Трагикомедия бродяги любви вступление и 1 глава

 
                ... Снимите маску с великого венецианского авантюриста, и вы поймёте, что под маской страстного и бессовестного любовника-альфонса, любителя азартных игр и денежных афёр скрывался настрадавшийся человек с искалеченной душой и жизнью, которому нужна была помощь той, одной единственной, что даст ему шанс снять маску…
Вступление
И снова здравствуйте, дорогие любимые мои читатели, ваш незабвенный автор, как всегда приготовил для вас увлекательное  произведение литературного искусства, мы с вами снова будем путешествовать  в другие страны и эпохи благодаря мастерству моего писательского пера. В этот раз я предложу вам снова вернуться в  галантный 18 век, во времена помпезного роскошного восхитительного барокко, в Италию, в шикарную Венецию. Я предлагаю вам улечься чтением истории авантюрных похождений самого отчаянного авантюриста в истории Венеции, Джовано Казанова! Он прославился, как один из самых отчаянных путешественников, ловких игроков на деньги, грамотный образованный человек, обладающий пытливым умом и очень большим для своего времени багажом знаний и умений, оставивший нам много переводов, и книг своего авторства, как художественных, так и медицинских. А ещё  как бессовестный авантюрист, который бесстрашно бросался в омут авантюр и любых денежных мошенничеств, согласный разными нечестными путями зарабатывать себе на жизнь и, конечно, в первую очередь, как известнейший любовник, его имя даже стало нарицательным, «Казановой» называют умелого дамского угодника и соблазнителя. Его секреты обольщения и галантного обхождения с дамами, а так же медицинские знания о том, как подержать своё мужское здоровье в самой лучшей форме, чтобы доставить своей пассии удовольствие ночи любви, сделали из него известного любовника-альфонса, настоящего куртизана, за любовь которого дамы были готовы платить большие деньги.
«Но как так?! — удивитесь, наверняка, вы, дорогие и любимые мои читатели — Как  такой падший мошенник и куртизан мог стать главным героем, причём положительным персонажем, нового произведения такой светлой, нежной и чистой молодой писательницы, как Людмила Федорова, с её возвышенными нравами-то?».
А вы никогда не задумывались, почему с некоторыми людьми случаются такие падения?  Вы никогда  не задавались вопросом о том, что же его заставило пуститься во все тяжкие, кто своей чёрствостью сломал жизнь Джовано и на долгие годы оставил тяжёлую травму души? Что есть такие вещи и тайны в его жизни, в его настрадавшейся душе, которые оправдывают его поведение?..
Именно поэтому и увлекательна история  бродяги любви Джовано Казановы, что помимо пикантных, но смешных любовных злоключений и разных забавных и курьезных жульничеств и интриг, в ней есть очень глубокий смысл: она учит не осуждать, а сочувствовать чужой беде.  А так же тому, что каждый  падший человек заслуживает шанса исправиться, если сам того хочет…
Его жизнь и впрямь стала трагикомедией…
Ну, что ж, дорогие мои любимые читатели, позвольте мне уже окунуть вас в эти трогательные и смешные события бароккальной Венеции, и познакомить вас с Джовано Казанова…
 
Глава «Джовано покидает родительский  дом или детство кончилось…»
… И так, сейчас мы с вами оказались в 18 веке в Италии, в бедных районах Венеции, в старом неуютном маленьком доме Джузеппе Казанова и его жены Дзанетты.  Признаться честно, далеко не благородных и неблагопристойных людей. Джузеппе, отец семейства, суровый неразговорчивый и грубый человек преклонных лет, который зарабатывал на хлеб себе и детям тем, что играл мелкие эпизодические роли в местном небольшом театре.  А ещё  Джузеппе был известен, как знатный картёжник и шулер в азартные игры и пьяница.  Выиграв удачно деньги, он любил потешить себя вином. Надо признать, что молчаливого скрытного и часто пьяного Джузеппе никто из соседей не уважал, его часто осуждали:
— Да что за человек беспутный такой?! Всё, что на семью заработает, ведь не на детей, а на вино истратит,  пьяница! Как актёр, бездарен, норовит заработать нечестно, сжульничать в карты, семью забросил! Ну, кто он после этого?!
