дети могут проснуться, – Маша поднялась.
     – Хорошая ты, удачи тебе. А мои слова все-таки запомни: как приедете в Москву, сразу домой поезжай.
     – Конечно, сразу домой, а как же еще! – удивилась Маша и ушла.
     Цыгане через пару часов вышли шумной пестрой толпой.

     К Москве они подъезжали пол четвертого утра на следующий день. Поезд был дополнительный, и время прибытия неудобное. Поеживаясь от утренней прохлады, дошли с чемоданами до вокзала, усадили заспанных детей на лавки и стали думать, что делать – до открытия метро еще часа два.
     – Давай подождем, и дети немного поспят,- предложил Павел.
Это было самое разумное решение, и Маша уже хотела согласиться, как вдруг что-то будто кольнуло ее – она вспомнила слова цыганки.
     – Знаешь, поедем лучше сразу домой, возьмем машину. Тут со мной такой случай произошел вчера.
     Маша начала сбивчиво рассказывать Павлу про цыганку и ее слова, которые тогда показались ей странными, ничего не значащими, а теперь…
     – Хорошо поедем, я сейчас машину поймаю.

     Через сорок минут они стояли у крыльца одноэтажного деревянного дома в дачном пригороде. Открыли дверь, вошли и ахнули: на столе стоял раскаленный утюг, под ним уже занималась шаль, служившая скатертью. Сильно пахло паленой шерстью. Над столом зияла распахнутая настежь форточка. Створки окна были аккуратно прикрыты, но на шпингалеты не задвинуты. Еще немного и заполыхал бы пожар! А кругом сплошь сухое дерево! Маша с Павлом переглянулись: страшно подумать, что случилось бы за те два-три часа, что они добирались бы до дома. Сидели бы на вокзале в ожидании открытия метро, а здесь бы все полыхало! Последнего бы лишились!
     Утюг выключили, шаль обрезали и приспособили под другие нужды. Узнали, что соседи перед этим застраховались на крупную сумму, а накануне долго выносили вещи в сарайчик под предлогом ремонта. Ругаться – не ругались. Кому что докажешь? А цыганку запомнили на всю жизнь!

     Дай Бог здоровья добрым цыганкам!