Глава четвёртая Катя

Катя была послевоенным ребёнком, смешливой, очень симпатичной девушкой, с двумя длинными чёрными косами. Немного избалованной даже. Королевишной. Катины косы слегка кудрявились, оттого мило пушистились поверху. Катя обладала интересным грудным голосом с небольшой хрипотцой, что придавало ей особый шарм.
Похожа она была скорее на своего отца, Антона. Говорят, что девочки, похожие на отца, рождаются счастливыми.

Учёбой Катя не сильно себя утруждала, не то что братья. Но в светских стремлениях равных ей не было.
После школы она училась в техникуме, в соседнем городке Молодогвардейске. Как-то гуляла там с подружками и встретила весёлого, красивого парня Лёню. Любовь у них случилась сразу, они составляли очень красивую пару, и буквально через несколько месяцев поженились.

Лёня был родом из далёкого Красноярского края, куда высылали неугодных элементов, нелояльных к советской власти, из купцов, чаще помещиков, и очень много интеллигенции, священников, врачей. Тот посёлок они строили сами, дед и отец Лёни, своими, не привыкшими к труду руками, валили тайгу, трудно выживали в мороз. Лёня родился уже там, в построенном посёлке, отдалённом от других, и имёющего весьма слабое транспортное сообщение с другим миром.
Даже, когда пришла война, за мужчинами приехала специальная большая машина, погрузила их и повезла в далёкий райцентр, где они подлежали призыву.

Лёнин отец, Василий, погиб странно, залезал в машину и его разорвало снарядом, разбомбило, считай повоевать не успел. Так в военной карточке и записали.

Лёня был страшным оптимистом и юморным балагуром. Он уже отслужил армию, когда приехал в гости к своей сестре, жившей в Молодогвардейске. И, увидев кареокую, с двумя длинными, тёмными косами Катю, забыл как смеяться, так сразу влюбился, как пропал.
Он был старше Кати на шесть лет. И оттого будто опекал её, немного гордясь своей бывалостью и старшинством. Они немного подождали, пока Кате исполнится восемнадцать, и расписались.

Катя была третьим, очень поздним ребёнком. Родители в ней души не чаяли. Отец потихоньку продавал своё серебро, чтобы выправить Кате красивую одежду, пальто с меховым воротником, ридикюль модный.

Частенько, он выносил свою гармонь, садился в чисто выметенном дворе, и самозабвенно играл, растягивая меха гармошки. Играл так, будто вспоминал всю свою непростую жизнь! А Катя будто отрадой была ему, отдушиной на старости лет.
А то, шёл в низкий курятник, брал свежеснесённые яйца, тут же на улице, во дворе их выпивал, иногда даже без соли, которую не успевала поднести Дарья. Аккуратно складывал скорлупки, чтобы ничего не испортило чистоты двора, и под гармонь затягивал залихватские песни. Но пел он редко, чаще с наслаждением просто играл.

Катя, как и другие дети, обращалась к родителям на Вы. "Ну, что Вы, мама... ". "Папа, бросайте свою цибарку, дышать уже нечем"... Отец её курил самосад, с жгучим, плотным, густым дымом.
Ещё он любил заниматься обувным делом. Садился на улице со своими чемоданами, где хранились инструменты, устанавливал высокую лапку, на которую надевалась обувь, губами зажимал несколько маленьких сапожных гвоздиков и приятно постукивал по коже обувным молоточком, забивая эти гвоздики.

Молодые остались жить в Молодогвардейске. Лёня поступил работать на шахту, стал зарабатывать очень хорошие деньги, которые тратил на свою Катю. Они получили квартиру в городке. Катя тоже пошла работать. А по выходным, на уютном дизель-поезде они навещали Катиных родителей. У Лёни, к тому времени, уже никого не осталось.
В положенный срок у них родился первенец, назвали его Игорьком. А ещё через три года, девочка Светочка, с голосом, пронизанным маминой хрипотцой.

Лёня души не чаял в детях, занимался с ними постоянно, водил в цирковой, акробатический кружок. Он и сам был похож на акробата, отжимался до старости на одной руке, крутил сальто и был мускулист и силён физически.

Как-то Лёня заинтересовался аквариумными рыбками. Завёл аквариум, сначала один большой, потом их становилось всё больше и больше, они заняли всю стену в маленькой комнате, несколько больших аквариумов стояло в большой комнате, а в ванной, под проточной водой, что лилась тонкой струйкой, жили в тазу мотыли и какая-то другая живность для корма рыб. Рыбки были самые разнообразные - от шустрых разноцветных гупяшек до петухов и серьёзных больших рыб, из рек Амазонии, которых нужно было кормить особым мясом.

В отпуск они ездили не иначе, как в Гагры. Потом с интересом рассказывали, что там совсем другой климат, близкий к тропикам, и какие там невиданные растения и какое там чудесное море...

После смерти родителей, Катя забрала своё "наследство" и передала Игорьку толстую, витую серебряную цепь, большой серебряный крест, немного серебряных, царской чеканки, монет, и так, ещё по мелочи. Какой-то, чудом сохранившийся сервиз и набор, состоявший из графина зелёного стекла, украшенного разноцветной росписью и таких же рюмочек, достался ей после смерти тёток.
С братьями делить было нечего.

Когда Игорёк вернулся из армии, завёл свою семью, Катя всё чаще просила его:
-  Сынок, свози меня на родину, в Лымаревку.
Хотя Катя родилась уже здесь, она по рассказам мамы знала откуда они приехали, и как раньше жили.
Игорь собрался как-то, и свозил. И они нашли дом, в котором жили родители Кати, и бабушка её, и дедушка, которых она не знала. И радостно, и горделиво было Кате смотреть на добротный, каменный дом, и по сей день, самый большой и крепкий. И разворачивалась Катина душа, когда взгляд окидывал запущенный гектар сада, раскинувшийся за этим домом, и шёл спуском прямо к реке Деркул.  Дом предков теперь занимала почта.

Проклятие, постигшее её родителей в день свадьбы, не миновало и её.
После шестидесяти, её настигла странная психическая болезнь, она стала многое забывать, не узнавала тех, кого редко видела. И под конец жизни, она превратилась в лежачую больную, за которой, как за ребёнком ухаживал муж, Лёня. Катя умерла, когда ей чуть перевалило за семьдесят.

Много чего было в жизни Лёни и Кати, и страсть, и ревность, и шторма, но они сумели сохранить любовь, их дом навсегда остался наполненным волшебным Катиным голосом, таким объёмным, с лёгкой женской хрипотцой.

Лёня с трудом переносил одиночество, и когда его спрашивали:
- Как же ты вынес столько времени ухаживать за лежачей больной, без помощи, без поддержки?
Он отвечал:
- Пусть бы такая, больная, лежачая, но лишь бы жила....