— Да что говорить? У него  жена —  куртизанка беспутная, подстать мужу! Это ж надо какой легкодоступной женщиной быть, чтобы шесть детей родить, и только старший, Джовано, от мужа, а все остальные дети от разных ухажёров!
— Да я вообще их семью не уважаю, ни стыда, ни совести,  что у Джузеппе, что у Дзанетты, мне только искренно жалко их старшего, Джовано! Такой хороший добрый милый мальчик, а они из него настоящего слугу в доме сделали, и уже издеваются всячески, потому что семья-то бедная, уже давно Дзанетта мечтает избавиться от нелюбимого сына, а  жаль, ведь такой умный способный к наукам милый мальчик…
— Да, я с вами согласна, мне тоже жаль Джованни…
 
Дзанетта, молодая жена сурового грубияна Джузеппе, была красивой смуглой большеглазой женщиной тридцати пяти лет, она тоже работала актрисой, и успешней, чем муж, но денег на семью из-за пьянства и азартных игр Джузеппе никогда не хватало, и при такой красоте актрисе приходилось подрабатывать куртизанкой. Такой красивой блуднице щедро платили, и те пятеро детей, что она родила от богатых и знатных возлюбленных, приносили тоже очень большой доход: их отцы платили Дзанетте большие деньги, чтобы их внебрачные дети жили в сносных условиях…
…Так вот крупно не повезло Джовано с детства: он был старшим и единственным рождённым в браке ребёнком этой большой странноватой семьи. Ему на начало всех этих событий было одиннадцать лет…
Он и впрямь был чудесным мальчиком, соседи не зря так отзывались о нём. Милый и внешне большими карими глазами нежным детским личиком, хрупкой фигуркой и красивыми тёмно-русыми кудряшками, и послушный во всём родителям,  трудолюбив по дому в хозяйстве, и в уроках.
 О таком сыне мечтали бы любые другие родители, но только не Джузеппе и Дзанетта. Ведь Джовано надо было на что-то содержать, на других детей им шёл доход, Джовано вышел в семье только лишним ртом…
 
И, самое печальное, что маленький одиннадцатилетний Джовано чувствовал разницу между собой и младшими братиками и сестричками, Фаутиной, Франчесско, Батистом, Стеллой, Гаэтаном, и даже уже услышал от соседей причину разницы, но всё равно пытался угодить родителям в тщетной надежде: «Быть может, если я буду во всём слушаться маму и папу, помогать по хозяйству дома, и в учёбе буду прилежным, буду образцовым сыном, они меня полюбят…».
Так в одиннадцать лет он стал настоящей прислугой в родительском доме и «козлом отпущения». Поэтому и этот ужасный для маленького  Джовано Казановы день начался, как и все предыдущие. С утра Джовано встал раньше всех в доме, наварил побольше картошки, потом всё семейство собралось за завтраком, а после окончания завтрака малыши бежали играть своими игрушками в детскую, а Джовано убирал со стола и слушал наказ матери:
— Так, Джовано, мы с отцом уходим до вечера, тебе, как всегда, сделать уроки, подмести полы, сварить кашу и накормить братиков и сестричек обедом, потом прибрать посуду, ещё в корзинке кое-какие грязные вещи малышей, постираешь во дворе в тазу и повесишь на верёвочку сушиться. Всё понял?
