Сон

 
     У Надежды Петровны погиб сын Виталик. Погиб не один, в той машине было еще двое детей: однокурсница Сашенька и одноклассник Васька. Василий был за рулем и решил покатать друга и невесту по Москве. Покатал… Все оказались на том свете.
     Но зла на Василия Надежда Петровна не держала, скорее острое сострадание и вселенская боль. Была она верующей и знала, что «волос не упадет с головы человека без воли Божией». Значит, попустил Господь, а Васька – только орудие.

     Но что не давало ей покоя, это сознание, что она одна из всех родителей была дома и отпустила детей гулять с легким сердцем. А могла задержать, не пускать, сейчас она придумывала тысячи вариантов, как это сделать. Так что во всем случившемся она, скорее, винила себя, ведь не зря она была в тот момент дома, значит, что-то могла сделать, была у нее такая возможность.
     Она помнила тот день до мельчайших подробностей, сколько раз потом перебирала в памяти все слова и поступки, все запечатлелось как на цветной кинопленке.

     Это было в выходной, в субботу. Был чудесный апрельский день. Они приехали из воскресной школы с дочкой и средним сыном с огромным фигурным тортом: собирались в гости на следующий день. А Виталик еще спал: подрабатывал по ночам, днем учился в колледже, и старался поспать при любой возможности, да и любил поспать.
     - Лежебока, вставай, полдня уже прошло, – весело будила его Надежда Петровна, - смотри, какой мы торт огромный купили!

     Виталик встал, долго фыркал и плескался в ванной, потом пил чай на кухне. Позвонила бабушка, звать любимого внука на дачу.
     - Мам, мам, не говори, что мы едем в гости!
     - Вот сам и не говори, на-ка трубку.

     Около четырех пришел Васька.
     - Мы пойдем, погуляем.
     - Идите, в такую погоду грех дома сидеть. Только картошки мне купите, чтоб было, чем вас кормить, там с машины продают.
     Ребята ушли, а через десять минут вернулись.
     - Уехала твоя машина.
     - Ну, так идите на рынок, не мне же картошку таскать.
     - Деньги на такси давай.
     - На такси она у меня золотая будет, езжайте на автобусе.

     Притащили картошки килограмм десять, поставили на кухне и за дверь. Посмотрела картошку и ахнула – отборная: ровная, круглая, чистая. Открыла дверь и крикнула вдогонку:
     - Молодец, Виталик, научился картошку выбирать, – думала, они на лифте поехали.
     - Конечно, мы все ряды обошли, выбрали лучшую, да еще и поторговались, – раздался рядом голос сына, оказалось, они сидели в подъезде на подоконнике, решили перекурить.
     А она и не подошла, не обняла, не сказала, как любит его, как он ей дорог, не взглянула в последний раз. А могла бы. Кто мог знать тогда: что это в последний раз она его слышит, картошку он купил себе на похороны, и Василий уже повел его убивать, как агнца на заклание. Место рядом с водителем – самое смертное.

     Вспомнилось, как одевал Виталик куртку перед уходом, и на руке блеснули «командирские» часы.
     - Ой, что делается, и часы как у большого, всамделишные, – засмеялась Надежда Петровна, любуясь сыном. Двадцать лет – отличный возраст.
     - Да, мне на работе ремешки для них принесли, даже запасной, – отозвался благодушно Виталик. Они в семье любили подтрунивать друг над другом и не обижались.

     Этот запасной ремешок позже нашли они в кармане его штанов, часов на руке не было, как не было и лазерной указки, и проездного, и денег. Бог с ними, хуже было, что не было в живых их мальчика, а душа его, выбитая страшным ударом, металась где-то рядом и не могла вернуться в прежнее любимое тело.

     Потом были похороны и толпы людей. Оказалось, что их Виталик был душой общества, любимцем колледжа, школы и всей округи. Веселый бессребренник, мальчик с гитарой, громко распевавший свои и чужие песни, он мог отдать последнюю рубашку – люди это чувствовали, знали и шли, шли, шли…
     - Если Виталик пришел в колледж, значит жизнь будет», – рассказывали мальчишки и не стеснялись плакать.
     А она могла что-то сделать, предотвратить и не сделала – это мучило ее. 

     Так прошло около месяца, повседневные дела отвлекали. Только сердце чутко прислушивалось: не раздастся ли звук поворачиваемого в замке ключа, не возвращается ли Виталик.
     Снов не было, спала как убитая и даже плакать не могла.

     А на исходе месяца, под утро, приснился ей сон, а может, и не сон то был. Будто откуда-то сверху, из-за облаков, молодой юношеский голос, но не Виталика и никого из знакомых, спросил:
     -  А вот, если бы Вы ехали в дальнюю поездку, Вы бы вышли на своей остановке?
     - Бред какой-то, – подумала она, – к чему это?
     И начала о чем-то смутно догадываться. Представилось, как они ездят всей семьей с детьми на море, с баулами и чуть ли не ночными горшками.
     - Конечно, на своей!
     - Но Вы бы не вышли остановкой раньше или остановкой позже? – продолжал мягко допытываться голос.
     - Нет, конечно.
     Где на поезде между остановками полчаса, самому добираться на перекладных целый день. Она начала сердиться.
     - Ну вот.
     - Что вот? – спросила она, холодея, ибо уже все поняла.
     - Это была его остановка!