С батюшкой Серафимом

    В церкви читали акафист перед Казанской иконой Божией Матери, потом пили чай, разговаривали, разговор зашел о чернике, на Казанскую она как раз поспевает. Кто-то уже ходил, кто-то нет ещё, заметно, что тема волнующая.
   Напившись послеакафистного чая стали просматривать акафист Серафиму Саровскому, пробовали петь – в следующий раз собираемся первого августа в день обретения мощей батюшки Серафима, как же, надо почтить память святого, а мысли всё о чернике.
  Черничный ажиотаж и меня захватил, захотелось в лес, только вот, два последних раза мне не повезло, ягод-то набрал, да вот лисичек мало попадалось, а другие по две корзины приносили! Чего же мне не везет? Не там ищу что ли?
   После церкви взяв дома бидончик я все же покатил на велосипеде в лес. На дороге заметил два велосипедных следа, кто-то тоже поехал по ягоды-грибы.
  Свернул в лес, поставил велосипед в елочках. Так, пойду на дальние места, где поглуше, там где-то черничные кустики видел, туда народ не часто заглядывает, авось наберу бидончик.
   Иду заросшей делянкой по глубоким колеям дороги набитой лесовозом, у дороги малинки краснеют, остановился нарвал горсть, кинул в рот – сла-дкая.
  Дальше иду, опять малина, опять съел горсточку, а что, может не идти в глушь, а здесь малинки пособирать? Вон здесь сколько её вдоль дороги.
  Включил плеер – дивеевские монахини поют акафист преподобному Серафиму Саровскому, перекрестился,-Господи благослови, батюшка Серафим помоги! - и стал собирать ягоды под пение повествующее о житии старца.
  Долго ли, скоро ли, акафист закончился а бидончик набрался. Акафист кончился, и я услышал лес, на краю делянки, на оставшихся ещё больших елях нарочито свистят, гуторят незримые пташки. Под этими елями канавка, в ней ручеек бежит, на её бережке мох белый, земляничка горит-краснеет, на редких кустиках голубые бусины чернички, те, что ещё не склевали посвистывающие птахи, а вон и боровичок стоит, крепыш какой! На мхе примятое место – какой-то зверь лежал,не медведь ли? Собака нюхает воздух, поводит носом. А хорошо как! как в сказке, как на картинке про батюшку Серафима, и мох, и лес, и ягодки, и медведь… Вот так же наверное, батюшка Серафим ягодки собирал, птичек слушал, молился…
  Пойду в ёлочки лисичек посмотрю. Батюшки! Да вон их рыженьких сколько, вон они «бегут» в траву прятаться,  не спрячетесь, уж я вас увидел! – приговариваю я срезая ломкие от влаги грибки, по сторонам поглядывая в темный ельник, вон и там рыжеют, и там, только собирай, не ленись.
   Иду и иду по берегу канавки, все лисички попадаются, так и манят в глубь леса, тут слышу шум, словно бы река весной шумит, встал прислушиваюсь, тут ведь реки нет, что за шум приближается? А это дождь приближается, шумит по листве, и меня накрыл. Стою, смотрю как идет, как капли падают на воду в канаве, как солнышко мелькает в просвете деревьев, зайчиками светится на воде, смотрю - оторваться не могу.
  Промокший вышел к велосипеду,приладил всё и вышел на дорогу. Еду, собака позади бежит, а впереди выскочил заяц, услышал меня и дал стрекача вдоль дороги. Собака спохватилась и бросилась  вдогонку косому, нырнули друг за другом в лес, ну, всё, - думаю,- ищи ветра в поле, ушел косой.
   Кручу педали, вдруг на дорогу передо мной опять заяц выскочил, и собака за ним, и опять в лес ушли - Ну, косой!
   Тут опять заяц из лесу вылетел, прямо передо мной, длиннолапый, глаза в стороны, уши торчком, завертелся на дороге, замешкался, я затормозил, по дороге дальше из кустов выбежала запыхавшаяся собака, а заяц скачет, подпрыгивает передо мной, словно пляшет, смеется, веселится, дескать, вот я какой, попробуй догони! Я невольно рассмеялся, - ну, косой, ну, озорник!
  Собака на подходе, он в кусты, плюх, плюх, плюх по болоту, и собака – плюх, плюх, плюх, – оставь его! - крикнул я ей, - пойдем домой. Мокрая насквозь она вылезла на дорогу, тяжело дышала, алый язык висел из пасти набок, карие глаза блестели, говорили: Ты видел? Видел как он меня дразнил?!
   По подмокшей дороге мы двигались к дому, собака наверно думала о зайце, а я о батюшке Серафиме, и всё напевалось дивеевское: "Радуйся Серафи-и-и-ме…"