 
Джовано с искренней любовью и преданностью в огромных карих очах ответил:
— Да, конечно, мама, папа, всё выполню. А во сколько вас ждать? И, я надеюсь, с чем-то существенным  на ужин…
Дзанетта тут приняла такой рассерженный вид, её напудренное, украшенное мушкой и  алой помадой на губах, красивое благородными чертами лицо  исказилось гневом, и она крикнула на сына:
— Так, Джовано, это ещё что за речи, а, пустоголовый мальчишка?! Знай свои обязанности и молчи! Между прочим, мы идём с отцом заработать денег на эту же картошку и крупы для каш, радуйся, что ешь вместе с братиками и сёстрами два раза, а уж ужин получится нам сегодня заработать — будет, не получится — хватит с тебя и картошки на завтрак, да каши в обед! И ты знаешь, мы сами не знаем во сколько сможем сегодня прийти, и сможем ли прийти сегодня, не спрашивай таких вещей!!! Я сейчас понятно объяснила?!!
Джовано стыдливо опустил взгляд бездонных карих глаз в пол, спрятал ручки за спинку и, смущённо глядя не на мать, а на ножку, которой шаркал по полу, тихо ответил:
— Да, всё понятно, прости, мама, больше таких вопросов не будет, все свои обязанности помню…
— Теперь другое дело! — с ухмылкой закончила разговор Дзанетта, поверх пышного, украшенного яркими  бантами платья и высокой  напудренной причёски  накинула кружевное полотно, на лицо маску «очки», и пошла из дома, так как Джузеппе ушёл сразу после завтрака ещё полчаса назад…
…Джовано ещё чуть-чуть постоял, всхлипнул носиком пару раз с чувством непонятно детской обиды на родителей,  тяжко вздохнул, мысленно сетуя на чувство одиночества и заброшенности, и занялся обязанностями.
… Сначала мальчик взял тетради, чернильницу и перья и решил сделать уроки, пока малыши заняты игрой и не мешают ему. Как мальчишка сметливого и развитого не по годам ума, он быстро уладил это дело. За час в тетради по математике были решены все примеры, за следующие полчаса в тетради по итальянскому языку выполнено письменное упражнение, а потом ещё за полчаса в тетради по латыни и богословию были красиво прописаны важные и кое-какие церковные слова на латыни.
Расправившись с уроками, Джовано решил браться за стирку, самое нелюбимое его занятие, потому что оно было физически тяжеловатым мальчику одиннадцати лет. Мысленно ругаясь на жизнь последними словами, пыхтя, он вытащил во двор этот тяжёлый медный таз, мыло, корзинку  детскими грязными вещами, натаскал воды и принялся за работу, ворча:
— Терпеть не могу стирку, этот таз тяжеленный, попробуй, управься с ним, заразой…
Соседка семейства Казанова,  Козетта, пожилая женщина в чепце, увидела мальчика и через забор дружелюбно крикнула:
— Добрый день, Джованни, что, родители опять нагрузили работой, а сами ушли?
— Да, тётя Козетта, — с тяжёлым вздохом протянул Джовано, — Как всегда, ушли, а я вожусь по дому, а когда придут — непонятно, спрашивал раньше такие вещи у папы,  тот без слов указывает мне на метёлку, мол, работай, а не глупостями занимайся, спросил у мамы — та, вообще, скандал мне устроила. А ведь страшно, когда они по два-три дня дома не появляются, хорошо, когда отец трезвый, тогда они приходят, и ужином…
— Ой, милый, жалко тебя… — с искренним сочувствием протянула полная Козетта в чепце — Но ты не бойся, если не придут ночевать, прибегай вместе со всеми братиками и сестрёнками ко мне, у нас только один сын, и тот взрослый, отдельно живёт, всем ужин и место переночевать найду…
— Спасибо большое, тётя Козетта! — радостно воскликнул мальчик, а потом со слезами грусти в печальных больших карих очах робко спросил — Скажите, тётя Козетта, а почему мама и папа меня недолюбливают? Неужели только из-за денег, как сказала тётя Маргарет?  Разве ж я какой-то плохой, недостаточно послушный и исполнительный сын? Или так относятся ко всем детям, это обыкновенно, а мне просто кажется, что меня не любят, а они просто не говорят о том, что любят, потому что я уже большой мальчик?
