Русская Одиссея 33 Продолжения глав

                Шестая глава
                КАМЕНЬ

    Медленно проходил месяц май для русских странников. Таёжная тропа уводила их куда-то вдоль берега Пышмы. Наконец, полноводная река в верховьях сузилась до крохотной речушки. Вокруг по-прежнему простирались сосновые леса с примесью берёзы, осины и ели, а Каменного пояса всё не было. Как-то на дневном привале Фёдор Книга уже не в первый раз нетерпеливо спросил у невозмутимого Лобады:
- Когда же будут горы?

    Вогульский проводник бестрепетно ответил:
- А вы на них.

    Русский толмач вскочил и огляделся: виднелись лишь голые стволы мачтовых сосен, растущих на невысоких пригорках. Деревья уходили в голубизну неба, почти скрытую густыми зелёными кронами. Фёдор непонимающе уставился на охотника. Тот широко улыбнулся и объяснил:

- Посмотри, кругом холмы, покрытые лесом. Дальше — больше! Пойдут и настоящие горы.

    На следующий день проводник не обманул надежд Фёдора и его соратников. Ближе к полудню, он нарочно повёл дружину вверх по длинному косогору. Солнце палило во всю как летом, и идти с грузом на плечах было нелегко, что вызывало недовольство людей:

- На кой ляд нас тащит Лобада на большой холм?
- Неужто обойти его нельзя?

    Но как только путешественники добрались до лысой вершины, они сразу забыли про свои недоуменные вопросы. Перед ними открылся великолепный вид на запад: повсюду там темнели лесистые склоны далёкого горного хребта. Впереди лежал долгожданный Каменный пояс. Из всех глоток вырвалось:

- Камень!
- Дошли!

    Ростовчане, плотно окружив вогула, подняли его на руки и стали дружно качать. Книга подобрался к Лобаде, когда того, наконец, оставили в покое. Толмач с надеждой в голосе спросил у растерявшегося от внимания проводника:
- Поди, до Чусовой отсюда не так и далеко?

     Охотник, поначалу замявшись, всё же ответил:
- Перед нами до гор топкие места — болота, озерки, ручьи. Лучше малость обойти. Заночуем у одного озера, где есть селение, в котором у меня живёт родня. Потом на заре отправимся в путь, перейдём вброд реку Исеть вблизи её истока. Оттуда ещё день по тропе до Чусовой.

- Что ж, тебе видней, — согласился с предположением Фёдор. — Нам бы лишь до реки добраться, а там начнём ладить плоты...

    Вечером памятного дня русские действительно вышли к небольшому озеру, затерянному в сосновых лесах. Пройдя с поприще вдоль низкого берега, дружина свернула на тропку, ведущую к вогульскому посёлку. Островерхие жилища притулились рядом с причудливым памятником природы — каменными нагромождениями, похожими на палатки. Ростовчане, задрав головы, с изумлением обходили эти изваяния, как бы выросшие в сосновом бору. Все только и крестились:

- Плоды творения нашего Господа — неисчислимы!
- Вот диво так диво! Одно слово — Камень!

    Два удальца, Антип Лихой и Фома Косолапый, весело хохоча, на спор, залезли на самое высокое каменное чудо-юдо. Максим Балагур, задрав голову, закричал им:
- Ну как там? Видно ли что?

    Храбрецы, важно походив вверху взад-вперёд, ответили:
- Да ни зги не видать! Кругом дерево!

    Антип попытался было слезть обратно вниз, но опасаясь соскользнуть и разбиться, заорал:

- Вот влипли! На кой ляд нас сюда затащило?!
    Стоявший у подножия каменных палаток ремесленник Ослябя, покрутив седой головой, сказал двум своим приятелям:

- Надо, мужики, выручать горе — богатырей.
    Те, охотно согласившись, не удержались и стали с укоризной отчитывать забравшихся наверх молодцов:

- Не лезли бы на рожон! С головой-то дружите!

    Мастера, с присущей им находчивостью, достали из-за пояса острые топоры и взялись подрубать ближайшую сосну. Дерево с треском привалилось к каменным палаткам. Мохнатая вершина упала прямо к ногам Антипа и Фомы, после чего они без труда слезли по стволу на землю под шутки и смех соратников:

- Спасли скалолазов! Без нас — умерли бы там от голода!