Козетта вытерла слёзы, настолько её тронули слова мальчишки, она не знала, что ответить о таких взрослых проблемах одиннадцатилетнему Джованни…
— Знаешь, милый, наверное, ты уже заметил по другим ребятам и друзьям, соседским мальчишкам и девчонкам,  и братикам, сёстрам, что любящие родители не ведут себя так, как  твои, но поверь мне, милое дитя, в этом нет ни капельки твоей вины, ты — чудесный сын, хороший мальчик, не вздумай искать причину в себе. Просто знай, что твои родители нищие люди без гроша за душой, и они так грубы к тебе, просто потому что обозлились на свою жизнь и не знают, как прокормить детей.  Им просто не на что содержать тебя, и всё. Это их вина, никак уж не твоя, ты не огорчайся, и особого внимания от них не жди, лучше, если нужна помощь, прибегай ко мне… — просто и честно попыталась объяснить ситуацию Козетта.
— Что ж, спасибо, тётя Козетта… — ответил Джовано, развешивая постиранные вещи, когда увидел, как соседский мальчишка на год-два старше Джовано подбежал к своей матери, и та нежно погладила сына по макушке.
… У Джовано вся душа вскипела в этот момент! Он никак не мог смириться, и всё думал: «Ну почему, почему родители так со мной, я ведь очень их люблю, а они на меня внимания не обращают! Хоть добрая тётя Козетта и пыталась сейчас утешить меня, а я всё равно не верю, что так бывает, я так хочу завоевать их любовь…».
Закончив со стиркой, Джовано поставил большой котёл с водой, чтобы наварить каши, а сам, пока варится каша, взялся подметать полы метлой с большим черенком и тихо ворчать:
— Вон, у других ребят родители, как родители, любят всё равно, бедная, не бедная ли семья, всё равно детей любят, кто мягкий, воспитывает ласково, всё прощает и балует, кто строгий, читают нравоучения, заботятся об учёбе, наказывают даже розгами.  Всякие бывают родители.  А мои родители  странные какие-то, вообще, никакого внимания!  Будто я не сын им, а прислуга.  Как будто бы я не родной ребёнок, а чужой человек в доме.  Говорят строгие люди, что «бьют — значит, любят», так мои, раз по-доброму не умеют общаться, хоть бы выпороли разок за провинность…
Мальчик, подметая кухню и размышляя над своей жизнью, не заметил, как задумался, и черенком метлы задел красивый большой расписной кувшин, что сразу упал и разбился на мелкие осколки.
Джовано увидел осколочки и застыл в жутком  испуге и  округлившимися до монет карими глазами, полными страха  перед розгами.
Мальчик сильно испугался, потому что его ещё родители ни разу не пороли, держали без наказаний, как рабочую силу в доме, чтобы он был всегда в форме для хозяйственной работы, но он слышал, как это  ужасно больно от  своего младшего братика Франчесско, которого Джузеппе периодически сёк за проказы.
Расстроенный и жутко перепуганный Джовано  не выдержал и расплакался с мыслью: «Ну, вот, начирикал сам себе…».
Тут на кухне появилась Фаутина, милая девочка девяти лет с забавными буклями с синими бантиками.
— Ой, Джовано, а что случилось? Ты почему плачешь? — с детской наивностью удивилась  девочка.
— Да, вон, разбил случайно тот красивый расписной кувшин, что маме подарили на бенефисе в театре, как она радостно говорила, хоть что-то в дом красивое, вот и расстроился, боюсь, что сегодня в первый раз мне достанется здорово. Вон, как сильно тогда досталось от отца Франчесско, когда он взял гулять во двор и испачкал любимую папину треуголку.  Он, бедный, конечно, покричал, поплакал, повизжал, видно, сегодня будет уже моя очередь…  — пожаловался сестрёнке Джовано, маленькими кулачками вытер слезы, да взялся подметать осколки кувшина.
Фаутине, как девочке по-детски чистой, наивной, доброй, стало очень жалко старшего братика. С детской непосредственностью она от жалости сама чуть не заплакала, наблюдая, как Джовано варит кашу, ту же по дому подметает, а его ещё и накажут, как в мыслях пронеслось в головке девочки: «…всего лишь из-за какого-то вредного кувшина, из-за такой мелочи!». Ей очень хотелось помочь братику, и тогда девочка сказала:
— Джовано, не расстраивайся, может, родители и не заметят, а если заметят и спросят, кто разбил кувшин, я скажу, что я нечаянно разбила, меня, конечно, заругают, но я же девочка, меня сечь точно родители не будут…
— Ой, Фаутина, спасибо тебе, выручила! Удивительно добрая ты всё-таки! — уже без слёз, но с невероятной грустью в больших карих глазах ответил сестрёнке Джовано, и принялся дальше за свои обязанности.
Пока Джовано помёл пол во всех комнатах, уже сварилась каша, мальчик собрал за столом братиков и сестрёнок для обеда, когда все, а сам Джовано последним, покушали, Джовано ловко и умело прибрался на столе и помыл посуду…
… Мальчик после этого посмотрел на старые массивные деревянные часы на каминной полке, и понял, что до вечера ещё далеко, а это значит, пока его братики и сестрички играют своими игрушками на коврике в детской, он опять предоставлен скучать в ожидании возращения непутёвых родителей.
Джовано тогда достал из своих скромных пожиток в сундучке свою любимую книжку о путешественниках, мечтательно сел за стол и радостно увлёкся чтением. Он любил перечитывать по сотому разу историю храбрых путешественников, их верных друзей, и возлюбленных, прекрасных принцесс, где всё обязательно кончалось всеобщим счастьем и свадьбой главного героя и его принцессы-избранницы…
…Так и не заметил мальчик за грёзами и чтением, что уже начало темнеть. Только тогда он закрыл книгу и выглянул в окно…
… А там было видно шикарную богатую Венецию, разнаряженых дам, господ и их детишек, красивые расписные позолоченные кареты, яркие фонари вдоль алей и у гондольеров…
«Эх, — мечтательно подумал Джовано — Как, наверное, их дети счастливы, как, наверняка жизнь там красива, интересна. А у меня один день на другой похож. В отчем доме хорошо тем, что любимые родители рядом, но они меня не любят, не уделяют мне внимания, поэтому мне здесь скучно, а там, наверняка, весёлая жизнь.  Ничего, когда я вырасту, я обязательно выучусь, и буду уважаемым человеком, и начну жить по-настоящему,  интересно, и папа с мамой будут мной гордиться…».
… Потом мальчик взглянул на те массивные деревянные часы на каминной полке, а стрелочки уже показывали одиннадцать вечера.
«Мдаа… — разочарованно подумал Джовано — Видно, сегодня ужина не будет, родители опять не придут домой ночевать. А, может, это и к лучшему сегодня, пойду к доброй тёте Козетте, напрошусь поужинать хотя бы…».
… Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и  на пороге появились еле плетущий ноги Джузеппе и вся красивая с напудренной прической в пышном ярком платье с бантами и кружевами с корзиной еды в руках Дзанетта.
Все дети, в том числе и Джовано, с ликованием бросились обнимать родителей, а Дзанетта сняла маску «очки»,  поправила причёску, и дала указ старшему сыну:
— Давай, Джовано, не виси на мне, а пойдём, поможешь мне сейчас ужин накрыть…
Когда же они зашли на кухню, красивое изящное личико Дзанетты исказилось гневом, она вскрикнула недовольно:
— Так, малышня, это что за безобразие?! Кто уже созорничал, бессовестный, и разбил тот красивый и дорогой кувшин, что мне на бенефисе в театре подарили?!!