    Как не хотели воеводы делать днёвку до Чусовой, а пришлось. Семён Огонёк с Данилой Ухватом подступились к Ивану Алексеевичу, сидящему с Ольгой Красой на берегу красивого озера. Закатное солнце медленно уходило за частокол высоких деревьев. Дневная жара уже спала, и от тёмных водных глубин веяло прохладой.
- Алексеевич! Туго с едой, — грустно начал Огонёк. — Оленина кончилась, а лосятины — чуть. Рыбы покуда нет — токмо сети закинули.

- Без охоты никак не прокормиться, — вздыхал Ухват. — Впереди Чусовая. Плоты ежели ладить, то силёнка надобна. Тут у Лобады родня, и наверняка они подсобят выследить лося.

- Твоя, правда! — согласился Иван. — Наше оленье счастье иссякло, а золотом не закусишь. Три полусотни выставим на рассвете для ловли зверя.

- Не гомоните попусту, когда загонять станете, — предостерегала Ольга, кутаясь в тёплую фофудью. — Книга баял, что степи отсель недалече. Кабы беды не накликать.
- Опаска не лишняя, — заметил вожак. — На каждый день грядущий разумно выставлять и дальние дозоры.

   У лесного озера всё сложилось удачно: и отдохнули, и хорошо поохотились — забив двух лосей, и рыбы наловили в овальной чаше водоёма. Всё настраивало людей на скорый выход к Чусовой. Мужики у костров уже точили топоры для рубки деревьев и делились радостью с земляками:

- Как не сплавать по реке? Чай, быстрей будет, нежели, пешими брести, да за коряги в чаще запинаться.

- А поклажу тащить на горбу — не мёд пить.

    Следующим днём сторонники благополучно прошли лесными тропами по пригоркам до болотистой реки Исеть. Через неё переправились вброд и остановились на ночёвку. Вечерняя заря, затухая на западе, красиво оттеняла поднимавшиеся то тут, то там небольшие горы. Везде темнели сосновые леса с белыми вкраплениями берёзовых рощ. В одном таком березняке между Исетью и пологой горой и разбили лагерь. В наступавших сумерках запылали жаркие костры, зазвучала непривычная для тех мест русская речь.

   Уже в потёмках Алексеевич с Книгой, обходя стан, заглянули на огонёк костра, возле которого кучно сидели десять красавиц дружины. «Жемчужины» судачили между собой о своём, о бабьем. Краса, заметив мужа, вскочила и, подбежав, нежно обняла его:

- Хочу поделиться с тобой радостью великой: у наших жёнок и у меня прибавление будет! Сомневалась я доколе. Понесли ведь мы — все пятеро!

   Женщины и девы заулыбались, пристально вглядываясь в мужчин. У Ивана учащённо забилось сердце и, целуя Ольгу, он заклинал:

- Роди мне сына — богатыря!
    От костра со смешком слышался певучий женский говор:
- У них уж точно выйдет великан.

- В отца верно пойдёт.

    К Фёдору, топтавшемуся в сторонке, испытывающему стеснение в девичьем кругу, величаво подошла Мария Тихая. Она с укоризной в голосе сказала:
- Эх, Книга! Наши пятеро подруг поплакали, покручинились о павших женихах из никоноровой сотни, да вот недавно вновь суженых нашли. Жизнь-то берёт своё, а ты всё о чём-то думаешь, носишься с картой — так бобылём и промыкаешься.

    Толмач встрепенулся, покраснел и отвёл разговор от себя:

- Негоже сейчас энтим девам замуж выходить. Пусть лучше вызнают своих парней, а мы тем временем, глядишь, до первой православной церкви доберёмся.
- Согласна, — кивнула Мария, — сколь минули путей-дорог, сколь времени прошло. До Каменного пояса дотянули. Поди, не так долго осталось до Руси — выдюжим, стерпим...






