Джовано с  ужасом в больших карих глазах и испуганно закусил губку, сжался, взял всё, что нужно для ужина и прошмыгнул, молча, на кухню, а Фаутина, разрумянившаяся от волнения, обняла мать за пышные юбки из красного и голубого атласа и робко промямлила:
— Мама, не сердись, пожалуйста, я не озорничала. Я случайно разбила кувшин, я… я… просто взяла посмотреть красивую роспись павлинами на этом кувшине, и  не удержала в ручках…
Дзанетта удивилась, она никак не ожидала такого от своей самой послушной и примерной  дочки, Фаутины, но красавица не успела и слова сказать, как на кухню забежал с ехидной ухмылкой Франчесско со словами:
— Не слушай, мама, Фаутину, она сочиняет, это Джовано разбил кувшин, и испугался, что отец его выпорет, а Фаутина его выгораживает, они меня не заметили, а я слышал, как они на кухне говорили это! Хи-хи!
 
Джовано, как услышал этот разговор с кухни, за голову схватился в ужасе, подумав: «Ну, всё, теперь точно выпорют…».
… А Джузеппе сидел с остальными детишками, Батистом, Стеллой, Гаэтаном и прибежавшим сразу к столу после ябедничества Франчесско и ужинал вкусным мясным рагу и запеченной рыбой и сыром.
Дзанетта с гневом на красивом напудренном личике подошла к Джовано и крикнула:
— Так, это правда, что сейчас Франчесско рассказал?!! Джузеппе, ты слышал, что вытворили дети?!
Джовано с тяжёлым вздохом и огромными карими глазами, полными слёз с повинным выражением на нежном личике робко ответил:
— Мама, прости, пожалуйста, я не хотел, так вышло случайно, когда я убирался на кухне, такого больше не повториться, не ругай, пожалуйста, Фаутину.  Она солгала, просто потому что увидела, как я испугался, и пожалела меня, она ведь знала, что я случайно, совершенно не из-за озорства…
После этих слов мальчик боязливо сжался и зажмурил глаза в ожидании реакции родителей…
Тут Джузеппе из-за стола протянул пьяным голосом, уминая запеченную рыбу и сыр:
— А что ты хочешь, жена? Фаутина ещё малая, чтобы что-то смыслить здраво, а Джовано я не буду пороть, ещё свои силы тратить, потому что это бесполезно, из него ничего путного не вырастит, хоть секи, хоть ни секи, ума не прибавиться…
Дзанетта высокомерно ухмыльнулась и промолвила:
— Да, ты прав, поздно уже его воспитывать, из такой бестолочи путный человек никак не выйдет, так что Джовано, давай, садись за стол со всеми, да будь благодарен, что тебе разрешили…
 
…Джовано словно кипятком от таких обидных слов  родителей ошпарили, словно удар в спину внезапно сделали, словно в душу плюнули они ему сейчас.  Если раньше он боялся порки, что будет больно физически, то сейчас он жалел, что его не наказали. Такие унизительные слова родителей, это бесчувственная надменность родителей, этот «ожог на душе» был намного больнее и обиднее просто боли спины от розг. От этого у Джовано тихо потекли слёзы по нежному личику…
Мальчик, плача, сел за стол, стал ужинать мясным рагу и сыром, а сам не смог выдержать, когда после ужина благодарил родителей, разрыдался и убежал в свою коморку…
… Фаутина тихо зашла в коморку братика с детским наивным недоумением спросила:
— Джовано, а ты что же так расстроился? Ведь тебя не наказали, даже поужинать со всеми разрешили, что же ты плачешь?
Джовано взглянул на свою миловидную сестричку с забавными ленточками в буклях и со слезами шёпотом ответил:
— Фаутина, не обижайся, но ты ещё маленькая, тебе не понять, как обидно слышать от родителей упрёк, что из меня никто путный не вырастит. Ну, почему они сразу так жестоко решили?  Чем я хуже других таких же ребят? Разве ж я настолько глупый, что не смогу освоить какую-то работу?
Фаутина не поняла обиды Джовано на родителей, лишь пожала плечиками и убежала, а  мальчик долго не спал, всё думал о случившимся и мечтал: «Вот, когда я вырасту, я у меня будет хорошая и интересная работа, быть может, я буду скрипачом, ведь музыка — это красиво, быть может, писателем, это очень увлекательно, сочинять что-то новое.  Или, если вдруг у меня не хватит способностей быть писателем, то я буду библиотекарем, а может, даже врачом или юристом, что очень почётно, родители признают, что я стал всё-таки путным человеком. И полюбят меня, и попросят прощения, а я их с радостью прощу, и буду помогать деньгами, ведь я же люблю маму и папу…».
 … Джовано не знал, что это день был не самый печальный в его жизни день, как ему показалось, что на следующее утро случится то, что расстроит его намного сильнее жестоких  упрёков…
В это утро Джовано, как и обычно, встал раньше всех, наварил картошки, потом всё семейство собралось за завтраком, а после окончания завтрака малыши поспешили к своим игрушкам на ковре, а Джовано убирал со стола, мыл посуду, и как обычно, спросил:
— Мама, папа, какие сегодня будут мне в уроках задания, и какие приказы будут по домашним хозяйственным делам?
Дзанетта, что стояла в  невероятно пышном платье из вишнёвого шёлка с жёлтыми бантами и кружевами с высокой напудренной причёской с пером и кружевной накидкой,  с прохладной надменностью в голосе ответила:
— Джовано, сегодня ты освобождаешься от всех обязанностей, потому что вчера мы пришли с ужином уже поздно и в суете не успели сказать очень важную новость. Ты покинешь родительский дом, мы вчера нашли мецената-благодетеля, очень умного благочестивого христианина аббата Гоцци, который из милосердия бесплатно даёт образование и содержит способных мальчиков из бедных семей. И сейчас у него нет воспитанника, и, к великому счастью, он согласился взять на содержание и обучение тебя! Так что ты сейчас отправляешься собирать свои вещички в сундук дорожный, потому что в пять вечера сам аббат Гоцци приедет за тобой. А что касается варки каши на обед, подметания полов и пыль протереть, всё  сделает Фаутина, ничего, что мала, девочка, пусть привыкает… — тут Дзанетта сурово взглянула на дочку и скомандовала — Так, Фаутина, я не поняла, ты что, не поняла приказа?! Чтобы кашу на обед сварила, после обеда всю посуду помыла, пыль протёрла и пол подмела!
Фаутина, смешная девчушка, всхлипнула носиком, поняв, кто теперь займёт место прислуги в доме, когда Джовано уедет к аббату, и, испугавшись чем-нибудь не угодить родителям, скорее взялась за метлу.
… А Джовано стоял с таким огорошенным растерянным выражением лица, будто ему сейчас страшилку-небылицу рассказали, он никак не мог поверить в  такое предательство родителей.  Конечно, он не понимал всей выгоды своей жизни у мецената аббата Гоцци, просто потому что был ещё мал, ему совершенно не хотелось расставаться с семьёй, его пугала перспектива жизни у незнакомого ему чужого человека, далеко от родительского дома. Обычная реакция ребёнка для одиннадцати лет.
«Как так?! — не мог принять эту новость мальчик — Мои родители  с такой лёгкостью меня сейчас отдадут совершенно постороннему чужому человеку на обучение, и им всё равно, что я буду скучать по ним, что, каким бы образованным и добрым не был аббат Гоцци, всё равно там я буду чужой.  Что мне даже просто страшно уехать непонятно к кому и куда?!».