                ЧАСТЬ ДВАДЦАТАЯ

                ОСАДА ГОРЫ ВОЛЧИХИ




                Первая глава
                СВЕЖИЕ СЛЕДЫ

    Опасения малочисленной ростовской дружины на счёт «бешеных» были не напрасны. Отступая в верховья Оби, нукеры Хорона получали для себя столь необходимый отдых, чтобы подготовиться для дальнейшего преследования беглецов.
    Обские степи, где кочевали кипчаки, были восточной окраиной огромной Золотой Орды, возглавляемой Батуханом. Здесь потрёпанные в боях монголы Хорона основательно подлечились, отъелись и погуляли на славу. К весне эта свора, наконец, ушла в сторону Каменного пояса к неописуемой радости пусть и начисто, обобранных кипчаков.
    Проезжая зеленеющими степями Иртыша и Тобола, сотник передового отряда «бешеных» Берке постоянно вёл расспросы кочевых жителей:
- Появлялись ли в вашем крае бледнолицые урусы? Может, что слышали о них от сопредельных народов?
    Берке обещал щедрую награду тому, кто укажет местонахождение чужеземцев или хотя бы направление их движения. Его настойчивость себя оправдала в одном стойбище, в верховьях Тобола. Уцелевшие половцы, недавно вернувшиеся после неудачного набега на вогулов, сетовали на виновников их позора — высоких бородатых воинов, в которых опознали русских. После таких признаний послали гонца к тысячнику. Кочевье у реки взяли в железное кольцо конные нукеры, когда туда подскакал сгоравший от любопытства нетерпеливый Хорон. Он решил, что под страхом смерти получит наиболее полные сведения. Предводитель чуть не въехал в толпу перепуганных кипчаков, грозно бросая на них взгляды и закидывая вопросами:
- Так это были урусы? Вы видели их вожака?
   Снедаемые местью кочевники наперебой кричали:
- Урусы! Мы знаем! Мы ходили с великим Батуханом на Русь.
- Вожак — великан! Светловолосый, в серебистых доспехах, на вороном жеребце.
     Монголы с облегчением выдохнули:
- Большой Иван!
     В стане «бешеных» ликовали. Берке торжествовал и говорил другим предводителям:
- Урусы сейчас идут пешком к Каменному поясу. Они наверняка уже побросали сани и сожрали своих оленей. Главное — беглецы не решились выйти в степь и захватить лошадей у кипчаков!
    Тысячник хоть и кивал головой, но возражал подчинённому:
- Мы напали лишь на старый след шайки, а нужно ещё сыскать свежий, да ещё в густых лесах.
- Зачем нам бродить в дебрях по старым следам, — спокойно отвечал Берке. — Поскачем к самому Камню. Вспомни наш совет на Оби. Вспомни мудрого Батухана. Только у отрогов гор начнём настоящий поиск. В этом трудном деле мы используем и кипчаков, и вогулов. И те, и другие станут как шёлковые, если в наших руках будут в заложниках их семьи.
- Ты прав, — в заключение разговора сказал Хорон. — Поступим, как на Оби. Лишь срок на розыск урусов теперь составит не месяцы — хватит и пары недель. Я чувствую, наши враги где-то поблизости...
    К исходу весны семь сотен конных монгол достигли Каменного пояса. Перед седыми дремлющими горами лежала благоухающая степь, усыпанная голубыми блюдцами бесчисленных озёр. Маленькие перелески и изумрудная зелень травы с распустившимися цветами источали неповторимый аромат. Это был настоящий степной рай для кочевников-половцев, а ранее для венгров, ушедших отсюда в Европу. По этому поводу злорадно хохотал Хорон, скачущий в жаркий полдень стремя в стремя с верным соратником Берке, который не переставал удивляться:
- Зачем угры[ ] покинули свою дивную Родину и переселились на Дунай?
- Тем более, что и там их достала могучая рука великого джихангира, скалил зубы тысячник. — Он растоптал монгольскими конями большую угорскую державу. Говорят, король Бела[ ] едва успел сесть на корабль и отплыть в «вечерние страны»...
    Хорон вынужденно прервал свою речь, так как навстречу рысящей монгольской коннице из-за высокого холма показался вооружённый отряд кипчаков, которые ещё издали, заметили чужаков и обеспокоились за свои стойбища и пасущиеся табуны.
    Ордынский тысячник смело выехал вперёд и выбросил вверх руку с золотой Батыевой пайцзой. Молча склонились копья и головы гордых кочевников перед величием монгол.
    И резался жирный скот, и отбирались лучшие горячие скакуны для завоевателей, и кипчакские женщины терпели порой унижения. К счастью обобранных хозяев, незваные гости сильно спешили. Уже на следующее утро «бешеные», прихватив с собой двух опытных проводников с их семьями, покинули некогда богатые стойбища.
    Невольные следопыты Нури и Туркан вели своих поработителей долиной реки Исеть. Её тихие тёмные воды струились к степям. За берегами, заросшими ивой и берёзой, то стояли сосновые боры, то зияли дикие поля.
    Как-то на привале у реки, подозрительный Берке спросил у проводников:
- Почему вы избрали для поисков вогулов эту реку?
    На коварный вопрос монгола взялся ответить старший Нури, пожилой кипчак в чёрном халате. Он смиренно поклонился в пояс сердитому сотнику и спокойно сказал:
- Здесь степи далеко вдаются в леса — как высунутый язык. Ваш большой отряд легко и быстро зайдёт в дикие вогульские дебри. Мы нередко пользуемся этим путём для совершения набегов вглубь полночного края.
    Берке хоть и довольно хмыкнул, но продолжил неприятный для половцев разговор:
- То-то я думаю, почему в такой привольной речной долине, с лесами нет селений. Если не хотите нас разгневать — найдите вогулов!
    Широколицый Нури с козлиной бородкой вежливо улыбался:
- При зимнем набеге я видел их следы, ведущие в сторону лесного озера. Тогда мы по ним не пошли — мешала непогода. У вогулов там наверняка есть селение. Они любят ставить берестяные юрты у воды, в укромных уголках леса.
- Что ж, — нетерпеливо заговорил старый монгол, отчего его страшный шрам на дряблом лице побагровел. — С позволения тысячника я со своей сотней буду сопровождать тебя. Но горе ждёт вас и ваши семьи, если в ближайшее время мы не найдём вогулов...
    Хорон дал добро Берке на поиск, а сам с другими шестью сотнями нукеров тихо отсиживался в густом сосновом бору. Благодаря кипчакам, монголы за два дня нашли и скрытное лесное озеро, и десятка полтора вогульских жилищ, разбитых возле каменных изваяний, напоминающих палатки.
    Рано утром степняки без труда овладели лесным поселением и согнали в кучку перепуганных жителей. Довольный Берке через толмача изложил свои требования по поиску русского отряда. При этом несколько ордынцев, размахивая кривыми мечами, выхватили у матерей малых детей. Безжалостные воины держали кричащих младенцев за одну ногу вниз головами. И тут вогулы завопили:
- Урусы были ещё вчера!
- Они ушли на закат!
    Сотник не мог поверить своей удаче, но тотчас послал двух гонцов, наказав им:
- Немедля ведите сюда Хорона с воинами, а я пока здесь всё вынюхаю.
    Запуганные охотники и рыбаки рассказывали о появлении и уходе бородатых бледнолицых без утайки во всех подробностях. У Берке отпали последние сомнения. Его дозорные нашли торную свежую тропу, ведущую на запад. Уже к полуночи на берегу озера собрались волчьи сотни «бешеных». Прибывший тысячник первым делом призвал к себе своего наречённого отца — сотника Берке. Хорон, увидев дорогого ему старика, заулыбался во весь рот и возликовал:
- Беглецы в одном дневном переходе! Свежие следы!
    Берке же, напротив, не разделял его восторга и нудно ворчал:
- Мы опять всего лишь преследуем урусов. Вот если бы удалось их окружить. Я опасаюсь густых лесов и гор.
    Предводитель спокойно возразил:
- Именно поэтому нукеры возьмут пару охотников с семьями — и в погоню.
    Того же мнения придерживались и остальные сотники:
- От вогулов и наших следопытов урусам не скрыться. Они не крылатые мангусы из подземного царства.
- Большой Иван оставляет большие следы.
- Их всего-то две сотни вместе с девками, и шайке теперь несдобровать!