Тут Джовано догадался об истинной причине такой радости родителей, и с обидой прищурив большие карие глаза, спросил:
— Значит, так вы решили сплавить меня, лишний рот в семье, да?
Дзанетта с гневом крикнула:
— Замолчи, Джовано!!!  Глупый мальчишка, ты не понимаешь, как тебе повезло! Всё, мы с отцом пошли, придём в пять вечера проводить тебя, а ты собирай вещи!
После чего Джузеппе и его жена ушли из дома, а Джовано со слезами обиды пошёл к себе в каморку и начал собирать свои скудные пожитки в сундук.
«Хм, что ж, быть может, это и, правда, к лучшему, они меня никогда особо не любили, относились равнодушно, быть может, этот аббат Гоцци хоть и не будет меня тоже особо любить, но обучит всяким наукам, и моя мечта об интересной увлекательной настоящей жизни сбудется…».
… Вечером, и впрямь, к дому Джузеппе Казановы подъехала шикарная позолоченная карета, из неё вышел пожилой морщинистый мужчина в напудренном модном парике и в церковной одежде аббата.
Дзанетта сама вывела сына к нему по той причине, что Джузеппе сейчас спал у себя пьяный, и почтительно обратилась к пожилому аббату:
— Моё почтение, по-христиански благодарю вас за вашу милосердную помощь,  позвольте передать вам вашего ученика, моего сына Джовано Казанова, поверьте, он смышлёный и послушный мальчик…
Джовано с явной робостью со своим сундучком в подрагивающих ручках подошёл к Гоцци,  мальчик побаивался нового, и, как ему показалось сначала, строгого учителя, но тут Гоцци заметил робость и задавленность мальчика и растопил сердце Джовано.
На морщинистом сухом от возраста лице Гоцци появилась доброжелательная мягкая естественная улыбка и выражение приветливости, и пожилой аббат благожелательно изрёк:
— Мой милый Джованни, а почему же ты такой расстроенный и испуганный? Я понимаю, тебе не хочется покидать родительский дом и тебя пугает неизвестность, я сочувствую тебе.  Но поверь, мой мальчик, я так милосердно, как христианин-меценат, вырастил у себя, дал образование и выпустил в самостоятельную жизнь уже взрослыми людьми, ни одного мальчика из бедных семей. И ещё никто из них ни живя у меня, ни став взрослым самостоятельным человеком, ни разу не жаловался, чтобы я был каким-то строгим, чрезмерно взыскательным учителем, чтоб я как-то наказал ученика, причинил как-то обиду, или чтобы я плохо содержал, все были вполне довольны тем, как учились у меня, и все стали хорошими людьми. Вот ты бы кем хотел стать, когда вырастешь?
Джовано сразу повеселел, боязнь отступила, а в детском нежном сердечке мальчика сразу появился тёплый отклик на добрые слова  аббата Гоцци, он улыбнулся в ответ и уважительным тоном ответил:
— Благодарю вас за вашу доброту, я бы хотел стать врачом…
Гоцци с тем же доброжелательным видом промолвил:
— Что ж, похвально, быть врачом — это благородно, я помогу тебе в этом. Так что, милый мой Джованни, не будем бояться, садимся в карету  и едем ко мне, будем знакомиться с новым домом и местом учёбы? Я покажу тебе твою комнатку и  мою большую библиотеку, из которой тебе будет разрешено брать, и читать любые книги…
Джовано так любил читать, а дома у него было всего несколько книг, поэтому как только мальчик услышал о библиотеке, то радостно воскликнул:
— Спасибо вам, я не знаю, как благодарить вас и постараюсь оправдать ваши надежды!
… Так в тот день и началась новая жизнь для Джовано, он рано и печально расстался с не самым благополучным детством, но неплохо и быстро привык к жизни без родителей и братиков с сёстрами, в доме аббата Гоцци.