                Вторая глава
                УЛОВКА БОЛЬШОГО ИВАНА

    Тихо в диких горах Каменного пояса. Жаркий июньский день загнал в тень и усыпил всё живое. Слепящее солнце, высоко проплыв по голубому небу, наконец, сжалилось и стало медленно спускаться к лесистым вершинам, между которых с шумом пробивалась горная красавица Чусовая.
    Русская дружина с немалым трудом, в поту проходила по тайге к желанной цели. Первый заметил реку Лобада и указал Фёдору Книге. Толмач прищурился от бьющего в глаза светила и разглядел за тропой серебро воды. За высокими соснами блестела, переливаясь, большая река. Фёдор звонко крикнул бредущим за ним путникам:
- Чусовая!
    Долгожданная весть быстро прокатилась до конца вереницы людей. Вдохновлённые, двинулись они, по узкой дорожке, радостно переговариваясь:
- Скоро привал и ночёвка!
- Плоты собьём, и тогда плыви — не хочу!
    На песчаный берег реки выходили усталые ростовчане. Они, сбросив поклажу, устремлялись в прохладу воды. Зачерпывая полные пригоршни, жадно пили, с наслаждением умывались и снова пили живительную влагу.
    Когда все вышли с тропы и разместились на ласковом песчаном плёсе, неожиданно из-за сосен вынырнул конный дозорный. То был Антип Лихой из боевой полусотни. Бледное лицо юноши выдавало смятение. Подъезжая к соратникам, он кричал, что было сил:
- Беда, браты! Мунгалы на Исети!
    Иван Алексеевич с предводителями пробились к нему, сквозь растревоженную толпу ростовчан, и настойчиво расспрашивали:
- Много ли их видел?
- Поганые перешли Исеть?!
    Раскрасневшийся от скачки и волнения Антип, отпив речной воды из поданного ковша, начал сбивчиво рассказывать:
- Как вы с рассветом ушли, я забрался на лесистый пригорок и привязал Орла пастись неподалёку. С высотки был виден брод, где мы давеча переходили Исеть, да и сама тропка просматривалась...
- Не тяни! Время дорого! — прервал его Балагур.
- К полудню табунщики показались, — скороговоркой затараторил дозорный, — узрел их всего пару десятков, да одного связанного вогула. Мне и энтого хватило — я сразу к вам. Мунгалы едут — вот вам крест!
    Лихой истово перекрестился и замолчал. Зато народ растерянно завопил на разные голоса:
- По следу идут окаянные!
- Пора уходить!
- Куда податься?!
    Алексеевич, Книга, Балагур, Огонёк и Краса, стоя вместе, лихорадочно оглядывались по сторонам, мучительно ища путь к спасению от страшной опасности. Предложения сыпались как горох:
- Бежать через реку!
- Завалить тропу!
- Пытайте Лобаду — может что подскажет.
    Вожак кивал головой, но думал о чём-то другом. Он обратился к толмачу, указывая на север:
- Спроси провожатого: можно ли залезть вон на ту высокую гору? Бывал ли кто на ней?
    Фёдор, наскоро переговорив с Лобадой, закивал:
- Большая гора зовётся у вогулов Волчихой и почитается ими. Наш проводник один раз был на вершине. Взойти легче со стороны восхода солнца, там и тропка есть.
- Земляки! — взял слово Алексеевич, видя перед собой нетерпеливые лица ростовчан. — Ни завал, ни речка Хорона не остановят. Их много — нас мало! Бегать от конных ордынцев, когда у них есть провожатые — резона нет. Всем схорониться не выйдет.
- Так как же быть?! — вопрошала Ольга, кусая губы. — Иван! У нас бабы, и старики, и увечные.
- Сделаем так, — мыслил вслух вожак. — Я с полусотнями Балагура, Книги и двумя десятками людей Огонька заманю отсюда «бешеных» к Волчихе. Перво-наперво. Ухват, беги с мужиками на вершину. Зажигай костры немедля! Я с воями буду отходить не спеша на гору. Мы посидим на горе и отобьёмся от нечестивых. Продержимся ровно четыре дня, а на пятую ночь...
- А нам-то куда?! — подали голос Огонёк и Краса.
- А вы во главе с Фёдором и Лобадой сейчас же переходите вброд Чусовую, и в лес, — продолжил вожак. — Уйдёте на закат поприщ на десять, а то и поболе. Засядьте в укромном, малодоступном месте на берегу, и рубите лес на малые плоты. У вас свыше шести десятков душ. Сколь сможете сбить и связать плотов — столь и ладно. В четвёртый день плывите на них под парусами обратно к Волчихе. Вон к той берёзовой роще.
    Алексеевич показал рукой на белеющие стволы у реки и досказал свой замысел:
- После полуночи зажгите на левом берегу костёр в знак того, что вы готовы встретить нас. Мы к рассвету незаметно спустимся вниз и, ежели надо, с боем прорвёмся к вам.
    Ольга зарыдала и обняла мужа:
- Господи, что ты удумал!
    Тот оторвал её от себя и приказал:
- Вас же спасаем! Бери Орла, казну, обоз и уходи ради Христа! Мы выстоим и, соединившись, уплывём прочь от степняков. Вспомни Ангару.
    Народ расходился кто куда, а к Алексеевичу обратился Книга:
- Меня почто с собой не берёшь, а лишь мою полусотню?
    Витязь легонько притянул друга и тихо сказал:
- Ежели меня не станет — ты проведёшь людей на новгородские земли. И поторопись, Фёдор — мунгалы ждать не будут. Уводи обоз от греха подальше и строй плоты.
    Подбежал попрощаться к Ивану и Семён:
- Оставим вам поболе еды и верёвок. Держитесь на вершине.
    Вожак наказал:
- Смотри там за всем, Береги «жемчужин» и казну. Поплывёте к нам на выручку — их не берите.
- Всё исполню, Алексеевич! — заверил Огонёк. — Обманем Хорона и в энтот раз...
   Спешно разделилась дружина на две неравные части: большая поднималась по узкой тропке к высокой горбатой горе, а меньшая с подсказки Лобады переходила вброд Чусовую, чтобы спрятаться в лесу. Одной из последних хотела было вступить в июньскую воду Краса, но, оглянувшись, увидела, как муж с десятком воинов спокойно дожидается прихода «бешеных». И не выдержало женское сердце — побежала она к Ивану и повисла на его плечах с воем:
- Почто стоишь?! Почто ждёшь смерти неминучей?!
    Её лучистые голубые глаза были в слезах. Она с тоской и болью смотрела на любимого. А тот с мольбой в голосе уговаривал:
- Беги, милая, беги! Береги себя!
- А тебя мне кто сбережёт?! — не унималась Ольга. — Кто?!
- Твоя любовь! — торопливо отвечал Иван. — Скоро на горе загорят костры, а я с воями буду отступать к вершине, заманивая табунщиков, и я уверен: они, как мошки, полетят наверх, на свет огня.
    Иван на прощание поцеловал жену и, забросив топор на плечо, пошёл по тропе, ведущей к Волчихе. Ольге ничего не оставалось, как побежать на зов своей подруги Марии, стоящей на другом берегу реки...
    Июньское солнце уже стало задевать гребень гор, когда к Чусовой выехала передовая сотня монгол. Азиаты, прищуриваясь, осматривали открывшуюся местность. Они увидели заманчивую картину: на расстоянии в половину поприща маячила могучая фигура богатыря в серебристых доспехах, уходящего с горсткой воинов к высокой горе, на вершине которой пылал большой костёр.
- Урусы! Большой Иван! — завопили ордынцы.
     Сотник широко улыбнулся и призвал их:
- Вперёд, багатуры! Они от нас не уйдут!
     Свирепый клич «Уррагх!» пронзил тишину речной долины и раскатился эхом в горах. Началось преследование, которого так желал Иван Алексеевич.
    Уже подступил вечерний полумрак, когда всё монгольское войско вылилось с лесной тропы на берег Чусовой. Среди них был и Хорон. Берке, дождавшись его, с гордостью заявил:
- Мой мальчик! Мы у них на хвосте. Посмотри на ту высокую гору. Ты видишь эти костры и копошащихся людей — это шайка урусов. Большой Иван один из последних отступает на вершину.
- Выходит, они сами торопятся в ловушку, — недоверчиво начал тысячник, но всё же довольно добавил: — Наконец-то урусы засели и не убегают. Надо до темноты успеть окружить гору цепью костров, а утром видно будет.
- Да! — согласился сотник. — Плотно обложить их, чтобы мышь не проскочила. Я сам с факелом обойду гору. А как рассветёт — пощупаем им косточки. Хотя и сейчас мои нукеры преследуют беглецов по пятам и кое-кому попортят шкуру.
    И Берке разразился булькающим смехом, держась за живот.